Глава 12

Плечо выглядело отвратительно. И ощущалось так же.

Проснувшись на следующий день от тяжелого, болезненного сна, я первым делом потянулась к кувшину с водой. Движение левой руки вызвало резкую, рвущую боль в плече. Я осторожно стащила с себя одеяло и отодвинула край туники.

Там, где клинок Лара рассек кожу во время нашей схватки за воротами, кожа была багрово-синей, как перезревшая слива, и неестественно вздутой. По краям расходились зловещие желто-зеленые прожилки. От прикосновения ткани исходило пульсирующее тепло.

Тартар! Это не просто царапина.

— Что это?.. — прошептала Сильвия, появившись в дверях с миской бульона.

— Я у тебя хотела спросить, вообще-то, — пробормотала я, пытаясь разглядеть рану под углом. Яд? Темная магия? Или просто жуткое нагноение?

— Помнишь, я не обученный целитель? Жрицы Венеры болезни не изучают, — она покраснела от собственных слов. — Но это… похоже на какое-то сильное воспаление… или заражение крови?

Она поставила миску на столу и подошла ближе. Ее тонкие пальцы задрожали, когда она коснулась вздувшейся, горячей кожи. Под ее ладонью вспыхнуло знакомое золотистое сияние.

Я вздрогнула: боль была острой, жгучей. И от магии Силь стало как будто лишь хуже.

— Лар задел меня клинком в драке, — призналась я, снова прокручивая в голове момент схватки. — Мне показалось, что это лишь царапина, но, возможно… лезвие было отравлено.

— Разве друидам яд опасен?

— Если этот яд природный, и если ты архидруид, способный перестроить свою плоть на ходу, — с горечью ответила я. — Я могу нейтрализовать слабые яды растительного или животного происхождения, да. Но до архидруида мне, как ты понимаешь, ой как далеко…

— Проклятый наемник! — выдохнула жрица, прикладывая тонкую руку ко лбу. — Слушай, может… может в городке есть лекарь? Я попробую найти помощь.

Сильвия вышла из комнаты и я вновь осталась одна. Вернее, в компании фамилиара. Брини, почуяв мой страх и боль, забралась ко мне на грудь и устроилась под подбородком, тихонько урча, как котенок. Ее холодный бочок и ровное дыхание немного успокаивали.

«Хорошая девочка, Брини…» — мысленно похвалила я ее, и получила в ответ новую порцию радостного урчания.

Мужская часть нашей «славной» группы, посовещавшись, решила бросить нас, девушек, на произвол судьбы. То есть обречь на изнывание от скуки в душной таверне под присмотром друг друга. А сами отправились к злополучной шахте "Тенистой". ВОт он: мужской шовинизм во всей красе!

Конечно, им самое интересное: темные тоннели, загадочные барабаны, пропавшая руда. А нам: сидеть и сплетничать! Я мысленно послала им вслед пару крепких проклятий, но даже это не улучшило настроение.

Первые сутки я проспала, наверное, больше двадцати часов, убаюканная болью, усталостью и целебным отваром. А проснувшись, обнаружила, что мое плечо превратилось в синий, горячий, надувшийся шар, пульсирующий собственной зловещей жизнью.

Время тянулось мучительно медленно. Каждая минута казался вечностью.

Впервые за много-много лет я оказалась... полностью обездвижена. Не просто уставшая, а прикованная к кровати. Ирония судьбы! Сколько раз в Обители, после изматывающих тренировок под ледяным дождем или многочасовых медитаций в сыром лесу, я мечтала лишь об одном: проспать сутки и не делать ни-че-го! А сейчас, получив этот «подарок», я изнывала от невозможности просто встать, пройтись, выйти на воздух.

Через полчаса Сильвия вернулась, приведя с собой высокого, худощавого мужчину лет пятидесяти. У него было умное, подвижное лицо с пронзительными серыми глазами. Он был одет в добротный, но поношенный плащ поверх практичной туники, а через плечо висела вместительная кожаная сумка, туго набитая склянками и свертками. От него пахло травами, серой и химикатами.

— Тит Витулавий Кавус, гкхм… к вашим услугам, — он степенно поклонился.

— Вы лекарь?

— Именно так, юная госпожа, — он улыбнулся снова, уже расставляя свои бутыльки и склянки на полу рядом с кроватью. Его движения были точными, быстрыми. — Я не маг, если это вас интересует. Но знания и наука куда надежнее мимолетных вспышек магии! Алхимия — вот истинная царица наук, госпожа! Она дает ответы на все вопросы мироздания и исцеляет недуги, перед которыми пасуют даже жрецы!

Он осмотрел рану быстро и профессионально. Его пальцы, холодные и сухие, аккуратно надавили на края воспаления.

— Хм... Интересно. Очень интересно, — пробормотал он, принюхиваясь к ране и раскашлялся. — Гкхм… прошу простить, проклятый кашель одолел. Следы ртутной амальгаммы и фосфора... Нестандартная комбинация... Вам очень повезло, что доза была минимальной и попала в мышечную ткань, а не в кровь напрямую.

Он достал несколько склянок, смешал их содержимое в маленькой ступке, получив густую, дурно пахнущую пасту темно-зеленого цвета.

— Гкхм… это нейтрализатор и вытяжка. Приложите к ране, меняйте каждые три часа: боль и отек должны пойти на спад, — пояснил он, нанося смесь на чистую тряпицу. Он также оставил баночку с густой желтоватой мазью. — А этой мазью смазывайте кожу вокруг раны три раза в день. Она снимет воспаление и ускорит заживление.

Пока он работал, его взгляд несколько раз задержался на Брини, притаившейся у меня на груди. В его глазах мелькнул быстрый, аналитический взгляд ученого, оценивающий редкий экземпляр. Он даже непроизвольно потянулся рукой, будто желая коснуться, но тут же одернул себя, сделав вид, что поправляет повязку.

— Необычный… питомец, — с улыбкой заметил он. — Редко можно увидеть детеныша водяного дракона вот так близко.

— Вы знаете кто это?

— Они вьют гнезда в этих горах. И я когда-то изучал драконов, госпожа. Многие… гхм запчасти драконов подходят для алхимических составов. Зубы, когти, чешуя… даже слюна. — Затем его внимание привлекла моя нога, закованная в импровизированную шину Сильвии. Он покачал головой, и на его лице появилось искреннее, казалось бы, сочувствие. — Перелом голени? Ох, юная госпожа… Какое несчастье. В горах сейчас особенно опасно. Жаль, что страдают невинные люди.

Он присел на корточки, осматривая шину, и его выражение сменилось на легкое недовольство.

— Должен сказать, что первая помощь оказана… усердно, — он выбрал слово осторожно, — но можно и гораздо лучше. Современные методы, знаете ли.

— Это как? — Сильвия нахмурилась, явно уязвленная.

Хотя она и отрицала свои дары Аполлона, но критика, особенно от провинциального лекаря, неожиданно задела ее самолюбие.

— Алебастр, госпожа, — ответил Кавус с уверенной улыбкой знатока.

— Алебастр? — Сильвия фыркнула с недоверием. — Который используют строители? И как камень может помочь выздоровлению? Выточить скульптуру в полный рост или создать посмертную маску для фамильного храма предков-хранителей?

В голосе жрицы звучала насмешка, но Кавус не смутился. Он лишь цокнул языком, как учитель перед нерадивой ученицей.

— Не верите старому Титу? — спросил он, назидательно поднимая палец. — Переломы среди шахтеров — обычное дело, юная госпожа, а мой метод надежен и эффективен. Давайте, я вам покажу. Это будет нагляднее любых слов.

Он достал из своей бездонной сумки мешочек и высыпал на ладонь белый порошок.

— Размолотый алебастр — гипс, — пояснил он. — Всегда держу при себе запас.

Спустя десять минут Сильвия и Тит развели бурную деятельность. Под его четким, уверенным руководством они замешали раствор порошка с водой до консистенции густой сметаны, вымочили в нем длинные полоски холста. Потом, аккуратно сняв старую шину, они начали оборачивать мою ногу мокрыми бинтами. Ощущение было странным: холодное, влажное и тяжелеющее. Раствор быстро схватывался, становясь теплым.

— Удивительное изобретение, — прошептала Сильвия, глядя, как гипс буквально каменеет на глазах, формируя твердый, но не давящий футляр вокруг ноги. — Кажется, держит куда надежнее обычной шины.

— Еще бы! — Кавус похлопал по затвердевающему гипсу, и приказал строгим тоном, не терпящим возражений. — Пока полностью не схватится, ни в коем случае не вставать и не нагружать! Минимум сутки покоя, иначе все придется переделывать.

Наконец, убедившись, что все сделано идеально, он с видимым удовлетворением принялся собирать свой чемоданчик.

— Скажите, — Сильвия смущенно повела плечами и вдруг выпалила, — а у вас есть ученики?

— Нет, юная госпожа… — лекарь смущенно улыбнулся. — И это меня огорчает. Я — старею и, боюсь, однажды так и уйду, унеся все знания с собой в царство мертвых. Но боги не дали людям бессмертие, оставив этот дар лишь для себя, чтобы бессмысленно предаваться возлияниям, изменам и распрям. Но если вы пожелаете навестить старого Тита Кавуса, буду рад.

— А вы давно в Фодине? — спросила я, пытаясь отвлечься от ноющей руки и разглядеть этого человека получше. Он казался слишком… компетентным для такого захолустья.

— Да уж, лет двадцать как, юная госпожа, — ответил он, завязывая сумку. — Прибыл сюда молодым алхимиком, искавшим редкие ингредиенты для опытов… А остался. Места дикие, но богатые подземными тайнами. Здесь есть, над чем работать истинному ученому.

— Вы, наверное, знаете всех здешних? — продолжала я допытываться, радуясь возможности разузнать что-то по делу. — Что происходит на шахтах? Эти барабаны, пропажа руды, погибшие люди? Говорят даже, что это… демоны?

Кавус сделал паузу, будто взвешивая слова. Его лицо стало озабоченным, искренне скорбным.

— Ах, госпожа… Темные времена. Темные. — Он вздохнул. — Я думаю, что во всем виноват… — он понизил голос, оглядываясь, будто боясь подслушивания, — …Луций Авит.

— Бывший маг-геомант? Тот, который сошел с ума после пропажи в горах? — уточнила я.

— Сошел с ума? — Кавус фыркнул с искренним презрением. — Как же, сошел! Не верю я этому пройдохе, юные госпожи! Старый хитрый лис и жадный ворюга, вот он кто! Сейчас просто прикидывается умалишенным, чтобы отвести от себя подозрения! Ну сами подумайте: кто, кроме опытного мага, да еще геоманта, сможет сделать так, чтобы целая серебряная жила… испарилась? Будто ее и не было!

— А что, прям за руку его поймали? — спросила Сильвия, заинтересованно наклонившись.

— Ну, нет… — Кавус смущенно опустил глаза, потирая переносицу. — Только… люди между собой шепчутся. Помнят, каким он был. Сам-то он других сдавал за самородок величиной с ноготь, если кто крошку припрячет. А сам… воровал повозками! Говорят, в Картахене целый особняк начал строить, чтоб на старости туда перебраться. Да только стены успели возвести, даже крышу не накрыли. — Он многозначительно покачал головой. — Видимо, Фортуна отвернулась от вора. Или… правосудие богов настигло.

Лекарь поправил сумку на плече.

— Ну, мне пора. Больных еще много. Не забывайте про противоядие и мазь! И покой для ноги!

Он еще раз поклонился, его улыбка снова стала широкой и беззаботной, и ушел. Сильвия закрыла за ним дверь и обернулась ко мне.

— Кажется, кто-то все же решил лучше узнать свои целительские способности, — я пристально уставилась на беловолосую жрицу.

— Я… Я чувствую себя бесполезной в группе, — призналась Силь, опустив взгляд.

— Эй! Не говори ерунды! Ногу ты мне все же спасла. И до этого пару раз весьма зрелищно испепелила парочку врагов.

— Угу… а еще заставила тебя купить Шэратана, да? — хмыкнула она безрадостно. — Спасибо за поддержку, Рокс, но, кажется, мне пора пересмотреть свои… взгляды на жизнь.

Сильвия умолкла, сосредоточившись на уборке. Она тщательно оттирала каждую каплю, каждую пылинку, будто в этом был смысл ее существования.

— Слушай, — не выдержала я, наблюдая, как ее спина напряжена, а плечи слегка подрагивают. — А каким образом ты хочешь… пересматривать эти взгляды? Набившись в ученицы к этому провинциальному алхимику-самоучке?

Она отложила тряпку и вытерла руки о чистую ветошь. — Не совсем. То есть… мне правда интересно то, что рассказывал Тит Кавус. Про гипс, про противоядия. И было бы неплохо узнать какие-то надежные, земные способы лечения. Чтобы… чтобы быть полезнее.

— Но ты же понимаешь, — нахмурилась я, пытаясь найти удобное положение для больной руки, — что природа твоих сил — магическая. То есть божественная! Лекарь, пусть и умный мужик, но обычный человек. Он пользуется травами, минералами, зельями. Он не научит тебя управлять твоим Светом, твоими видениями… твоей шкурой.

— Понимаю, — выдохнула Сильвия, ее плечи опустились. В глазах читалась усталость и растерянность. — Но надо же с чего-то начать, Рокси? Хотя бы с основ. Чувствовать себя увереннее хоть в чем-то. Не просто жрицей-неудачницей, которая боится своего же бога.

— А почему ты вообще настолько против того, чтобы признать… своего бога? — спросила я осторожно. — Аполлон же дал тебе столько! Силу, видения…

— Ты тоже, кажется, не в восторге от вынужденного замужества… — вдруг парировала Сильвия, резко отводя взгляд. Ее белоснежная кожа вспыхнула алым румянцем, а веснушки на носу и щеках стали ярче. — Но живешь с этим. Потому что приходится. Так?

Я почувствовала, как огонь стыда и смущения заливает мои щеки. Попадание в десятку.

— Ну знаешь ли, — пробурчала я, отводя глаза к потолку, — мне кажется, это не совсем одно и то же.

— Неужели?.. — Сильвия села на край стула, ее пальцы сплелись в тугой узел. Голос стал тише, но горечь в нем была ощутима. — Знаешь, моя мать спала и видела, что я стану одной из весталок. Служба богине домашнего очага, целомудрие, почет… и приличное содержание от Империи.

— Ого! — я искренне удивилась. — Твои родители были не против отдать тебя на тридцать лет безбрачия? Это же…

— Пятая дочь в обнищавшей патрицианской семье, чья слава давно в прошлом, — перебила она меня, горькая усмешка тронула ее губы. — Приданое — пустой, запыленный сундук в подвале. А тут — возраст подходящий, восемь лет, и мордашкой, как говорила мать, удалась. И одна из шести главных весталок по возрасту должна была выйти на покой. Такая возможность! Почет, деньги, привилегии для всей семьи… Кто бы отказался?

— Но тебя… не выбрали? — я осторожно спросила, предчувствуя недоброе.

— Нет… Знаешь, Великий Понтифик проводит… собеседование лично с каждой из двадцати кандидаток. Никто не говорит как именно. Девочек приводят в маленькую, темную комнату при храме. Заставляют раздеться… А после он… трогает. — Сильвия сжала пальцы так, что костяшки побелели. Она смотрела куда-то в пространство перед собой. Ее голос сорвался на шепот. — Я… я стала вырываться, закричала, а потом... вспыхнул свет. Такой яркий, что ему обожгло глаза. Теперь уже орал он: так громко, что вбежали служители. Мамина мечта о дочери-весталке рухнула. В наказание меня тогда на неделю заперли в спальне. Не кормили, не позволяли выходить и разговаривать даже с рабами… Мать называла меня позором семьи, испорченным товаром…

Я неподдельно ахнула, чувствуя, как ком ярости и жалости подкатывает к горлу.

— Подожди… но ведь основное условие службы богине Весте: ее жрицы должны быть непорочны все тридцать лет! Как он мог…?

— Да? — Сильвия горько усмехнулась. — Откуда же тогда берутся весталки, которых хоронят живьем у городской стены за неожиданную беременность? — Она резко встала, отвернувшись к окну, ее плечи снова напряглись. — Они все знают. Все. Но закрывают глаза.

Тяжелое, гнетущее молчание повисло в комнате. Даже Брини, дремавшая у меня на груди, замерла, почуяв напряжение. Я смотрела на стройную спину подруги, на ее сжатые кулаки, и чувствовала себя последней дурой, нечаянно наступившей на больную мозоль.

— Мне… мне очень жаль, Силь, — прозвучало неубедительно тихо. — Прости, что разворошила… Но причем тут Аполлон? Почему ты его боишься, если он дал тебе силу, а не… не это?

— Спустя два года после… того отбора, — Сильвия говорила тихо, глядя в окно на унылый вид Фодины, — я вдруг впала в транс. Упала посреди ужина. И предсказала нашествие саранчи на поля соседнего поместья. Все посмеялись. А через неделю саранча сожрала все до травинки. Потом я увидела, как на корабль отца нападут пираты… Он не поверил. Корабль сожгли, команду перебили. А в четырнадцать… я проснулась в лесу. В мохнатой шкуре, с кровавыми когтями и полной паникой. Целительские способности, правда, проявились почти к концу выпуска. В начале обучения в Семинарии, когда послушники проходят через аллею богов, я соврала, что мне откликнулась богиня Венера. Кроме самой жрицы в этот момент там никого нет, поэтому мои слова проверить не могли.

— Но зачем ты соврала? — я не понимала. — Аполлон же выбрал тебя! Он дал знаки!

— Будущая жрица должна провести ночь у алтаря своего бога, — Сильвия обернулась, ее глаза были огромными и полными страха. — Я… испугалась. Никто не знает… явится ли бог к своей жрице в эту ночь. И что он захочет… прикажет. Что он потребует за свои дары? Я видела, как смотрят на нас жрецы… как смотрел Понтифик… А так как я провела ночь у чужой статуи Венеры, ко мне, ясное дело, никто не пришел.

— То есть ты даже не пробовала?.. Понятно… Но почему Венера? Странный выбор, честно говоря.

— Потому что жрица Венеры выбирает сама, не ее выбирают, — пояснила Сильвия с горькой усмешкой. — И я просто могла всем отказывать. Помимо того, о чем все думают, жрицы Венеры еще занимаются искусством: музыкой, пением, танцами, поэзией. Так что все было не так и плохо. Кроме того момента, — ее голос дрогнул, — что я была единственной не отмеченной своим богом, и оказалась худшей в выпуске. Но этот выбор… я сделала сама.

— Слушай, но с такими дарами… ты могла бы стать верховной жрицей в Дельфах! Обычно божество награждает служителя чем-то одним: целительством, пророчествами…

— А меня прокляли всем и сразу, — она вновь с раздражением схватилась за тряпку, вновь протирая и без того чистый стол. — Кстати, я тоже хотела спросить… про Шэра. Я поняла, что у вас все вышло случайно, из-за фальшивого брака и королевы фей, но… он тебе вообще нравится? Как мужчина?

Вопрос повис в воздухе. Я почувствовала, как тепло разливается по щекам, спускается к шее. Гораздо сильнее, чем от яда или стыда. Я посмотрела на спящую Брини, на ее голубоватую спинку. Признаться вслух было страшнее, чем драться со всей Дикой Охотой.

— Да, — выдохнула я, наконец. — Когда не ведет себя как высокомерный придурок с манией величия.

— Мужчины, — вздохнула Сильвия, и в ее вздохе звучала найденная солидарность. — Кажется, когда боги их лепили, они явно взяли бракованную глину… Но мне показалось, что Шэр искренне о тебе заботится. По-своему. Даже когда орет.

— Угу… Заботится, а через минуту приказывает таким тоном, что хочется его придушить. — Я осторожно переложила уснувшего «лягушонка» на подушку, его крошечное тельце сладко подрагивало. — Кстати, знаешь что? Оставь этот бульон Брини, и принеси-ка нам лучше сыра, мяса и тот кувшин с синей восковой печатью у хозяина за стойкой. Он выглядел многообещающе. Все равно нам только и остается, что ждать, жрать и сплетничать.

Загрузка...