Глава 823
***
Илона вышла замуж в 17 лет, что для аристократки в эту эпоху... экстремальное запаздывание. Её мать к этому возрасту уже первенца родила. Да и в 19 в. мать Наташи Ростовой дочке намекает: чёт ты в девках засиделась, я в твои годы…
Для точности: брачный возраст 16 лет для девочек и 18 для мальчиков введён в России в сер.19 в. До этого - 13 и 15. Это «северный вариант»: так было и в Англии, например. На Юге - каноническое право, на год меньше.
Какие-то политические осложнения? Чего-то особенного… не знаю.
Другой вариант: сильно страшная. Опять же - нет. Сам только что глянул.
Третий: больная. Сомневаюсь. Родила четверых, прожила сорок лет… Непонятно.
***
Новый круг административной суеты: беседы с Боголюбским всегда вызывают у меня приступы организационной активности. Хочется сразу побежать, всё поисправлять, начатое доделать, новое начать. Ничего, вроде бы, не горит, но желание «подобрать хвосты» становится нестерпимым.
Уже глубокой ночью, совершенно задуренный местной текучкой, отправился в баньку.
Сидят, красавицы, в простынях, пивко потягивают. Милонега уже хорошо навеселе, Илона… тоже раскраснелась.
- А! Вот и долгожданный наш пришёл! Заявился, не запылился. И где тебя черти носят? Парилка уж поостыла.
- Дела-заботы, девицы-красавицы.
- Что красавицы - точно. А девиц тут нет. Ни одной. Хи-хи-хи.
Вопросы вопрошать не требовалось, достаточно просто приподнять бровь. Милонегу аж распирало. От выпитого и вообще:
- Ты чё? Ты думал она целка? А она - уже. Горшок треснутый. Испортили девушку, без тебя опробовали.
Я стаскивал с себя амуницию и удивлённо замер.
- Правда, что ль?
Илона, продолжая багроветь и смотреть в пол, кивнула.
- И кто ж такой… первооткрыватель?
Мадьярка молчала, зато Милонега просто рвалась поделиться:
- Не поверишь! Родной брат ейный, Геза. Королевич. Сволота некоронованная.
Во, блин. А я-то думал, что он чисто маменькин сыночек.
«Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хваленых дедовских времян:
Ловласов обветшала слава
Со славой красных каблуков
И величавых париков».
Обезьяна. Молодая. Без короны, парика и красных каблуков.
Дальше Милонега эмоционально изложила эту историю в лицах.
Всё-таки, Цыба не худо готовит свой контингент. Основы артистического ремесла вполне даны и усвоены. Управление интонацией, мимикой, жестикуляцией. Несколько избыточной: не надо так демонстративно на спинку падать и ляжки раскидывать. Спишем на избыток пива. Периодически она обращалась за подтверждением к Илоне. Та, продолжая смотреть в пол, махала головой. То согласно, то отрицательно.
История… типична для этого возраста особей хомосапиенсов, хотя в нынешнем средневековье происходит на несколько лет раньше. Старшую сестру Илоны Адель, например, выдали замуж в 8 лет.
В конце ноября Адель умерла в усадьбе под Тверью, похороны, поминки, все выпили. Тут братец Геза и зажал сестрицу Илону под стенкой. И, воспользовавшись общим утомлением, алкогольным опьянением, молитвенным расслаблением и атмосферы потемнением… совершил пошибание.
- Она ж молодая! Она ж глупая! Он же ж навалился и полез! А тама - тёмно! А она-то даже и не понимала. А уж потом…
- И что потом?
- К маменьке ейной побежала. А та, слышь-ка, сразу за косу да об стену, да по мордасам. И шипит: скажешь кому - убью-прокляну. Я верно говорю?
Илона кивала.
Рутинная, знаете ли история. Трифу мою отец-поп в церкви поимел. Цыбу - братаны двоюродные. Ещё немало подобного по здешней жизни встречалось. А чего ж нет, коли хочется?
Церковь за изнасилование с инцестом по головке не погладит. Устроит извержение. В смысле: его. Из лона. В смысле: церкви. Все беды и кары ложатся на всё семейство: он глава. Семейство теряет правовую защиту, статус, имущество. Доживает на крохах, если повезёт.
Не-а, дело до суда не дойдёт: свидетелей нет, слово против слова. Есть факт дефлорации. Кто, где, когда… «Ванька-ключник, злой разлучник»… ключник был?… суду это неизвестно. А доказательств нет. Будут слухи, пятно на репутации каждого члена семьи. Включая потомков. «Они там все такие». Трахаются между собой беспорядочно, аки кролики.
- Понесла?
- Не, господине, бог миловал. Но тут дело такое… братец-то еёный… мылится повторить. Коли шито-крыто, так чего ж нет? Видать, понравилось. А то, может, и взять негде, не даёт никто? Так-то… смотреть-то не на что.
И Милонега непонимающе оглядела мадьярку. «И что он в ней нашёл?».
В голове автоматом закрутился механизм кования ков и плетения козней. Запуск по ключевым словам.
Гезе - «взять негде». Подводим… Милонегу. В жёны не годна. Но - даёт. Он ей крутит сиськи и надувает брюхо, она ему крутит яйца и выносит мозг. Проблема решена - Венгрия наша.
Крайняя примитивность интриги, вызванная умственной усталостью, рассмешила даже меня самого.
Не сработает. Не потому что слишком просто - простое работает лучше, а потому что я уже видел Гезу. Рассчитывать на сколько-нибудь продолжительную привязанность не приходится. А с учётом влияния Фружины на сына… два месяца уже много. Потом, в лучшем случае, прогонят. А могут и в застенок. По подозрению в гос.измене.
- Покажи-ка красавицу.
Милонега с энтузиазмом бросилась к нашей совершенно молчаливой собеседнице.
- Nem! Nem szükséges! (нет! не надо!)
Шипанула на её:
- Вот ещё мне дуру сопливую слушать! Давай-давай поднимайся.
Вздёрнув девушку на ноги и сдёрнув с неё простынку, принялась крутить передо мною багровеющую королевишну.
Коллеги о своих «конфликтах эстетики» не сильно говорят, но… посмотрите разных «рубенсовских женщин». Здесь такое красиво. Не моё.
Другая крайность - тотальная святорусская, средневековая и вообще обще-хомосапиенская педофилия. Обычно девчушек в 12-14 лет выдают замуж. Это, конечно, не игры Пророка с девятилетней Аишей, но меня нынче и такое не привлекает. Пока сам был маленьким - нормально. Но сейчас, с моими габаритами… мелкие они, тощие, костлявые и какие-то… недоразвитые. Прежде я не мог найти женщину «себе в плечо» по душе, теперь и по… по кубатуре.
Здесь моему взгляду представилось… нечто пристойное. В рамках моих представлений.
Конечно, надо бы кое-что подправить…
Как оказалось, даже день изнурительный беседы с Боголюбским, который меня очень... пролонгированно расспрашивал, не исчерпал всех моих… возможностей.
Тут «пристойное» совершило непристойность: рухнуло на колени и, стуча головой в пол, поползло к моим коленям:
- Господине! Княже! Возьми меня к себе! Я всё тебе сделаю! Любое желание исполню!
Факеншит! Вот только настроишься на фривольное общение с девушкой, а она уже на коленях ползает и вопит как обычная самка здешней двуногой скотины.
- Мила! Подыми красотку. Вот что, бабаньки. Вы тут вечер сидите, пьянствуете, понимаешь, безостановочно. А я весь день на ногах, в делах. А пойдём-ка попаримся.
Надо переходить к древнеримских оргиям. Чтобы десятки хомнутых сапиенсом особей сыто и пьяно беспорядочно совокуплялись на глазах друг друга под музыку и поэзию среди пенатов и ларов в интерьерах и ландшафтах. Во-первых, можно сачкануть. Во-вторых, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Наглядный пример Милонеги действовал на королевишну увлекающе и вдохновляюще.
Нет, коллеги, я не про то, о чём вы сразу - про работу веником.
***
В бане Илона бывала. В древнеримской. Римляне в I веке н.э. обнаружили в районе Пешта горячие источники и основали город Аквинкум с термами. Построили баню для тамошнего легиона. Разрушен монголами в 1241 году. Развалины сохранились и в 21 в.
В легионной бане мылось, временами, всё мадьярское королевское семейство со знатью.
Не так, конечно, как Карл Великий устраивал.
Эйнгард: «Любил он также купаться в горячих источниках и достиг большого совершенства в плаванье. Именно из любви к горячим ваннам построил он в Ахене дворец и проводил там все последние годы жизни. На купанья, к источникам он приглашал не только сыновей, но и знать, друзей, а иногда телохранителей и всю свиту; случалось, что сто и более человек купались вместе».
В Ахене, который в римские времена был курортом, римские термы уже пришли в негодность, но Карл построил свои.
Древнеримская культура помойки (или правильнее - помойная культура?) в Европах частично восстановилась, но такого огромного значения, как в античности, не имела.
***
Сами посудите: откуда у римлян, да ещё древних, привычка носить в бане шапку и рукавицы? Дикие люди, простейшего не понимают.
Команды «подбрось в каменку» или «пройдись листочками» - первый раз слышит. Мы её доброжелательно поправляем и обучаем. Я даже, знаете ли, спас. От обварения. Или правильнее - обваривания? Ошпаривания?
Как-то ожила, раскраснелась, шевелиться начала. А Милонега её всё подталкивает. Типа: ну давай, ну прижмись-потрись-приласкай. А то смотри, как я сама всё… сотворю. Любознательность аж носом летит! Где ещё посмотреть как князь королевишне заправляет да всовывает? Редкость же! Потом можно всё жизнь рассказывать!
«Знание - сила». Сща станешь сильнее. В смысле: узнаешь не общепринятое.
Проблема в том, что моя «технология подчинения личности» требует сексуального контакта. А Милонега уже объяснила, что любое мужское прикосновение «с поползновением» вызывает у девицы сердечный приступ с истерикой, рвотой и мочеиспусканием. Как она с этим жить будет? Может, «выветрится»?
А нынче-то что делать? Как бы её… не вызывая соматической катастрофы в организме? Или правильнее - вегетативной?
Мадьярка уже в курсе моих манер. И в панике от близкой смерти. Организму не прикажешь, «Зверю Лютому» тоже. Остаётся помереть. Чего подруженька Милонега и ожидает в волнении и нетерпении.
Э-эх, девочки, да что ж вы меня так низко цените? Не учились вы в нашей в высшей мере средней школе. Архимеда знаешь? Во-от. «Дайте мне точку опоры и я переверну мир». Сща найду «точку» и буду переворачивать. Нет, не тебя - только твой богатый внутренний мир. Пропеллером крутиться будет.
- Илона, давай-ка на полок. Нет, поперёк. Ножки раздвинь. А ты, егоза любопытная, иди сюда. На колени. Что ты перед носом видишь? Во-от. Теперь там будет язык. Твой. Чтобы болтала меньше. Я? Спасибо, что о господине своём озаботилась. Не боись. Я себе место найду. Задок-то приподними. Ну-ну. Не охай, ты к этому привычна.
«Что было для неё измлада
И труд, и мука, и отрада,
Что занимало целый день
Её тоскующую лень...».
В полутьме парилки два последовательно соединённых женских тела на мягкой языковой, но не филологической, сцепке синхронно дёргались и издавали стоны.
Стоны были сперва затаенные и приглушенные, сдержанные и сдавленные. Потом, будто отражаясь, усиливаясь друг от друга, они стали жаркими и жгучими, трансформируясь в разгоряченные и распаленные, в ненасытные и неукротимые. В рычащие и разнузданные они перешли исключительно по вине Милонеги - слюной захлебнулась, закашлялась.
Процесс длился, и там, у задней стенки парилки, ритмически распахивались и закрывались глаза мадьярской принцессы. Мне, почему-то, казалось, что всё происходящее мало её волнует. В физиологическом смысле. Да, она «отдавала дань уважения»: старалась подыгрывать и подпевать стонам своей… учительницы, но в целом… не, оргазм ей не грозит. Не смотря на брюнетность.
Говорят, что брюнетки страстнее блондинок. Не уверен. В данном конкретном случае, после фальстарта с братцем… может, через год, а, может, и вообще никогда.
Мы с Илоной неотрывно смотрели друг другу в глаза поверх ритмически дёргающейся задницы нашей «эскортницы». Иная плоскость взаимодействия, не связанная непосредственно с нашими телами, с прикосновениями, выглядела как прямое общение душ, как… как секс через эфир. Нечто… потустороннее. Происходящее в горних сферах.
Много позже, вспоминая этот эпизод, она как-то сказала:
- Я поняла, что ты… всегда до меня дотянешься. Не знаю как, как-то невиданно, прежде неизвестно. От тебя не убежать, не скрыться, не спрятаться. И - не надо.
Всё хорошее когда-нибудь кончается. Даже если кончается хорошо. Сгонял вестового за «холопьей гривной» - обычный элемент моего походного багажа.
Я уже несколько раз описывал сложившийся у меня ритуал подчинения. С добровольным принятием моей воли, с вещным выражением этого согласия в форме самостоятельного одевания ошейника. Этакая смесь секса, религиозных формул, обычаев рабовладения, нарушение привычных границ пристойности, чертовщины… А вот исполнить «заклятие Пригоды» не удалось: на любое моё прикосновение реагирует предобморочным состоянием, включая рефлекторную рвоту.
Всё-таки, Геза испортил сестрицу. Не в смысле… телесном. А в смысле душевном: неконтролируемая паника.
Милонега всё рвалась заменить королевишну в этой части ритуала, но ей пришлось прибирать в парилке.
- Господине. Прошу тебя о милости. Коли ты меня к себе забираешь, то сделай мне подарок.
Во, блин. Ещё ничего, в смысле: фактически, не было, один спиритуализм, едва отдышалась, а уже подарки выпрашивает.
- И что ж ты хочешь?
- Дай мне Милонегу в... наперсницы. А то я здешних порядков не знаю. И люди все чужие.
Из дверей парилки тайком выглядывает на четвереньках распаренная и растрёпанная просветительница и наставница. Передаточный механизм. Подслушивает да подсматривает. Несколько часов знакомы, а уже «своя». Впрочем… изменения души измеряются не часами, а потрясениями.
- Ладно, посмотрим на ваше поведение. Одевайтесь да пошли в опочивальню.
Милонега энергичным шепотом давала Илоне последние ценные указания. По поведению и вообще. Она и сама собиралась принять участие в постельных играх. Но увы:
- Ты - марш в девичью, отдыхай. И не болтай. Болтанёшь… ну, ты знаешь. А ты, Илона Гезовна, марш в постель. В опочивальне свежо - в одеяло завернулась и носом к стенке.
- А… А ты, господин?
- Мне ещё дела поделать надо. Но ты готовься. Пусть тебе приснится золотая птица. Мужского типа. С таким большим… хвостом, как у павлина. И жарким… м-м-м кукареканьем. Раскраску оперения сама вообразишь. По желанию. Желай и воображай. Чтобы как я приду - уже вполне.
Последний, полный паники взгляд в сторону Милонеги: а что такое «уже вполне»? Что он имеет ввиду? Нет, понятно, что имеет-то меня, но как?! Локоны завивать, соски подкручивать, брови красить?! И дамы разошлись по стойлам. В смысле: по местам ночёвки.
Не соврал: дел в Боголюбово у меня всегда много, а времени всегда мало. Среди ночи заглянул: спит красавица. Разметалась по постели, косу за изголовье выкинула. Согрелась и порозовела. Хороша. Но сил у меня… после общения с Андреем, баньки и канцелярской ночи… Хоть я и мышь белая, генномодифицированная, с троекратным превышением средней нормы выносливости… Улёгся на половичке в прихожей и дрыханул.
Утром было интересно посмотреть на красавицу спросонок. Мимика выразительная. Сначала:
- Где я?!
Потом:
- А почему он меня не…? Брезгует? Не хороша? Ой-ёй-ёй! Что со мной будет?
А тут уже бежит «подруженька» Милонега. В глазах транспарант неоновый:
- Ну?! Как оно?! Рассказывай! Подробненько!
По приезду во Всеволжск мы не часто с Илоной пересекались. Так только, иной раз посверкивали из-за угла её чёрные глазищи. Времени было мало, а учиться ей пришлось многому. Кыпчакский язык - ударно. Не могу же я девушку просто так взамуж кинуть. Она мужа не поймёт - негоразды будут. Верховая езда, основы православия, танцы, вышивка, степная кухня...
- З-зачем мне кухня? Я же принцесса.
Такой вопрос задать Домне…
- Принцесса? Экое несчастье. Ничего, у меня и вовсе дуры бывали. Запомни: мужики должны быть сытыми. Всегда. А на кухне должна быть чистота и порядок. Особенно по углам. Вон тряпка, вон угол. Давай.
Другой эффект потока новых умений, вещей, людей был психотерапевтическим. Она поняла, что не является объектом сексуальных атак.
- Эй, красавица… Эт у тебя чего? Ошейник с листочком рябиновым? Э-э… Ты меня не видела, меня тут не было.
- А что так?
- Дык… ну… Зверь Лютый. Он же меня самого раком поставит! Да ещё заставит рожать и выкармливать.
- Как это возможно?!
- Колдун же! Итить его заклинать и оборачивать. Бывайте здоровы.
Осознав свою безопасность, Илона принялась проверять её границы. Провоцировать окружающих, как делало немало девиц в сходной ситуации. Помнится, у Елицы в Пердуновке дело вообще до смертоубийства дошло.
Пришлось провести воспитательную работу. Впрочем, времени было мало, до серьёзных глупостей она дорасти не успела.
Только успел этих к делу приспособить, на кухню спровадить - княжий сеунчей заявляется.
- Гс-дарь жид-ет!
Чего? А, ожидает. Факеншит! Этим служилым лишнее слово или букву сказать - надорваться. Про чудака, который год рождения в документах двумя цифрами записывал, помните? - Чернила экономил. А здесь? - А язык? Свой язык беречь надо.
Начали со двора выезжать - у ворот сугроб шевелится:
- Эт что за снеговик под нашим забором пришипился?
- Эт я, Шломо.
- Да ты пьян.
- Не, чисто для сугреву. По вашим варварским обычаям. А… эта… ну… принцесса где? Обещался же, ежели хоть что останется - назад отвести. Совсем съел?
Качается и выхлоп от него… кони морщатся. Виноградное вино такого запаха не даёт. Это кто-то из аборигенов облагодетельствовал.
А Фружина сурова, коли слуга её всю ночь на морозе в сугробе просидел. Хорошо хоть тулуп да валенки прислала.
Вот что алкоголь с человеком делает: и иноверец, и инородец, а ночь пил и теперь говорит свободно, без низкопоклонства и обычной этикетности.
- Иди домой. Илона остаётся у меня.
- Н-надолго?
- Иди, не твоего ума дело.
Хоть Боголюбово и разрослось за последнее время, а всё едино - деревня, все всё про всех знают. Только вошёл к Андрею - сразу в лоб:
- Так когда свадебка?
- Ты об чём?
- Об твоей венчании с этой девкой, Илонкой. Не тяни. Разврата и беззакония не потерплю.
- Та-ак. А Маноха ещё с Киева не вернулся?
***
Маноха, если кто забыл, личный палач Боголюбского. В РИ был послан в этом году в Киев наказывать виновных в смерти брата Глеба Перепёлки. Смоленские княжичи, которые и были обвиняемыми, были, одновременно, и властью в Киеве. Вместо того, чтобы исполнить волю Великого Князя и отправиться в ссылку за пределы земли русской, они, Попрыгунчик (Давид Ростиславич) и Храбрый (Мстислав Ростиславич), отправили Боголюбскому оскорбительную грамотку, в которой отвергали обвинения и слагали с себя клятвы верности. Для полноты картинки Маноху обрили наполовину. Полголовы да полбороды.
По здешним понятиям - полное бесчестие. Типа как на зоне головой в парашу макнуть. Маноха (в РИ) грамотку в Боголюбово отвёз и со службы отпросился. Андрей его уговаривал остаться, награды разные обещал. Однако Маноха такого «парикмахерского» унижения не вынес, уехал в вотчину, где вскорости помер. От стыда и тоски.
В АИ многое пошло не так. Смоленские княжичи оказались в других местах. Но заговор в Киеве всё равно возник, Глеба убили. Не имея под рукой князей русских, которых можно провозгласить князем киевским, заговорщики обратились к князьям половецким. Конкретно - к Кончаку. Тот осадил Переяславль и уже собирался идти на Киев, да нарвался на Ваньку-лысого. Точнее: на хана Боняка с ВУ.
После Переяславльской победы требовалось вычистить мятежников. В помощь «чистильщикам» и был послан Маноха.
***
- По владениям его погулять хочешь? Пошли.
Топаем вниз, в подземелье. Встречающиеся придворные кланяются и спешно бегут новую сплетню разносить: Государь Зверя Лютого в застенки повёл. Враньё: это прежде он туда меня водил, а теперь я его приглашаю.
Под землёй ничего не меняется: тот же ритуал оставляния оружия перед железными дверьми, те же редкие свечки, хотя я посылал светильники скипидарные. Самовар дареный работает - чаю принесли. И каморка та же, где Андрей мечом как-то пол-потолка вывалил.
- Ну. Чего ты такого умного сказать собрался, что в эти погреба тащишь?
Умный мужик. Очень. Но с годами становится всё более раздражительным, вздорным. Самодержавеет.
- Хочу выдать принцессу Илону Гезовну за хана Алу Боняковича.
Ошарашил. Пробил. И вздорность, и самоуверенность.
- Э-э-э… Ну. Сказывай.
Сказываю. Издалека. По марксизму.
Степняки без хлеба прожить не могут. Поэтому, едва сил набираются, идут войной.
Их нанимали, громили, изгоняли - толку нет. Поэтому один выход: чтобы они сами ушли.
***
В духе старинного эстонского анекдота:
- Русские полетели на Луну.
- Все?
Не русские, а половцы, не на Луну, а в Паннонию. А в остальном - похоже.
***
- Трёхходовка. Первый шаг: истребление верхушки половецкой и множества их воинов. Сделано в Переяславльском побоище. Ничего нового: так и Мономах делал. Второй шаг: объединение орд «под одной шапкой». Снова: такое и Шарукан пытался, и внук его Кончак. У них не получилось - Русь помешала. Нынче Алу Степь собирает, я ему помогаю. У него получается куда быстрее и лучше, чем в прежние разы.
- Дурак. Ты. Он их соберёт и поведёт на Русь. Мы-то и с одной ордой не всякий раз можем справиться. А с десятком… затопчут.
- Алу - не поведёт.
- Ой ли? Чегось-то ты, Ваня, доверчив стал. Аж до глупости.
- Я своим людям верю. А ты?
Ишь как его… закочевряжило.
- А я нет! Выучен! Больно и не единожды! Я и тебе не верю!
- Вот в этом, брат, меж нами различие.
Аж шипит от злости. Завидует. Что я могу себе позволить быть доверчивым лохом, хотя бы выглядеть, а он нет.
- Люди меняются! Тот мальчонка, который в твоём дому жил, станет ханом - переменится!
- Нет.
- Ну так прирежут! Или иначе как. А новый каган на Русь пойдёт!
- Степь собрать - не ноздрю высморкать. Не в один миг. По моим прикидкам, к весне Алу многих соберёт под свою руку. А мы поможем, чтобы побольше.
- Мы - кто?
- Я, деспот Крымский брат Всеволод, «сокрытый ябгу» торков Чарджи, царь алан Джадарон…
- А он-то с чего?
- А за компанию. У него, хоть и «мир вечный» с кыпчаками, но есть причины желать их исхода. Желание миру не помеха. Я ж его не воевать с половцами зову. Чисто поддержать советом, помочь, там, при случае, «волшебного пенделя» товарищеского дать по необходимости.
- Ты сказал «трёхходовка».
- Да. Когда Степь уже почти объединена, но ещё не окрепла, не вцепилась в Русь, третий шаг: исход, «обретение родины».
- Тоненько натягиваешь. Ежели рано - хрень, не получится. Ежели поздно - опять хрень. Кровавая.
- Ага. Точный момент времени. «Сегодня - рано, завтра - поздно. Значит - ночью».
- Это ж кто такое умное сказал?
- Мудрец один был, Лениным звали. У нас нынче такоже. Зимой рано. Все по зимовьям сидят, никого не сдвинешь. Летом - поздно. К июлю-августу степь выгорает, отары корма не найдут. Получается весна.
Боголюбский крутил головой, массируя больную шею. Вскакивал и, пробежав пару шагов то в одну, то в другую сторону, снова садился за стол с чашками. Ему не нравился мой план. Он, сам наполовину кыпчак, много раз водивший в бой нанятые и родственные половецкие отряды, бежавший от кыпчаков из Рязани в одном сапоге четверть века назад, куда лучше представлял людей в Степи, образ их мышления.
То, что я предлагал, либо «в лоб» противоречило его представлениям - «этого не может быть, потому что не может быть никогда», либо вызывало сильное сомнение.
Я рассказал Андрею свой план. Он знал, чем «дышит» Степь. Но Степь менялась. И его прежние знания, представления становились всё менее… актуальными. Если бы я рассказал ему мой план в самом начале - посмеялся бы, обругал и запретил.
***
«В самом начале»… «Начало» на той весенней лесной дороге на Черниговщине, прикрытой, будто колонными с обеих сторон, могучими лесными великанами, с радостными солнечными пятнами прыгающими по земле от лёгкого ветерка, по которой когда-то давно везли из Киева мелкого тощего наложника боярского, прискучившего господину своему. Везли топить в болотах бездонных. Да привезли под набег половецкий. В ужас, в ощущение полной беспомощности, когда вдруг свистнула стрела, когда выскочили на дорогу странные люди на резвых конях.
Выскочили - убивать.
Ужас, вогнавший в ступор, выключивший все эмоции, сузивший восприятие мира до пятна перед носом, до простейших действий:
- Вон мужик бабу насилует. Подойти и зарезать. Пока он занят.
Там я впервые собственноручно убил человека, парня-половца.
И «крокодил» в моей душе сказал:
- Так жить нельзя. Эту опасность - исключить.
«Обезьяна» ёрзала и подпрыгивала, пыталась забыть или отвлечься. А «крокодил» напоминал:
- Эта смерть, этот ужас никуда не делся. Думай.
И «обезьяна» думала. Неявно, не вытаскивая на «передний план». Перебирая варианты, прикидывая их развитие, оценивая свои возможности.
«Устранить угрозу степняков»… Даже Мономах так не думал.
Он с уважением относился к своей мачехе, половчанке, последней жене отца. У него самого последняя жена - половчанка. «Устранить» родню?
Есть половцы мирные и немирные. Мирным давать подарки, немирных бить.
«А дальше?».
Выбьешь ты всех немирных, мирные размножатся и станут немирными. Потому что голод, потому что своего хлеба у них нет.
Но я-то - попандопуло! Я же знаю! Степь станет Русью.
Здесь этого никто вообразить не может! Вообще. Нет цели, нет и дороги к ней, нет даже стремления к направлению в ту сторону.
Они не видят выхода, потому что знают: его нет. И тут Ванька-лысый. У которого каждый день - выходной. В смысле: поиск выхода в очередном лабиринте.
Вот так, от цели - «безопасность» - 12 лет назад начался поиск направления. По мере роста возможностей сформировался план «Волчьи челюсти». Он постепенно детализировался, насыщался реальностью.
И был заменён планом «обретение родины». «Ввиду вновь открывшихся обстоятельств».
Если бы Кончак не привёл такое множество ханов и подханков в одно место, к Перяславлю, если бы Боняк не истребил большую часть из них, если бы Алу не был готов принять власть в отцовской орде, потребовать себе власть кагана в Степи, то и этого плана не было бы. Но раз получилось, то мы идём дальше. Превращая идею из маниловских «вот было бы хорошо...», в жёсткий реал:
- Кончак?
- Умер.
- Гзак?
- Тоже.
- Кобяк?
- Покойник.
- Тоглий?
- Догнивает. А ты? Хочешь к ним?
Закручивая гайки, зажимая тиски, сдавливая коридор возможностей. Превращая степную волю вольную в жёсткую причинно-следственную цепь событий.
- Не хочешь к Алу? Тогда к Кончаку. Хан Тенгри примет всех.
***
- У тебя всё держится на одном человеке, на пареньке этом. Помню я его, в Киеве видел. Чего-то особенного… таких в Степи в каждом коше по десятку.
- Таких, кто со мной в логово князь-волков лазал, кто у торкского инала в учениках ходил, кто в моём доме годы прожил… кто с отрядом Киев брал, сотни ворогов там, перед домом митрополичьим положил… Такого, Андрей, во всей Степи другого не сыскать.
Что, брат, крыть нечем? Перед носом же мальчишка был, а просмотрел, не заметил. Коли шитья золотого на платье нет, так и человека не видишь? А ведь и правда: второго такого с таким личным опытом, ни в Степи, ни на Руси нет.
- Он один. Убьют его.
- Нет, не один. У него уже были сотни людей. А нынче - тысячи.
- Откуда?!
- Алу - крупнейший торговец в Степи. Сотни работников, погонщиков. Охрана караванов. Его люди. Преимущественно изверги из аилов, обнищавшие пастухи. Именно этими людьми, без роду, без племени, он и вяжет свой грядущий каганат. За ним люди старого Боняка и Беру. Множество вятших из обеих орд погибли. На их место пришли новые. Пришли - с согласия или прямо по воле Алу.
«Смена элит», чуть подкрашенная переделом собственности в направлении снижения остроты нараставшего социального неравенства. «И последние станут первыми». Чуть-чуть - родо-племенными акцентами: царский род Токс унижен и обескровлен, род Элдари - возвысился.
- Ещё две вещи хочу сделать. Алу и его люди примут православие. Они и так-то многие крещены. Не зря четыре года назад я ругался с епископами о необходимости изменения требований Великого поста, других обрядов, под быт кочевников. Нынче в Степи многие принимают веру Христову.