Муля, не нервируй… Книга 4

Глава 24

А потом я с огромным изумлением наблюдал, как на моё «здравствуйте, соседки» Августа Степановна и синеглазая Нина молча выскочили из кухни.

Чудеса прямо, а не добрососедские отношения.

Я посмотрел на сиротливо брошенную на столе кастрюлю, где томно пыхтело тесто, на сковородку на плите, откуда едко пахла жаренная рыба, и задумчиво подошёл покурить к открытой форточке. Странные соседи вызывали всё больше и больше любопытства и вопросов. И их непонятное поведение, и их необщительность и вот такое вот непонятное бегство, которое, по сути, граничило с хамством.

Я затянулся и покачал головой.

Мда…

— Муля, тут к тебе пришли, — на кухню заглянула Дуся. Вид у неё при этом был очень даже удивлённый и даже растерянный, что ли. Ну, или мне так показалось.

Ну, ладно, мне уже и самому стало интересно, кто это смог вывести нашу непробиваемую Дусю из равновесия.

Я затушил недокуренную сигарету, отодвинул от огня плюющуюся маслом и сердито скворчащую сковородку, чтобы окончательно не подгорело, и отправился выяснять (за моей спиной скрипнула дверь и из бывшей комнаты Ложкиной новая соседка юркнула обратно на кухню. Очевидно спасать рыбу).

Каково же было моё удивление, когда я обнаружил в комнате женщину.

Немолодая, на вид лет под тридцать. Лицо простецкое, руки грубые, как грабли, судя по всему она была из династии явно крестьянского происхождения. Да и одежда на ней была под стать: кичливое платье ярко-зелёной расцветки в крупный алый цветочек, на шее синие стеклянные бусы в три ряда и пёстрая кофточка цвета бедра испуганной нимфы (или как там оно раньше называлось?).

— Вы ко мне? — вежливо спросил я: эту женщину я видел впервые.

— Иммануил Модестович, — всплеснула руками она, моментально подхватилась со стула и потребовала, — сделайте же хоть что-нибудь!

— В каком смысле? — не понял я.

— Она же гордая! Гордая! Интеллигентка! — сердито вскричала женщина, потрясая кулаком чуть ли не перед Дусиным носом. — Понимаете⁈ А я ей говорю! Негоже, что вы за две недели не платите! А она говорит, что денег нетути! А я ей говорю…

— Подождите! — схватился за голову я, — не тараторьте. Кто говорит? Вы о ком сейчас? И вообще — а вы сами кто?

— Как это кто? — удивилась женщина и посмотрела на меня, как на дурачка.

— Да, кто? Я не знаю вас, — повторил я строгим голосом.

Женщина настолько впечатлялась моими словами, что изумлённо покачала головой и растерянно посмотрела в сторону Дуси, видимо в поисках поддержки. Поддержки она там не нашла, поэтому ответила:

— Я же Нюра!

Мне это имя совершенно ни о чём не говорило — Нюру я видел впервые в жизни.

— А я — Муля, — ехидно сказал я и добавил, — и что дальше? Кто вы?

— Ну, я это… — женщина окончательно потеряла нить разговора и умолкла, с осуждением посмотрев на меня.

— Так, Нюра, — вздохнул я, уже понимая, что придётся информацию выдавливать из неё по капле. — От меня вы что хотите?

— Ну, дык я же и говорю! — возмущённо опять затараторила она, — не платит! Две недели! Денег, говорит, нетути! И мясник приходил уже! Два раза! И за творог тоже надо! Я творог же на рынке завсегда беру, чтобы жирный! С укропом шибко хорошо получается. А нынче и денег-то нетути! А я ей и говорю…

— Это я уже слышал, — резко оборвал многословный бабий трёп я, — кто говорит?

— Дык хозяйка моя! — выпалила Нюра и продолжила возмущаться. — А творог давеча…

— А хозяйка у вас кто? — мне уже эта бестолковость начала надоедать.

— Как это кто⁈ — изумлённо посмотрела на меня Нюра, словно я обязан был знать её хозяйку и всю её трудовую биографию.

— Да. Кто? — раздражённо прищурился я.

— Дык Фаина Георгиевна же! — даже растерялась она, — я же и говорю…

Мы с Дусей переглянулись. Дусино лицо вытянулось. Моё, видимо, тоже.

— Что с Фаиной Георгиевной? — спросил я, и, видимо, голос мой прозвучал слишком резко, потому что от нагловатой бравады Нюры ничего не осталось, она даже голову в плечи втянула.

— Ну… это…

— Денег, говорит, нету у них, — сообразила домовитая Дуся, — и долги. А я-то думаю, чего это не приходит она. Давно уже её не видела. А оно вон чего…

Дуся тяжко вздохнула, а мне стало стыдно. Я так заигрался во все эти шпионские игры, так старался вывести врагов советско-югославского проекта на чистую воду, что совсем забыл о Фаине Георгиевне. Да и про Мишу Пуговкина забыл. И Жасминову вон обещал когда ещё с работой помочь, а не помог. А он тактично молчит, не напоминает…

Уши мои запылали.

— А почему это ты вдруг её домработница? — с подозрением посмотрела на неё Дуся, — у неё же Маруся была. Где Маруся?

— Не Маруся, а Глаша! — поправила её Нюра.

— Правильно, Глаша! — хохотнула Дуся, — проверить тебя надо было. Вдруг ты ахверистка какая. Так а где Глаша?

— В деревню уехала, — немного обидевшись, пояснила Нюра, — у сестры ейной именины, так Фаина Георгиевна её отпустила. А меня взамен взяла. По рекомендации.

— На целых две недели отпустила? — удивлённо покачала головой Дуся и с намёком посмотрела на меня. — Везёт же некоторым людям.

— Так что с деньгами? — нетерпеливо напомнила Нюра, гордо проигнорировав дусины предвзятые подначки и недоверие.

— А сколько там долгу? — спросила Дуся деловито.

Нюра замялась, а я уже вытаскивал из шкафа потрёпанный кошелёк, доставшийся мне в наследство ещё от того, настоящего Мули. А вот ему от кого — не знаю.

— Хватит? — я протянул Нюре четыре хрустящие бумажки.

— Вот так нормально будет, — Дуся ловко вытащила прямо у меня из рук одну купюру и строго посмотрела на Нюру, — я цены на рынке прекрасно знаю. Ты, небось, у кривого Архипа творог берёшь?

Нюра от неожиданности аж икнула и только растерянно кивнула головой.

— А мясо Фаина Георгиевна не ест вообще-то, — кривовато ухмыльнулась Дуся.

— Так это для пса ейного, — обиженно пролепетала Нюра.

— Знаю я того пса, — отмахнулась Дуся и пояснила мне, — собачку Фаина Георгиевна где-то подобрала. Так оно мелкое, как котёнок. Что там оно ест⁈ Напёрсток!

— Да он… — начала было Нюра, с нетерпением поглядывая на радужную бумажку в Дусиных руках, как Дуся вывалила убойный аргумент:

— И кости, небось, одни ему берёшь! Знаю я таких как ты! Жлобих!

Нюра не посмела перечить, только спросила просительно, очень уважительным голосом, и глядя только на Дусю:

— Ну, так я пойду тогда, ладно, мадамочка? Долги надо раздать и ещё ужин готовить…

— А что Фаина Георгиевна делает? — спросил я.

Нюра, которая уже дошла до двери, вздрогнула:

— Так это… лежит она. Второй день как легла, так и лежит. А я ей говорю, сходили бы погуляли, что ли, или в этот, теятр свой, а она лежит и не отвечает ничего… То сидела, сидела, курила много и плакала. А теперь только лежит… И пса не выгуливает, а он, между прочим, на дорожку нассал! Мне застирывать потом пришлось!

И я понял, что дело швах и надо идти на Котельническую.

Когда словоохотливая Нюра покинула нашу квартиру, Дуся, увидев, что я начал собираться, рассудительно сказала:

— Ты погоди, Муля.

— Так надо сходить, посмотреть, что там случилось, — ответил я, торопливо натягивая пиджак.

— Всё равно погоди, — нахмурилась Дуся и пояснила, — она два дня лежит и ничего с ней не стало. Дамские нервы у неё, знаю я это. От излишней волнительности такое у некоторых дамочек происходит. Так вот ещё час она полежит. А я тем временем приготовлю что с собой. А то эта Нюра та ещё растяпа, это же сразу видно!

Я снял пиджак, признавая правоту Дуси. Да и было при мне такое уже, здесь, в коммуналке, там тоже, помнится, она несколько дней не выходила из комнаты. Еле-еле уговорил тогда я её.

— Я пироги-то состряпать уже и не успею, — завздыхала Дуся, тем временем ловко замешивая тесто, — а вот лучше оладушек нажарю, пышных. Это поскорее будет. И есть у меня со вчерашнего ужина котлеток немного. Думала тебе разогреть. Возьмешь ей котлеты тоже. А пока ты ходить к ней будешь, я тебе новый ужин-то и приготовлю. Нормально будет.

Я не возражал.

Когда я, нагруженный как ишак, всевозможными кастрюльками, плошками и горшочками, дошёл до знакомой высотки, пот катился у меня по спине Ниагарским водопадом. Дуся расстаралась: идти с одними оладушками ей показалось, как говорится категорически «не комильфо», поэтому, кроме вышеупомянутых котлеток, я тащил ещё творог, кусок жаренной рыбы, отварные сосиски, кусок сала и увесистый горшок с квашенной капустой. И ещё три каких-то маленьких горшка, даже не знаю, что там.

При виде взмокшего меня, вахтёр (сегодня был какой-то дедушка) даже спрашивать не стал, к кому я иду. Почтительно пропустил.

Ну, а что, я в костюме, при галстуке, весь мокрый, потный и с увесистым узлом впереди себя. Впечатляющая, должно быть, картина получается.

Я позвонил в знакомую дверь и долго ждал, пока мне откроют.

Открыла мне, конечно же, Нюра. И вид у неё стал очень удивлённый.

— Это вы, Иммануил Модестович! А почему вы звоните? Надо было сразу заходить.

— Заходить?

— Ну да, все так делают, — вздохнула она и пожаловалась, сердито кивнув на закрытую дверь в комнату, — все, кто к Фаине Георгиевне приходит. Только давно уже никто не приходит. Она же не разрешает дверь запирать. Всегда дверь приоткрытой оставляет. А я ей говорю, хулиганы ходють, бандюганы опасные, с ножами, а она говорит…

Я молча ткнул тяжеленный узел с Дусиными гостинцами ей в руки, прервав поток сознания, и отрывисто велел:

— Быстро сооруди Фаине Георгиевне перекус!

— Так она не хочет ничего, — заблажила домработница.

— Ты не слышала? — я свирепо нахмурился, Нюра вспыхнула и унеслась на кухню.

Вот так-то оно более правильно будет.

Тем временем, сам я подошел к комнате Раневской и постучал пару раз в дверь.

— Можно?

Из комнаты послышался какой-то шорох, и что-то грюкнуло, затем пару раз пролаяли, затем опять шорох.

— Фаина Георгиевна! — громко сказал я, — это Муля! Даю вам две минуты, если нужно одеться, и захожу! Чтобы потом не рассказывали, что я ворвался к вам в спальню, чтобы посмотреть на ваши панталоны!

Внутри комнаты что-то заворчало, стукнуло, грохнуло, кто-то ойкнул, опять пролаяли, что-то проворчало и наступила тишина.

— Фаина Георгиевна! — предупредил я ровно через две минуты (но если честно, то три), — я захожу! Если не успели одеться, я не виноват! Я предупреждал!

Ответа не было, и я вошел.

И сразу был облаян какой-то дворнягой. Мелкая псина свирепо тявкнула на меня пару раз и торопливо спряталась за креслом. Не видя моей реакции, она опять выскочила и попыталась возмущённо тяпнуть меня за ногу.

— Фу! — строго сказал я.

От неожиданности дворняга обалдела, перестала лаять и плюхнулась на задницу. У неё были кривые лапы, взъерошенная шерсть и массивный зад с куцым облезлым хвостом.

— Он меня защищает! — своим неподражаемым голосом величественно сообщила мне Злая Фуфа.

Она, словно монумент, застыла в своём любимом кресле, в бархатном халате, с высоко поднятой головой. Казалась, так она здесь сидит целую вечность. Вот только смятая постель на кровати и отпечаток подушки на её щеке предательски выдавали действительность.

Но я сделал вид, что не заметил такую мелочь. Подумаешь!

— Как её зовут? — вежливо спросил я, чтобы начать светский разговор.

— Это он! — гордо произнесла Фаина Георгиевна и сварливо добавила. — Самэц!

— Да? — удивился я, внимательно и пристально рассматривая непонятное существо, больше напоминавшее помесь Ждуна и Чупакабры из моего мира.

От такого моего пристального внимания собака с досадой чихнула, обдав нас слюнями, и юркнула (точнее «юркнул», раз это «он») за кресло.

— Его зовут Букет! — сообщила Фаина Георгиевна с таким величественным видом, словно это как минимум какой-нибудь император Рима.

— Разве что букет сорняков, — проворчал я из вредности. — Репейник и пырей ползучий.

Фаина Георгиевна уязвлённо поджала губы:

— Зато он очень умный.

В подтверждение сказанного пресловутый Букет опять выскочил на середину комнаты и зашёлся в исступлённом лае. Правда хватило его ненадолго, он снова раздражённо чихнул и потрусил к креслу, виляя задницей, как портовая шлюха. Там он шлёпнулся на пятую точку и зачем-то завыл.

— Уй ты мой халёсинький! — засюсюскала Фаина Георгиевна и подняла сияющий взгляд на меня. — Ревнует меня ко всем. Золотце, правда же?

Я взгляды Фаины Георгиевны на «золотце» не разделял, но сейчас было не время выяснять это. Поэтому я завёл разговор о том, ради чего, собственно, пришёл:

— Что случилось у вас, Фаина Георгиевна?

— Ничего не случилось, — величественно отрезала она и закурила, демонстрируя, что говорить нам не о чём и разговор закончен.

Но я в такие игры играть тоже умею. Поэтому я спросил прямо, без реверансов:

— Вас что, опять из театра выгнали?

— Кто-о-о-о? Глориозов? Меня? — фыркнула Фаина Георгиевна, — ещё чего!

— Нет, Завадский, — тихо сказал я.

— Завадский! Завадский! Никогда, Муля, ты слышишь? Никогда! Не произноси! При мне! Это! Имя!

— Таки с ним поругались? — удручённо покачал головой я. — Он вам не заплатил за работу?

— Я о нём вообще не желаю больше говорить! Он великий человек, он один вместил в себя сразу Ноздрева, Собакевича, Коробочку, Плюшкина — терпеть его не могу! — взорвалась Фаина Георгиевна, а потом вдруг миролюбиво добавила, — дело вообще совершенно в другом.

Она замялась, а потом решительно произнесла:

— Завадский, конечно, гад ещё тот! Но он честный гад. И деньги он выплачивает всегда. Мало, но выплачивает.

— Тогда где деньги?

— А чего ты вообще прицепился? — с подозрением посмотрела на меня Злая Фуфа, а потом не удержалась и добавила, — откуда ты вообще про деньги это взял? Тоже претендуешь на наследство?

А злобный пёсик Букет высунул голову из-под кресла и мрачно на меня гавкнул.

Тут в коридоре послышались шаги и в комнату без стука вплыла Нюра. В руках она держала поднос, на котором были Дусины оладушки, творог, котлеты и прочая еда.

— Вот, — сурово сказала Нюра, — вам поесть надобно.

И поставила поднос на журнальный столик, прямо рядом с пепельницей.

— А ты почему не стучишься, когда заходишь? — проворчала Фаина Георгиевна, но это было беззлобно, больше для порядка.

Нюра также беззлобно отреагировала:

— Ой, да какая прям разница!

Видно было что эти разговоры у них ведутся постоянно и все к ним давно уже привыкли и воспринимают как некую игру.

— Теперь ты, Муля, как порядочный мужчина, должен на мне жениться, — печально молвила Фаина Георгиевна, выпустила струю дыма и вдруг трубно расхохоталась.

— Вижу вам уже полегче, — огрызнулась Нюра.

— Я не хочу есть! — гордо заявила Фаина Георгиевна, но при этом её живот предательски заурчал.

— Дуся обидится, если вы не попробуете её оладушек и котлет, — как честный человек предупредил я. — Я ей обязательно наябедничаю.

Злая Фуфа и Нюра захихикали. Чтобы не смущать её, я сказал:

— Пока вы кушаете, я Букета выгуляю. Давно хотел обойти вокруг вашего дома.

Я посмотрел на пса и сказал:

— Букет, гулять!

Но вредная псина не отреагировала. Тогда я спросил:

— А где поводок?

Поводка в доме не оказалось.

— Он не любит с поводком, — заявила Злая Фуфа и аккуратно взяла котлету в одну руку, а оладушек — в другую.

Я попросил у Нюры верёвочку и вот так, за верёвочку вытащил упирающегося пса из дома. По дороге тварь пыталась меня опять цапнуть. Я уже раздумывал — дать ли ей поджопник или лучше сразу два, как дверь из подъезда открылась и Букет увидел свободу. Он сразу же сообразил, что гулять — это хорошо, подскочил к клумбе и активно занялся мелиоративными работами, а если точнее — удобрением и поливом почвы.

Я деликатно подождал, протащил-таки пса вокруг дома (правда по укороченному маршруту, так как животное стремилось обратно, в свой ареал обитания, а конкретно, в квартиру Фаины Георгиевны).

Когда я депортировал пса обратно в квартиру, Фаина Георгиевна уже закончила ужинать и сейчас пила чай с довольным видом.

— Чай будешь? — спросила она умиротворённым голосом.

В ответ я спросил:

— Так кто отобрал у вас деньги, Фаина Георгиевна?

* автор в курсе, что Букет — это собака, которая была у Ф. Г. в детстве. Но Мальчик появился аж в 1978 году. А до этого у неё в разное время жили эрдельтерьер Блэк, черно-белая длинноухая спаниель Мушка, кот Кузя, какие-то канарейки и прочие птички, а также кошки. Но по сюжету больше подходит Букет, так что слегка изменим действительность ради художественного вымысла.

Друзья!

Хочу сказать огромное спасибо за вашу активность, вежливость, поддержку и обратную связь. Первым делом каждое утро я смотрю ваши комментарии под этой книжкой. И они меня заряжают такой энергией, что я сажусь писать очередную проду.

Мне очень приятно, что мы с вами мыслим одинаково, и что вам нравится эта история, над которой я практически ежедневно тружусь третий месяц подряд (если не считать эту неделю).

Значит, не зря тружусь…