Муля, не нервируй… Книга 4

Глава 19

— Гавнёргия! — цвыркнула Дуся и сердито выдала целую тираду, — Валька ваша спала на Мулиной кровати, Верка — на раскладушке Беллы, я — на своём диванчике, как обычно, а Жасминов — на полу, на одеяле! Какая могла быть оргия!

— Но это же… — начала было заводиться Анна Васильевна, но Дуся опять не дала ей и слова сказать:

— Все до ночи помогали Муле писать доклад. А потом он пошел в Комитет уговаривать начальство ехать к Сталину. И все его ждали. А время было позднее, вот и поснули, кто где только место нашёл…

— Бедняжки… — жалостливо вдохнула Надежда Петровна и посмотрела на меня уже не так строго.

— Конечно, бедняжки! — опять сказала сердитая Дуся, — и никакого разврата при всём желании быть не могло. Мы устали все, как собаки, вот и уснули… А спали в одной комнате, потому что ждали Мулю с новостями. А он, поросёнок такой, ночью вернулся и ушёл в чуланчик Герасима спать. Еле мы его утром нашли и еле добудились.

— Не хотел вас ночью будить, — покаянно развёл руками я.

— Он не хотел будить! — свирепо нахмурилась Дуся, — вы это слышали? Он будить нас не хотел! А то, что все волновались и переживали — это никого не волнует, да, Муля? А то, что утром все проснулись и обнаружили, что Мули нет — это как⁈ Муля ушёл подговаривать руководство идти к Сталину и Муля утром больше уже не вернулся. И вот что мы могли думать?

Я промолчал — крыть было нечем.

— А заколка… — начал Аркадий Наумович, а Дуся опять влезла:

— Дык она одетой спала же, Валька ваша! Вот косу-то и не расплела. А, видать, повернула голову во сне, вот заколка и соскочила. А я потом постелю Мулину перестилала и нашла. Кто ж знал, что вы начнёте вот это вот всё!

— Ну потому что… — ответила Анна Васильевна, но Дуся набросилась и на неё:

— Да как бы я допустила оргию-то, а⁈ Ну сами подумайте! Неужто я Муленьке зла желаю? Валька ваша деваха славная, грамотная, вот только маленько с придурью. А Муленьке нашему самая лучшая жена нужна. Так что я всё зорко контролирую! Мимо меня ни одна мышь не проскочит!

— Ну, знаете! — возмутилась Анна Васильевна и тут же добавила, — я, между прочим, два редких экзота отдала Муле для общего блага!

— А я смету посчитала, — подала голос Валентина, которая спокойно доела борщ, доела котлеты и перешла уже на пирожки.

— Вот и хорошо! — подытожила Дуся, — все бы так Муленьке помогали. А то только он всем.

На этом консилиум закончился, гости немного попили чай и, прихватив, упирающуюся и немного осоловелую от еды Валентину, и её чемодан, отбыли восвояси.

— Я так понимаю, сегодня ты обучать меня не будешь? — спросила Вера, когда за гостями закрылась, наконец, дверь, а Дуся засуетилась, убирая со стола остатки пиршества.

Я вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Ну почему же? Всё в силе. Действуем так, как договорились.

Жасминов, который уже намылился было уходить и задержался лишь только потому, что оставить недоеденный пирожок было выше его сил, с любопытством посмотрел на нас с Веркой и решительно долил себе ещё чаю. Уходить он явно не собирался.

Дуся нахмурилась, но не сказала ничего.

— Я готова, — усмехнулась Вера и поставила свой стул так, чтобы быть напротив меня.

— Тогда погнали! — кивнул я и начал обучение, — итак, Вера, если ты хочешь, чтобы на тебя оборачивались не только подвыпившие посетители ресторана, но и мужчины с деньгами, властью и высокими запросами — забудь всё, что ты знала до этого…

— Ты сейчас Завадского имеешь в виду? — ничуть не стесняясь изнывающего от любопытства Жасминова, спросила Верка.

— И его, — кивнул я и продолжил. — Главный вопрос для тебя заключается в том, готова ли ты внутренне перестать быть «той, что в ресторане в подтанцовке ноги показывает», как совсем недавно метко выразился достопочтенный Аркадий Наумович.

— Видел б ты как он меня склеить пытался, — хихикнула Верка. — За ноги лапал, и чуть слюной не захлебнулся, моралист хренов.

Дуся фыркнула, перетирая вымытые тарелки, но комментировать не стала, воздержалась.

— Итак, первое, что ты должна понять: мужчины реагируют не на длину твоей юбки или размер декольте, — я бросил красноречивый взгляд на её неубедительное одеяние и добавил. — Они реагируют на твою энергию. Всегда.

— Ну да, конечно, конечно, — Верка насмешливо закатила глаза. — Это мне ещё на репетициях подтанцовки говорили: «Держи спину, девочка!». Но только если я в короткой юбке — то отбоя от них нет.

— От кого отбоя нет, Вера? Ты же Завадского хочешь склеить. А у него совсем другие критерии. — Я покачал головой. — Ты можешь быть одета в мешок из-под картошки, но, если у тебя есть внутренняя уверенность, некий стержень — это сразу ощущается, и к тебе потянутся. А если ты будешь в самом дорогом и красивом платье, но внутри ни о чём — тебя сожрут и выплюнут. Поняла?

— И как это сделать? Стержень этот?

— Тренируйся, — сказал я, — подходи к зеркалу и тренируйся. Походка, взгляд, тембр голоса — всё это можно (и нужно) натренировать.

Вера задумчиво кивнула. Дуся и Жасминов сидели тихо, как мыши, и старались не пропустить ни единого моего слова.

А я продолжал сеять разумное, доброе, вечное, дальше:

— Теперь поговорим о магии.

Лица присутствующих вытянулись, и я торопливо уточнил:

— О женской магии. Есть приёмы, которые чётко работают на подсознание.

— Что за приёмы?

— Их всегда использовали и используют для разведки, вербовки и шпионажа. Начиная со времён правления династии Мин. На самом деле они очень простые и вы все их знаете. Только не применяете в жизни.

— Расскажи, Муля! — не сдержалась Верка.

— На пример, зеркаленье. Если мужчина слегка наклоняется к тебе — ты делаешь то же самое. Если он скрещивает ноги — повторяешь через пару секунд. Это создаёт ощущение близости, единения. Синхронизирует вас и настраивает на одну волну. На первый взгляд кажется ерунда, а на самом деле это довольно мощный приём…

— Хитро! — восхитился Жасминов, потирая руки.

Дуся фыркнула и дёрнула его за рукав. Он сконфуженно умолк.

— Дальше. Якорение. Когда мужчина смеётся или испытывает сильные положительные эмоции — незаметно прикасаешься к его руке или плечу. Потом, когда ты через время повторишь это прикосновение, он снова почувствует те же эмоции.

— А если он тупой и не понимает намёков? — хмыкнула Верка.

— Тогда переходим к пикапу, — вздохнул я.

— А что это? — удивилась она незнакомому слову.

— А это искусство соблазнения. Главный девиз — «не догоняй, а приманивай», — ответил я и пояснил. — Понимаешь, Вера, главная ошибка женщин в том, что они думают, что должны нравиться всем. Нет. Ты должна нравиться одному, но тому, кто тебе нужен.

— А если мне нужен только Завадский?

— Тогда веди себя так, будто у тебя уже есть всё, что он может предложить. Завадский не любит охотниц за его статусом главного режиссёра театра Моссовета, и охотниц за его деньгами — он любит тех, кто не зависит от его статуса. Поэтому он всегда и увлекался уже состоявшимися яркими женщинами — Цветаевой, Вульф, Марецкой, Улановой…

— Но я не Уланова и не Марецкая, — вздохнула Верка, — вряд ли его заинтересует актриса из подтанцовки ресторана.

— Используй, значит, психологию. Мужчина хочет завоевать то, что уже ценно само по себе. И пусть ты не Уланова, но ты можешь быть Верой Алмазной и вести себя так, словно уже представляешь из себя настоящий алмаз.

— А что мне делать прямо сейчас?

— Начни с малого. К примеру, когда выходишь на улицу, держи спину прямо, смотри вперёд, а не под ноги, и улыбайся — не всем подряд, а так, будто знаешь какой-то секрет.

— И что, это сработает?

— Проверь. А потом расскажешь.

Дуся, складывая тарелки в стопочку, ехидно бросила:

— Ой, смотри, Муленька, не переучи её совсем. А то потом и замуж не возьмёт никто — слишком умная станет. Хотя её и так не берёт никто…

Я усмехнулся:

— Следующий приём — контроль взгляда. Большинство женщин смотрят на мужчин либо слишком агрессивно, с выражением, словно спрашивают, мол, чего уставился?, либо слишком робко. А надо — играючи.

— То есть?

— Поймала взгляд — не отводи сразу. Задержись на секунду, чуть приподними бровь, как будто ты что-то поняла про него… и только потом плавно отводи взгляд.

Дуся, протирая пыль, фыркнула:

— Муля, да ты просто учишь её глазами стрелять!

— Именно, — пожал плечами я и пошёл объяснять дальше. — Теперь голос. Твой голос сейчас — это либо визг, когда ты злишься, либо занудное бормотание.

Вера надулась, сравнение ей явно не понравилось.

— А должен быть… — я сделал паузу для эффекта, — шёпот на фоне грохота.

— Как это?

— Представь: шумный ресторан, все орут, а ты говоришь чуть тише, чем нужно. И человек вынужден к тебе наклоняться. А значит — входить в твоё личное пространство.

Вера задумалась, потом попробовала, сказала тихо, чуть с придыханием:

— Так… что-то вроде этого?..

— Ближе, но пока звучишь, как злодейка из плохого спектакля. Надо естественнее.

— Вот как я, — влез Жасминов своим бархатным голосом.

— Ой, ну куда мне на тебя равняться, тебе голос лучшие учителя ставили! — нахмурилась Верка. — И не один год. А я должна сегодня-завтра всю науку освоить.

— Ладно. Давай тогда поработаем с речью вот так, — сказал я, расставляя на столе три чашки, которые перед этим вымыла Дуся. — Смотри. Представь, что в каждой из них вода, вино и… пустая чашка. Это твои инструменты.

— И что? — Верка уселась поудобнее.

— А то! Всегда говори меньше — звучи значительнее. Понимаешь, большинство женщин совершают две огромные ошибки: либо тараторят без остановки, либо мямлят. Твоя речь должна быть как эта пустая чашка — люди сами будут наполнять её смыслом.

— То есть молчать?

— Нет. Говорить, но ёмко и метко.

Я налил воды в чашку и резко остановился, когда она достигла краёв.

— Видишь? Вот так и с речью. Сказала главное — остановилась. Пусть собеседник «доливает» сам.

Верка вздохнула, вытащила из сумочки зеркальце и посмотрела в него, разглядывая свое отражение, будто впервые видела собственное лицо.

— Что-то не так? — спросил я, наблюдая за ее задумчивостью.

— Ты знаешь, всё не так, — она резко повернулась ко мне. — Ты учишь меня играть роль. А что будет, когда спектакль закончится? Когда придётся «снять грим»? Он же меня сразу раскусит.

Дуся, штопавшая в углу мой носок, подняла голову:

— Вот и я о том же!

Я вздохнул и сел напротив Веры.

— Ты хочешь правду? Все мы играем роли. Твой официант в ресторане улыбается тебе не потому, что ты ему нравишься, а потому что это его работа. Твой бывший кавалер говорил «люблю», чтобы получить то, что хочет. Разница лишь в том, насколько искусно ты ведешь свою игру.

В ее глазах мелькнуло понимание.

— Муля, научи меня не проигрывать. Завадский сам режиссёр и живёт в театре, среди актёров и актрис, он любую игру увидит сразу.

— Тогда выбор за тобой. Ты можешь либо признаться, что все это — игра…

— Либо?

— Либо понять, что та, кем ты стала — это и есть настоящая ты.

Вера задумалась, а я сказал:

— Давай продолжим.

Мы проговорили ещё почти три часа. Точнее говорил я, а остальные внимали. Особенно (что меня удивило) — Дуся.

Когда все устали, я сказал:

— На этом пока всё, Вера. Тренируйся. Попробуй зацепить кого-то. Так, как я тебя учил. И вечером тебе надо будет сходить на премьеру к Завадскому.

— И как он меня увидит среди сотен зрителей? — пожала плечами Вера.

— Подаришь ему букет. Причём постарайся за кулисами это сделать. И попроси автограф. Только говори так, как я тебя учил. И платье это не одевай.

— Хорошо, — кивнула Верка и ушла. Ушел и Жасминов.

Я уже собрался спать, когда Дуся смущённо сказала:

— А ты знаешь, Муля, я вот слушала тебя, слушала и подумала… — она не договорила, смутилась и покраснела.

— О чём? — спросил я, волевым усилием сдерживая зевок.

— Я же всю жизнь у чужих людей в услужении. Как-то даже и не задумывалась, что жизнь прошла, я Лизоньку и Наденьку растить помогала, потом тебя вырастила. Тебя так вообще из пелёнок, почитай, сама вырастила. Скоро уже и у тебя дети пойдут…

Она вздохнула и продолжила, с усилием подбирая слова. Видно было, что эта тема для неё наболевшая:

— А сама-то я для себя и не пожила ни капельки. Вон ты даже Верку научил, как мужика этого, Завадского, зацепить и оженить. Так на ней клейма негде ставить, профурсетка такая. А я чем хуже?

— Ничем, — согласился я и добавил, чтобы Дуся не обиделась, — ты в сто, нет в тыщу раз лучше.

— А почему я тогда замуж не вышла? Почему у меня, почитай, и кавалеров никогда не было? Так, по молодости были какие-то ухажёры, но толку от них не было — все одного только хотели. А замуж никто и звать не звал. Так зачем мне такие? Почему мне так не везёт, Муля? Разве ж я уродка какая-то?

Я отрицательно покачал головой.

— Тогда почему? Что мне делать? Вот ты можешь научить меня так, чтобы и я себе кавалера нашла? Вон ты даже для Ложкиной мужика нашёл. И хорошего, я скажу, мужика. А я чем хуже?

Я долго молчал, ошеломлённый Дусиным напором и искренностью, а потом сказал:

— С тобой, Дуся, всё просто. Ты попала в семью моего деда из великой бедности. Так?

— Ох и бедность была, Муля, у мамки сколько детей от голода померло. — Дуся кивнула и украдкой смахнула слезу.

— Вот. А когда ты попала в дом к моему деду, ты старалась работать, чтобы ещё какую копейку и домой выслать. Ведь так?

— Так, Муленька, всё так…

— И тебе было некогда на свидания бегать. Правильно?

Дуся кивнула.

— Ну вот видишь. А потом ты привыкла к такой жизни. Втянулась. Тебе уже и нравиться это начало. Какие-то парни у тебя были. Но тебе свидания с ними не понравились, и ты вообще плюнула на всё это и стала воспринимать семью моего деда, как свою собственную. Да к тебе и относились всегда, как к родственнице.

— Всё правильно, — вздохнула Дуся.

— А потом очнулась, а полжизни прошло, и ты уже не молоденькая румяная девчушка-хохотушка.

— Так что, так и помру бобылькой бесприютной?

— Ты так хочешь замуж? — прямо спросил я.

— Ну, не то, чтобы прямо замуж, — покраснела Дуся и сердито сказала, — ладно, давай спать!

— Погоди, Дуся, — не согласился я, — давай таки решим, что ты хочешь. Если ты хочешь замуж, то как ты себе это представляешь?

— В каком смысле? — перепугалась Дуся и опять покраснела.

— Ну вот будет у тебя муж. Вот какой он должен быть?

— Кто?

— Муж твой будущий.

— Мне бы хоть какой, — печально вздохнула она, — у меня никакого никогда не было…

— То есть, если к тебе завтра посватается Михалыч, который бачок нам чинил в туалете, то ты за него сразу и пойдёшь?

— За Михалыча? — возмущённо всплеснула руками Дуся, — да ни в жизнь! Он же алкаш противный и чесноком от него всегда воняет. Нет, за Михалыча я никогда не пойду! Ты даже не думай, Муля!

— Ладно, я тебя понял, — покладисто кивнул я, — к чёрту Михалыча. А вот за Герасима пошла бы?

— Так Герасим же к этой… к Валюхе поехал. Ну, Нонна которая, — растерялась наивная Дуся.

— А вот предположим, если бы он к ней не уехал. Пошла бы ты замуж за Герасима?

Дуся посмотрела на меня, как на придурка, и сказала:

— Ну и зачем он мне такой? За всю жизнь ничего, кроме чулана не нажил. Мы там вдвоём даже и не поместимся. Нет, Герасим мне не нужен.

— А Жасминов? — усмехнулся я.

— Издеваешься? — нахмурилась Дуся.

— Нет, не издеваюсь. Хочу понять, какие мужчины тебе нравятся.

— Да какие мужчины, — покраснела Дуся. — чтоб был мужиком.

— Так, а Жасминов он не мужик разве?

— Бабник он, а не мужик! — нелогично рассердилась Дуся, — и толку от него нету. Мне нужен хозяйственный и домовитый.

— Ну, вон Гришка домовитый и хозяйственный, — привёл пример я, — прекрасный фрезеровщик. Комнату ему вон от завода какую большую дали. Такой бы тебе понравился?

— Хулиган и пьяница твой этот Гришка, — покачала головой Дуся, — мне спокойный мужик нужен.

— Такой, как Печкин пойдёт? — наконец, сообразил я.

— Такой, как Печкин — в самый раз, — согласилась Дуся и торопливо добавила. — Но, чтобы только не артист был. Несерьёзно, все эти тиятры.

Я задумался. И вдруг понял, с кем можно познакомить Дусю.