Муля, не нервируй… Книга 4

Глава 11

— Бубнов! — с ошеломлённым видом воззрилась на меня Клавдия Пантелеймоновна и всплеснула руками. — У вас что, две невесты⁈ Это же аморально!

— Какое ваше дело⁈ — взвизгнула Вера, сообразив, что только что мы все прекрасно спалились.

— Это разврат! Моральное разложение! — принялся брызгать слюной Роберт Давидович. — Да за такие оргии партбилет на стол придётся положить!

— Я не в Партии, — подал слабый голос с кровати я.

— Потому и не в Партии! — возбуждённо заорал толстяк, — но за аморалку теперь ответишь по полной!

— Тише! Тише! У Мули же сердце, — попыталась вякнуть Вера, но её уже никто не слушал, поднялся страшный шум: высказаться по этому поводу хотели всё.

Валентина стояла бледная, как стена, и не знала, что и делать. Жасминов тоже, кажется, мечтал провалиться сквозь землю.

— Сердце у него сразу перестанет болеть, когда ним займутся соответствующие компетентные органы! — злорадно заявил Свинцов, подбоченясь, от чего его безразмерный живот заколебался волнами.

А я лежал на кровати и отстранённо наблюдал за всем этим, словно в кино. И лишь одна мысль крутилась сейчас у меня в голове: вот интересно, — думал я, — на этот его живот поместиться три бокала с пивом или только два? Я в том, моём мире, посещал когда-то Октоберфест и там были смешливые разбитные девчонки, некоторые из них могли на свой бюст поставить сразу по три бокала пива. А бокалы там были литровые.

— Бубнов! — визг Клавдии Пантелеймоновны ударил по ушам, вырывая из задумчивости. — Как можно было докатиться до такого! Да ни один порядочный советский…

И тут вдруг Дуся, обычно затурканная, необразованная Дуся, апогеем университетов которой была правильно нафаршированная рыба, внезапно как заорёт:

— Молчать!

От неожиданности все враз умолкли.

— Да как вы смеете! — сердито закричала она, наступая на Клавдию Пантелеймоновну, — на моего Мулю! На такого хорошего мальчика! Да такое подумать! Как вам вообще в голову могло такое взбрести⁈

— Но я сама, собственными ушами слышала, как обе девицы признались… — залепетала та, сражённая напором до этого тихой Дуси.

— И правильно! Не жёны же! А невесты! Мулечке жену лично его мама, Надежда Петровна выбирает! У нас, между прочим, в семье все академики! И Пётр Яковлевич для Надежды Петровны мужа выбирал, а теперь она для Муленьки выбирает! Так заведено в приличных семьях! А пока она выбирает — они невесты! Мы не позволим кому попало в семью войти!

Установилось ошеломлённое молчание. На меня удивлённо посмотрели все, даже Жасминов.

Я не знал, радоваться, что гроза по поводу аморалки миновала, или же проваливаться со стыда под землю. Хорошо, она про Верину оговорку насчёт будущего ребёнка не вспомнили. А то опять начнётся. Пока я размышлял, Роберт Давидович спросил ехидно, демонстративно обведя взглядом убогую комнату в коммуналке.

— И что это за академики такие, доморощенные?

— Мулин дед — академик Шушин, — гордо отчеканила Дуся и язвительно добавила, — а не доцентик какой-то. И отец тоже академик. Отец — академик Бубнов Модест Фёдорович. А тётя, Елизавета Шушина — профессор в Цюрихском университете, старый коммунист, друг Советского союза!

Толстяк смутился, подавился воздухом и моментально сдулся.

А Дуся продолжила:

— И негоже подозревать Муленьку в чём попало, он у нас мальчик воспитанный.

Сейчас она была прекрасна: глаза метали молнии, грудь вздымалась. Я даже залюбовался: нет ничего величественнее и разрушительнее, чем цунами, торнадо и женщина в ярости на обидчиков её любимого птенчика.

— И кричать здесь тоже не надо, — влезла Вера поучительным тоном, — у Муленьки больное сердце. Имейте совесть.

— Давайте вернёмся к сценарию проекта и смете, — примирительно сказал толстяк, весь красный от всего этого, — время уходит, а мы тут чёрт знает, чем занимаемся.

— Слушайте, — простонал я, — все документы у меня не здесь.

— А где? — моментально напрягся Свинцов. — На работе их нет, мы в кабинете всё посмотрели.

Я еле сдержался: эти твари рылись в моих вещах в кабинете. Ну ладно, я им это ещё припомню.

— В мастерской одного художника, — сказал я. — Он мой товарищ. Мне там, у него, среди холстов и красок, хорошо творчески работается.

— Давайте адрес! Мы сами сходим! –­ Буквально прорычал толстяк.

— Это невозможно, — тихо ответил я, — он вас даже не впустит. Кроме того, там нужно знать, как пройти и где спрятан ключ. Сами вы никогда не найдёте, даже если я подробно расскажу и нарисую схему…

— Так сами тогда сходите и принесите! — рявкнул Свинцов.

— Не могу, — простонал я, — я сейчас даже встать не могу. Так прихватило.

— И что же нам делать⁈ — растерянно принялась заламывать руки Лях. — Что же мы Георгию Фёдоровичу скажем?

— Бубнов, надо встать, — решительно велел толстяк, — ради советского искусства надо заставить себя встать. Стране нужен этот проект!

Я чуть на три буквы его не послал, еле сдержался. Не стране, а лично тебе, червяк жирный, нужен мой проект, чтобы карьеру себе делать, вылизывая босса. Но вслух сказал:

— Оставьте свой адрес. Я немного приду в себя и схожу. А потом Дуся принесёт к вам домой.

— Сегодня? — с недоверчивым беспокойством прищурился Свинцов.

— Сегодня, — сказал я, — в крайнем случае, завтра утром.

— Какое завтра утром⁈ А доклад я когда буду писать⁈ — возмутился Свинцов, — там же ознакомиться сперва надо, а читать я уверен, много страниц.

— Доклад я уже написал, — сказал я, — там только, если что, подкорректировать и потом переписать набело надо. Или на машинке напечатать.

— Вот, Бубнов! Можете же, если хотите! — с довольным видом молвил Свинцов и положил на столе листочек с адресом, — Это правильно. Интеллигентные люди всегда друг другу помогать должны. Жду документы сегодня, в крайнем случае, завтра утром.

И они с Клавдией Пантелеймоновной ушли, очень даже довольные собой и проделанной работой.

Когда незваные гости, наконец, ретировались, Валентина сказала со вздохом:

— Прости, Муля, я всё испортила, — она готова была разрыдаться. Но нашла в себе силы посмотреть на Веру и сказать, — и вы меня извините, девушка, я думала, что так сказать будет правильно. Я никакая не невеста Мули. Просто Орфей сказал… и я подумала… ч-что ему п-помощь нужна…

Она окончательно сбилась. Губы у неё задрожали.

— Это ты меня извини, — растерялась Вера, — я тоже никакая Муле не невеста. Он попросил меня помочь ему разыграть этих дураков. Я актриса. А когда эти уроды начали орать, я ничего не придумала лучше, чем сказать, что я невеста. Я недолго Мулиной соседкой была, в этой квартире. Жила через стенку, в соседней комнате…

— Ну вот, — печальным голосом сказал я, — и обе невесты меня бросили. А я ведь только-только привык к мысли, что я султан.

Моя примитивная шутка разрядила мрачную и гнетущую обстановку в комнате.

Девушки несмело заулыбались. Даже Дуся перестала хмуриться.

— Вот что! — я спрыгнул с кровати; моя душа просто жаждала действовать.

— Муля! Так ты что, не болен? — широко распахнула глаза Валентина.

— Ну, конечно же нет, — хмыкнул я и скомандовал, — так, хорошо, что все в сборе. Но прежде, чем я введу вас в курс дела и расскажу свой волшебный план, давайте-ка девочки, помогите Дусе сообразить что-нибудь к чаю. Пироги-то она сделать не успела, а Орфею сегодня и поесть не удалось. Так что вы тут пока похозяйничайте. А мы пока с ним перекурим на кухне. Сбор через десять минут здесь, за этим столом! На старт, внимание, марш!

Валентина, Вера и Дуся захихикали, а мы с Жасминовым двинулись на кухню.

Там я подкурил от конфорки, Жасминов просто уселся за стол и посмотрел на меня:

— Вот это ты влип, Муля, — изумлённо покачал головой он.

— Ничего, Орфей, вырулим, — выдохнул струйку дыма в форточку я.

— Так о чём ты поговорить хотел? — спросил он.

Увидев мой недоумевающий взгляд, пояснил:

— Ну ты же меня не просто так сюда вытащил. А чтобы подальше от бабских ушей. Значит, хочешь сказать что-то.

— Ну, наверное, действительно лучше, если я сначала здесь с тобой переговорю, — согласно кивнул я и затянулся, раздумывая, как бы получше начать разговор.

Жасминов терпеливо ждал.

И я начал так:

— В общем, Орфей, есть у меня план. Мне нужно одного человека, мягко говоря, низвергнуть с пьедестала. Причину ты сейчас частично видел. А для этого нужен компромат. Этот человек, насколько я помню, сделал много плохого разным людям. Но главное, он по уши завяз в аморалке. Ходят в определённых кругах такие слухи. Но насколько это соответствует действительности — нужно проверить. Вдруг он не причём и это всё — злобные наветы. Сам понимаешь, подставлять невинного человека я не буду.

Жасминов кивнул, выжидательно глядя на меня.

— Поэтому я решил привлечь девчат — Валентину и Веру.

— Вера, в принципе может соблазнить того человека, — задумчиво протянул Жасминов и пробарабанил пальцами по столешнице какой-то быстрый марш, — хотя она выглядит уже довольно-таки потасканной. Возраст всё-таки. А вот Валентина…

Он многозначительно умолк и деликатно не стал продолжать. Но и так было понятно, что он не в восторге от внешних данных Валентины.

— Соблазнять никого не надо, — покачал головой я, — девушкам всего лишь нужно внедриться в две среды, где обитает этот человек, и всего лишь собрать слухи. А дальше я уже сам.

— По поводу Веры я понимаю, — опять повторил Жасминов, — она должна покрутиться среди молоденьких танцовщиц. Они не брезгуют ходить по ресторанам с такими людьми. Но что ты планируешь по поводу Валентины, я никак не возьму в толк?

— Валентина — бухгалтер, — пояснил я, — заканчивает университет. Понимаешь?

— И что с этого?

— А то, что я планирую, чтобы она поступила в аспирантуру, — хмыкнул я, — в Институт философии. Аспиранток этот человек тоже… эмммм…. так сказать, привлекает. Таким образом Вера будет собирать информацию в артистической среде. А Валя — среди аспиранток.

— А я? — озадаченно спросил Жасминов. — На меня ты что запланировал? Неужели он ещё из этих? Так я такое не буду! Даже и не проси!

— Да нет же! Ты просто подстрахуешь девчат, — ответил я. — И всё. От тебя больше ничего и не надо.

Видя недоумённый взгляд Жасминова, я пояснил:

— Ты же вхож в артистические круги. Вдруг Вера не сможет там нормально ассимилироваться, я просто уверен, что не сможет, так ты ей подможешь.

— Как? — поморщился Жасминов и с недоумением посмотрел на меня.

— Да тебе всего-то пару раз надо будет заскочить, с улыбочками, почирикать с Верой. На виду у всех. Чтобы все поверили, словно вы — лучшие друзья. И все эти молоденькие девушки-хористки и танцовщицы сразу смекнут, что с нею надо дружить. Раз у неё такие знакомства.

Жасминов приосанился.

Затем немного подумал и опять нахмурился:

— А с Валентиной как?

— Да, в принципе, то же самое. Она будет крутиться с аспирантками, пару раз ты проведешь её до дверей Института. Или демонстративно встретишь после работы. Девушки заметят, что её провожает сам Жасминов, и начнут с нею дружить. С целью, чтобы она их познакомила с тобой. Так ей будет легче всё у них выведать.

Жасминов хмыкнул, а я продолжил:

— Иначе у неё самой ничего не получится. Если за Веру я абсолютно спокоен, видел бы ты как она сыграла мою невесту перед этими уродами, то на Валентину я вообще рассчитывать опасаюсь.

— Муля! — сказал довольный Жасминов, — помогу — чем смогу. Просто так. Потому что мы с тобой товарищи и соседи. Ты мне уже и так сколько помог. Но если ты мне в ответ поможешь найти работу — буду тебе ещё больше благодарен. Но только имей в виду: я не хочу работать в театре у Глориозова. И тем более не хочу у Капралова-Башинского. А у Завадского я категорически не хочу. Но вот в Большом я бы мог, конечно, попробовать… н только если будет главная роль, и только в классических постановках…

Я усмехнулся, затушил окурок и сказал Жасминову с самым что ни на есть простодушным видом:

— Вот и хорошо, раз ты такой бескорыстный, Орфей! Пошли пить чай, а то девочки уже заждались там, наверное.

Жасминов задумался, очевидно, пытаясь понять, где он прокололся, а я вернулся в комнату. Сосед пошел за мной следом.

А Дуся расстаралась. Стол ломился от разносолов так, что я аж удивился. На покрытом новой синей скатертью (которую Дуся держала исключительно «для гостей» и никогда не доставала из ящика) столе в большом праздничном блюде была порезанная колбаса. Были котлеты. Были куски жаренной рыбы. Отдельно был сыр и творог. Кроме того, Дуся даже успела отварить яиц, разрезать их, вытащить желток, раздавить его и перемешать с чем-то, даже с виду, вкусным и сунуть обратно в яйца. Выставила остатки рагу (получилась почти полная миска). Сделала бутерброды аж четырёх видов.

Да это не стол на скорую руку, а просто праздник какой-то!

Обычно Дуся нахлебников и гостей особо не жаловала. Была она скуповата. Единственное исключение составляла наша семья. Поэтому, когда я вошел в комнату и обнаружил, что Дуся выложила на стол почти весь запас продуктов — я удивился. Но потом сообразил, что в нашем доме Дуся всегда была на вторых ролях. А здесь, сейчас, она перед этими девушками чувствует себя хозяйкой. А вот они перед нею даже немножко заискивают, что ей необычайно льстит. Кроме того, она к ним отнеслась хорошо, потому что они пытались «спасти» её любименького Муленьку.

— Ого! — одобрительно сказал я, — как хорошо иметь в доме сразу трёх женщин!

Дуся, вера и Валентина рассмеялись. Немудрёный комплемент им понравился.

— Садитесь, — велела Дуся и скомандовала, — Валентина, ты разлей всем чаю, а я тем временем схожу пироги поставлю. Пока мы чай пить начнём, там уже и пироги подойдут.

Мы расселись за столом и принялись угощаться. Сначала девушки смущались друг друга, меня и Жасминова. Сидели с прямыми спинами, старательно не касаясь спинок стула, пили чай маленькими глоточками, оттопырив мизинчики и ничего не ели. Это безобразие продолжалось целых пять минут, ровно до тех пор, пока не вернулась Дуся. Увидев такое свинство, она рявкнула на всех возмущённо. После этого все манеры и куртуазность были срочно позабыты, и голодная молодежь набросилась на еду с нормальным аппетитом, присущим только молодости.

Когда первый голод был утолён, а пироги ещё не приготовились, я выложил свой план. Жасминов уже слышал его, поэтому сидел надувшись, с многозначительным видом.

Вера и Валентина же пришли в неописуемое волнение. Честно говоря, я ожидал, что они откажутся.

Как же я недооценил наших девушек. Авантюризм и приключения явно были у них в крови.

— Муля! — сказала Валентина, аж ёрзая от нетерпения, — а почему мне нужно ждать осени?

— Я же тебе уже объяснял, — подавив раздражение от её нерасторопности, ответил я, — набор в аспирантуру проходит только весной и осенью. Весной ты не успеваешь, без диплома о полном высшем образовании тебя не допустят до экзаменов…

— Муля! — возмущённо перебила меня она, — но ты же сам сказал, что мне нужно только поступить для того, чтобы немного покрутиться там и всё, правильно?

Я кивнул.

— Ну, так, а почему надо ждать аж осени? Есть же курсы для желающих поступить в аспирантуру, — пояснила она, — и на них можно вполне попасть и сейчас. Многие студенты, которые хотят в аспирантуру, так делают.

— Никогда не слышал о таком, — покачал головой я.

— А вот мой отец, когда был в аспирантуре, сначала был на курсах, — пояснила она.

— А что у него за специальность была? — удивился я.

— Марскизм-ленинизм, — пожала она плечами и добавила, — думаю, в Институте философии обязательно тоже должно такое быть. А если не курсы, то всё равно какие-то факультативные лекции. Если они есть, то я хоть завтра туда пойду. Там не надо сдавать экзамены и берут всех желающих.

— А что там делать надо? — спросил Жасминов.

— Просто ходить на эти лекции, — хмыкнула Валентина. — И не спать на них.

Все посмеялись.

— Думаю, если там есть такое, — подытожил я, — это было бы просто отлично. Сэкономит нам полгода.

— Тогда мы можем действовать параллельно, — захлопала в ладоши Вера, — посмотрим, у кого быстрее получится.

— Нам нужно не быстрее. А качественнее, — нахмурился я, — сами же видели, как вели себя эти Свинцов и Лях. Им лишь бы отобрать чужой труд. Моя бы воля, я бы их…

И тут внезапно Валентина предложила:

— Муля! Так, а в чём дело? Напиши этот говенный доклад и сам расскажи о проекте Сталину!