Муля, не нервируй… Книга 4

Глава 23

Понедельник начался отрадно: в больничное окно светило солнце, деревья ласково шумели молодой листвой, легкий ветерок доносил пряные ароматы цветов, которые хоть ненадолго, но перебивали въедливый больничный запах. Я крепко, с подвыванием потянулся — настроение было радостным-радостным, а на лице блуждала дебильная улыбка.

Впервые со времени попадания сюда я чувствовал себя отдохнувшим и умиротворённым. Что человеку для полного счастья надо? Если брать пирамиду Маслоу — то не так уж и много.

Я ещё раз сладко потянулся и подумал, чем сегодня буду заниматься.

И тут дверь в мою палату открылась и вошел доктор. Строго поблёскивая стёклами очков, он спросил, осторожно пальпируя мою грудную клетку и голову:

— Ну как вы тут, Имммануил Модестович?

— Хорошо, — сказал я.

— Вижу, вижу, что на поправку идёте, — сухо улыбнулся он, — значительно лучше! Просто отлично даже! В принципе мы уже можем вас отпустить. Потом ещё раз придёте, я швы сниму.

— Замечательно! — расцвёл я, — я готов, прямо хоть и сейчас.

— Нет, сейчас не получится, — покачал головой доктор, — нужно завершить курс укольчиков. Так что сегодня ещё понаблюдаетесь. А потом же тоже нужно закрыть больничный, подготовить документы. А вот завтра с утра милости просим на волю. Денька два-три побудете дома, а потом и на работу можно будет, сворачивать горы…

Он рассмеялся своей немудрёной шутке, а я посмеялся за компанию.

Так-то я был очень рад, что моё вынужденное пребывание в больничных стенах, наконец-то, вот-вот закончится.

Доктор ушёл, а я начал собирать барахло. В принципе, у меня его много и не было, но Дуся понатаскала всяких баночек, блюдечек, чашечек, и это всё следовало вернуть обратно в полном составе. Иначе будет ой.

Дверь опять открылась и в палату заглянула Тамара Сергеевна, медсестра с аппетитными формами. Сейчас она накрасилась и даже локоны успела накрутить. Я удивился — вроде и ушла от меня перед утром, потом суета вся эта больничная, и вот когда она успела причёску такую сделать? Но вслух комментировать не стал. Просто посмотрел одобрительно.

При виде меня, лицо её сначала вспыхнуло радостью, затем приобрело строгое выражение Мальвины, которая решила погонять Буратино перед тем, как запереть его в чулане:

— Тебя выписывают, Муля, — не столько спросила, сколько констатировала она и возмущённо посмотрела на меня.

— Угу, — кивнул я, аккуратно складывая в Дусину сумку очередную баночку, так, чтобы она не звякала при ходьбе.

— И ты уходишь… — печально вздохнула она.

— Угу, завтра утром, — сообщил я и положил в сумку два толстых литературных альманаха, которые приносил мне Жасминов (надо вернуть).

— А как же я? — на глазах её появились слёзы. — Как же мы⁈

Вот чёрт! Я как-то и не подумал, что всего одно мимолётное приключение вызовет вот такую вот реакцию.

— Я думаю, что мы ещё встретимся, — сказал я и, на всякий случай, добавил. — Более того, я абсолютно уверен в этом.

— А давай ты ко мне жить пойдёшь? — с робкой затаённой надеждой спросила она. — Я сейчас два часа ещё дежурю, потом смену сдаю и буду на сутки свободна. А утром завтра за тобой сюда зайду. Пойдём ко мне, Муля?

— Не могу, Тома, — покачал головой я, чувствуя себя при этом крайне неуютно, прям злодеем даже себя почувствовал.

— Почему? — губы её задрожали.

Ну вот как так? Вроде же взрослая женщина. И наивно верит, что после одной случайной ночи я, как минимум, должен на ней жениться. Вот потому многие женщины и остаются годами в одиночестве. Ну нельзя же так серьёзно относиться к жизни!

Я вздохнул. Но отвечать хоть что-то нужно было.

— Потому что Дуся всю Москву вверх ногами перевернёт, — развёл руками я. — Мне нужно домой идти и показаться ей, что я жив-здоров.

— А потом? Потом ты придёшь ко мне? — её глаза блеснули надеждой.

— Пиши адрес, — нейтрально кивнул я.

В принципе почему бы и нет? Она — женщина свободная, я — тоже не женат. Эта ночь мне понравилась. Чем искать себе девушку, на которой могут и заставить жениться, то вариант периодических встреч с Тамарой Сергеевной — просто идеальный.

Она вспыхнула, бросилась ко мне, быстро поцеловала меня в губы и вылетела из палаты.

А я пожал плечами и продолжил собираться.

Буквально через пару минут она вбежала обратно. Так торопилась, что даже причёска растрепалась и заботливо уложенные локоны уже не были сталь идеальными.

— Вот! — протянула она мне вырванный из тетрадки листочек с адресом, написанным большими круглыми буквами с завитками. — Я через сутки дежурю. Ты завтра придёшь?

— Завтра точно нет, — покачал головой я, — Отдохнуть надо. А вот в следующий твой выходной приду.

— Муляяя! — пискнула от восторга Тамара Сергеевна, хотела опять броситься мне на шею, но в коридоре, через приоткрытую дверь, послышались голоса — кто-то из больных, или медперсонала, звал её.

— Я должна бежать, — извиняющимся голосом сказала она и умоляюще добавила, — я буду ждать тебя, Мулечка.

Домой на следующее утро я вернулся в прекрасном расположении духа. Даже разговор с Тамарой Сергеевной не повлиял моё настроение.

Дуся, при виде меня, заохала, запричитала, что я бледненький, что круги под глазами, и принялась кормить меня разносолами.

Стол ломился от угощений, Дуся расстаралась к моему возвращению: и рассольник, и тушёные в горшочке грибы с картошкой и мясом, и щуку нафаршировала, и блинов целую гору нажарила, с разными начинками.

— Ты бы отдохнул, Муля, — запричитала она, когда я, наевшись до отвала, отдуваясь, привалился к спинке стула.

— Нет, Дуся, — ответил я, — надо на работу сходить.

— Так тебе же доктор разрешил ещё три дня дома побыть! Сегодня только вторник, — всплеснула руками она, — а что если плохо тебе станет? Останься дома. Муля. А я сейчас сырничков тебе пожарю. Как ты любишь. Со сметанкой. Или, может, лучше вареничков? С вишней, а, Муля?

— Не станет, Дуся, — заверил я с самым честным видом, — я только туда и обратно схожу, и вернусь. Ты как раз успеешь с сырниками. Мне надо в отчёте расписаться. Это важно.

Еле-еле отделавшись от приставучей Дуси, я пошёл на работу.

Шёл и улыбался. Погода прекрасная, солнце светит, птички поют. На душе прямо умиротворение и покой.

Комитет по искусствам СССР встретил меня необычайной суетой. Я уже и отвык за пару дней от всего этого. Улыбнувшись, я устремился к проходной. Но не успел войти: у самого входа меня перехватил Леонид, коллега из другого отдела. Он курил чуть в стороне и замахал мне что-то сигнализируя. Мне стало любопытно, и я пристроился покурить рядышком.

— Что скажешь, Муля? — с намёком спросил Леонид, затягиваясь так, что чуть дым из ушей не пошел. — Теперь всё перевернётся с ног на голову.

— О чём ты? — не понял я, и себе подкуривая сигарету.

— Я про это.

— Про что?

— Ты что, последние новости разве не знаешь? — удивился он.

— Так я же болел неделю, — пояснил я, — сегодня только из больницы выписали, но ещё три дня я на больничном буду. Вот, зашёл на работу про отчёт узнать. Хоть и не планировал заходить. Так что я совсем не в курсе.

— Ого! А у нас новость такая, что всем новостям новость! Александрова взяли! Агитпоп который, — радостно выдал информацию Леонид. — Там, говорят, целый притон у них накрыли. Он на даче у своего дружка целый бордель организовал. Ему молодых аспиранток из Института философии туда возили и красивых актрис. Там целый кастинг был: хочешь роль — давай на дачу. Хочешь диссертацию защитить — ублажай старика на даче… Оргии!

При слове «оргии» Леонид мечтательно выдохнул дым и посмотрел куда-то вдаль.

— Да ты что⁈ — сделал удивлённые глаза я, — Не может быть!

— Может, Муля, может! — вытаращил глаза Леонид, — там целую группу накрыли. Уже к скандалу ЦК Партии подключился. Сейчас такие разборки наверху идут, что ох.

— Так, может, наговорили на него? — продолжал «прощупывать» почву я.

— Да какое там! — фыркнул Леонид, — там же вещественные доказательства есть. Целая пачка фотографий. И на всех Александров и его дружки с голыми бабами. Я-то сам не видел, но Иванов говорил, что лично видел.

— Ого, — покачал головой я и закинул удочку, — а кто же накрыл их? Известно?

— Конечно! — хмыкнул Леонид, — Козляткин и накрыл. Фотографии принёс. Большаков так обрадовался, что сразу его обласкал. Теперь, говорят, Козляткин будет у него не замом, а первым замом. И ещё квартиру, говорят, даёт ему. Улучшенного комфорта, двухкомнатную. И премию в размере двух окладов, представляешь⁈ Оооо! Они же с Александровым старые враги. А тут такое! Оооо!

У меня, мягко говоря, челюсть отпала.

Нет, лично я и не хотел палиться, и чтобы о моём участии кто-то узнал. Но от Козляткина я такой западлянки точно не ожидал. Не верить Леониду у меня причин не было. Его жена трудилась у первого зама в помощниках, точнее, теперь уже у бывшего первого зама, так что все эти нюансы он прекрасно знал, так сказать, из первых рук.

Мы ещё немного поболтали о всяких других вещах: о квартальном отчёте, о субботнике в следующее воскресенье, и о Ирочке из кадров, которая скоро выходит замуж.

Распрощавшись с коллегой, я заторопился на работу. Настроение было уже не столь радужным и оптимистичным.

— Муля! Тут такое было! — стоило мне заглянуть к себе в кабинет, как Лариса и Мария Степановна вывалили на меня целый ворох свежих сплетен о героическом Козляткине, который «накрыл» советский бордель и спас бедных юных аспиранток от злобных похотливых стариков.

Я выслушал всё это с непроницаемым лицом, в нужных местах поохал и поахал. А затем отправился прямиком к Изольде Мстиславовне.

Застал её в кабинете, она сортировала и аккуратно раскладывала какие-то бумаги.

— Здравствуйте! — улыбнулся я.

— Муля! — расцвела старушка, — ты что-то совсем пропал! Я уже жду, жду, а тебя и не видно.

— В больнице я был, — вздохнул я и перевёл разговор на интересующую меня тему, — как тут дела? Как обстановка? Иван Григорьевич у себя?

Я кивнул на дверь Большакова.

— Ой, Муля, нету Ивана Григорьевича, — покачала головой Изольда Мстиславовна и понизила голос до шёпота, — как сегодня с утра уехал, так и нету. А всё этот Сидор Петрович виноват.

— А что Сидор Петрович? — упавшим голосом спросил я, стараясь выдержать лицо.

— Да припёрся тут вчера, — начала смаковать сплетню Изольда Мстиславовна, — принёс целую пачку фотографий. Они заперлись в кабинете и долго-долго разговаривали. Пару раз даже кричали. Иван Григорьевич даже чай свой не попил.

Она раздосадовано покачала головой:

— Я, как обычно, в три часа пятнадцать минут сделала ему чай, как он любит, с лимоном. Заношу, а он как рявкнет на меня. Ты представляешь, Муля⁈ На меня! А потом схватил фотографии и уехал. Я его и не дождалась — ушла домой в одиннадцать часов вечера, а он так и не вернулся. А сегодня с утра только зашёл, схватил папку и сразу уехал. Даже не спросил меня, как там мои цветочки!

Она печально вздохнула и покачала головой с аккуратным седым пучком.

— А Козляткин?

— Сразу к себе ушёл, — фыркнула Изольда Мстиславовна и плотнее закуталась в кружевную шаль. — И носа из кабинета не высовывает. А теперь слухи ходят. Говорят, что там Александрова арестовали. Целая комиссия создана.

Она сердито нахмурилась и язвительно добавила:

— Я, конечно, давно говорила, что этот Александров плохо закончит, но не бордель же!

— Ну это да, — поддакнул я и спросил. — А про меня Иван Григорьевич ничего не говорил?

Изольда Мстиславовна невнимательно покачала головой и опять переключилась на причитания. Мы ещё немного поболтали, и я ушёл.

И пошёл я сразу в кабинет к Козляткину. Его секретарь скривился, но не пускать меня больше не посмел.

Козляткин сидел у себя в кабинете и что-то радостно насвистывал. Часть папок были уже связаны в стопки и громоздились на столике для посетителей, и на полу.

— Муля? — при виде меня лицо его вытянулось.

— Здравствуйте, Сидор Петрович, — сказал я нейтральным голосом, — переезжаете?

— Да я… — смутился тот, но потом сразу наехал на меня, — так, а ты почему квартальный отчет так поздно не сдал?

— Отчёт Мария Степановна делала, — ответил я и добавил, — вы разве забыли, что я на больничном?

— А здесь ты что делаешь? — нахмурился Козляткин. — Иди домой и лечись.

— Да вот зашел фотоаппарат отца забрать, — сказал я, — вернуть ему надо. Он же работает с ним. Да и заодно хотел новости узнать.

— Аааа… — протянул Козляткин с едва заметным облегчением. Он вытащил фотоаппарат и отдал мне, — забирай, конечно же.

— А что с фотографиями? — продолжал изображать блаженное неведенье я

— Я отдал Ивану Григорьевичу, — с важным видом кивнул Козляткин.

— Замечательно, — сказал я, — А он что?

— Иди домой Муля, — отеческим голосом сказал Козляткин, — ты что-то бледно выглядишь. Ещё упадёшь тут. Зачем нам ЧП на производстве? Ты когда выходишь на работу?

— В четверг, — сказал я.

— Ну вот выйдешь на работу, тогда и поговорим. А сейчас я очень тороплюсь, Муля. Так что иди домой.

И Козляткин, который только что сидел и насвистывал, и никуда не торопился, внезапно стал крайне занятым человеком. Он торопливо вскочил из-за стола, распахнул передо мной дверь и сам тоже практически выбежал из кабинета и быстро пошёл по направлению к кабинету Большакова.

Можно было остаться в коридоре, он бы сейчас сразу вернулся, и продолжить разговор. Только я в очередной убедился, что пословица «не делай добра — не получишь зла» на все сто процентов права. Народ не проведёшь, народ знает. И так было во все времени: и в том, моём мире, и здесь.

Конечно, было неприятно, что человек ловко воспользовался результатами моего труда и выдал Большакову за своё. Но я не стал сейчас раздувать скандал. Пока не стал. Козляткин оказался конформистом и приспособленцем. В принципе всем известно, что карьеру добрые и порядочные люди практически никогда не делают. Поэтому и не удивительно, что он взлетел. Меня взбесило, что взлететь он попытался на моей шее.

И что лично я из этого не получил ничего.

Но это ведь только начало. Козляткин тут сильно просчитался. Он решил, что можно присвоить чужие результаты и получить за них плюшки. Это у него получилось. На данный момент. А вот о том, что будет дальше, он даже и не подумал. Победа — это хорошо, это почётно. Но победу ещё надо уметь удержать. И вот как Козляткин собирается действовать дальше — я не представляю. Ведь лично я ему больше помогать не буду.

Так-то, при зрелом размышлении, всё получилось, как для меня, даже и хорошо. Если какой-то Леонид, или Лариса, или Мария Степановна, — все они знают, что это Козляткин принёс Большакову компрометирующие фотографии, значит, рано или поздно об этом узнают и все остальные. И я на сто процентов уверен, что у Александрова остались сторонники и покровители. И что они сейчас немножко переждут бурю, а потом начнут искать того, кто копал под Агитпропа. И очень даже удачно, что этом «кто-то» окажусь не я, а Козляткин.

А там и посмотрим.

Я усмехнулся.

Да, был минус в том, что Козляткин получил квартиру (хотя это ещё всё проверить надо). Но я свою квартиру выгрызу в любом случае.

Теперь у меня остался главный вопрос — как отобрать мой советско-югославский проект у Завадского?

Если бы это происходило в моём бывшем мире, я бы просто позвонил или написал Йоже Гале и он бы отказался работать с Завадским. А здесь переписку контролировали и за это можно было хорошо влипнуть. Поэтому данный вариант отпадал.

Ну да ладно, поживём — увидим.

И я вернулся в коммуналку.

Из кухни тянуло жаренной рыбй и слышался какой-то шум. Там явно ругались или спорили.

Я заглянул и увидел там наших «новых» соседей — Августу Степановну и синеглазую Нину.