Глава 12

— И как ты себе это представляешь? — покачал головой я, — кто меня к нему допустит?

Валентина смутилась и раздражённо пожала плечами:

— А что, вот так просто взять и сдаться?

— Да и зачем это Муле? — поддержал меня Жасминов.

— Но он столько готовил этот проект! — возразила Валентина и добавила, — да мы все готовили. Я вот смету считала. И я считала её для Мули, а не для этого противного Свинцова!

Я молчал и думал.

Тогда Вера сказала:

— А знаешь, Муля, была у нас в подтанцовке одна девочка. Так вот, она в ресторане всю волну всегда задавала. Только не сама, не своими руками. Ей очень шеф-повар благоволил. Так вот, если ей надо было что-то, она его так накрутит, так накрутит, а уж он старается. Никогда она без премии не оставалась, и всегда лучшие номера только у неё были…

— Придётся тебе, Муля, с кремлёвской поварихой спать, — заржал Жасминов. — Чтобы проекты свои продвигать.

Все засмеялись, даже Дуся. А Вера покраснела и надулась.

Я же молчал и думал.

Все отсмеялись и притихли. Смотрели на меня, молча пили чай. Пауза затягивалась.

Наконец, я решился и сказал:

— А ведь Вера права. И Валентина права.

Вера с Валентиной переглянулись. Валентина с довольным видом, а Вера чуть смутилась, но тоже была довольна.

— Проект Свинцову я и не собираюсь отдавать, — пояснил я, — и всем этим его начальникам. Но и прорываться к Сталину без приглашения — неоправданный риск.

— Так что же… — вскинулась Валентина, но Вера дёрнула её за рукав и что-то шепнула на ухо.

Та смутилась и умолкла.

А я продолжил развивать мысль:

— Поэтому нужно сделать как говорит Валентина, но при этом так, как советует Вера.

Все недоумённо уставились на меня, а я пояснил:

— Нужно донести этот проект Сталину, но только не чтобы я сам это сделал, а через кого-то. Найти кандидатуру «шеф-повара», как та девушка из подтанцовки.

Все заулыбались, особенно Вера и Валентина. А Жасминов скривился:

— И где ты такую кандидатуру найдёшь?

— Я вижу единственного человека, которого может принять Сталин, — задумчиво сказал я, — и это — Большаков.

— Но он же тебе сказал отдать всё философам этим! — возмутилась Вера и расстроенно воскликнула, — Муля! Если ты отдашь ему сценарий и остальное — он сразу же передаст Свинцову и этой карге в бусиках!

— Вот! — поднял я палец вверх. — Вера правильно говорит. Теперь давайте думать, как убедить Большакова, чтобы он изменил своё мнение и пошел к Сталину отстаивать этот проект, а не отдал его Александрову.

Все умолкли и изредка несмело переглядывались.

Идей ни у кого не было.

Кроме меня. Я сказал:

— Валентина, здесь нужна будет твоя помощь.

— Какая? — с готовностью ответила она, — ещё смета нужна? Или что?

— Нет, — покачал головой я, — Нужно прямо сейчас смотаться в загородный дом твоих родителей и взять одну вещь. Но я боюсь, что уже слишком поздно и они могут ругаться. Да и на чём туда добираться так поздно?

— Ерунда какая! — с усмешкой хмыкнула Валентина, — это же мой дом тоже. Отвезёт меня дядя Толя, наш водитель. А маме скажу, что завтра зачёт по вышке, а ведёт преподша, которая любит, чтобы все студенты были в строгих костюмах. Скажу, что нужно костюм взять.

— Ага, раньше не могла. А тут вдруг вспомнила, — фыркнула Вера и покачала головой.

— Скажу, зачёт пораньше на два дня перенесли, делов-то! — отмахнулась Валентина, — мама всегда насчёт внешнего вида категорична и считает, что нужно ходить в строгом виде. Так что нормально всё будет…

— Не будет! — вдруг подала голос Дуся, которая всё это время прислушивалась к нашему разговору, но в сам разговор не лезла. — Твоя мама, такая же, как и Надежда Петровна. Она и проверить может. Или встретит потом ту твою учительницу и спросит, как дочка зачёт сдала. Или спросит, зачем она студентов перед зачётом костюмы искать гоняет. И что учительница ей ответит? И что тебе потом будет? Нет, не годится это!

У Валентины аж уши покраснели. Так-то Дуся была права.

— А что тогда нам делать? — спросил я.

— А зачем ей туда ехать? — вопросом на вопрос ответила Дуся.

Все посмотрели на меня.

— А вот здесь главная задача, от которой зависит всё, — пояснил я, — провалится она — провалится и проект.

— Не умничай, Муля, — рассердилась Дуся, — я — женщина простая и мне надо говорить простыми словами. Ничего я не поняла. Причём здесь проект для Сталина и Валин загородный дом?

Над столом повисла тишина. Пришлось объяснять всю цепочку:

— Смотрите. Единственный человек, который может представить этот проект Сталину — это Большаков, наш Министр. Но он ни в какую не хочет. Мы с ним уже разговаривали на эту тему. Он категорически упёрся и не хочет. Поэтому нужно его заставить. А заставить, точнее убедить его может только один человек — Изольда Мстиславовна.

— Это кто? — спросила Валентина.

— Секретарь Большакова. Очень пожилой человек. И очень опытный. Но она на него имеет мощнейшее влияние. Скажу так — без её совета он ничего такого не делает и не подписывает.

— Всё равно не понимаю, — поморщилась Валентина.

— Объясняю. У этой старушки есть только единственная слабость — она обожает всякие экзотические растения… Прямо до ужаса…

— Ты хочешь, чтобы я поехала домой и выпросила у мамы какой-то цветочек для этой старушки? — догадалась Валентина и захихикала.

— Именно так, — кивнул я. — Иначе убедить её не получится. Если же ты сможешь выпросить растение, то может и всё выйти. Причём нужно очень редкое растение, чтобы Изольда Мстиславовна ради него согласилась на ночь глядя переться домой к Большакову с моими документами и убеждать его, что надо прямо завтра с утра ехать к Сталину и делать доклад по проекту. Если не сможешь — то всё, мы проиграли. Большаков проект отдаст Александрову.

— Ого! — уважительно протянул Жасминов, — прямо шахматная партия получается.

— Как у Макиавелли! — восхищённо прошептала Валентина. Глаза её пылали. Она прямо сейчас готова была нестись за город и лично выкосить у матери хоть весь огород.

— Тогда так и надо сказать, — подала голос Дуся.

— Что? — не понял я.

И, кажется, никто не понял. Все посмотрели на Дусю с недоумением.

— Нужно, чтобы Валентина ехала с Мулей к её родителям и рассказала всё как есть. Всю правду. Что от этого зависит карьера Мули. Тебе же квартиру должны были дать, правильно?

Я кивнул.

— Вооот! — подняла палец вверх Дуся, — Валентина должна честно сказать Анне Васильевне, что это нужно, чтобы Мулин проект доложили самому Сталину. Что цветок — это подарок для важного человека. И что за проект дадут двухкомнатную квартиру в высотке.

— И что? — удивилась Вера, — какая ей разница, дадут ему квартиру или не дадут?

— Эгэээ, девонька, — хмыкнула Дуся, — Осиповы очень хотят породниться с Адияковыми и Бубновыми. И Муля для них — самый лучший зять. И они прекрасно знают, что они не одни такие. Те же Красильниковы спят и видят, и Белозёровы. Да и другие. А тут такая оказия. Да Анна Васильевна лично весь огород до единого стебелька выщиплет, вместе с чернозёмом, лишь бы дочку удачно замуж отдать. А тут ещё квартира в центре Москвы и в таком доме.

Все молчали, потрясённые. Даже я.

Так-то ситуацию всю эту я прекрасно знал. Но устами простой женщины Дуси это прозвучало как-то… по-макиавеллиански.

— Дуся права, — вздохнул я.

Мне не хотелось говорить правду Осиповым. Потому что завтра об этом будут знать все остальные.

— Не переживай, Муля, мама никому не скажет, — успокоила меня Валентина, прочитав мои сомнения на лице, — даже папе. И я сама лучше поеду. Ты там не нужен.

— Точно?

— Точно, — кивнула она, — но туда и обратно, это всё у меня займёт часа три, если не больше.

— Нормально, — взглянул на часы я, — тогда езжай прямо сейчас, поторопись только. Орфей, ты можешь провести Валентину до её дома?

Жасминов кинул.

— А обратно, как будешь ехать, так пусть водитель тебя прямо сюда привезёт, ладно? — продолжил раздавать указания я. — А мы с Верой тем временем сядем переписывать доклад. Я-то набросал его, но там всё как курица лапой и сильно почёркано. Надо переписать набело.

— У меня в школе был самый лучший почерк! — с гордостью похвасталась Вера, — мне даже грамоты доверяли всем писать. И стенгазету только я делала!

— Вот и прекрасно. Тогда вперёд, — дал отмашку я, — встречаемся тут через три-три с половиной часа.

— А я пока твой костюм почищу и пирогов ещё сделаю, тесто вон осталось, — ворчливо сказала Дуся, — не гоже в гости идти с пустыми руками. Даже если это сам секретарь Министра.

Валентина и Жасминов ушли.

Я сбегал к Герасиму в чулан, вытащил из сумки пухлую папку с документами. Сумку оставил пока там, чтобы не увидели деньги и остальное.

— Вот, — сказал я, вернувшись в комнату, где Вера помогала Дусе убирать грязные чашки со стола.

— Помогай Муленьке, я тут дальше сама управлюсь, — велела Дуся и споро принялась освобождать нам стол от тарелок.

— Вот смотри, Вера, — я разложил черновые листы на столе, — нужно переписать вот это и это. Давай я буду диктовать, а ты пиши…

— Слушай, Муля, — вдруг жарко зашептала Вера и прижалась грудью ко мне, — а я даже и не знала, что ты такой выгодный жених, оказывается. Всё артиста себе, дура, искала. А оно вон как вышло…. Слушай, Муля, а пошли потом, после всего, в ресторан сходим, а? А потом сразу ко мне…

— Ты помогать Муле села или жопой крутить, а, вертихвостка⁈ — Дуся, которая тихо стояла за спиной и всё прекрасно слышала, вдруг огрела Веру по спине полотенцем, — ты гля, какая аферистка тут нашлась! А ну, не разевай роток!

Мы с Верой, не сговариваясь, прыснули со смеху.

— Работайте! — свирепо рыкнула Дуся и пригрозила, — я всё вижу!

Пришлось работать. Под Дусиным чутким надзором.


Валентина успела, и даже на полчаса раньше.

— Успела! — с сияющим видом, заявила она прямо от порога. — Дядя Толя гнался на всей скорости, как сумасшедший. Хорошо, хоть никакая милиция нам не встретилась.

— А что Анна Васильевна? — осторожно спросил я, — не ругалась?

— Представь себе — нет! — хихикнула Валентина и продемонстрировала в горшочке какое-то жуткое растение лилово-чёрного цвета, волосатое, от вида которого аж мороз по коже прошёл.

— Ч-что это? — невольно перекрестилась Дуся, и, осознав, что сделала, смутилась и покраснела.

— Это такка, — с гордостью пояснила Валентина, — мамина любовь. Очень редкое растение. В Москве точно ни у кого больше нет. Маме по заказу аж из Индии привезли.

— Какое оно кошмарное, — покачала головой Дуся, — а что, ничего красивого разве не нашлось? Розочки там какие-нибудь, или лютики….

— Ох, Дуся, ничего-то ты в этих делах не понимаешь, — засмеялся я, — для садоводов чем страшнее цветок — тем он красивее.

— А этот — особенный, — похвасталась Валентина. — Мама сказала, что как только она его увидит, то сама побежит и всё сама доложит!

Она хихикнула, но осторожно. Люди в это время ещё боялись «поминать самого всуе», до развенчания культа оставалось почти два года.

— А воняет оно как, — поморщилась Дуся и с тревогой спросила, — Муля, ты точно уверен, что она тебя из-за него не выгонит? Давай я лучше ещё пирогов напеку? Или, может, кексиков?

— Нет, Дуся, — с усмешкой покачал головой я, — это именно то, что ей сильно понравится.

— Другое название у него — Цветок чёрной летучей мыши, — хохотнула Валентина, ей явно нравилась растерянность Дуси.

— Оно и заметно, — скривилась Дуся и укоризненно покачала головой, причуды эти она не понимала.

— Всё! Тогда всем спасибо, — сказал я и поблагодарил всех. — Уже поздно. Расходитесь по домам. Дуся, ты ложись спать. А я пойду к Изольде Мстиславовне. С летучей мышью этой. Валентина, а инструкцию, как за ним ухаживать Анна Васильевна дала?

— Я всё записала, — с гордостью похвалилась Валентина и протянула мне исписанный листочек.

— Молодчина, — похвалил я и бережно сунул бумажку в карман. — Орфей, опять буду просить тебя провести Валентину домой. Но и Веру, само собой, тоже. А я побегу. Дуся, а ты спать давай ложись. Поздно уже. Комнату только не запирай.

— Ничего подобного! — возмущённо всплеснула руками Валентина, — я идти спать не собираюсь. Хочу дождаться тебя и узнать, чем всё закончилось!

— Так Дуся устала и хочет спать, — попытался вразумить девчонку я.

— Пусть себе спит, — пожала плечами Валентина, — я на кухне посижу. Возьму у тебя какую-то книгу и там её почитаю.

— Но я могу и под утро вернуться, — продолжал уговаривать её я. — Что ты будешь на табуретке сидеть до утра?

— Подожди, Муля! — в свою очередь возмутилась и Дуся, — а почему это ты решаешь, хочу я спать или не хочу⁈ Я тоже буду сидеть и ждать тебя.

— Дуся, я же вижу, что ты устала… — начал я, но был сердито перебит Дусей.

— Не выдумывай! Иди, а мы тут сами разберёмся. Если Вера хочет домой, пусть Орфей её провожает. Валька может лечь пока на твою кровать, а я на свою прилягу. Ты раньше, чем через три-четыре часа не вернёшься. А там разбудишь нас и всё расскажешь.

— Я тоже не хочу домой! — возмутилась Вера, — почему вы остаётесь, а меня сразу домой⁈ Я тоже помогала и имею право узнать!

— Вера, но для тебя нет кровати, — попытался урезонить её я.

— Так я в комнату Беллы пойду, — ответила Вера, — всё равно ещё лекарства надо на место вернуть. А у Беллы осталась моя раскладушка. Кровать Нонны отдали обратно Михаловым, а раскладушка так и осталась. Так что не беспокойся, иди себе.

Видя такое единение, я понуро развёл руками — но женщин, если они упёрлись — не переспоришь. А если упёрлись хором, так сказать, коллективно — то уж тем более.

— А ты знаешь, где эта секретарь живёт? — спросила рациональная Валентина.

— Не знаю, — ответил я.

— А как же ты… — она осеклась и растерянно посмотрела сперва на меня, потом — на Дусю.

— Так я на работу пойду, — хмыкнул я, — Изольда Мстиславовна и Иван Григорьевич каждый день до полуночи на работе сидят. Это все у нас знают.

— Сейчас только половина одиннадцатого, — посмотрела на часы Валентина, — авось успеешь.

Я уже был собран, прихватил документы и цветок. Уходя, заметил, как Дуся незаметно перекрестила меня.


Ночная Москва была прекрасна и безлюдна. Запахи распускающейся зелени и цветов чувствовались сейчас особенно ярко. Я шёл и наслаждался. Отвык уже от таких вот ночных прогулок. Раньше, по молодости, часто гулял по ночам — то с друзьями, то с девушками. Потом, со временем, осталась одна работа. Сейчас я попал в молодое тело. А вот привычки остались мои, взрослые. Поэтому я редко гулял и веселился, постоянно решал какие-то проблемы и работал.

А сейчас шёл и улыбался. Надо будет чаще вот так гулять. А что, заведу друзей или девушку. Для того и молодость.

Здание Комитета по делам искусств СССР было тёмным, лишь два окна рядышком светились на втором этаже.

Я широко улыбнулся, хоть сердце и ёкнуло.

Значит, на работе застану. И попробую-таки продвинуть проект. А если не получится и его отберут — уеду в Якутию.

Решено!

Я вошел в здание, прошел по тёмному, освещённому тусклой ночной лампочкой коридору наверх и повернул в сторону кабинета Большакова.

Тихонько постучал в приёмную, выждал пару секунд и открыл дверь.

— Муля? — на меня с удивлением смотрела Изольда Мстиславовна, оторвавшись от какой-то бумаги. Она была не в своём обычном коричневом костюме, а в тёплой самовязанной кофте. — Что ты здесь так поздно делаешь?

— Это такка, — шепотом сказал я и показал горшок ей. — Другое название у него — Цветок чёрной летучей мыши…

— Муля! — прошипела Изольда Мстиславовна, подскочила и вышла из кабинета ко мне в коридор, — Что ты здесь делаешь?

— Принёс вам такку, — широко улыбнулся я, — очень редкий цветок. Вы оцените, Изольда Мстиславовна. А если вам не нравится, я выброшу её где-то в овраге.

Губы у старушки задрожали, и она жадно уцепилась за горшок, и проворчала:

— Признавайся, что тебе уже надо?

Загрузка...