Глава 7

Когда я очутился в этом водовороте человеческого страдания, время будто остановилось для меня. Стало неподвижным.

Но это было на самом деле не так.

Просто моя душа неподвижной точкой, как око бури, сияла внутри этой Урны Последнего Вздоха и ко мне льнули все те души, что сохранили хотя бы остатки воспоминаний. Те, кто еще помнил, что они — душа.

Первая душа прикоснулась ко мне робко, как испуганное дитя. Да, собственно, эта душа и была ребенком.

В то же мгновение я почувствовал удар — не физический, а душевный. Боль этого ребенка стала моей болью. Его страх смерти, его отчаяние от того, что он никогда больше не увидит маму прожгли меня насквозь. Ужас маленького существа, которое не понимало, что с ним происходит, которое просто хотело к маме, хотело, чтобы боль прошла.

Мама… Где мама… Так темно… Почему так больно?..

Я сжал зубы, заставляя себя принять эту боль. Не отгородиться от нее, не оттолкнуть — принять. Сделать частью себя.

Я здесь. Ты больше не один.

Детская душа потянулась ко мне, словно к источнику тепла, и я обнял ее своей Ци, укутал радужным светом. В ответ она отдала мне свою боль — всю, без остатка. И я взял ее. Впитал в себя. Остались только светлые воспоминания: деревянная игрушечная лошадка, первые шаги, когда мама радостно хлопала в ладоши, запах свежих лепешек, которые пекла бабушка…

С каждой новой душой я чувствовал, как что-то во мне меняется. Не разрушается — меняется. Словно мое сознание становилось больше, шире, способным вместить не только мою собственную боль, но и боль всех этих людей.

Хранилище Сознания, которое даровала мне Жемчужина, отданная отшельником, теперь работало иначе. Не просто как совершенная память — сейчас оно стало местом, где я мог безопасно хранить чужие страдания, не позволяя им разрушить мою личность.

«Ван… Что ты делаешь с собой?..» — донесся до меня обеспокоенный голос Ли Бо, но он звучал как из другого мира. — «Ты можешь не выдержать».

Я делаю то, что должен, — мысленно ответил я. — Я забираю их боль. Всю. Потому что никто кроме меня не заберет. С них достаточно.

Именно этого от меня ждали эти души. Они ждали, что кто-то разделит с ними их последнюю ношу. Что кто-то поймет, через что они прошли. Услышит их голоса, их жизни.

Следующая душа была постарше. Женщина. Было ощущение, что она просто встала рядом и что-то тихо рассказывает.

Она умерла от болезни, медленно и мучительно, и последние месяцы своей жизни провела в постели, наблюдая, как ее тело предает ее. А ее малыши наблюдали за ее угасанием, еще не осознавая, что скоро останутся одни.

Мои дети…что будет с моими детьми…они такие маленькие…кто их накормит…я хотела увидеть, как они вырастут… как они полюбят… как у них будут свои дети…я хотела просто увидеть…

Горе матери обрушилось на меня лавиной, и я едва не застонал от боли.

Я хоть и прожил целую жизнь, такой боли никогда не испытывал. Это было что-то другое. Материнская любовь и отчаяние от невозможности защитить своих детей.

Тяжело…

Чужая жизнь, пропущенная через себя — это слишком тяжело.

Это были не просто воспоминания — я жил! Я чувствовал вместе с ними!

Злые духи, которых я изгонял, и просто обычные души, которых я упокаивал, — я никогда не смотрел внутрь них.

Даже когда я смотрел воспоминания других Праведников, там всё было иначе, ведь они уже давно были не обычными людьми — их чувства и эмоции были ровнее, приглушеннее, они долго отрешались от мирского. Именно поэтому в их воспоминаниях не было такого… НАКАЛА!

Накала, сжатого в точку — болезненной человеческой жизни.

Потом пришел старик — и с ним чувство невыносимого одиночества. Он умер в полном одиночестве, забытый всеми, кого когда-то любил. Его последняя мысль была не о боли, а о том, что никто даже не заметит его ухода. Вся его жизнь были сплошные ошибки и упущенные возможности. Его сожаления тяжелыми камнями ложились на мою душу. Миг назад чужие, через секунду — мои.

Я не хотел…не хотел так жить…не хотел…

Твоя жизнь не была напрасной. Ты дышал. Ты видел рассветы. Ты был частью этого мира. Этого достаточно. Ты был.

Души летели ко мне одна за другой, как мотыльки к пламени. И каждая несла свою уникальную боль, свою историю страданий.

Старый торговец, который обманывал покупателей всю жизнь, а в конце понял, что потерял собственную душу.

Кто я? Кто я такой? Я же был хорошим… когда-то я был хорошим мальчиком, который просто хотел иметь еды в достатке… Как всё скатилось к этому?.. К бесконечному обману… Прости меня…прости…я знал, что поступаю неправильно, но не мог остановиться…

Прощения он просил у самого себя, у того маленького мальчика, которым помнил себя.

Еще одна…душа…

Еще одна…

Еще…

Старик-ремесленник, который всю жизнь работал с деревом и создавал прекрасные вещи своими умелыми руками. И всё равно его душа была полна сожалений.

Я так и не научил внука всему, что знал сам… Кто теперь будет хранить наше ремесло? Он не захотел быть как я…он захотел большего. Куда уйдут те секреты… Те нюансы, которые я постигал всю жизнь?..Они ушли со мной… Я никому их не передал…

Его печаль о несбывшихся планах, о разорванной цепи поколений текла через меня, как холодная река. Я видел его мастерскую, недоделанную колыбельку для правнука, инструменты, которые больше никто не возьмет в руки.

С каждой душой боль становилась сильнее. Не физическая — душевная. Я впитывал в себя их последние мысли, страхи, надежды, которым так и не суждено было сбыться.

Любимый…я так хотела сказать тебе…хотела…

Девушка, не успевшая признаться в любви.

Больно…так больно…когда это кончится…пожалуйста, побыстрее…

Ребенок, умерший от болезни.

Я не просто слышал их — я становился ими на мгновение. Чувствовал их любовь, их страх, их последние надежды.

Вам не нужно больше страдать.

Их голоса сливались в хоре страданий, который оглушал и разрывал сознание:

Помоги нам…

Освободи нас…

Мы не хотим больше страдать…

Верни нас домой…

Позволь нам уйти…

Я чувствовал, как мое собственное «я» начинает растворяться под весом чужих переживаний. Грань между мной и ими стиралась. Их воспоминания становились моими, их боль — моей болью.

«Ван, ты не выдержишь!!! Это безумие! Ты впускаешь их в свою душу! Прерви процесс! Ты потеряешь себя!»

Я не мог, да и не хотел прерывать этот процесс. Я знал, что справлюсь.

Души нуждались во мне. Они цеплялись за меня, как утопающие за соломинку.

Я был их единственной надеждой на освобождение.

Сотни голосов сливались в один хор боли. Но самыми страшными были детские голоса. Их было меньше, но каждый пронзал душу острее клинка.

Не уходи…не оставляй меня одного…

Я хочу домой…хочу к маме…

Мне страшно…так страшно…

Слеза Святого в моей ладони пульсировала всё ярче, будто отвечая на голос каждой из сотен душ. Ее сияние действительно обволакивает каждую душу, даруя короткие мгновения забытья и облегчения за долгие годы мучений.

Хранилище Сознания работало на пределе возможностей. Оно структурировало поток чужих душ, не позволяя им полностью растворить мою личность.

Сто… Двести… Триста душ…

Я переставал понимать, где мои пределы… Насколько огромна моя душа, способная вместить в себя весь этот объем и не сойти с ума.

И среди этого хора страдающих душ я услышал другие голоса. Тихие, почти неслышные, как робкое «спасибо», сказанное от всего сердца.

Спасибо…

Ты понял нас…

Ты не отвернулся…

Мы больше не одиноки…

Уже не больно…

Добавил детский голосок.

И в этот момент, когда почти справился с потоком душ, я ощутил ее присутствие.

Печать Мастера Инь-Ян висела в центре водоворота, пульсируя черно-белым светом. Она была не просто Символом — она была живой, древней волей, которая наслаждалась страданиями душ. Веками она питалась их болью, становясь всё сильнее, всё более прочной и порочной.

Интересно, — раздался в моей голове чужой голос, холодный и полный презрения. — Праведник решил поиграть в спасителя? Ты думаешь, что можешь что-то изменить?

Но я в этом голосе почувствовал не силу, а наоборот — страх.

Это не был настоящий Мастер Инь-Ян. Это был всего лишь слепок его мощной Воли, способной в отрыве от своего хозяина на такое.

Печать Мастера Инь-Ян чувствовала, что теряет контроль над душами. Она пульсировала злобной энергией, пытаясь вырвать их из моих объятий и вернуть в водоворот мучений. И у нее не получалось. Моя Просветленная Ци, усиленная Слезой Святого, создавала вокруг душ непроницаемый кокон защиты.

Ты ошибаешься, — сказал я печати, и в моем голосе звучали сотни других голосов. — Я не играю в спасителя. Я просто делаю то, что должен делать Праведник. Проводить застрявшие души дальше.

И что же может сделать жалкий червь против творения великого Мастера? Ты слаб! Эти души тебя разорвут, а я перемолю твою душу и стану еще сильнее.

Я могу показать тебе то, чего ты никогда не знала.

Печать была порождением дисбаланса — абсолютного Инь без капли Ян. Она существовала только за счет отсутствия своей противоположности. Именно она заставляла души испытывать постоянную боль и сожаления, хотя в душах были и светлые воспоминания, и я это точно знал. Потому что я их видел — эти светлые воспоминания.

Но что произойдет, если дать ей то, чего ей не хватает?

Я не стал сопротивляться следующей атаке Печати. Когда ее темная сила обрушилась на меня, пытаясь сокрушить мою душу, я открылся ей навстречу. И ответил не злобой, не сопротивлением.

Я ответил любовью. Благодарностью. Принятием.

Я показал ей всё то, что дали мне души. Я показал ей ту сторону жизни душ, которую она подавляла.

Я показал ей материнскую любовь женщины, которая умерла, беспокоясь о детях. Показал самопожертвование воина, который пал, защищая слабых. Показал раскаяние торговца, который в последние мгновения понял истинную ценность человеческих отношений.

Я показал ей бесконечность проявлений человеческого добра и поддержки.

Я почувствовал, как моя Радужная Ци всё больше начинает резонировать с энергией душ. Каждая из них была уникальна, каждая несла в себе отпечаток прожитой жизни, но все они стремились к одному — к свободе.

А печать Мастера Инь-Ян — она была создана для контроля. Для подавления. Для принуждения. Но против сотен объединенных душ, даже ослабленных и истерзанных, одна печать была бессильна.

И прямо сейчас не Я, а эти души, направляемые мной, влияли на печать. Они сами были ключом для своего освобождения. Совокупная мощь и сила сотен душ — ей не может сопротивляться лишь остаток Воли Мастера.

Они сломали печать, отдавая ей положительное. Ведь их боль забрал на себя я.

Что происходит?..Что⁈..Невозможно!..Что это за эмоции⁈..

Печать прекратила попытки атаковать.

Она просто зависла.

Я открыл глаза.

Печать Мастера Инь-Ян впервые за всё время своего существования почувствовала завершенность.

Она стала действительно Инь-Ян, без перевеса одной из сторон. Это был момент абсолютной гармонии противоположностей.

Я уже знал, что должно случиться. То же самое, что случилось с Радужным Лотосом и цветком белого нефрита — когда противоположности находят друг друга, они возвращаются к истоку. В состояние до разделения.

Печать не могла туда вернуться, потому что души лишь на мгновение показали ей другую сторону.

Достигнув истинного баланса, она должна была либо эволюционировать, либо вернуться к истоку.

Как красиво… Быть целой… Я была неполноценна… Мастер не вложил в меня это… Вот чего мне не хватало…

Печать выбрала возвращение.

Она растворилась в воздухе, с тихим вздохом облегчения — как путник, который наконец добрался домой.

Символы Фу на поверхности Урны перестали двигаться.

Они застыли, а затем медленно начали терять свой фиолетовый свет. Один за другим, они гасли, как свечи на ветру, пока поверхность черного нефрита не стала полностью темной.

Процесс перемалывания душ остановился.

Притяжение, которое тянуло новые души в эту ловушку, исчезло.

Вращающийся водоворот в центре замер.

Урна Последнего Вздоха перестала существовать как орудие страданий. Теперь это была просто ваза из черного нефрита.

Но проблема оставалась. В центре Урны по-прежнему плескалась Эссенция Душ — концентрированная духовная энергия сотен загубленных жизней. Молочно-белое облако силы, которое могло сделать любого практика невероятно могущественным.

Сила, ради которой эта формация и создавалась. Возможно, не вся сила, — Урна не была заполнена до краев, — но всё равно сила, за которую темные практики были готовы убить любого. Да что там темные, даже обычные могли усилиться подобным.

Сила души — это самая могущественная сила в Поднебесной. Не зря ранги развития, где начиналось владение силой Души, являлись совершенно другим уровнем, по сравнению с предыдущими.

Эта сила не должна попасть никому в руки.

И в то же время, я не знал куда деть эту эссенцию…

И вдруг Урна зашептала:

Возьми ее. Поглоти. Ты заслужил эту силу. Ты спас их души — теперь используй их энергию для спасения других… Ты же Праведник…это пойдет во благо…прими эту силу…поглоти…

Я улыбнулся. Ясно. Значит, в Урне было заложено еще много чего. Не только Печать Мастера управляла всем этим.

Попытка Урны повлиять была обречена на неудачу. Не на того Праведника, или, скорее, не на того человека она пыталась повлиять.

Сила? — Она меня не интересовала.

Меня волновало только провести эти души, эту Эссенцию туда, где они должны быть. На Небо.

Вдруг Слеза Святого в моей ладони словно ожила.

Она взлетела и замерла напротив Эссенции души.

Сначала медленно, потом быстрее радужный кристалл втягивал в себя Эссенцию Души, как губка впитывает воду, и с каждой каплей поглощенной Эссенции Слеза становилась больше и ярче.

Я уже понял, что происходит: Слеза Святого — это не просто артефакт. Это буквально кусочек Неба.

А души, даже в таком искаженном виде, все еще стремились туда, где им положено быть.

Эссенция Души не исчезала в Слезе — она возвращалась домой. К своему источнику. К Небу, которое дало ей жизнь.

Я сидел и наблюдал, как Слеза Святого медленно поглощает всю Эссенцию. Процесс был красивым и, одновременно, печальным — как закат, который прекрасен, но знаменует конец дня. С каждой поглощенной каплей Слеза Святого становилась больше и ярче. В ней появлялись новые оттенки — цвета, для которых у людей не было названий. Цвета Неба.

Когда последняя капля Эссенции исчезла в кристалле, Слеза стала размером с мой кулак и светилась мягким, теплым светом. В ее глубинах можно было различить движение — словно там плавали маленькие рыбки из света.

Остатки душ. То немногое, что от них осталось, наконец-то нашло покой.

Дальше им может помочь только Небо. Вернуть им то, что делало их душами — стертые воспоминания.

Душа — это река. Река опыта, которая течет через времена и пространство, собирая в себя каждую каплю пережитого. Каждая встреча, каждый выбор, каждое мгновение боли или счастья — все это становится частью этой безграничной реки.

Сегодня я был тысячей рек одновременно. Чувствовал, как каждая несет свой груз — материнскую любовь, детский страх, старческую мудрость, воинскую доблесть.

К чему стремятся реки? К морю. К тому месту, где все воды становятся едины, не теряя при этом своей природы.

Небо — это и есть такое море для душ. Не конец их пути, а начало нового существования. Там они обретают покой не потому, что перестают быть, а потому, что наконец понимают, частью чего всегда были.

Я посмотрел вокруг.

Урна… Она по сути была мертва, бессильна навредить душам, хоть я ощущал заложенные в ней намерения. Злые намерения. Но с этим я мог справиться и сам. Потом…

А сейчас…

Надо завершить начатое.

Я медленно выбрался из Урны и лег на черную землю. Тело мое дрожало от истощения, но душа… Душа была полна. Хотя, вернее сказать, — переполнена.

В ней сейчас находились сотни других душ. Они доверили мне свою боль, и теперь я нес ответственность за них.

— ВАН! — бросились ко мне лисы, но остановились в нескольких шагах.

— Тихо, хвостатые. Не сейчас… — еле разлепив губы сказал я.

И ты, учитель. Тоже ничего не говори… Только помешаешь…

— Всем молчать! — раздался голос Ли Бо, — Мой ученик занят важным делом. Не подходить к нему и не отвлекать. Это всех касается.

Сил улыбнуться не было.

Я закрыл глаза и углубился в себя.

Там, в глубинах моего сознания, они ждали. Светящиеся точки, каждая уникальная, каждая — целая вселенная воспоминаний и эмоций. Но теперь в них не было боли. Была только благодарность и… готовность.

Готовность идти дальше.

Пора, — мысленно сказал я им, — Пора вам идти домой…вы подзадержались.

И я начал отпускать их. Одну за другой. Одну за другой.

Первой ушла детская душа — мальчик, который звал маму. Из моей груди поднялся крошечный светлячок, белый и чистый, как первый снег. Он завис надо мной на мгновение, словно прощаясь, а затем устремился вверх, к звездам.

За ним последовала молодая мать. Ее светлячок был золотистым, теплым.

Следующим ушел старик. Его огонек мерцал мудро и спокойно.

Один за другим светлячки поднимались в небо. Белые, золотые, серебряные, голубые, розовые — каждый своего неповторимого оттенка. Небо наполнилось летящими душами, и зрелище это было одновременно печальным и прекрасным.

Я помнил каждую из них. Все они оставили след в моей душе, как зарубки на дереве.

Ведь душа — это не просто энергия, не просто жизненная сила, которую можно измерить или накопить. Душа — это история каждого существа, записанная в самой ткани бытия.

Все они были. Они жили. Они существовали.

Вот почему Небо видит всё. Потому что оно и есть всё — каждая прожитая жизнь, каждая пролитая слеза, каждый момент радости.

Это и есть путь Праведника. Не в накоплении силы, не в поражении врагов, а в том, чтобы помогать душам найти дорогу домой.

Я лежал и смотрел в звездное Небо. Оно казалось невероятно далеким и одновременно очень близким. Словно стоило протянуть руку — и я смогу его коснуться.

Оно смотрело на меня, а я на него.

Души… Их было уже не видно. Думаю, кроме меня и моих спутников их никто и не видел. Они были крошечными.

Лисы осторожно забрались мне на грудь, принюхиваясь.

— От тебя пахнет… странно, — сказала Хрули.

— От него пахнет Небом, — тихо сказала Ло-Ло, подползая ближе.

Да. Во мне что-то изменилось, только я еще не знал что.

Загрузка...