Мечников. Том 10. Битва умов

Глава 17

— Новое направление лекарского дела? — удивился Сеченов. — Вы имеете в виду специализацию?

— Именно, — кивнул я. — Мне уже довелось рассказать вам и даже показать на практике, как можно организовать работу лекаря-кардиолога, лекаря-инфекциониста, лекаря-хирурга и даже лекаря-гастроэнтеролога-эндоскописта. Но мы упускаем ещё одну важную профессию, которую можно реализовать. И перед нами наш первый потенциальный пациент, — я выдержал паузу, чтобы понаблюдать за реакцией Апраксина и Сеченова и ещё сильнее заинтриговать их. — Я говорю о стоматологии, господа.

Я уже интересовался этим вопросом. Стоматология развивалась так же плохо, как и хирургия. Другими словами, никак! Лекари практически ничего не знают о зубах и их строении. Да, если возникает воспалительный процесс или кровотечение из дёсен, с этой задачей они справиться могут. Но не более того.

Пломб, протезов, профессиональной чистки в этом мире нет. Даже обычный кариес с инфекцией никто убрать не сможет, потому что для этого требуется либо обратный виток, либо антибиотики и всё те же методы пломбирования и чистки, которые здесь пока что не изобрели.

В целом уже давно можно было развить это направление, самые элементарные материалы для этого у меня есть. Со стоматологией я не спешил, поскольку сконцентрировался на основных направлениях, от которых может зависеть жизнь пациента.

Правда, стоматологию тоже недооценивать не стоит. Это не просто медицинская наука о здоровье зубов. Стоматологи и челюстно-лицевые хирурги, имеющие смежную специализацию, занимаются не только лечением зубов, но также и всей ротовой полости. Язык, слизистая рта, дёсны, челюстной аппарат — всё это является частью их работы.

Для кого-то может быть удивительно, но на самом деле бывают заболевания зубов, от которых пациент может и погибнуть. К примеру, флегмона зуба. Гнойное расплавление, которое может привести не только к сепсису и остеомиелиту, но также и к повреждению головного мозга.

Кроме того, существуют заболевания других органов, которые возникают из-за нарушения гигиены рта. Про повреждение миндалин и желудочно-кишечного тракта даже говорить не стоит — это и без того очевидно. Если во рту много бактерий, они попадут в желудок, затем в кишечник, и это приведёт к возникновению новых заболеваний.

Однако существует и менее очевидная болезнь. Гигиена полости рта может напрямую влиять на состояние сердца! К примеру, если во рту поселится бактерия «бета-гемолитический стрептококк группы А», это может привести к повреждению эндокарда. Эндокард выстилает сердце изнутри и формирует клапаны.

А уж проблем при нарушении работы клапанов целая масса. Нарушение гемодинамики, развитие сердечной недостаточности, а дальше только хуже и хуже.

Пока Апраксин и Сеченов ели, я постарался во всех подробностях рассказать им всю эту концепцию. Ксанфий почти не понимал, в чём смысл моей истории, зато Иван слушал меня с открытым ртом. Иногда даже забывал жевать.

— Если я правильно понял, Алексей Александрович, — произнёс Апраксин, — вы сможете сделать всё это уже сегодня?

— Да, но начать нужно будет с вашей кожи. Думаю, что этот этап лечения будет наиболее трудным, — объяснил я.

— Тогда давайте не будем терять времени, — он уж было собрался вскочить из-за стола, но тут же понял, что мы находимся посреди реки и экстренно сбежать с судна нам никак не удастся.

Однако Ксанфий явно загорелся возможностью обрести нормальную внешность. Могу его понять. Если у него есть связи в паспортном столе имперской канцелярии, то он запросто может организовать себе новый документ с настоящим лицом и перестать скрываться от вечного преследования.

Когда теплоход «Княжна Анастасия» причалил к набережной, Апраксин чуть ли не первым покинул судно и, активно зазывая нас за собой, рванул оплачивать карету. Я впервые видел его таким оживлённым. Видимо, он ещё никогда настолько не надеялся, что сможет избавиться от своей патологии.

Втроём мы добрались до моей квартиры, я впустил Сеченова и Апраксина внутрь, а сам ещё некоторое время побродил вдоль здания, чтобы убедиться, не следит ли кто-то за нами. Учитывая, что за Ксанфием постоянно ведут охоту, а в городе бесчинствуют сектанты, которые могут запросто выбрать своей новой жертвой меня или Сеченова, лишний раз перестраховаться не повредит.

— Итак, Ксанфий Аполлонович, — усевшись рядом со своим новым пациентом, произнёс я, — прежде, чем мы приступим к самому процессу лечения, расскажите, нет ли у вас других жалоб. Вы никогда не рассказывали, беспокоит ли вас что-нибудь ещё, кроме зелёной кожи и клыков.

К этому моменту Апраксин уже смыл свой грим. Сеченов с интересом рассматривал его кожу, но старался не показывать Ксанфию, как он поражён увиденным, чтобы не обидеть нового знакомого.

— Беспокойств хватает, — сказал Апраксин. — Как вы думаете, Алексей Александрович, с чего я вообще изначально ступил на эту скользкую тропу? Почему я начал искать магические травы и продавать их?

— Я уже догадался, господин Апраксин. Вы хотели найти способ исцелить себя самостоятельно. Без помощи лекарей. Верно? — спросил я.

— Всё так и есть, — кивнул мужчина. — Хоть меня в семье и недолюбливали, изначально отец старался помочь мне. Нанимал много лекарей. К нам даже приезжали целители из Санкт-Петербурга. Столичные лекари с огромным опытом работы. Но даже им ничего не удалось со мной сделать. Хотя деньги за свои «услуги» они брали с большим удовольствием. Зато, когда я достиг зрелого возраста и смог разобраться в алхимических травах, я сам решил несколько своих проблем.

— Так значит, некоторые симптомы вы всё же смогли купировать? — удивился Сеченов. — Какие?

— Постоянные боли в боках. С двух сторон. Они мучают меня с самого детства, — произнёс Апраксин и указал сначала на левый бок, ближе к спине, а затем на правую половину живота — прямо под рёбрами.

Интересно… Судя по тому, как он показывает наиболее болезненные места, несложно догадаться, с какими органами имеется проблема.

— Что думаете, Алексей Александрович? — спросил меня Сеченов. — Дело в левой почке и в печени?

— Почти попали, Иван Михайлович, — кивнул я. — Но с одним органом всё же ошиблись. Справа, судя по клинической картине, и вправду воспалены печень и желчный. Вот, смотрите, — я взглянул на Ксанфия и спросил: — Можете прилечь и задрать рубашку? Мы с коллегой проведём пальпацию.

Апраксин не понял, что я имел в виду, но доверился и кивнул, расположился на диване, после чего я прощупал органы, расположенные под правой рёберной дугой. То же самое повторил Сеченов. Каждый раз, когда мы погружали пальцы под рёбра, Ксанфий невольно вздрагивал от боли.

— Печень и вправду сильно увеличена, — подметил Сеченов.

— Да, только болевой синдром возникает не из-за неё. Проблема в желчном пузыре. Скорее всего, он очень плохо справляется с выведением желчи, — пояснил я.

— Вы правы, господа. Это я и сам знаю, — кивнул Апраксин. — Поэтому принимаю те желчегонные травы, которыми вы так часто закупаетесь у меня, господин Мечников.

— А в левом боку, судя по всему, боль возникает вовсе не из-за воспаления почки. Помните, какой ещё орган находится в этом месте, господин Сеченов? — обратился к коллеге я.

— Толстый кишечник, левая почка, поджелудочная железа, — принялся загибать пальцы он. — Точно! Селезёнка! Верно?

— В точку, — кивнул я. — Именно к этому я и клоню. И все эти органы связаны одной общей функцией. Подозреваю, что именно в ней и лежит основная проблема. Помните, что происходит в печени и селезёнке?

— У печени функций много, — задумался Сеченов. — А в селезёнке созревают некоторые клетки крови.

— Не только созревают, но и погибают. Утилизация клеток крови происходит и в печени, и в селезёнке. А раз оба органа воспалены, значит, им приходится работать на износ.

— Погодите, Алексей Александрович, вы хотите сказать, что проблема не с органами? — спросил Ксанфий. — Проблема изначально в моей крови?

— Именно. Судя по тому, что я вижу, ваши красные кровяные клетки — эритроциты — регулярно разрушаются прямо в сосудистом русле. А затем их «останки» утилизируются перегруженными органами. А теперь скажите, как часто вы испытываете слабость?

— Да практически всегда, — ответил он. — Силы мне придают только особые отвары из трав. Больше ничем не могу себя поддержать. Хотя, признаюсь, в последнее время начал пользоваться вашими зельями-энергетиками. Бодрит, но слабость всё равно держится.

— Зелья-энергетики вам не помогут. И скоро я объясню — почему, — сказал я. — Протяните руку. Мне нужно взять образец вашей крови.

Я обработал антисептиком локтевой сгиб Ксанфия, а затем извлёк из его вены немного крови.

— Иван Михайлович, пока продолжайте опрос нашего пациента, — попросил я. — Мне нужно полчаса, чтобы провести один анализ.

Пока Сеченов занялся Апраксиным, я прошёл в другую часть комнаты, достал аппарат Горяева, поместил немного крови пациента на предметное стекло и принялся подсчитывать количество клеток.

Проклятье… А ведь и сама кровь по цвету какая-то крайне неестественная! Думаю, с кожей у Ксанфия вообще проблем нет. Он кажется зелёным из-за жидкости, которая течёт по его сосудам. Я уже догадался, в чём суть его врождённого патологического процесса.

Но никак не могу понять, каким вообще образом Апраксину удалось прожить так долго! Люди с такой кровью встречаются в нормальной клинической практике. И у них обычно два варианта. Либо госпитализироваться и пройти интенсивный курс лечения, либо умереть.

Вскоре я закончил подсчёт клеток и обнаружил, что эритроцитов у Ксанфия вдвое меньше, чем у любого здорового человека. А значит, и гемоглобина в крови очень мало. Отсюда и слабость.

Возникает вопрос: куда деваются эритроциты? Почему они распадаются прямо в сосудах?

Не имея более продвинутых технологий, точный ответ дать не получится, но у меня уже есть готовая теория. И если я последую ей, вскоре Апраксин придёт в себя.

— Итак, господа, результаты анализов готовы, — произнёс я. — Можем приступать к лечению.

— Уже? — удивился Ксанфий. — Так вы, может быть, расскажете, что вам удалось обнаружить? Какой диагноз?

— Начнём с того, что кожа у вас не зелёная. Так кажется со стороны из-за того, что в сосудах течёт очень мутная кровь, которая даже отдалённо не похожа на здоровую. На самом деле ваша кожа желтоватая. У вас, Ксанфий Аполлонович, желтуха. Причём возникает она сразу из-за нескольких проблем, — объяснил я.

— Желтуха? Как у какого-нибудь запойного алкоголика? — поморщился он.

— Не совсем, — ответил я. — Видите ли, желтухи бывают трёх типов. Паренхиматозная, механическая и гемолитическая. И у вас редчайшее сочетание всех этих вариантов. Нарушение работы печени даёт паренхиматозную желтуху. Постоянная задержка желчи в пузыре и прилежащим к нему протокам приводит к механической желтухе. Но самая главная ваша проблема — это гемолиз. Распад клеток крови. В эритроцитах содержится билирубин. По сути, это и есть желчь. Именно из-за их распада вы постоянно подвергаетесь хронической интоксикации.

— Уж простите за грубую формулировку, — произнёс Сеченов, — но почему тогда Ксанфий Аполлонович до сих пор жив?

— Потому что заболевание носит врождённую магическую природу. Его тело частично адаптировалось к постоянной интоксикации, — объяснил я.

Всё дело в генетическом заболевании, которое созрело в семье Апраксиных. Скорее всего, кто-то из его предков был болен лёгкой формой этого заболевания. А другой потом страдал от патологического роста клыков.

В итоге Ксанфию не повезло собрать весь «генетический мусор». Он стал таким не по своей вине. И не по вине своих родителей. Магия и генетика — только и всего.

— Дайте мне час, и я приведу ваши клетки в порядок, — пообещал я. — Будет неприятно, но оно того стоит. Вы готовы?

— Мне всю жизнь, мягко говоря, неприятно, господин Мечников. Решение уже принято. Я готов, — кивнул торговец.

Мужчина снова лёг на диван, а я приступил к процессу лечения. Пока Сеченов восстанавливал печень, селезёнку и желчный пузырь, я тратил огромное количество маны на стабилизацию клеток крови. Исправлял дефекты, из-за которых клетки были вынуждены постоянно разрушаться.

Затем воздействовал на костный мозг и принудил его к выработке новых, здоровых клеток.

— Готово, — устало произнёс я спустя час работы. — С одной проблемой мы разобрались.

Ксанфий тут же вскочил с дивана, достал из сумки зеркало и принялся разглядывать своё лицо.

— Не спешите, цвет кожи изменится не сразу. Он придёт в норму лишь через пять-семь дней. На полное восстановление потребуется месяц, — объяснил я.

— Неправда… — прошептал Апраксин, глядя в зеркало. Его руки тряслись. — Она уже стала бледнее. Милостивый Грифон, Алексей Александрович, неужто и вправду получилось?

— Получилось, будьте в этом уверены. Если пока что мне не верите, подождите пару недель, и сами всё поймёте, — произнёс я.

— Я вам верю, — кивнул он. — И в долгу не останусь. Как и обещал, взамен можете получить всё, что пожелаете. Деньги, поставки, новые травы. Всё, что угодно.

— Погодите, я свою часть сделки ещё не выполнил, — напомнил ему я. — У нас остался нерешённый вопрос с клыками. Лично я готов приступить к решению уже сейчас. Что скажете? Хватит вам сил пережить ещё одну процедуру? Скажу сразу, она будет крайне неприятной.

Недаром существует огромное количество людей, которые до ужаса боятся стоматологов. Даже с анестезией порой процесс лечения зубов переносится крайне дискомфортно. А уж в условиях девятнадцатого века, подозреваю, Ксанфию и вправду придётся помучаться. Но я постараюсь максимально обезболить его ротовую полость, чтобы процесс прошёл наименее травматично.

— Вы ещё спрашиваете? — хмыкнул он. — Конечно же, я готов!

— Тогда наносите грим. Пойдём на мой завод. Для дальнейшего лечения мне понадобятся материалы, которые я там храню, — объяснил я.

После небольшой передышки мы втроём направились к заводу. Сегодня он был закрыт. Я решил дать своим новым сотрудникам один выходной. В последние несколько дней им приходилось трудиться сутками напролёт, чтобы привыкнуть к работе с оборудованием. А я не хочу нарушать гигиену труда, даже несмотря на то, что на дворе девятнадцатый век.

Мы заняли один из кабинетов, предназначенных для бухгалтерии, усадили Ксанфия в кресло, после чего я попросил Сеченова, чтобы он подготовил шприцы с анестетиком. В данном случае тратить ману на отключение болевых рецепторов слишком расточительно. Лучше ввести вещество напрямую.

Пока коллега готовил нашего пациента к финальной фазе его лечения, я прошёл в соседний цех и вскрыл один из аппаратов, которые ещё не подключили к общей системе.

— Придётся разобрать катализатор, — пробормотал себе под нос я.

Расточительство то ещё. Но это — единственный металл, из которого я могу сделать новые зубы для Ксанфия.

Серебро. Этого вещества у меня было довольно много, поскольку оно используется в качестве ускорителя многих химических реакций.

Я разобрал катализатор, затем расплавил серебро с помощью огненного кристалла и аккуратно собрал из подручных инструментов два клыка, которые смогут подойти Ксанфию. Сделать это было не так уж и трудно. Я давно заметил, что лекарская магия сама даёт мне подсказки даже в изобретательстве. Я заранее знаю, какой формы должен быть протез или имплант.

Закончив подготовку зубов, я вернулся в кабинет и сразу понял, что с Ксанфием что-то не так. Он не заснул, но выглядел очень вялым.

— Что произошло? — спросил я.

— Как «что»? — переспросил Сеченов. — Я вколол ему анестетик.

— Куда⁈ В вену? — воскликнул я.

— А… А что, не надо было? — испугался он. — Мы ведь всегда так делали.

— Я же попросил просто подготовить шприцы, — напомнил я. — Анестезия должна вводиться в десну. Ладно, теперь уже ничего не поделать. Сделаем нашу операцию под общим наркозом.

В этот момент с улицы послышался чей-то крик.

— Апраксин! Ублюдок, я знаю, что ты здесь! Сейчас же выходи оттуда! Настал конец твоим пряткам!

Мы с Сеченовым переглянулись, а затем устремили свои взгляды на Ксанфия.

— Кто это? — спросил его я. — Городовые?

Ксанфий с трудом продрал глаза и произнёс:

— Х-хуже…

И сразу же после этого полностью погрузился в состояние наркоза.