Под «грибами», которые по сути являлись раковой опухолью, скрывалась очень глубокая язва. Через мой несовершенный ФГДС разглядеть её было почти невозможно. Да и я — не эндоскопист. Делаю, что могу, опираясь на имеющиеся знания. Может, будь в моём теле опытный гастроэнтеролог, он бы заметил это образование сразу.
Но сути это не меняет. Оперировать придётся предельно аккуратно.
— У него ещё и язва желудка, — сказал Разумовскому я. — Не знаю, из-за чего она возникла. Из-за рака или по другим причинам, но факт остаётся фактом.
Возможно, что слизистая повредилась из-за тех же зелий, которые раньше употреблял дядя. Вообще, в данном случае мы имеем дело с вопросом, который чем-то напоминает: «Что было первым — курица или яйцо?»
С одной стороны, опухоль могла «расплавить» слизистую и ткани, прорасти в глубь стенки желудка и привести к образованию язвы. Однако всё могло случиться иначе. Возможно, именно язва стала причиной образования опухоли. Ведь именно язвенная болезнь является фактором риска развития рака желудка. А точнее — одним из факторов риска.
Так уж устроен наш организм, что любое хроническое повреждение может привести к формированию раковых клеток.
— Что будем делать, Алексей Александрович? — напряжённо сглотнув слюну, спросил Разумовский. Лицо главного лекаря обильно потело. Ему явно было не по душе, что мы режем человека. Ведь для местных лекарей хирургическая операция — это именно варварский способ вторжения в организм. Наверное, я сейчас кажусь ему каким-то маньяком.
Не стану его судить. Будь я коренным жителем этого мира, рассуждал бы точно так же.
— Дайте мне минуту. Я должен продумать дальнейшую тактику. Ту часть, где сейчас находится язва, мы в любом случае удалим. Но нам нужно постараться не «тревожить» её лишний раз. Дно у язвы находится глубоко. Ещё немного, и желудочный сок окажется в брюшной полости.
А это — начало перитонита. Как только сильно разбавленная соляная кислота попадёт на другие органы и брюшину, начнётся мощнейшее воспаление. А рефлекторная реакция приведёт к такой боли, что наш пациент может даже проснуться. Не факт, что столь сильный болевой синдром сможет сдержать моя простенькая анестезия.
Есть ещё и дополнительная сложность. Обычно онкологи не мелочатся и удаляют не только поражённый ткани, но и большую части площади здоровых. Кроме того, вместе с органом убираются все близлежащие лимфатические узлы.
Но в данном случае по правилам нужно удалить дяде вообще весь желудок. А я этого делать не хочу. Нужно придумать способ, как сохранить хотя бы его часть. Люди без желудка жить могут, но их пищеварение сильно меняется. А в здешних условиях наладить правильную диету и поддерживать пищеварительный тракт будет, мягко говоря, трудно.
Поносы, ещё большее похудание, нагрузка на другие органы дяде будет обеспечена.
Но план у меня уже созрел. Думаю, я смогу всё сделать правильно.
— Итак, Александр Иванович, если хотите тоже научиться проводить такую операцию, слушайте внимательно, — произнёс я. — Буду озвучивать каждый этап. Если захотите, уже после напишу для вас схему с краткими инструкциями.
— Пока что я не уверен, что когда-нибудь возьмусь за такое, но от вашего предложения отказываться не стану, Алексей Александрович, — ответил Разумовский. — Мне очень интересно, как вы будете решать проблему без магии.
— Итак, смотрите, первым делом мы должны провести ревизию брюшной полости. Осмотреть все её уголки. Через такой доступ сделать это будет трудно, но нужно хотя бы оценить состояние органов, которые находятся рядом с желудком, — объяснил я. — А именно: поджелудочную железу, печень, двенадцатиперстную кишку и селезёнку.
Все эти органы находятся рядом друг с другом. Практически вплотную. Тем и опасен рак желудка. На поздних стадиях опухоль может прорасти в соседние органы, и тогда на них попадёт желудочный сок.
— Судя по тому, что мы видим, проблем с другими органами нет, — ответил я. — Значит, пора переходить к следующему этапу. Видите, чем прикрыты внутренние органы?
— Э-э-э… — протянул Разумовский. — Вы об этом?
Он указал взглядом на сальник.
— Всё верно. Это образование, чем-то похожее на желтоватую штору, накрывает собой те органы, к которым нам с вами нужно пробраться. Поэтому мне придётся сделать несколько разрезов, чтобы убрать его и приступить к основной части операции.
Частично сальник я уже удалил, когда проникал к желудку, но теперь нужно доделать всё, что осталось.
Удалив сальник, я продолжил операцию, попутно объясняя Разумовскому каждую деталь. Убрал сальник, поднял двенадцатиперстную кишку, которая напрямую связана с желудком, а точнее — с его выходным отверстием.
Затем наложил зажимы, чтобы предотвратить попадание соляной кислоты в брюшную полость, и принялся удалять орган. И всё-таки я принял решение сохранить почти половину желудка. Да, это рискованно. Да, из-за этого может возникнуть новая опухоль. Но у меня есть козырь в рукаве. И я им однажды уже пользовался.
Как только большая часть желудка была удалена, я принялся отрезать ненужные сосуды. Теперь такого количества крови органу не понадобится. На всякий случай перепроверил удалённые ткани и нашёл там язву. Обошлось, кровоточить она не начала.
Но я перестраховался и закупорил все возможные сосуды в этом месте. Иначе прорыва язвы нам бы избежать не удалось.
Пора перейти к ещё одному, не менее важному шагу.
— Стойте, Алексей Александрович! — запаниковал Разумовский. — Что вы делаете⁈ Что вы из него достаёте?
Александр Иванович испугался, когда понял, что я вырезаю из тела дяди небольшие плотные образования. Со стороны это выглядело так, будто я делю его на куски мяса. Скорее всего, главный лекарь так и подумал. Но на самом деле смысл моих действий был в другом.
— Удаляю лимфатические узлы, господин Разумовский, — ответил я. — Их нельзя оставлять ни в коем случае, поскольку злокачественные опухоли в первую очередь поражают именно эти образования.
— Вы уж простите, не посчитайте меня каким-то неучем, но я не совсем понимаю, что это вообще за органы такие. Зачем нужны эти лимфатические узлы?
В который раз убеждаюсь, что лекарская магия сильно разбаловала местных «врачей». Расслабила их, из-за чего те мигом потеряли мотивацию исследовать человеческий организм. Наверное, даже местные патологоанатомы, регулярно проводящие вскрытия, до конца не понимают, что это за шарики находятся по всему человеческому организму.
— Лимфатические узлы — это место, где происходит созревание лейкоцитов, — ответил я.
Проклятье… Так ведь он даже не знает, что такое клетки!
— В общем, эти органы отвечают за иммунитет человека. За его способность бороться с простудами, пневмониями, циститами и прочими заболеваниями, вызванными вирусами или бактериями, — максимально просто постарался объяснить я.
Можно было углубиться ещё сильнее, но тогда у главного лекаря в голове возникнет каша. А ведь он даже не догадывается, что у нас в организме гораздо больше сосудов, чем думают местные лекари. Артерии и вены знают все. Но про лимфатические сосуды пока что никто ничего не выяснил. А это — очень важные каналы. В норме они транспортируют лимфу и иммунные клетки.
А в случае, если у человека возникает онкология, по этим сосудам «путешествуют» кусочки опухоли. Так и происходят первые этапы метастазирования.
— Всё, — выдохнул я. — Часть желудка убрали, лимфатические сосуды удалили.
— Можем завершать? — с надеждой спросил Разумовский.
— Не совсем. Мы не можем быть уверены, что опухоль не дала отдалённых метастазов, — ответил я.
Плюс ко всему, я не удалил весь желудок, так что в оставшихся тканях запросто могли сохраниться злокачественные клетки.
— Сейчас я проверну трюк, который уже делал с братом господина Кораблёва, — сказал я, затем снял одну перчатку и коснулся опухоли, что лежала на нашем хирургическом столе.
Заставил магию опознать эти клетки. А затем дал команду обратному витку уничтожить в организме дяди всё, что сходится с этой опухолью.
И почувствовал, как моя мана сильно сократилась.
Ага! Не зря я это сделал. Видимо, метастазы всё-таки уже успели попасть в кровоток. Но теперь дяде больше ничего не грозит. Я сделал всё, что мог. Ему остаётся только восстанавливаться.
Сшивать разрезанный желудок, благо, не пришлось. Достаточно было подтянуть его концы друг к другу и «спаять» их лекарской магией. Да и все остальные повреждения, нанесённые организму в процессе операции, мы с Разумовским убрали за счёт своих сил. В том числе и операционную рану.
После этого мы перенесли Олега Мечникова в одну из палат и прошли в кабинет главного лекаря, чтобы подвести итоги.
— Милостивый Грифон… — массируя себе виски, произнёс Разумовский. — Я думал, что не переживу эту операцию. Мне как-то мой учитель предлагал стать патологоанатомом. Не стану юлить, Алексей Александрович, мне в морге сразу же стало плохо. Как только он начал вскрывать тело, я сразу же потерял сознание. Понимаю, хвалиться тут нечем, но факт остаётся фактом.
— Однако сегодня вы очень хорошо держались, — подметил я. — А наблюдать за тем, как режут живого человека, гораздо страшнее, чем присутствовать при вскрытии мёртвого.
Хотя многие со мной поспорят. Когда я учился в медицинском университете, трупы меня совсем не пугали. Анатомичка, препарирование, вскрытия — всё это мелочи. Но на операциях в те времена мне и самому порой было не по себе. Труп-то ничего не чувствует. Но когда понимаешь, что на столе лежит живой человек и его жизнь зависит от мастерства хирурга и его скальпеля… Это заставляет многое переосмыслить. Чтобы быть хирургом, нужно иметь стальные нервы. Не каждый на это способен.
Я, если честно, никогда не думал, что буду оперировать людей. Но в этом мире всё перевернулось с ног на голову. Приходится на ходу обучаться тому, что я никогда не делал.
— Алексей Александрович, не хочу наглеть, но всё же попрошу вас хотя бы час понаблюдать за отделением вместо меня, — произнёс Разумовский. — Мне надо собраться с мыслями. Отдохнуть и прийти в себя. Не думал, что это окажется таким трудным мероприятием.
— Без проблем, отдыхайте, Александр Иванович, — кивнул я.
А я заодно оставшиеся часы отработаю. Время у меня ещё есть.
С пациентами этим вечером ничего экстренного больше не происходило. Казалось, что всё отделение замерло вместе с главным лекарем. Оно и к лучшему. Не всегда же дежурить в самый разгар, когда пациенты готовы разорвать лекаря, нуждаясь в его внимании.
Разумовский задремал, поэтому я решил подежурить чуть дольше. Уселся в своём кабинете и принялся обдумывать план обследования Павла Романова. Камера Горяева у меня теперь есть. Я могу изучить его кровь.
Но… Как кровь-то достать? Не могу же я разбить стекло, достать его голову и извлечь материалы из его ярёмной вены, которая проходит через единственный сохранившийся участок шеи.
Чтобы извлечь кровь, придётся найти ту часть колбы, которая заменяет Павлу Петровичу сердце. Вот оттуда и возьму себе образец.
Вскоре Разумовский проснулся, а я направился в свою служебную квартиру, где меня уже ждал Доброхот. Домовой лопал пирожки, которые я оставил ему сегодняшним утром, и запивал их свежим молоком, купленным у местных скотоводов.
Выглядела эта картина очень чудно, поскольку Доброхот, получив повышение, переоделся в официальный костюм, но вёл себя при этом как обычный простецкий мужичок. Крошил на себя тесто, пачкал бороду и воротник молоком. В общем, совершенно не походил на аристократа, под образ которого он с недавних пор решил косить.
— О! Хозяин! Как раз вовремя! — с трудом прожевав пирожок, прокричал домовой. — У меня для вас новости.
— Хорошие или плохие? — спросил я.
— Для вас плохие. Для меня хорошие, — уклончиво ответил он.
Отличное начало. Надеюсь, он нигде не набедокурил. Ведь пару недель назад главный домовой Лихой сделал Доброхота «хозяином» нашего этажа. Теперь у него гораздо больше власти, чем было. А значит, и ошибок он может допустить куда больше, чем прежде.
— Ну, рассказывай, — присев рядом с домовым, произнёс я. — Уже предвкушаю масштаб катастрофы.
— Да никакой катастрофы нет! — отмахнулся он. — Просто хозяин первого этажа хочет уйти от Лихого. И обещает, что передаст мне свой этаж. Таким образом я получу под свой контроль половину здания.
— Это, как я понимаю, хорошая новость, — заключил я. — Только в толк не возьму, как домовой может уйти от Лихого? Вы же вроде заключаете сделку навсегда?
— С разрешения Лихого можно покинуть службу, — ответил Доброхот. — Вот только энто… Этот домовой сказал, что отдаст мне свой этаж только в том случае, если я попрошу своего хозяина, то бишь тебя, помочь ему со здоровьицем. Зараза какая-то к нему прилипла. Это и есть плохая новость. Я нашёл тебе работу.
Доброхот ехидно улыбнулся.
Что ж, не такая уж эта новость и плохая. Я рад, что Доброхот ищет способы пробиваться наверх. А оказать помощь одному домовому — сущий пустяк.
— Скажи своему другу, чтобы пришёл ко мне завтра вечером, — произнёс я. — Сделаем всё в лучшем виде. Кстати, Доброхот, а ты так и не отказался от своей затеи? До сих пор хочешь свергнуть Лихого?
— А с какой стати я должен передумать? Не нравится он мне. Никому не нравится. Держит всех в страхе, налоги задирает, — принялся перечислять недостатки своего начальника Доброхот.
Налоги? Вот уж не думал, что у домовых такая продуманная система.
— Кроме того, ты ведь собираешься переезжать в новый дом, верно? — произнёс он.
— Особняк ещё даже строиться не начал. Рано пока что об этом говорить, — ответил я.
— Всё равно! Вот выстроишь ты свой особняк, и что дальше? Возьмёшь себе другого домового? Меня-то Лихой не отпустит. Я ему ещё пятьдесят лет не отслужил. А если я стану главным, то смогу в любой момент отсюда уйти. Или вообще займу сразу несколько домов!
— Смотри не разорвись, — усмехнулся я.
Аппетиты у Доброхота под стать хозяину. Я тоже пытаюсь успеть всё и сразу.
На следующее утро я первым делом рванул на свой завод, поскольку там намечалось много дел. Синицын пообещал найти мне новых сотрудников, и как раз сегодня они должны были прибыть на собеседование. Кроме того, мы с графом Давыдовым договорились, что в этот день начнётся обустройство ткацкого цеха.
А мне ещё в основном нужно расставить и настроить привезённое оборудование, с которым будут работать мои сотрудники. В общем, дел невпроворот.
С собеседованием я провозился почти пять часов. Илья Синицын перестарался. Прислал ко мне столько людей, что половину из них мне пришлось отбраковывать. Во-первых, оплачивать труд такому количеству рабочих я не мог. Во-вторых, большинство трудяг показались мне ненадёжными. Ещё не хватало, чтобы кто-то из них случайно испортил целую партию лекарственных препаратов. От качества их работы зависят жизни людей. Так что следить за рабочими первое время придётся особенно тщательно.
— Да-с, Алексей Александрович, — расхаживая по цеху, пропел Антон Сергеевич Давыдов. — Завод у вас немаленький! Вы сможете тут размахнуться не на шутку. Кстати, я принёс вам бумаги из банка. Можете использовать мой счёт для закупки оборудования.
— А вы никак не собираетесь это контролировать? — удивился я.
— В каком это смысле? — переспросил он.
— Ну, чисто теоретически я ведь могу снять эти деньги и, к примеру, просадить их в игорном доме, — произнёс я.
— Господин Мечников, начнём с того, что я вам доверяю, — сказал Давыдов. — К тому же, эти деньги — вознаграждение за вашу неоценимую помощь. Вы можете распоряжаться ими, как захотите.
— Но я в любом случае направлю их все на благо завода, — ответил я.
— Приветствую, господа! — послышался до боли знакомый голос со стороны входа в цех. — Господин Мечников, можно вас на минуту?
Андрей Углов. Да он совсем, что ли, одурел⁈ Просто взял и зашёл на территорию моего завода, как ни в чём не бывало!
— Что вы здесь делаете? — нахмурился я. — Не припомню, чтобы я давал вам разрешение сюда заходить.
— Не злитесь, Алексей Александрович, — хитро ухмыльнулся он. — Я тоже хочу помочь вашему заводу. Я привёл к вам кое-кого.
И в этот момент за спиной Углова послышался топот ног. Не знаю, кто сейчас сюда должен ворваться, но, судя по звуку, Углов привёл сюда не меньше трёх десятков людей.