Мечников. Том 10. Битва умов

Глава 10

Интуиция меня в очередной раз не подвела. Не зря я решил поговорить с дядей насчёт его здоровья. Очевидно, что ситуация зашла слишком далеко. И я никак не мог заподозрить этот диагноз заранее. К сожалению, это невозможно.

Но теперь я понимаю, что его нужно срочно обследовать.

Если всё действительно так, как я думаю, то опасность, нависшая над Олегом Мечниковым, куда больше, чем может показаться. Если этот диагноз подтвердится, то без лечения дядя не проживёт и двух лет.

Мы живём не в том мире, где таких больных можно наблюдать и лечить годами. Хотя даже в моём прошлом мире это было очень трудно. Практически невыполнимо.

Нет, я не могу оставить дядю в беде. Нужно действовать. И быстро! Что случится, если его вдруг не станет? И дело даже не в том, что он теперь является частью моего рода. Как Сергей будет расти без отца? Что будет с Катей? Да, я помогу им, если спасти Олега не получится, но об этом варианте даже думать не стоит.

Я аккуратно взглянул на Катю, которая возилась с Серёжей в другой комнате. И решил воспользоваться этим моментом.

— Дядя, — произнёс я. — Нам нужно поговорить наедине. Лучше за пределами квартиры, чтобы у Кати не было ни единого шанса услышать. Это очень серьёзно. Откладывать этот разговор нельзя ни в коем случае.

— Ладно-ладно, — закивал он, всерьёз испугавшись моих слов. — Давай выйдем на улицу. Напротив нашего дома есть небольшой сквер. Там обычно никого нет. Можем переговорить на лавочке напротив фонтана. Ты тогда сразу спускайся туда, а я нагоню тебя через пять минут. Объясню Кате, что у нас с тобой есть дела. Она не станет задавать лишних вопросов.

Я кивнул и направился к выходу из квартиры. Сквер было найти нетрудно, хоть он и зарос со всех сторон неухоженными кустарниками. Я следовал за звуком журчания воды и вскоре обнаружил место встречи с дядей.

Олег, как и обещал, спустился уже через пять минут. Как только он присел рядом со мной, я тут же спросил:

— А теперь давай вернёмся к симптомам, на которые ты жалуешься, — сказал я. — Называй каждую мелочь, это очень важно.

— Алексей, ты уж не обижайся, но меня начинает немного раздражать твоя приставучесть. Чего ты, в самом деле? Ну похудел, приболел немного. Ничего страшного. Не забывай, что я — Мечников! Чтобы убить такого, как я, нужно очень постараться. Ни одна болячка со мной не справится.

— Дядя, я думаю, что ты смертельно болен, — прямо сказал я.

Я умею делить пациентов на несколько типов. К некоторым нужен очень бережный и аккуратный подход. Прежде, чем называть неутешительный диагноз, их лучше к нему подготовить.

Но бывают и такие, которым надо сказать жёстко. Да, с точки зрения деонтологии это неэтично, но, на мой взгляд, эта наука ещё должна развиваться.

Лучше в экстренном случае поговорить с человеком грубо, прямолинейно, по душам, чем промямлить что-то и позволить ему уйти недообследованным.

Когда вопрос касается жизни человека, хороши любые методы. В пределах разумного.

Поэтому я решил зарядить этой информацией дяде прямо в лоб. Иначе он будет отнекиваться бесконечно. Пусть знает правду. Тогда он поймёт, как высоки ставки, и начнёт со мной сотрудничать.

— Как это… Смертельно болен? — выпучив глаза, переспросил он. — Ты шутишь надо мной, Алексей?

— А что, похоже, что я могу шутить на такие темы? — спросил я. — Всё гораздо серьёзнее, чем ты думаешь.

— Погоди, а что у меня за заболевание-то⁈ — перешёл в стадию отрицания он. — Ты ведь даже диагноз не говоришь! Как я могу тебе на слово поверить?

Последнюю фразу он сказал с горяча. Я не стал принимать это близко к сердцу. Пациенты склонны вести себя неадекватно, когда узнают о таких вещах.

— Для начала ответь на мои вопросы, — сказал я. — Сосредоточься и перечисли всё, что тебя тревожило в последнее время. Даже мелочи. Сделай это ради Кати и Серёжи. Я не хочу, чтобы мой двоюродный брат рос без отца. Ты ему нужен.

До Олега, похоже, только сейчас дошли мои слова. Он прикрыл лицо руками, утёр выступивший на лбу пот, а затем задумался.

— Тяжесть в желудке была, — произнёс он через несколько минут. — Уже несколько месяцев она меня беспокоит. Поем что-нибудь, и через час живот начинает болеть. Проходит быстро, поэтому я на это внимания и не обращаю. Причём… Знаешь, что? Наедаюсь очень быстро. Раньше мог целую кастрюлю Катиного борща слопать. А сейчас одна тарелка едва ли умещается. Наверное, поэтому и худею.

— Рвоты не было? — уточнил я.

— Нет, не рвало ни разу. Но тошнота бывает. Опять же — после еды, — ответил дядя.

Что ж, из жалоб дяди я получил сразу две новости. Хорошую и плохую.

Плохая — заболевание, судя по всему, всё же есть. Вероятность этого чрезвычайно высока. Хорошая — оно не успело достичь поздней стадии.

Разумеется, речь идёт о раке желудка. Именно эту патологию я и заподозрил у Олега Мечникова. Это заболевание, почти как и любая онкология, очень коварно, поскольку симптомы ранней стадии трудно отличить от какого-нибудь гастрита или язвенной болезни. В этом и проблема ранней диагностики.

Порой я жалею, что онкология не начинается сразу с острых симптомов. Ведь если бы она показывала себя на ранних стадиях, пациента было бы гораздо проще спасти.

На самом деле смертельность онкологии сильно преувеличивали в моём мире. Здесь-то о ней вообще ничего не знают, но там этого заболевания боялся каждый второй.

Однако онкология лечится. То, что излечить эту патологию невозможно — следствие недопонимания. Вопрос лишь в том, на какой стадии она была обнаружена. На первых стадиях избавиться от опухоли очень просто. Хирургическая операция, удаление поражённой части органа и… И всё!

Миф неизлечимости онкологии зародился как раз из-за того, что на ранних стадиях её обнаруживают очень редко. Чаще всего диагноз ставится уже после того, как пациент обращается с серьёзными жалобами и на обследованиях обнаруживаются метастазы.

В таком случае как-либо исправить ситуацию очень трудно. Химиотерапия или лучевая терапия могут уменьшить опухоль, помешать метастазам расти, но никаких гарантий, что человек выживет, никто дать не сможет.

Именно поэтому во многих странах существуют специальные профилактические программы, которые помогают выявлять онкологию на ранних стадиях у потенциально здорового населения.

Особенно невероятной эффективности в моём мире достигла Япония. У них рак желудка встречается настолько часто, что японцы в итоге создали комплекс обследований, благодаря которому обнаружение опухоли на ранних стадиях достигло немыслимых цифр. Поэтому там рак желудка выявляется и лечится очень быстро.

Хотел бы и я организовать нечто подобное здесь, но пока что сделать это не смогу. Эту задачу я должен буду передать следующим поколениям лекарей. С текущим уровнем технологий никаких профилактических программ у меня создать не выйдет.

— Я думаю, что у тебя рак желудка, дядя, — сказал я.

— Чего-чего желудка? — переспросил он. — Это что, какой-то паразит?

Видимо, Олег решил, что у него в желудке сидит настоящий рак.

И неудивительно. Путаница с названием этой болезни существует уже практически два тысячелетия. Изначально это заболевание описывал сам Гиппократ. И назвал он его, как ни странно, крабом, поскольку неравномерные ткани опухоли чем-то напоминали ему это животное.

Однако вскоре его труды начали переводить на другие языки, в итоге перепутали краба с раком, и это название закрепилось окончательно. Хотя в греческом и латинском языках используются оба понятия равноценно.

— Помнишь, я тебе как-то рассказывал, что мне приходилось лечить брата нашего главного лекаря из Хопёрска? Кораблёва? — спросил я.

— Ну, ты говорил, что у него была какая-то дрянь в лёгких. Погоди… Кажется, ты тогда вырезал ему часть дыхательной системы, верно? — настороженно спросил Олег.

— Именно. У него был рак лёгких. А у тебя я подозреваю рак желудка. Но пока что это лишь подозрения. Мне нужно, чтобы ты сейчас же пошёл со мной в госпиталь. Я проведу обследования.

— А если диагноз подтвердится? — боязливо спросил Олег.

— Тогда мне придётся тебя оперировать, — признался я.

— То есть — резать? — стиснул зубы он. — Проклятье! А лекарской магией никак нельзя эту дрянь убрать? Обязательно разделывать меня, как свинью?

— Дядь, успокойся, — попросил я. — Возьми себя в руки и делай, как я говорю. Лекарская магия тут бессильна. Она будет помогать мне в процессе, но операцию проводить придётся в любом случае.

Хирургию здесь никто не понимал. Её даже не создали из-за того, что почти любую патологию могла исцелить лекарская магия. Но, к сожалению, с раком такой трюк не пройдёт.

— Хорошо, — вздохнул он. — Я сейчас поднимусь к Кате. Придумаю какую-нибудь отговорку. Скажу, что мне нужно уехать с тобой на несколько дней. Только пообещай, что будешь их навещать, если мне придётся лечь в госпиталь.

— Об этом мог бы и не просить, — ответил я. — Даю слово — я их не брошу.

— А если вдруг… Если вдруг у тебя не получится меня вылечить, и я отдам концы? — спросил Олег. — В этом случае тоже не бросишь?

— Этого не будет. Я спасу тебя любой ценой.

— Нет, погоди, не переводи тему. Давай представим, что у тебя ничего не вышло и…

— Я при любых обстоятельствах буду с ними. Не забивай себе этим голову. Лучше подумай о себе, — велел я.

Дядя кивнул и, поддерживая себя костылём, похромал к подъезду.

А я начал размышлять, откуда вообще онкология могла взяться у моего дяди. В теории она может настигнуть кого угодно, но, как правило, этому должно что-то поспособствовать. Хронический гастрит, язвенная болезнь желудка, заражение бактерией хеликобактер пилори. Хоть что-то из этого должно быть в списке.

Хотя список факторов риска на этом не заканчивается. Развитию рака способствует нехватка овощей и фруктов в рационе и обилие солёной пищи. Также желудок повреждает курение и канцерогенные вещества, которых в этом мире пока что практически нет. Речь идёт об удобрениях, пестицидах и прочих химикатах, которые вместе с пищей попадают в наш организм.

Стоп… А может быть, канцерогенные вещества всё-таки были. И их употреблял дядя, причём в больших объёмах. Ну конечно! Он ведь несколько лет сидел на запрещённых зельях. Да, они действовали как обычный наркотик, но ведь никто и никогда не проверял, какое воздействие эти зелья оказывают на слизистую желудка.

Вот и аукнулось прошлое увлечение дяди ещё одной проблемой.

— Всё, с Катей я договорился. Пообещал ей, что ты зайдёшь завтра, — сказал Олег.

— Надо будет откорректировать легенду, — подметил я. — Странно всё-таки, что уехали мы вместе, а я, в отличие от тебя, навещать её могу. Но это мелочи. Я что-нибудь придумаю.

Я помог дяде добраться до госпиталя. Пытался подставить ему плечо, но он упёрто отказывался от моей помощи и чуть ли не бегом мчался в наше учреждение, несмотря на то, что деревянная нога сильно его замедляла.

Оставив дядю на первом этаже, я поднялся к Разумовскому и объяснил ему ситуацию. Главный лекарь был удивлён, что я в очередной раз решил поведать ему о неизвестном заболевании.

— Стойте, господин Мечников… Рак, говорите? Это не та ли зараза, которую я так и не смог вылечить у господина Кораблёва? — спросил Александр Иванович.

— Всё верно, господин Разумовский. Это — оно.

На его лице заходили желваки. Он стиснул зубы. Ноздри главного лекаря расширились. Со стороны он сейчас был похож на разъярённого быка, готового вот-вот броситься на человека.

— Значит, это судьба. Это — мой шанс, — заявил он.

— Вы это о чём, Александр Иванович? — не понял я.

— Второй раунд, — выдал Разумовский. — В прошлый раз я уже мысленно похоронил человека с этой болезнью. Сдался, но вы закончили дело за меня. С того момента я и начал вас уважать как лекаря, который меня превзошёл. Но на этот раз я не выпущу пациента за пределы стен этого госпиталя, пока это гадкое заболевание не будет излечено!

Не думал, что Разумовский так болезненно пережил тот случай. Такое впечатление, что он готов лично лечить Олега Мечникова. Даже если я сейчас уйду, он всё равно будет проводить операцию, хоть и не умеет этого делать.

— Поумерьте свой пыл, — попросил я. — Окончательного диагноза всё ещё нет. Нужно провести ФГДС и проверить, точно ли в желудке моего дяди поселилась эта гадость.

— Я буду с вами. И на эндоскопии, и на… операции, — Разумовский с трудом вспомнил название хирургического вмешательства.

Вместе с Александром Ивановичем мы провели Олега в наш диагностический кабинет, опрыскали его глотку анестетиком, а после этого ввели трубку. Стоит отметить, я опускался в желудок с особым трепетом. Надеялся, что найду там какую-нибудь язву. В язвенной болезни тоже хорошего мало, но с онкологией её не сравнить.

Но надежды не оправдались. Как только мне удалось разглядеть слизистую желудка через линзу, я увидел на самом дне несколько образований, напоминающих грибы. Полипы на ножке, под которыми скапливалось много слизи.

Мне не нужен микроскоп и гистологические методы исследования, чтобы точно поставить диагноз. Да. Это — рак желудка. А точнее — тубулярная аденокарцинома.

Я засмотрелся на эти образования и потерял счёт времени. Дядя начал давиться, и я понял, что пора доставать из него трубку. Как только обследование было закончено, Олег тут же вскочил, вытер рукавом слюни и слизь, которые оказались на лице, а затем сплюнул скопившуюся во рту жидкость в таз, поморщился и спросил:

— Ну что⁈ Что там? Нашли что-нибудь? Только не вздумайте скрывать!

— К сожалению, поставленный мной диагноз подтвердился, дядя, — честно сказал ему я.

— Будете резать? — спросил он. — А я хоть есть-то после этого смогу?

— Сможешь, — кивнул я. — Операцию будем проводить прямо сейчас. Только учти, дядя, нам твоя помощь тоже понадобится.

— Какая? — удивился он.

— Дело в том, что для успешного проведения операций, особенно в связи с раком, нужен хороший боевой настрой, — произнёс я. — Нужно, чтобы ты заснул с этим настроем. И с ним же проснулся. Это понятно?

— Да я бы морду набил этому раку, если бы у меня была такая возможность! — воскликнул Олег.

Отлично. Именно это нам и нужно. Да, разумеется, я ему солгал. Воспользовался неосведомлённостью и магическим мышлением. Но так будет лучше. Нельзя, чтобы он отчаивался или боялся смерти. Если у него будет сохраняться желание бороться до конца, организм выбросит много гормонов, которые помогут ему пережить саму операцию и послеоперационный период.

Настрой очень важен. Так работает природа. Зверь, который боится смерти, выжить не сможет. А настоящий хищник переживёт любое ранение.

Я вколол дяде яд, который когда-то давно выделил Токс. Сейчас я научился производить его и без помощи клеща. Но раньше Евгений «Токс» Балашов спасал своим ядом десятки жизней.

Мы перенесли Олега в самую чистую комнату, я приготовил все необходимые инструменты, а затем мы с Разумовским приступили к операции. Доступ к желудку осуществляется за счёт верхнесрединной лапаротомии — рассечения живота прямо под рёбрами — в том районе, где находится желудок.

Я намеренно сделал разрез длиннее, чем требуется, поскольку сам я хирургом никогда не работал, а значит, мне потребуется больше пространства для рук.

Разумовский выступал в роли ассистента. Он держал расширители и обеспечивал растягивание операционной раны, чтобы я мог работать. Однако, как только я рассёк желудок и собственными глазами увидел то, что находится внутри него, по моему телу пробежали мурашки.

Кое-что мы не заметили. Не увидели на ФГДС из-за того, что оптическая система некачественно передаёт изображение. Всё-таки у меня не аппарат из современного мира, а нечто сделанное буквально на коленке.

— Рак — это не единственная проблема. Здесь есть ещё одна патология. А точнее — осложнение, — произнёс я. — И лучше нам поскорее избавиться от него.

Иначе дядя может умереть гораздо быстрее, чем я думал. Прямо во время операции.