Мечников. Сквозь песок и ветер.

Глава 7

Раньше в поездах я не ездил и представлял, что в общем вагоне люди едут на металлических лавках, обязательно с козами вместе. Но сидения оказались мягкими креслами, обтянутыми грубой, но чистой мешковиной, расположены по четыре на квадрате, два на два против друг друга. Прохладный воздух подается через четыре вентиляционные решетки на потолке в середине вагона, который размашисто покачивает от скорости.

Когда мы вошли, часть пассажиров оглянулась, но быстро потеряла интерес и занялась своими делами. Место, куда нам указывал проводник, у окна, и свободные все четыре.

— Вроде пока тихо, — негромко проговорил Миха.

— Вряд ли он устроит засаду во время движения, — согласился я.

Мы заняли места, я сел по направлению движения, Миха рядом, а Катя напротив. Пустыня за окном плывет быстро, дрезины такой скорости не развивают, разве что набабуренные дрезины Лютецкого и его охраны. Солнце палит, но стекла толстые и сберегают прохладу внутри.

Проводник в это время что-то проверял у девушки на соседнем квадрате сидений. Блондинка с пухлыми губами, волосы до плеч распущены, корсет из мешковины туго перетягивает ей пояс и приподнимает грудь, которая предусмотрительно прикрыта рубашкой. Но все равно видно, что богатства у нее много, не меньше, чем у Кати точно. Штаны свободные, но крепкие бедра тоже легко разглядеть.

— Слюни-то подбери, — негромко посоветовал Миха.

— Я изучаю обстановку.

— Ага, видал я, какую обстановку, — хмыкнул детина одобрительно.

Послышалось раздраженное фырканье Кати, она вздернула тонкий подбородок и, выпрямив спину, демонстративно отвернулась к окну. Мне осталось промолчать, поскольку Катя хоть и красавица, да вот в дороге эти охи и ахи только помешают. Однако блондинку я осмотрел с удовольствием, как и Миха, который делала это не украдкой, а прямиком, чем вызвал у блондинки румянец. Правда от внимания она не отвернулась со смущением, а наоборот выкатила грудь и вытянула шею.

Проводник закончил проверять другого пассажира и вернулся к нам. Сев на свободное место, он проговорил:

— Рад, что вы воспользовались предложением. Ну что, вещайте, куда едете.

Четкого маршрута у нас пока нет, особенно с учетом открывшегося обстоятельства с пчелами. Катя обиженно молчала, глядя в окно, Миха скреб затылок ногтями, а я ответил:

— Сказать по правде, еще не решили. Куда едет этот поезд?

— В Москова град, — немного помолчав, ответил проводник и поправил окуляры под цилиндром. — Вы, похоже, в старой столице никогда и не были. Верно?

Мы вразнобой покивали, а старик-проводник продолжил:

— Так и думал.

— Почему? — спросил я.

— Да лица у вас… Такие…

— Какие?

— Чистые что ли, — пару секунд подбирая слова, ответил проводник. — Ну и загорелые, а не черные от копоти. В Москова граде грязи много в воздухе и каменной взвеси. Вот лица-то и пачкаются от пыли.

Я поправил лямку рюкзака и уточнил:

— Пыль от буров?

Проводник кивнул.

— От них, от самых. После коллапса-то, когда регионы перестали отправлять пищу и разное другое, старой столице пришлось крепко извернуться, чтобы найти для себя новую энергию. Народ-то не захотел работать на электростанциях, пока семьи голодали. Все кинулись фермы делать. Энергетика встала. А она нужна. А рубы кончались быстро. Вот, начали бурить и продавать Лютецкому воду за артефакты, рубы и еду.

— Воду? — удивилась Катя, удостоив нас с Михой снисходительным взглядом. — Откуда там вода?

— Так озеро там залегает, — ответил старик. — Глубоко правда. Вода соленая, минеральная. Очень полезная, говорят. Я ее не пробовал. Дорого, да и продают они ее все больше в Оазис-Техно.

Мне в Оазис-Техно минеральной воды пить тоже не приходилось, значит привозят ее скорее всего непосредственно в башню Лютецкого на самый верх.

— Я бы вас угостил, будь у меня такая вода, — проговорил я.

Проводник по-стариковски добродушно усмехнулся:

— Спасибо, парень. В общем я к чему. Вам бы я туда ехать не советовал. Вы, конечно, вольны сами выбирать, но на пути у нас будет две остановки. Одна вне града, на песочной станции сорок пять. А вторая в Рязна граде. Вот там можете сойти. Там спокойнее.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я.

Понемногу проводник подозрительным казаться переставал. Разговаривает мирно, купить ничего не предлагает. Остается угроза, что он сообщил о нас служебникам, наверняка в этом поезде есть артефакт связи, который позволяет смартфонам обмениваться информацией на расстоянии. Но тут останется лишь действовать по обстоятельствам.

— Вы подремлите пока, — посоветовал проводник. — До песочной станции еще несколько часов пути. А там стоять будем около часа.

Снова обернувшись, Катя спросила заинтересованно:

— А что на ней? На станции.

— Погрузка, дитятко, — ответил он. — Грузы в багажный вагон укладывают, и пассажиры садятся. Там они, правда, редкость. Там места неспокойные, потому и жителей мало. То кочевники, то твари Но ты не боись, дитятко. Я давно сопровождаю этот поезд. Погрузимся, да поедем. Мне пора дальше по вагонам идти. Вы, если есть захотите, идите в самый первый. Там есть уголок с водой и пайками. Скажете, от проводника. Вам и выдадут. Только не борзейте. Там пайка на всю дорогу.

Прозвучало так складно, что я непроизвольно покивал и спросил:

— А вы почему нам помогаете?

Опершись сухой, морщинистой ладонью на колено, проводник медленно поднялся, его вздох получился громким и глубоким.

— Да сына ты мне напоминаешь чуток. Только молодого. Такой же внимательный был, резвый, вникал во все. А там как уехал на заработки, так и не видел я его больше. Сперва он вести слал, что женился. А потом и вести прекратились.

Глаза проводника остановились на невидимой точке, взгляд затуманился, он потер щеку и выпрямился, со вдохом.

— Чего уж. Былого не воротишь, — проговорил он. — Мне пора работать. Если что, ищите меня в начале поезда в первом купе. Там табличка «проводник».

Развернувшись, он направился к двери бодрой и уверенной походкой для такого возрастного человека. А с учетом того, что вагоны качаются, как трусы на веревке во время песчаной бури, и того чемпион.

— Служебникам он нас сдаст, — констатировал Миха негромко, наклонившись вперед.

Глядя, на спину проводника, которая через несколько мгновений скрылась за дверью вагона, я проговорил:

— Может и не сдаст. Не похоже.

— Точно сдаст, — уверенно повторил детина. — Я разбираюсь в людях.

Обернувшись, Катя вскинула соколиные брови и выпучила глаза.

— Ты? В людях? — изумилась она. — Да ты кочевника от оазисного не всегда отличаешь. Вон, Андрея побить хотел.

Миха пожал плечами.

— Технически, я не ошибся. Мечников и правда ж оказался оазисным. Даром, что не таким, как они.

— И все равно. Проницательности у тебя, как у бетонной колонны, — не отступила Катя. — Помнишь, как тебе глазки строила постоялица? Рыжая, улыбчивая. Что ты ей сказал, когда она тебя позвала чайного гриба попить?

Брови Михи сдвинулись, он нахохлился, как громадный цыпленок и пробурчал:

— Что не люблю чайный гриб.

Раскрыв ладони, как в танце-присядке, Катя выговорила изобличительно:

— А я что говорю?

Отмахнувшись, Миха, скрестил руки на груди и отвернулся к противоположному окну.

— Да ну тебя. Это все ваши бабьи выверты. Нет, чтобы прямиком сказать. Так нет, все иносказательно, с двойным дном. Откуда я знаю, что у вас значит «попить чайного гриба».

Катя закатила глаза.

— Можно и догадаться, что на ночь глядя девушка строит глазки и зовет на чайный гриб совсем не для чая.

— А вот и нельзя.

— Ну-ну, — хмыкнула Катя. — Это я все к тому, что проводник и правда может оказаться надежным.

Их подколки я слушал в пол-уха, прикидывая, как ретироваться, если прав окажется Миха, а не Катя. Даже если он вызовет или уже вызвал служебников, раньше, чем на сорок пятой песочной станции они не нагрянут. Не догонят они поезд. Я покосился назад, затем по сторонам. Дверь, в которую мы вошли с задней части поезда, скорее всего будет перекрыта. Во всяком случае, я бы на их месте перекрыл. Окна не открываются, что понятно — открывать окна в поезде через пустыню значит постоянно кормить песком пассажиров. Да и выгребай его потом из всех углов. Спереди тоже вряд ли выйдешь, служебников отправят и туда. Остается вентиляция. Она достаточно широкая, чтобы пропустить меня. Михе может будет и тесно, но воздуховод выведет нас на крышу, а оттуда можно рвать когти.

Звонкий и дерзкий женский голос прервал размышления.

— Скучаешь?

Подняв голову, я сперва уткнулся взглядом в пышную грудь в корсете, даже рубашка не скрывает ее объемов. И только потом поднял его к лицу, на котором сияет смелая улыбка, а миндалевидные карие глаза блестят хитростью и озорством.

— Уже нет, — ответил я расхожей фразой.

Девушка, не дожидаясь приглашения, плюхнулась задом на свободное сидение, Миха глуповато заулыбался, а Катя сверкнула глазами и сцепила зубы.

— Слышала, вы в Рязна град едете? — проговорила она все так же уверенно. — Значит, нам по пути.

Катя фыркнула, а я улыбнулся.

— В хорошей компании время идет быстрее.

— Я там живу, — продолжила девушка, зрелищно закинув ногу на ногу. — Ездила к маман, у нее постоялый двор в этих краях. Дыра-дырой, сами понимаете. Пустыня. Но тут дело такое, маман все-таки. Хочешь-не хочешь, а навещать надо. Я Аделаида. Ада по-простому.

— Андрей.

— Миха.

Катя покосилась на блондинку и натянула улыбку, с которой самое то выписывать штрафы, и проговорила слишком дружелюбно:

— Екатерина.

На нее Ада только покосилась, зато на Михе взгляд остановила подольше, какое-то время рассматривала, потом потерла подбородок и произнесла:

— Миха… Миха… А ты не тот Миха, что с козячей фермы? Ну той, что разорилась.

Лицо детины сперва просияло, видимо, обрадовался, что его узнали, но потом лоб нахмурился, а он ответил настороженно:

— А чего вдруг такой интерес?

— Да просто я помню из детства мальчишку с той фермы. Тоже Михой звали. Мы маман туда ездили за молоком и козьим мясом. Но потом мамкин постоялый двор стал хиреть. Теперь вот перебивается с одного на другое.

С полминуты Миха двигал бровями, по лбу волнами ходили морщины, что означает: думает изо всех сил. Потом брови взлетели на лоб, а он выдохнул:

— О! Так ты дочка Сопочки что ли?

— Она самая, — с довольной улыбкой ответила Ада.

Развернувшись к ней всем корпусом, Миха хлопнул себя по бедрам и присвистнул. Его взгляд еще раз оценивающе прокатился по блондинке с головы до ног и обратно, задержавшись на пышных формах.

— Вот ты какая стала! Выросла-то как!

— Да ты тоже, как я посмотрю, — довольно хмыкнула Ада и повернулась ко мне. — А вы, значит, едете за лучшей жизнью в Рязна град?

Мы втроем переглянулись, пока Миха набирал воздуха для ответа, я проговорил:

— Что-то вроде.

— А почему не в Красный град? — поинтересовалась Ада и, откинувшись на спинку сидения, от чего рубашка на груди натянулась, достала из кармана мешочек с сушеным бататом и бросила кусочек в рот. — Там-то жизнь точно побогаче, чем везде. Говорят, зеленых ферм полно. И кислород бесплатно раздают

Она протянула мне мешочек и взглядом предложила угоститься. Приличия ради я взял пару долек и кивнул на Миху с Катей. На это Ада пожала плечами и передала мешочек им. Катя с хмурым лицом покачала головой, зато Миха с удовольствием цапнул и одну за другой стал закидывать дольки в бездонную пасть.

Я проговорил:

— В Красном граде ничего не бывает бесплатно.

— Говоришь так, будто наверняка знаешь. Откуда? — поинтересовалась блондинка, щурясь.

— Люди говорят, — ответил я уклончиво.

На что девушка отмахнулась и поправила пышные волосы.

— Люди всякое говорят, — сообщила она деловито. — Если бы я верила всему, что говорят люди, давно сдохла где-нибудь в канаве Рязна града. Но ничего, выжила и преуспела.

— Похвально.

— Именно. Я девушка деловая, сразу вижу, с чего будет толк, а с чего нет.

— И чем ты занимаешься, деловая девушка? — спросил я, поглядывая то на хмурую Катю, то за окно, где проносятся песчаные горы с кустами в колючках.

— В основном торговлей, — сообщила блондинка и заправила за ухо светлую прядь. — Продаю, покупаю, покупаю продаю. А вы?

— А мы пока в поиске, — снова не дав Михе ответить, проговорил я.

— Безработные значит, — заключила Ада и, обернувшись к Михе, забрала у него мешочек с сухим бататом, который детина ополовинил. — Ну смотрите, если будет нужна работа или жилье, обращайтесь.

Я покивал.

— Звучит, как деловое предложение.

— Говорю же, я деловая. Не люблю болтать без толку.

На вид блондинка с выдающимися формами вызывает разве что слюноотделение и тесноту в штанах. Но ведете себя уверенно, даже немного развязно, что говорит либо о связях, которые её, в случае чего, прикроют, либо о том, что она действительно хваткая и умеет вести дела. Всех нас она еще когда рассаживались по местам, рассмотрела внимательно и с пристрастием. Что-то да высмотрела, если решила подсесть.

— А ты всем незнакомым предлагаешь помощь? — спросил я прямо.

На это Ада откусила белоснежными зубами от дольки батата и с ослепительной улыбкой ответила:

— Только тем, кто мне понравился. Я отлучусь не на долго.

Она неторопливо поднялась, убрав мешочек в карман, и изящно развернулась, красиво прогнув спину. После чего направилась в сторону передней двери вагона, придерживаясь пальцами за спинки сидений и покачивая вздернутыми ягодицами.

Я чуть наклонил голову, провожая ее взглядом, Миха вывернул шею и тоже смотрел ей вслед, а когда она скрылась за дверями, проговорил с придыханием:

— Вот же какая… Выросла.

Слева Катя с поднятым подбородком и прямой спиной бросила коротко:

— Швора.

Миха охнул.

— Катерина, не ругайся. Девушке не положено ругаться. Ну и почему сразу швора? Красивая девка стала. У нее… Ну… Вон какое добро.

Я выпрямился. Добро у Аделаиды действительно внушительное, не пропустишь.

— Не поспоришь, — согласился я. —Ты хорошо ее знаешь?

Пожав плечами, Миха ответил:

— Да как, знаю. В восемь лет вместе играли на ферме, когда они с мамкой приезжали. Ну и когда мы к ним на постоялый двор с батей заезжали тоже. А потом как-то перестали. Да и все. А теперь вот видишь, как случайно встретились.

Снова раздалось раздраженное фырканье Кати, она сложила руки под грудью и произнесла:

— Да она же вся перед вами на изнанку вывернулась. Особенно перед Андреем. Так себя приличные девушки не ведут. Швора.

В Красном граде нравы в целом сдержанные, но не строгие, никто не станет оглядываться на девушку в юбке выше колен, но прилюдное проявление чувств не приветствуется. Хочется интима — идите в жилую капсулу и вперед. Но за пределами Красного града правила сильно разнятся, и чем глуше местность, тем темнее порядки. «Медный ковчег», откуда вышла Катя —постоялый двор продвинутый, да и она сама, не будь козьим пухом, ломанулась за нами в багажнике дрезины. Чего взъерепенилась на блондинку — не понятно.

— Катя, не ревнуй, — хмыкнул я в шутку. — Мы тебя больше любим.

Щеки ее вспыхнули, как малиновый сердечник в центре арт-аккума, глаза выпучились, а губы раскрылись.

Она выдохнула:

— Я? Да я не ревную! Да вы… Ты… Я просто не хочу, чтобы вы попали в передрягу!

— Катенька, — ласково обратился я к ней негромко, — мы убегаем с последней пчелой в мире от служебников Лютецкого на поезде через пустыню. Мы уже в передряге.

— Да, но с ней мы закопаемся еще глубже! — упорствовала она.

— Значит, придется выкапываться, — заключил я. — Пока она вреда не принесла. А мы, если начнем отбрыкиваться, вызовем подозрения. Где ты видела мужчин, которые прогоняют красотку, которая сама подошла пообщаться.

Носик брюнетки сморщился, будто она нюхнула прокисшей похлебки.

— Хотите, ее прогоню я? Я девушка. Мне можно.

Тут вступил Миха, которому все это время предусмотрительно не давали влезть в разговор.

— Не надо никого прогонять, — с возмущением сказал он. — Мешает она тебе что ли? Ну сидит, ну разговаривает. Кому от этого плохо?

Глаза Кати на это только закатились в возмущении, она нетерпеливо выдохнула и помотала головой, замолчав и откинувшись на спинку сидения.