Мечников. Сквозь песок и ветер.

Глава 5

Проводив взглядом подтянутую фигуру Кати, которая вышла наружу, я перевернулся поудобнее. В проходе видно, как Миха возится с дрезиной. Он быстро обошел ее, подергал рычаги, потом завел, а когда она поднялась в воздух, нашел камни и подставил под нее. Затем снова отключил и лег под дрезину. Выполнял он это, как прожженый механик, который знает где, какая деталь у аппарата.

В полудреме и медленно моргая, я наблюдал, как он ловко раскрутил нижнюю коробку, вложил в сердцевину дрезины артефакт и так же умело завинтил. Такой скорости я не видел даже в Оазис-Техно на этаже механиков. А они там верблюда съели на этом. Потом я все-таки задремал и во сне видел каменистую пустыню, а в дали что-то зеленое. Вроде бы даже пытался к бежать к этой зелени, но ноги вязли в чем-то. Потом снилась Катя в коротенькой юбке и тонкой маечке, Лютецкий, которого в живую никогда не видел, только на картинках и баннерах. Дальше пошел сумбур из песка, дрезин и пчел, во главе которых почему-то Никифор с пчелиными крыльями.

Сколько проспал не знаю, но проснулся от того, что в плечо мягко, но настойчиво толкнули. Отрыв глаза, обнаружил над собой встревоженное лицо Кати.

Она шепнула:

— Мечников, вставай.

— Уже обед? — попытался пошутить я и сел, сразу размяв шею и плечи.

В дальнем углу Миха на циновке тоже дремлет, откинувшись на стену и придерживая широкой ладонью рюкзак. Мясистые губы пошлепывают, а из груди доносится негромкий, но плотный храп. Катя быстро переместилась к нему и тоже осторожно потрогала за плечо. Детина, не открывая глаз, отмахнулся от нее, как от прилипчивой песчинки, и перевернулся, пряча ладони подмышками.

Катя всплеснула руками и уже настойчивее потолкала его в спину со словами:

— Миха, просыпайся.

Тон девушки насторожил, через секунду я стоял во всей готовности с рюкзаком на спине.

— Что такое? — спросил я.

— Служебники, — коротко ответила Катя.

Я покосился на проход. Судя по солнцу, там примерно полдень, значит я не просто дремал, а неплохо доспал то, чего не хватило ночью. Ветер гонит песок с бархана на бархан, горизонт плавится маревом, кое-где торчат верблюжьи колючки и катятся сухие кусты.

— Тебе сон плохой приснился, Катенька? — чуть расслабившись, поинтересовался я и спустил рюкзак с плеча.

Но Катя толкать Миху стала с двойным усердием, а мне бросила через плечо:

— Они еще за барханами. Но минут через пять, максимум десять, будут тут.

От ее толчка в поясницу Миха недовольно заворчал и нехотя сел, надув сонно губы, как большой круглолицый ребенок, которого разбудили спозаранку и гонят умываться.

— Катя, да ну что ты заладила? — простонал он, протирая кулаками глаза. — Какие служебники? На кой им в эту дыру?

— Это хороший вопрос, — согласилась она. — Можете мне не верить. Но когда они сюда вломятся… В общем, я предупреждала.

Девушка выглядит взволнованной, щеки розовые, то ли от жары, то ли от нервов, прядь из низкого хвоста выбилась и прилипает ко лбу. Ее дорожная сумка уже на плече, а спина покрыта камуфляжной желтовато-коричневой мешковиной. Значит и правда собралась в дорогу.

Прищурив один глаз, я побежденно выдохнул и проговорил:

— Ладно. Схожу проверю, что тебе там примерещилось в пустынном мареве.

Бросив рюкзак в угол, я вышел из укрытия под раскаленное до бела солнце. Макушку нагрело моментально, я вытер лицо от песка, который тут же снова на него налип, и трусцой побежал к ближайшему бархану, утопая ногами в рыхлом песке.

С высоты обзор всегда лучше. Хотя и меня будет заметно отлично. Но только в случае, если Катя и впрямь что-то видела. Что вряд ли. Лютецкому нет резона посылать служебников так далеко ради поимки рядового работника. Разве что сами служебники хотят выслужиться и получить повышение, а значит прибавку к кислородному пайку, провизии и рубам.

Склон бархана я преодолел быстро, но упарился и взмок, как батрак на зеленой ферме. Взобравшись на его вершину, приложил ладонь козырьком ко лбу и окинул взглядом песчаный горизонт. Он весь плавится и плывет, в этих сполохах померещиться может что угодно.

Я хмыкнул под нос с усмешкой:

— Эх, Катенька.

Но когда собрался спускаться, нос уловил то, чего не должно быть в пустынном воздухе. Повернув голову, я вдохнул сильнее и прикрыл глаза. Стою я как раз под ветром, и нос отлично считывает металлический запах, приправленный малиновым, к которым прибавлены терпкие, резкие частицы мужского пота.

— Да ладно… — не поверив собственному носу, пробормотал я и разлепил веки, чтобы пристальнее вглядеться туда, откуда ветер несет запахи.

Марево размазывает горизонт, не удивительно, что с первого раза я ничего не заметил. Но теперь, присмотревшись, разглядел вдалеке небольшое облачко песчаной пыли. Оно движется быстро, распуская желтые клубы по сторонам и, судя по размерам, Катя права: доберется оно сюда минут через пять-семь.

— Вот швора… — выругался я и развернувшись, сиганул с бархана.

Скатившись по горе песка, я рванул к руинам, а когда вбежал под их тень, скомандовал и закинул рюкзак на спину:

— Это правда. Они летят, надо уходить.

На секунду Катя горделиво выпятила грудь, вроде «надо было сразу слушать, я ведь такая умница-разумница», но долго наслаждаться триумфом не стала и побежала за мной, когда я выскочил к дрезине.

На двухместную дрезину мы вскочили с Михой одновременно: я вперед, Миха позади, а Катя осталась стоять рядом, растерянно округлив глаза. На ее чистом личике мелькнула тень страха, что ее оставят здесь посреди пустыни на растерзание служебникам и пустынным тварям, из которых самые безобидные это звери. Мне осталось только хмыкнуть. Воспитывал меня опекун, как сам говорил, по старой закалке, так что мысли бросить Катю в опасности у меня и не возникло. Это больше по части служебников.

Я протянул ей руку и усмехнулся.

— В багажнике не удобно. Лучше между мной и Михой.

Густо покраснев, Катя ухватилась за пальцы, я дернул ее и усадил позади себя. Теплое девичье тело прижалось грудью к спине, а в носу приятно засвербело от ее запаха. Пришлось несколько секунд считать дроби, чтобы остыть. Потом сказал ей:

— Держись крепче.

Тонкие руки Кати обхватили меня за пояс, я повернул ключ, и дрезина, низко загудев, поднялась над песком и рванула с места.

Ветер с мелким песком ударили в лицо, на зубах сразу захрустело. Я отплевался и крикнул через плечо:

— Сильный арт-аккум!

— Ага, — услышал я ответный крик Михи, — мощный!

Катя испуганно пискнула у меня за спиной:

— Ой, это все из-за меня! Артефакт, наверное, очень ценный…

— Ценный, — согласился я так же громко, — но не на столько, чтобы ломиться за ним в такое пекло.

Дрезина пошла на крутой бархан, спрятавшись в его спасительной тени. Я крутанул рулевую перекладину, чтобы не перевернуться, и наклонился вперед. Катя наклонилась следом, прижавшись к спине и с силой сдавила руки на поясе.

— Ты мне душу выдавишь! — отозвался я со смешком. — Но продолжай!

Катя охнула и попыталась отодвинуться, но не смогла из-за Михи, который подпирает со спины. Он крякнул и недовольно проворчал:

— Хватит ерзать! Я тут вообще-то с краю!

— Я удержаться пытаюсь! — взвизгнула Катя.

— Не знаю, за что ты там держишься, но задом ты меня выдавишь из дрезины!

— Не такой у меня и большой зад, — обиделась Катя.

Под их перепалку я вывел дрезину на гребень бархана, и жгучее солнце вновь обрушилось невидимым ливнем. На пару секунд я замедлил ход дрезины и оглянулся. С бархана обзор хороший, дрезина гудит негромко, потрескивает нагретый металл и подвывает горячий ветер.

— Может передумали? — с надеждой прошептала Катя.

— Если поехали в такую даль, то вряд ли, — ответил я, вглядываясь в горизонт.

Сперва он просто плыл маревом, но вот я снова разглядел вдали облачко песка и чёрные точки в нем. Пока бесформенные, поэтому не ясно, сколько дрезин отправились следом.

Я констатировал:

— Не отстанут.

Миха закряхтел на заднем сидении и заметил:

— Может дрезина у нас теперь и на аккуме, но если это служебники, то все равно догонят. У них-то колымаги всяко резвее.

— Верно, — согласился я, быстро перебирая варианты, как ускориться.

Оставить попутчиков дело практичное, но не в пустыне, а в безопасном месте. Катя дрожит, спиной чувствую. Боится. Что думает Миха — не ясно, но судя, по его мрачным взглядам, тоже чем-то не доволен.

Миха брякнул:

— Так, а чего стоим тогда?

— А ты знаешь, куда ехать? — огрызнулся я.

— Да куда-нибудь!

— И где-нибудь нас догонят, — отозвался я угрюмо. — Нужно что-то очень быстрое. Быстрее дрезин служебников. Если у тебя в кармане завалялись башмаки-скороходы, доставай, потому что у меня таких нет.

Миха засопел угрюмо.

— Чего это ты огрызешься?

— Не огрызаюсь. Я думаю.

Облако песка тем временем приближалось, я пустил дрезину по склону, чтобы скрыться с глаз. Ярость детины понятна. Я бы тоже бесился, если бы уехал с непонятным беглецом, за которым гоняются служебники. С другой стороны, я никого за собой не тащил. Да только бросить теперь не могу.

— Думай быстрее! — рявкнул Миха.

— Стараюсь! Ты ж у нас не обременен думаньем.

— Чего?!

— Ребят, — негромко позвала Катя.

Мы хором гаркнули:

— Что?

Из-за спины послышался ее испуганный ик, потом глоток, и Катя быстро проговорила:

— Не ругайтесь. Я тут это… В общем туда посмотрите.

Она указала направо, на восток, где за барханом движется бледно-розовый дымок.

— Никифор рассказывал, что по восточному тракту идет железная дорога. Утверждал, раньше там было что-то под названием М4, не помню… Но главное, что Лютецкий проложил там железку. Кажется, как раз поезд идет. Нам бы на него.

Я даже обернулся на девушку.

— Катенька, ты откуда такая умница?

После чего надавил на педали дрезины, и она рванула правее в погоню за розоватым дымком.

Сердце качало кровь, в ушах свистело, я гнал колымагу изо всех сил, виляя между барханами, и отплевываясь от песка. Но дымок несется с очевидным ускорением. Если догоним поезд, служебники за ним не успеют. Вопрос как раз в том, чтобы догнать.

— Чего дым розовый? — крикнул я через плечо.

Позади послышался невнятный писк Кати, а зычный голос Михи прокричал:

— Да артефакт там, поди, такой же! Только побольше будет.

— Логично, — согласился я. — Поезд тащить, не коз доить.

Сзади Миха хмыкнул громко и отозвался поучительно:

— А ты попробуй сперва подои, а потом умничай. Кая лягнет тебя рогатая, будешь потом ходить с фингалом. А то и с поломанным ребром.

Я бросил назад, сильнее вдавливая педали дрезины и забирая по дуге еще правее:

— Чувствуется опыт.

— Вот не надо ерепениться, — посоветовал Миха. — Найду тебе козу и посажу доить. Посмотрим тогда.

Я открыл рот чтобы сказать, что предпочитаю другую грудь, но дрезина подпрыгнула на камне, нас подкинуло, Катя взвизгнула, а Миха выругался:

— Швора дрянная! Тебя где водить учили?

— В Оазис-Техно, — бросил я.

— Оно и видно.

— Зато быстро, — оправдался я.

Промчавшись еще с десяток метров, мы вывернули из-за бархана, и в долине открылась длинная железная дорога, которая теряется в мареве горизонта. Рельсы тянутся через пустыню, плавно изгибаясь. По краям заграждения от песка. Значит и тут прокатываются автоматоны, только рельсовые. По рельсам несется состав, насчитал пять вагонов и локомотив, из трубы которого вырывается малиновый дымок. Движется с ускорением, а мы сейчас примерно на его середине.

— Догоняй! Чего ползешь? — выкрикнул Миха.

— Это не я, а дрезина, — бросил я. — Что за древнее корыто!

— Не корыто, а винтаж, — философски заметил Миха.

Дрезина и впрямь стала двигаться рывками, выплевывая в стороны песок из-под магнитной подушки. Я выжал педали, это немного помогло, и она пошла ровнее, но гудеть стала громче.

Вывернув шею, я спросил громко:

— Ты ничего не сломал, пока монтировал артефакт?

— Я никогда ничего не ломаю в механике, — важно сообщил Миха. — Но артефакт не совпадает с дрезиной. Мощности разные. Дрезина старая, а арт-аккум новый.

— Ты раньше сказать не мог?

— Когда? — удивился Миха. — Ты ж прибежал и всех погнал.

Пришлось молча кивнуть. Не гнать было бы потерей времени. И я просто жал изо всех сил на педали, приближая дрезину к заграждению, за которым мчится паровоз. Тот вздымает завихрения песка и поблескивает боками с облупившейся темно-синей краской.

Через несколько секунд между заграждениями замелькали проемы для техобслуживания. Узкие. Но нашу старенькую дрезину вместят, если въезжать аккуратно, не на скорости.

— Мечников, да впихивайся уже! — проорал Миха позади. Ему на краю особенно несладко, потому что подкидывает и дергает.

— Тебе в лепеху расшибиться или все же на поезд? — огрызнулся я.

— Лучше бы на поезд!

— Тогда не ори под руку! Видишь? Проемы узкие! Будет подходящий — проедем!

— Поняла тебя, — отозвался детина. — Но ты все равно, ищи поскорее. А то там, за спиной, не очень!

Стараясь держать дрезину как можно ближе к заграждению, я выставил рулевую прямо и коротко оглянулся. По спине прокатилась неприятная горячая струйка, а кровь по венам потекла быстрее. Пять новых дрезин бета класса. Черные, с блестящими магнитными подушками, по бокам приварены шипы. Корпуса крытые, что защищает от зноя, а ветровое стекло спасает от песка в глаза и рот.

— Швора! — выругался я. — Точно хотят прибавки!

— За твою поимку? — не понял Миха.

— Видимо!

— Ты важная шестеренка что ли? — опять удивился детина.

Я бросил через плечо:

— Да какой там! Обычный разраб! Держитесь!

В этот момент широкий проход блеснул справа выкрашенным в белый бортом, я сбавил скорость и в крутом вираже зарулил в него. Дрезина завизжала, песок волной вздыбился из-под магнитной подушки и обсыпал часть заграждения. Налип на губы. Я с хрустом прожевал и снова погнал дрезину уже впритык к поезду.

Движение сдвинулось восточнее, теперь несемся на ветер, он обжигает лицо, приходится щуриться. Бок поезда блестит совсем близко, и колёса ритмично гремят, отзываясь глухо где-то в животе.

Я прокричал:

— Вон там приступка! И дверь! Надо запрыгивать!

Катя жалобно воскликнула:

— На ходу?!

— Да, Катенька! — отозвался я. — На ходу! Но ты не бойся! Ты же с нами!

По её дрожи я понял, что мои слова уверенности ей не добавили. Но все равно ободряюще похлопал девушку по колену.

Я подался вперёд, пальцы сжали рулевую до белых костяшек, затем вжал педали на полную, а Миха сзади снова прокричал:

— Едут!

Пришлось снова покоситься назад, едва не потеряв управление и не впечатав нас в бочину поезда. Бета-дрезины сократили расстояние так, что у служебников можно рассмотреть забрала от песка. Одна из дрезин встала на дыбы и вырвалась вперёд, а когда из-под её магнитной подушки выстрелил трос со стрелой-якорем, мне пришлось резко вильнуть, из-за чего снова чуть не врезался, в этот раз в заграждение. Зато якорь воткнулся где-то позади в песок.

Катя закричала:

— Вправо!

— Ты убить нас хочешь?! — заорал Миха.

— Сплю и вижу! — отозвался я.

— Я так и думал! Хорошо, что я с вами!

Послышалась возня, звук отпираемого замка рюкзака, потом охнула Катя, а я, когда оглянулся, увидел в его руке самопальную гранату, вернее бутылку с фитилем и жидкостью. В другой руке у Михи зажигалка, а на лице по-детски счастливая улыбка.

Я вытаращил глаза.

— Что у тебя в рюкзаке?!

— Ща мы им покажем, кто тут козовод, а кто механик! — радостно выкрикнул детина.

И с размаху швырнул бутылку в дрезины служебников. Через несколько секунд громыхнуло, я рефлекторно пригнул голову, Катя пискнула и прижалась ко мне, а Миха довольно загоготал.

— Врагу не сдается наш гордый моряк!

— Варяг! — поправил я его, чувствуя даже с расстояния, как запахло чем-то резким, похожим на спирт.

Снова послышалась возня в рюкзаке, Миха отозвался:

— Не знаю никаких варягов. Моряк понятно. По морю ходит. А варяг? Варит кого-то?

За спиной встрепенулась девушка, она дрожащим голосом проговорила торопливо:

— Да никого он не варит, неуч. Варяги — это племена. В древности были.

— Ничего не знаю, — отрезал Миха. — Моряки понятно. А варяги — нет.

К этому моменту вагон с приступкой замаячил уже метрах в пяти. Сквозь тучи песка борта вагонов с облупленной краской подрагивают, вблизи видно, как в некоторых местах их поела ржавчина. Приступка покачивается тревожно, но за ней дверь. Локомотив впереди выпускает розоватые облака пара, которые становятся все ярче, что значит, будет ускоряться. Так что времени у нас совсем мало.

— Миха, я подведу дрезину к приступке, а ты помоги Кате! — скомандовал я, ускоряя дрезину и прижимая её вплотную к вагону. — Потом лезь сам!

— А ты? — окликнул меня Миха.

— Я следом.

Дрожь Кати за спиной стала сильнее, она испуганно выкрикнула:

— А если не получится?

— Тогда в лучшем случае нас перемелет под поездом! — со злым задором отозвался Миха позади.

Катя всхлипнула.

— Почему в лучшем?

— А кто знает, чего нам эти гончие приготовили! — гоготнул он.

Со стороны служебников раздался металлический голос в мегафоне:

— Андрей Мечников, немедленно прекратите побег и сдайтесь!

Надвинув брови на лоб, я рванул дрезину вперёд, сокращая последние метры до приступки. Борт вагона нёсся рядом, если неудачно вильнуть, можно оставить себе на память шрам на плече, а то и вовсе стереться в пюре. От служебников предупреждения я не ожидал. Но если заговорили, значит хотят взять живым. Какой в этом толк — вопрос хороший. Лютецкому, скорее всего, все равно, как меня обезвредить. Так на кой я им сдался живым? Разве что допросят, а потом пришибут.

— Ишь, болтать начали! — присвистнув, удивился Миха.

— Давай! — скомандовал я Кате, подведя дрезину вплотную, что даже престарелый Никифор перелез бы.

Задрожав, как песчинка на верблюжьем хвосте, Катя за моей спиной поднялась. Миха что-то заворчал, видимо придерживает её, чтобы не грохнулась, а она цепляется за мои плечи тонкими пальцами, как клещами.

Миха сердито выкрикнул:

— Да прыгай ты! Чего стоишь?

— Страшно!

— Да ё-моё! — гаркнул он.

Затем послышался визг Кати, краем глаза я уловил, как её хрупкое тело пронеслось слева и грохнулось за перилами приступки, а Миха удовлетворенно пробасил за спиной:

— Ну вот. А то «страшно, страшно». Ничего не страшно.

Судя по всему, он просто швырнул дрожащую Катю и умудрился попасть. Смело, хотя и безрассудно.

— Ты псих, Миха? — спросил я через плечо. — Только честно.

Тот гоготнул и ответил:

— Такой же, как и ты.

— Резонно, — пришлось согласиться мне. — Твоя очередь.

Бета-дрезины служебников тем временем сократили расстояние настолько, что несутся слева уже на хвосте. А пар из локомотива становится все насыщеннее, значит вот-вот рванет на крейсерской скорости.

— Андрей Мечников, повторяем, немедленно прекратите бегство и добровольно сдайтесь, — снова повторил кто-то из служебников в мегафон, причём довольно громко, что значит, тоже усилен артефактом.

На это, не оборачиваясь, я показал им фигу левой рукой и снова приблизил дрезину к приступке, где Катя сидит на полу и, держась за перила, таращит глаза и дергает ручку двери.

— Прыгай, — приказал я Михе.

В эту секунду в заграждении снова мелькнул широкий проход, и в него проскользнула одна из дрезин служебников. Миха с воинственным улюлюканьем перелетел с сидения на приступок и швырнул бутылку, закидывая массивный рюкзак на спину. Громыхнуло, спину окатило волной жара и запаха гари с копотью, детина радостно прокричал, протягивая мне руку:

— Попал!

Пришлось подвести дрезину так, что её магнитная подушка заползла под состав, одно неверное движение, и я верхом на ней улечу в мясорубку. Лоб взмок, спина тоже, а глаза замылились от песка и напряжения. Я вытер лицо, держа рулевую максимально ровно одной рукой, и потянулся к Михе. Расстояния все равно не хватило, пришлось приблизить ещё. Теперь дрезина Никифора зажата между двумя вагонами, что и для поезда не очень хорошо — если её затянет под вагоны, состав сорвет с рельсов.

— Ещё чуток! — прокричал Миха и свесился с приступки, держась за перила.

Быстро прикинув траекторию движения дрезины, я отцепил правой рукой боковой поручень и, обливаясь потом от мысли, что могу вильнуть и улететь под колеса, упёр его в одну из педалей. Тоже проделал с левым. В груди качало, как водяной насос для полива зеленых ферм. Выдохнув, я подтянул ноги к коленям и встал на сидение, продолжая держать рулевую руками. Все качалось и дергалось. Балансируя, как канатоходец, я одной ногой удерживал руль, а второй уперся в сидение. Правая рука ещё на руле, но левая крылом выставлена в строну.

— Мечников! Прыгай! — скомандовал Миха.

— Твою за копыто! — заорал я и сиганул ему навстречу.

Оставшись без управления, дрезина от толчка, как и рассчитывал, рванула в лево. Она врезалась в заграждение и перевернулась, подняв тучи песка, и перелетела его, перегородив дорогу ещё двум служебникам. Я тем временем летел в прыжке. Время замедлилось, мелькнула тревога, что недостаточно сильно оттолкнулся, но когда сухая и грубая лапа цапнула за запястье и дёрнула на себя, втащив на приступку — отлегло.

— Фуууух... Едрена-швора... — выдохнул Миха и рванул ручку двери, с которой все это время не могла справиться Катя.

Ручка скрипнула и побеждено опустилась, а дверь с тихим скрипом открылась наружу. Пришлось потесниться, прежде чем мы втроем ввалились в темноту вагона, который оказался багажным. Запахло старыми вещами и нафталином, а когда глаза привыкли, смог рассмотреть приваренные к стенам и полу стеллажи, на которых покоятся чемоданы и сумки. Поезд в этот момент дернуло, и стук колес участился, а ветер сильнее загудел в щелях.

— Ускорились, — с облегчением проговорил я и отполз к одному из стеллажей, где стоит особо большой чемодан, на который удобно опираться.

Миха уселся, как вошел: в проходе и свесил кисти, положив локти на колени, а Катя нашла какой-то запакованный куб и уселась на него.

Во рту пересохло, я сглотнул горячим языком и стащил со спины рюкзак.

— Кому воды? — спросил я.

— Мне, — еле слышно попросила Катя.

Миха кивнул.

— Я тоже буду.

Раскрыв рюкзак, я нырнул рукой в него и пошарил в поисках баклажки. Но кроме неё пальцы нащупали что-то гладкое, прохладное и длинное. Ухватив, я вытащил и уставился на прозрачную голубую капсулу в металлическом корпусе. Голубой гель внутри сохранного артефакта подсвечен, а в его середине замерла пчеломатка и десяток пчел поменьше. Рядом мешочек. Обалдев, пощупал. По звуку семена, очевидно, цветковых растений.

— Твою ж за ногу, — только и смог сказать я.

__________________________

Делаю проду. Ваши комментарии, всякие лайки и библиотеки помогут мене выложить ее завтра!