Мэтр Олирко, глава столичной гильдии воров, выйдя из странного заведения лавки "Сладкие сны" поплутал намного по каравачским улицам, помесил своими шикарными сапогами не менее шикарную грязь. Но прогуляться перед сном только на пользу, голову проветрить. Странная все-таки штука жизнь, каких историй только он не знал и с твердостью алмаза был уверен, просто так вообще ничего не бывает, в этом с ним соглашались и его воровской опыт, и его горячо обожаемая интуиция. А тут его что-то царапнуло в странных нездешних глазах парня, что-то знакомое до боли. Он силился вспомнить, но никак не мог.
Поднимался ветер, неприятный пронизывающий, и уважающий себя мэтр, завидя фонари постоялого двора, поспешил вперед. Заведение не менее скучное, чем весь Каравач в это время года, но он ведь не развлекаться сюда приехал: тепло, сухо, сытно, чего еще желать человеку. Он даже комнату себе выбрал не самую роскошную (роскошь и это заведение просто вещи несовместные) я обыкновенную, неприметную. Не любил мэтр Олирко привлекать внимание, и все одеяние его было добротным, но не броским. Но вот сапоги, в этом была его слабость, в обуви он себе отказать не мог, не самые модные фасоны, спокойные цвета, но лучшая кожа и безупречная работа. Его сапожник знал, что делает, у людей его профессии особые требования к обуви, ходить надо много и желательно бесшумно, поэтому ни какого щегольского скрипа и цоканья каблуков, ну и, не приведи Пресветлая богиня, ни каких мозолей.
В прихожей его встретил сам хозяин постоялого двора Джавруг, высокий статный брюнет, натурализованный южанин, или уже здешний потомок южан. "Скорее последнее", — подумал мэтр глядя на хозяина, — "услужлив до оскомины, а взгляд наглый. " А у хозяина постоялого двора и трактира сейчас было столько постояльцев, что он должен был вылизывать каждого платежеспособного, у него все-таки не ночлежка, а приличное заведение, даже постельное белье стираное не штопанное.
— Не угодно ли мэтру отужинать? — спросил Джавруг, пытаясь заглянуть мэтру в глаза.
— А, пожалуй, угодно, — не заставил себя ждать воровской глава. Сбросил плащ со своих плеч на руки трактирщика и выбрал местечко по своему вкусу, чтобы его видели как можно меньше, а он сам как можно больше. Из всего предложенного Джавругом выбрал цыпленка, который на деле оказался полноправным петухом. "Замечательно", — решил про себя Олирко, "еще и Антонину хватит. Выгодно, однако". С напитками было хуже, кьянто здесь не держали, публика не сильна в изысках, а на тяжелые напитки мэтр не был настроен. Оставалось только пиво, ну на том спасибо.
— Любезнейший, — обратился мэтр к трактирщику, когда тот принес ему в глиняной кружке пива, — не смогли бы Вы присесть и удовлетворить мое любопытство на счет местных достопримечательностей.
— Всегда к вашим услугам, мэтр. Если Вы заметили, сейчас у нас до праздника Зимнего поворота — тишина, можно сказать мертвая. Но в "Веселом доме" метр, однако, может найти женское общество.
— Мне не до них, — скривился Олирко. — Можете сказать что-то об этом?
И он достал флакончик с искрящимся туманом внутри.
— Так об этом! Уже нашли сказочника?
— Кого, кого?
— Да парень у нас один, вроде маг, но особо в этом деле не замечен, ни зелий не делает, ни приворотов не плетет, то есть вреда вроде от него никакого, парень как парень. Еще что-то у себя в мастерской в печи плавит, мы сначала боялись, думали, может он алхимией занялся. А он стеклышками цветными балуется, зеркальцами. Налепит игрушек и раздает детворе, на праздниках особенно, за ним так ребятня и бегает. Еще сказки сочиняет, истории всякие и в сон прячет.
— И как сны?
— Никто не жаловался. Не кошмары никакие, нет! Некоторые даже по многу раз к нему ходят, чтобы все сочиненные сны пересмотреть.
— А парень здешний, родственники у него есть?
— Хм? А ведь один он и давно уже. Мать его сюда привезла совсем ребенком, да сама недолго прожила.
— А откуда, не знаете?
— Вроде даже из столицы. Но я с ней знаком не был, могу и соврать. Только знаете, история тут была, уж… сколько… лет пять назад с домом Дьо — Магро, страшная надо сказать, история, просто мороз по коже. Те кто, что-то знает, помалкивают об этом. А мы-то об этом и спрашивать боимся. Могу Вам только сказать, что сейн Дьо — Магро тоже остался один. Поговаривают, что он был, вроде как не в себе. Мы все боялись, что потеряли его, без него такое тут творилось… и орки на границе, и контрабанда, ну и "алмазная пряность" — лучше не вспоминать. Так вот парень тоже каким-то боком в этой истории побывал.
— Что Вы говорите, неужели сейн Калларинг…! — тут глава воров понял, что сболтнул лишку, назвав по имени. До него доходили какие-то слухи, но он не поверил и даже не стал перепроверять. А сейчас чуть не проговорился и не выдал их старое знакомство. "Что-то я стал нюх терять, может, старею уже, действительно пора на воды. Хотя Дьо — Магро довольно известная личность, может и ничего страшного", успокаивал он себя. И действительно, Джавруг ничего не заметил.
— Так Вы хотите сказать, что сейн Дьо — Магро знаком с этим парнем?
— Да, это единственное, что я Вам могу сказать. У нас городишко небольшой, можно так или иначе быть знакомым со всем его взрослым населением. Но то, что между ними нечто большее, чем знание друг друга в лицо, это точно.
Слово за слово, а кружка пива осушилась. Мэтр был вполне сыт, а петуха еще столько, что Антонин мог не только поужинать, но еще и позавтракать. Тут из коридора ведущего к комнатам появился человечек с щетками, тряпками и прочими принадлежностями с руках. Услужливый трактирщик подозвал его.
— Может быть уважаемому метру угодно, чтобы его сапоги на утро блестели зеркальным блеском? Мансо все исполнит в лучшем виде. У мэтра такие дорогие сапоги, странно будет утром видеть на них вчерашнюю грязь.
Олирко, ценивший кожу на сапогах не меньше чем на самих ногах, готов был согласиться, но то, что он увидел в руках подошедшего служки, заставило его волосы встать дыбом (все остатки, что у него были). И не совсем орлиные глаза воровского главы и его замечательный нос возопили об одном и том же: перед ним пара обуви из его любимой столичной мастерской! Может быть и не самого мастера, но что кого-то из его подмастерий — безусловно. Хорошо, что нос мэтра уже нагрелся почти до цвета его любимо кьянто, не было так заметно, как к нему прилила кровь. Кроме его гильдии, там имели привычку обуваться члены еще одной, "Легиона граненой стали", как они любили себя называть, а попросту наемных убийц.
Расплатившись и выслушав южное славословие, мэтр взял с собой ужин для Антонина и по-кошачьи пробрался в свою комнату. Для его достаточно плотного телосложения, это было почти виртуозно.
— Нас можно поздравить, — сказал он слуге, бросив на стол уже знакомого нам петуха, — у нас соседи. С нами в одном коридоре представитель не очень дружественной гильдии.
Было видно, как у невозмутимого Антонина напряглись жилы на шее.
— Ты не переживай, по всей видимости не к моей персоне. Так как видишь, я и поужинал и даже спать собираюсь. Но не нравится мне все это, НЕ НРАВИТСЯ! Так что, извини, дорогой мой Антонин, спать тебе этой ночью не придется, будешь сидеть в засаде. Наш конкурент не знает о нашем присутствии, значит у нас солидная фора. Но дело серьезное, просто так легионер сюда бы не поехал.
— Не беспокойтесь, мэтр, я отлично выспался за ваше отсутствие. А что говорит ваша интуиция?
— Моя интуиция как гваррич выедает мой мозг, вопя во всю дурь, что если не этой, то следующей ночью прольется кровь. Но мне это и без нее известно. Только чья это будет кровь? Что-то ноет у меня между ключиц, говорят, душа там живет. Кто бы мог подумать, что у меня там что-то есть.
— Это точно будет следующая ночь?
— Точно, не пойдет же он по такой погоде разутым. Так что у нас еще есть время для маневра. А перед боем надо хорошенько выспаться, я и средство для этого приобрел.
Глава воров откупорил флакон с радужным туманом и отправился на воды в Джогимп — Лотт, что на языке эльфов означает: "серый… хвостатый… короче, чей — то…".
Ну, живут же люди, никаких тебе разборок, никаких бумаг, никаких взяток шефу городских стражей, никакой услужливо — ехидной рожи Пуэбло. Самое начало осени, хрустальный воздух, мозаика крыш еще эльфийской архитектуры, серебряные голоса фонтанов, щебет птиц и прекрасных купальщиц на его балконе и почти полная бутылка кьянто…. Что еще нужно человеку для счастья? И какая у них тут крупная полуденница вызревает круглый год. Но мэтр Олирко не был охотником до сладкого, зато три грации на балконе поглощали ее в неприличных количествах. А вот горный гномий сыр очень хорошо шел с кьянто. "Пройдусь, пожалуй, а то голова пухнет от трелей этих райских птичек", — решил мэтр. Он вышел из гостиницы, зашагал вверх по тропинке к каменным уступам со звенящими низвергающимися струями.
Пробравшись между мокрых камней на ровную площадку, он ни капли не пожалел: многоголосые струи неслись с гор наполняя озеро, в котором отражался лес во всем великолепии скорого увядания, вид был просто упоителен. О! до него неожиданно донесся вожделенный запах. Кьянто! Не может быть! Одна из струй явственно краснела, и вскоре достигла хорошо знакомого ему темно — пурпурного тона, и запах не мог его обмануть. Он протянул сложенные пригоршней руки, в тот же миг поток взвыл, как попавший в капкан крил, в его руки истекла кровь. Олирко в испуге вскинул голову, и в тот же миг получил удар кровавым хлыстом от дьявольского водопада. Он не удержался на ногах, свалился в ложбину, проточенную водой, и кровавый поток сбросил его в озеро.
"Этого не может быть! Что я сделал не так, кого прогневил?" соображал мэтр пытаясь всплыть "Интуиция, что же ты молчала? "
"Вспомнил — таки! А как гварричем обозвал, помнишь? Столько лет служила верой и правдой, и на тебе благодарность".
"Ну и стерва! "
"На себя посмотри…"
Смотреть было некогда, надо было выкручиваться. Глупо как — то, он умело разрешал конфликты, он выворачивался из безнадежных ситуаций, а тут…
…Странно, он плывет,… нет, не плывет, его кто-то тащит, продев подмышками ремень или веревку. Почему не просто за шиворот? Да он слышит чье-то дыхание, кто-то размеренно гребет, но он не может увидеть, он видит только небо над собой. Нет не только, вон еще птички порхают, желтый лист упал с дерева… Теперь слышит, вроде шаги, кто-то шел, расплескивая воду, а потом по твердой земле, ага, и он сам уже на берегу, на лесистом берегу озера, только ноги еще качаются в волнах.
— Вставай, чего разлегся? На берег я тебя, так и быть, вытащил. Но носить твою тушку мы не договаривались.
Воровской глава кое-как на четвереньках выполз на сухое место, сел на траву и поднял взгляд на своего спасителя. Особой остротой зрения он похвастаться не мог, но перепутать было нельзя. Один раз этот человек уже спасал ему жизнь, и не потому что был его телохранителем, не потому что ожидал от него вознаграждения или какой-то услуги, просто он тогда пожалел тощего подростка. На нем была все та же одежда, и возраст тот же, все точно также, хотя прошло уже много лет.
— Макс? — неуверенно обратился мэтр к человеку, разводившему костер.
— Никак не признаешь, старый пьяница, — усмехнулся человек.
— Макс! — Олирко даже обрадовался, вскочил, и хотел было обнять спасителя.
— Не стоит! Ты еще не понял? — умерил его радость Макс, выбросив перед собой ладонь.
— Что я должен понять? Макс ведь это ты! Но… Но как?
— В том-то и дело, что НО. Вспоминай!
Память его нехотя со скрежетом шевельнулась, достав из своих глубин одно из самых горьких воспоминаний.
— А я так надеялся, вдруг там был не ты.
— Но это был именно я, но я не за этим пришел. Вспоминай, где ты сейчас.
— Ты пришел…. А где я? Я тут, — и метр обвел глазами местность.
— Вот болван! С кьянто в таких количествах завязывать надо, совсем уже отупел! Если мы по разные стороны черты, то что?! Мне к тебе удалось пробраться, можно сказать, по знакомству, а ты придуриваешься.
— Я во сне! — с ужасом и с облегчением понял мэтр. Теперь все начало становиться на свои места. из-за черты даже в сон просто так не приходят, на это должны быть весомые причины, — Да, я просил сон про Джогимп — Лотт, и парень мне его сплел.
— Ты видел ЕГО?! Ты говорил с НИМ?! — Выкрикнул Макс дрожащим голосом, подскочив к Олирко, он готов был схватить того за плечи, но вовремя отдернул руки, людям по разные стороны черты даже во сне не стоит обниматься. Но Макс взглянул близорукому мэтру в лицо в упор. Олирко охнул, и присел на оказавшийся, очень кстати рядом пенек. Вот откуда он знает эти шоколадные глаза на пару с соломенными волосами, и по годам все сходится. У серьезного и уважаемого главы воровской гильдии, на глаза навернулись слезы.
— Я действительно тупая скотина, как же я мог забыть! Пора, пора завязывать хлебать столько. Да, я видел его.
— Ну, говори! — Макс нагнулся к метру и смотрел просто умоляюще.
— Он так на тебя похож. Вас даже перепутать можно, только он ка — а — пельку повыше, и немного худоват. Вообще-то симпатичный парень, девчонки должны за ним бегать, — сделал заключение мэтр и хмыкнул носом.
— Тебе все девчонки. Ты не сказал что-то важное.
— Что я еще забыл? Что еще? — спрашивал мэтр сам себя и вдруг вскрикнул от неожиданной догадки. — Пресветлая богиня, в городе легионер!
— Так! Прав был Гаарх.
— А когда Гаарх ошибался? — обиженно произнес кто-то из леса.
— Можно я ему расскажу? — спросил Макс у леса.
— Валяй, рассказывай… — последовал ответ.
Макс повернулся к обалдело озирающемуся воровскому главе.
— Кто там? — шепотом спросил Олирко.
— Там свои, — успокоил его старый друг, навечно оставшийся молодым, собравшийся что-то поведать ему.
— Мне разрешено говорить. Тебе передают: не читай письма, там смерть. Уничтожить его тоже нельзя, на нем заклятие, смертельное заклятие.
— Откуда ты знаешь? — подскочил мэтр как ужаленный.
— Ниоткуда я не знаю, я просто передаю.
— Но как быть: читать нельзя, не читать тоже нельзя?
— На нем не указано имя, оно направлено главе воровской гильдии вообще.
— Хм, действительно, что же я раньше не догадался.
— Мне пора уходить, — сказал Макс и стал затаптывать костер. — Тебе все ясно? Та рука, что послала письмо, та же направила и легионера.
— Яснее не бывает. Сделаю все, что в моих силах, и даже сверх этого. Я обязан тебе очень многим.
— Вот и вернешь должок. — Макс раскрыл ладонь для прощального рукопожатия, но вспомнил и отдернул руку. Он уходил вниз вдоль протоки к следующему озеру, из леса к нему вышел долговязый нечесаный тип в драном плаще. Макс обернулся и крикнул:
— А ты знаешь, как помириться со своей интуицией?
Мэтр Олирко замотал головой.
— Угости ее полуденницей, она же все-таки женщина.
И воровской голова услышал, как долговязый тип рассмеялся, мороз прошел по спине бывалого ворюги от его смеха…..
Пока наш замечательный сентиментальный вор решал насущные проблемы во сне, в полумраке трактира сидел человек, проблемы которого прогнали сон вконец. Это заведение вообще никогда не закрывалось, Джавругу пришла в голову идея, что слишком накладно будет оплачивать сон ночному сторожу, пусть трактир вообще не закрывается. И даже зимой у них в Караваче находились полуночные посетители, немного, но находились, а про лето и говорить не стоит. Неплохая коммерческая жилка досталась Джавругу от предков, но он и сам ее исправно тренировал.
Когда услужливый Джавруг, потешая постояльца, выговорил имя Дьо — Магро, человек вздрогнул, как будто ему всадили кинжал в спину. Имя командира заставило слушать сладенькое жужжание дальше, потому что это касалось его самого напрямую.
Его, тайного стража Сигвара, теперь уже бывшего. БЫВШЕГО…. Вся это история, которую так боялись в Караваче, но о которой так любили пошушукаться с многозначительной гримасой, выдавая очередные бредни за чистейшую правду. Он был одним из тех трех стражей, которые видели все и молчали. Даже по прошествии времени молчали именно потому, что знали. Но сейчас один из его соратников замолчал навсегда, странная нелепая смерть, а другой просто пропал, только просто так ничего не бывает.
Молчать одному было еще мучительней, чем молчать втроем. Сигвар считал себя виновным, хотя все убеждали его в неотвратимости случившегося, что они столкнулись тогда с чем-то зверским и неизвестным никому. А как можно противостоять тому, чего не знаешь? Но он же был охранником, он должен был спасать даже ценой своей жизни, а он ничего не смог. Даже тот мальчишка смог, а он, тайный страж — НЕТ. Про того парня Джавруг тоже разболтал постояльцу, трепло базарное. Ну, куда лезет, его же там не было даже среди зевак, там, где Сигвар был "на сцене". А кто он теперь? Да никто, бледная тень прошлого. Разговор трактирщика снова разодрал старую рану, хотя, если честно, она и не затягивалась. Но ему показалось, что-то неладно. Может быть, старое позабытое чутье охранника проснулось, когда лучший способ борьбы с опасностью — предвидеть и избежать ее. Его все равно никто не ждал, и Сигвар решил дождаться рассвета.
Смех долговязого уже стих, а Олирко сидел и смотрел на воду укачиваемый каруселью мыслей. Из задумчивости его выдернул раскат грома и не заставивший себя ждать дождь. Листья на деревьях скорчились и почернели как обожженные, в шаге от себя уже ничего нельзя было разглядеть. Ливень почему-то был из какой-то грязи, мутный, как в уличная лужа. Пыль попала в глаза, скрипела на зубах, не давала дышать…
— А?! Что?! Кто?! Почему я ничего не вижу? Антонин!
— Мэтр, это я.
— О, Пресветлая богиня, где мы? Антонин, где? Почему так темно?
— Мэтр, это я Вас будил, Вы кричали во сне. Такого за Вами я не припомню. Я сейчас зажгу светильник. Еще ночь и до рассвета далеко.
— А этот вой?
— За окном, мэтр. Там снег метет, вьюга. Гаарх бы побрал эту каравачскую погоду.
— Антонин! Больше никогда, ни за что не поминай при мне Гаарха.
Слуга зажег масляный светильник. Ненастье через окно просачивалось в комнату, вьюжный сквозняк трепал листочек пламени, силясь сорвать и его, как посрывал все случайно уцелевшие на деревьях. Комната осветилась воспаленным перепуганным светом. Антонин налил в бокал воды и подал своему, казалось, несокрушимому хозяину. Но сам он знал, где у того тончайшие струны воровской души, пользовался этим в случае крайней необходимости. А сейчас на мэтре кто-то хорошо поиграл, за долгие годы совместного проживания Антонин позволял себе так судить. Только кто это мог проделать, да еще во сне, это заставляло крепко задуматься.
Вдруг мэтр отхлебнувший из бокала с рыком выплюнул воду на пол.
— Это не вода, это тина болотная! Лягушки скоро начнут квакать.
— Простите, мэтр, свежая внизу. Я схожу, если пожелаете.
— Нет уж! Раз такое дело, собираемся и вперед.
— Куда?
— Выйдем, там решим.
Они проскользнули по коридору, просочились через зал ночного трактира. На крыльце хозяин со слугой переглянулись, куда же теперь? Шататься ночью в такой снег, нет, ну была бы ясная цель, а просто так мэтру не хотелось, его спутнику, признаться, тоже. Завалится к парню на рассвете, вытащить и теплой постели, возможно, даже из объятий подружки, вот, дескать, мне тут твой папашка во сне приходил и такое поведал. Чушь очешуенная! Не поверит он, Олирко сам бы ни за что не поверил. Ладно, даже представим, что каким-то чудом поверит, делать-то что? Если прятаться, то где? Эти разнюхают, раз взялись за дело, или мэтр плохо знает легионеров.
Первым заговорил Антонин.
— Хозяин, не хотел Вас расстраивать, Вы и так не в духе, но… — он настороженно посмотрел на Олирко, готов ли тот выслушать. Мэтр мотнул головой, чего уж тут, давай до кучи, хуже вряд ли будет.
— Я тут разведал, кое-что, — продолжал Антонин, — пока Вы спали. Только не спрашивайте как. Наш сосед если не из первой тройки, то уж из первой восьмерки наверняка.
— Однако! — Олирко не расстроился, даже усмехнулся. Вышел под сыплющийся снег и вдохнул глубоко, как мог, открытым ртом. И поперхнулся залетевшей в горло снежинкой. Но снежинка не рыбья кость и не хлебная крошка, так что это быстро прошло. Вор зачерпнул пятерней снега с перил крыльца и умылся им, хотел даже освежить лысину, но остерегся, Вероятно, стало боязно за свои отцветающие мозги.
— Мне это решительно нравится, — мэтр повел носом, как будто брал след, — это уже забавно.
Кому есть дело до какого-то парня в этом городишке? Какая связь между ним и воровской гильдией? Кто заплатил такие серьезные деньги? В чем вообще дело! Мэтра охватил охотничий азарт, а у Антонина отлегло от сердца, его хозяин восстал из пепла кошмарной ночи.
— И каковы будут ваши распоряжения, мэтр?
— Разыскиваем единственного, кто может мне помочь, кто вообще может что-то сделать. Сейна Дьо — Магро Калларинга. Думаю, каждый первый может показать, в какой стороне он живет. Только где он, этот первый?
— Здесь.
Из дверей в снегопад вышел человек прямо под сверлящий взгляд Олирко. Старого вора было трудно обмануть, человек и не собирался.
— Вы из стражей? — спросил мэтр об очевидном факте, служба оставляет на человеке след, как упряжь на тягловом варге.
— Из них. Бывший. Сигвар.
— Просто Сигвар?
— Проще не бывает.
— А меня зовите мэтр, просто мэтр, — и, помедлив секунду, все-таки протянул бывшему стражу руку, — а это Антонин, мой э — э… компаньон. И достаточно церемоний!
Трое людей двигались впотьмах, подхлестываемые метелью. Снежная шалунья и забавлялась с ними, и осмотрительно застилала их следы. То, что с одной стороны ночным скитальцам мешало: ветер, снег и темень, это же и скрывало их от посторонних глаз. Самый маленький из них вообще не любил попадаться кому-либо на глаза, самому высокому казалось, что он как в былые времена на службе, а самый плотный вообще рисковал свей шкурой, попади он под чей-то смертоносный взгляд. Но наш весомый герой уже забыл, когда он жил без риска, да и спокойная размеренная жизнь казалась ему преддверием могильной тишины. Но сейчас бояться было нечего, они шли такими закоулками, где и днем мало кого встретишь, и только на окраине вышли на дорогу. И здесь бывший страж спросил:
— Мэтр, Вы уверены, что сейн Дьо — Магро согласится сейчас с Вами разговаривать, не отправит оформлять все согласно протоколу?
— Да, что-то мне подсказывает, что да.
По дороге было идти легче, теснящиеся городские домишки остались позади, начались домовладения с оградами, подъездами, с внутренними дворами, парками и надворными постройками. Еще издалека был виден свет на нижнем этаже дома, была надежда, что кто-то там не спит. К воротам этого владения и подошел Сигвар.
— Позволь, — отстранил его Олирко, сам взялся за хвостик колокольчика. Пару раз колокольчик звякнул невпопад, потом одумался и начал выводить мелодию какой-то песенки. Сигвар и Антонин переглянулись, даже слуга не ожидал ничего подобного от своего хозяина. Уж не вздумал ли мэтр пошутить в эту вьюжную ночь? Но мэтр был на редкость сосредоточен. Бывший страж на какое-то мгновение успел пожалеть, что связался с этим иногородним типом. Но двери дома открылись, оттуда упала полоска света и донеслась та же песенка, кто-то вышел, насвистывая ее. Сигвар и Антонин переглянулись еще раз. Ворота отворились, за ними стоял сам Калларинг в своей белой бурке, развеваемой ветром. Олирко и Калларинг смотрели друг на друга с полминуты (Сигвару и Антонину показалось, что ужасно долго), потом распахнули руки на всю ширь, чтобы запахнуть их на спинах друг друга:
— Ах ты… Поющий гваррич, жив, зараза!
— Мечтательный дракон … глянь — ка, все еще кудрявый!
— Оле…
— Кари…
Они еще и смеются, а бедные слуга и бывший страж не знали, что им делать. Готовы были схватиться друг за друга, потому что от сюрпризов начали подрагивать колени. Ну, кто бы мог подумать, что эти двое…. Рассуждать дальше Антонин боялся, а Сигвар даже не начинал.
Указующий перст полковника, направил их, дрожащих, в теплое нутро дома. Разговор командира с хозяином проходил, казалось, на другом языке, какие-то словечки, недосказанности, многозначительные "А помнишь?". Значит, когда-то у них было что-то общее, и видимо давно, потому что никто об этом не знал, а рассказывать они не собирались.
Знакомые Сигвару лестницы, обнимающие холл, были погружены во мрак как в лихорадку. Казалось, что на них больше года не то что не ступала ничья нога, а даже не касался взгляд. Их покрывал плотный как войлок слой пыли.
— Ну и? — хозяин дома обратил на Сигвара свой пронзительный взгляд, — Мне это тоже не нравится. Мне и твоя лежанка не очень нравится, но для одного и ее много. Старые друзья меня успешно забыли, а новых не нажил.
Про старых друзей это был, конечно, не слишком тонкий намек на самого Сигвара.
— Так вот, если не хочешь сидеть в гостях в своих же каморках, то позаботься, чтобы было как тогда… Надеюсь, ты все вспомнишь, найдешь, не заблудишься. Сделай так, чтобы туда можно было войти. А мы тут пока со старым другом посекретничаем. А если будете себя хорошо вести, то, может быть, в этом доме снова появится запах утреннего кофе. В конце концов, пока мы, как ни странно, живы, то будем жить. Не знаю, как вы, а лично я умереть еще успею…..
Он испытующе смотрел на Олирко, как на криллака[62], вставшего в стойку по крупному зверю.
— А теперь расскажи мне, своему старому другу, что случилось? — у полковника внутри зашевелился азарт охотничьей погони, древнейший из азартов, без него мужчина слишком задумывается о смысле жизни, потом теряет к ней интерес, теряет все определенные ему свыше аппетиты и безвременно хиреет. В принципе, мужчина сначала охотник, а потом уже все остальное. А если ты не охотник, то сразу становишься добычей, другого не дано.
— Для начала это мне надо просить у тебя, что случалось? Почему ты один? Я слышал, ты был счастлив в браке? Да и дети, я слышал, были. Где все?
Черный полковник нахмурился, на его лоб набежала тень мучительно страшных воспоминаний.
— Нет, ну если не хочешь, не рассказывай. Я не настаиваю, просто мне кажется, что та проблемка, с которой я пришел к тебе и те … э — э — э … события взаимосвязаны.
— Взаимосвязаны говоришь… Это хорошо, это замечательно. — От того как были сказаны эти слова мэтру спешно захотелось оказаться где-нибудь подальше, на водах лечить печень. Мэтр не был трусом, но стал оглядываться по сторонам в поисках пути отступления, или вернее сказать поспешного бегства. Сейн Дьо — Магро стремительно встал и направился к шкафчику у стены, запустил руку в его темные недра, достал и налил в серебряные стаканчики рома, не какого-нибудь, настоящего из южных морей, а не пиратской сивухи. И обернувшись через плечо, спросил:
— Ром будешь? Только закуски нет. Тут есть какое-то печенье, но за его съедобность я не ручаюсь.
— Давай свой ром. И печенье тоже давай …
Сейн Дьо — Магро не привередничая, подставил к креслам у камина, где они сидели, когда начали свой разговор, маленький столик. Водрузил на него большую, оплетенную бутыль с ромом, аккуратно перенес на столик уже наполненные стаканчики и рядом поставил вазочку с печеньем.
— Ну что, за встречу?
— Поддерживаю…
Ром был крепким, но печенье могло в этом дать ему значительную фору. Держалось насмерть и раскусить его никому из присутствующих не удалось. И тот и другой вернули сомнительную закуску в вазочку. Сейн посмотрел на печенье задумчиво, он хорошо помнил тот день, когда его испекли. Пресветлая богиня, как давно это оказывается было …
— Ладно, старый пьяница, слушай. — И сейн Калларинг сухо и по деловому рассказал своему старому другу, события, навсегда изменившие его жизнь.
Как все же странно бывает, два человека в один и тот же день, и почти в одно и то же время вспоминают одни и те же события, и так по-разному.
— Извини не знал…
— Да что уж там… Давай помянем моих.
Помянули, помолчали, глядя на колеблющееся в камине пламя.
— Теперь, Оле твоя очередь…
Мэтр Олирко собрался с духом и начал:
— Я приехал в этот город сегодня днем по своим некоторым частным делам. — Сейн вопрошающе вскинул бровь. Мэтр вздохнул и все же пояснил: — Мне надо было сходить к гадалке, при этом так, чтобы об этом никто не узнал, инкогнито, так сказать…
— В столице, что гадалки перевелись?
— Нет, куда ж без них, но все они на кого-то работают, а моя деятельность, последние несколько лет, она … как бы это сказать … Не выносит чужих ушей.
— Про сферу деятельности можешь не пояснять, как бы это выразиться помягче, мне докладывали.
— Ну, если знаешь … В общем мне посоветовали обратиться к одной гадалке в Караваче. Я подумал и поехал, решил и развеяться заодно, воздух у вас, со столичным не сравнить.
— И что сказала гадалка?
— Сказала прийти завтра, она вчера гадала и ей отдохнуть, дескать, надо. Так вот, гуляя по улицам вашего славного города, я зашел в очень интересную лавку — "Сладкие сны" называется. Сон там прикупил …
— И что кошмар приснился? — Калларинг налил еще по порции рома. — Давай, за сны, хорошие и добрые…
— Не откажусь… Сон, сон был хороший, не об нем речь, а об его создателе … и о сапогах… — Сейн Дьо — Магро откинулся в кресле и заржал.
— Оли, ты никогда не умел рассказывать, а смешать сны и сапоги в одном рассказе можешь только ты. Продолжай дальше рома у нас еще много. Ты не представляешь, как давно я так не смеялся.
Мэтр Олирко совсем не обиделся, рассказчиком он впрямь был не очень хорошим, подождав, когда сейн закончит смеяться он продолжил:
— Когда я был молодым и тощим …
— Ты, тощим? Помнится, еще двадцать лет назад у тебя уже было брюшко, правда ты и сейчас не слишком толстый, но тощим…
— Не перебивай, а то рома не хватит.
— У меня в подвале еще бутыль есть…
— Ну, тогда, ладно. Так вот, когда я был молодым и тощим, и только осваивал свою древнюю профессию … — Сейн опять забулькал в кресле от смеха, но глядя на не довольное лицо рассказчика, замахал руками:
— Продолжай, не обращай на меня внимания. Просто я всегда знал о твоей "древней профессии", так что продолжай смело.
— Всегда знал? А я то… Да чего уж теперь, наливай … За молодость, чтоб мы всегда были молодыми в душе.
— Хороший тост.
— Так вот, когда я осваивал свою профессию, ночью я залез в один дом…
— И попался…
— Подался, я, между прочим, всего два раза в жизни, считая этот.
— Не горячись, я знаю, что ты хороший профессионал. Продолжай…
— Хозяин этого дома был странным типом. Он ходил по окрестностям, собирал камни, говорят, ездил за ними к гномам, и они к нему приезжали, хотя от их гор было очень далеко. В рванье не ходил, но и транжирой не был. А у нас знаешь же, все кто с гномами общается, считаются богачами. Вот я и подумал, что если поискать, то у него можно будет что-нибудь … э — э — э … позаимствовать, чтобы прокормиться, а может и найти средства на взнос для вступления в гильдию.
— И как он тебя поймал?
— Да он собственно и не ловил. Я полез в дом через чердачное окно, а у него на чердаке был кабинет, что ли, и там, на стеллажах хранились камни, разные камни много разных камней. До сих пор не знаю, как это произошло, но стеллажи упали прямо на меня…
— И тебя завалило … камнями, которые ты хотел украсть …. — Сейн не выдержал и опять заржал.
— Ты зря смеешься, мне тогда сломало руку и сильно ударило по голове, я потом несколько дней был без сознания. А этот странный тип, Максом его звали, не только не вызвал стражу, а выкопал меня из завала, вызвал мне лекаря и все время, пока я болел, ухаживал за мной и кормил с ложечки.
— И что он за это хотел с тебя получить?
— Ничего.
— Ничего?
— Совсем ничего. Более того, я жил в его доме более года. Чтобы совсем мне не быть нахлебником, я стал помогать ему по дому и саду, помогал с разбором завала на чердаке. И вообще, это было самое лучшее время в моей жизни. Понимаешь, если бы я тогда попался страже, то в тюрьме я бы не выжил.
— Ну, тогда за бескорыстие…
Они выпили еще по одной.
— А почему ты не остался с этим … Максом?
— Это уже совсем другая история… Потом, как-нибудь я тебе ее расскажу…
— А какое отношение эта быль имеет к сапогам и снам.
— Макс — отец владельца лавки, того, что мне сон сделал.
— Ты в этом уверен?
— Абсолютно. Глаза, волосы, черты лица очень похожи, похудее немного и помоложе, а так одно и то же лицо, и по годам сходится.
— Ого, а сапоги тут причем?
— По долгу службы ты наверняка много знаешь о некоторых профессиях, и, наверняка, знаешь, что для некоторых профессий обувка — первое дело.
— Какую именно профессию ты имеешь в виду? Их много…
— Одну из тех, что могут позволить себе сапоги за пятьдесят золотых крон.
— Тогда все проще. Если это не твои коллеги, то … Легионер?
— Да.
— Здесь? В это время? в Караваче?
— Да, и даже на том же постоялом дворе, где остановился твой друг — я.
— А как связаны сны и сапоги?
— Только не говори мне, что ты не догадался. Легионеру заказали мальчишку.
— Почему ты так решил?
— У меня свои источники информации…
— И что мы с этим будем делать?
— Не знаю, я к тебе пришел.
— Тогда давай еще выпьем.
И они продолжили опустошение бутыли, она не возражала.
— Оли, ты уверен, что сегодня мальчишке ничего не угрожает?
— Да, легионеры босиком не ходят.
Сейн задумался…
— Тогда пошли спать. Утром, все решим утром. Я тебя никуда не отпущу, места много, гостевые комнаты все свободны, там, правда, не топлено, но одеял много. Пошли я тебя провожу.
И они пошли по пустому, гулкому дому, поддерживая друг друга на слабых ногах, но все равно, регулярно натыкаясь на стенки коридора. Ром был очень крепкий, печенье правда оказалось сильнее…
Утром, далеко не ранним, четверо мужчин сидели на кухне, если яичницу и пили чудесный кофе. Хлеба, не было, но в буфете нашлись сухарики. Двое из компании держались за голову и вздыхали. Но все хорошее, и кофе в том числе, когда-нибудь заканчивается… Мэтр Олирко решил начать неприятный разговор:
— Сейн, так что решим — то?
— С легионером все просто, арестуем для проверки личности, пусть посидит пару дней, три дня от силы. На больший срок нам его задержать не за что. За это время, может, придумаем, что с ним делать, вдруг он в розыске, тогда все понятно, а если нет, тогда придется отпускать.
— А что будем с парнем делать?
— С парнем надо поговорить. Это придется сделать мне. Надо его куда-нибудь из города отправить, куда-нибудь далеко и надолго …
— Сейн, вы что его посадить хотите?
— Да ты что! Как тебе такое в голову могло прийти. Нет, конечно, но из города ему уехать надо. По крайней мере до ярмарки, а лучше бы и на несколько лет. Деньги у него сейчас есть, так что пусть мир посмотрит. Это ему полезно будет, может ума наберется. Мы-то с тобой в свое время набрались.
— Одного нельзя, он к дальним дорогам не приспособленный. И потом, вдруг легионер не один?
— Да, проблема. Ни тебе, ни мне с ним путешествовать нельзя. Слишком мы заметные фигуры, да и не поедет он с нами никуда. Тебя он не знает, а мне нельзя — дел много накопилось. К нему еще сестра приехала, если он уедет, она одна останется, что тоже не хорошо.
— Сейн Дьо — Магро, — вдруг раздался из угла тихий голос Антонина, незаметного и незаменимого слуги мэтра, — вы по нас забыли. Меня и Сигвара. Мы тоже чего-то стоим…
— И что ты… вы предлагаете?
— Мы тут вчера тоже поговорили и вот что придумали.
— Говори, не тяни шур — фурга[63] за хвост…
— Я могу отправиться в путешествие вместе с мальчишкой, а Сигвар присмотрит за его домом и сестрой. И он, и я с охраной справимся, и советом поможем, если что…
Сейн Калларинг сидел, смотрел поочередно, то на слугу, то на стража, и задумчиво тер подбородок с отросшей за ночь щетиной.
— Оли, а ведь это выход. Ты без слуги обойдешься?
— Как-нибудь … — мэтр неопределенно махнул руками.
— Тогда если с нашей стороны возражений нет, то надо получить согласие другой стороны. Оле, возвращайся в гостиницу и последи краем глаза за легионером. Сигвар, пойдешь со мной, будешь за связного. А я попробую перехватить нашего парня с сестренкой в ратуше, заодно и дам задание страже, а то совсем от рук отбились, пока меня не было.
Одрик проснулся утром от запаха теплой сдобы, он открыл глаза и долго не мог понять — где же он находится. Он резко вскочил с кровати, голова чуть закружилась, но Одрик сразу все вспомнил, и приезд Лотти и свой, то ли сон, то ли явь, то ли воспоминания… Ночь прошла — надо жить дальше, и он пошел вниз на кухню на запах теплой сдобы.
— Лотти — откуда булочки… — и сразу схватил рукой, лежащую сверху, булочку за румяный бочок.
— Ну вот, ни тебе доброго утра, ни умыться… сразу есть. Интересно все мужчины такие или только ты? Пока не умоешься — ничего не дам. — Одрик засунул остатки уворованной булочки в рот и пошел умываться, а что делать, если Лотти ясно показала, что больше булочек он не получит.
— Доброе утро, Лотти, а откуда у нас булочки.
— Мальчишка, такой шустрый, Сэмом, кажется, кличут принес, вместе со свежим молоком.
— А вчерашнее где?
— Выпили…
— Сегодня надо будет обязательно пойти в городской совет. — Одрик покосился на окно. Сегодня опять шел дождь… сильный дождь с ветром, играющим со скрипящими ставнями.
— Да, если надо, то пойдем.
Когда свежие булочки закончились, Одрик решительно взял свою сестренку за руку и повел наверх.
— Одрик, куда мы идем.
— Сюда… — И он вместе с Лотти вошел в комнату мамы.
— Лотти, я сегодня ночью много думал.
— Это плохо, ночью спать надо.
— Не перебивай… Так вот, тебе придется жить здесь долго, когда мы вернемся из городского совета, ты станешь подданной Каравача. Я подумал и решил, что эта комната теперь будет ТВОЯ. Нет, нет, не перебивай. Я все решил. Я сейчас принесу сюда из сарая плетеные короба, купец оставил, что снимал сарай летом, и мы с тобой разберем мамины вещи. Что-то тебе должно подойти. Не спорь… На улице такая погода, что ты в своей обуви даже до сапожника не дойдешь. И теплые вещи тебе нужны, хоть до лавки дойти, так что приступай, а я пойду за коробами.
Одрик побежал вниз, не оглядываясь и смахивая с глаз непослушные слезы, сегодня ночью побывав в прошлом, и пережив все опять, он решил жить только настоящим, а для этого придется расстаться с прошлым. Пробежав по улице туда и обратно под дождем, он появился на пороге комнаты мамы, нет, уже комнаты Лотти, промокший замерзший, но решительный.
— Ты чего еще не начала разбирать вещи? — Лотти растерянно стояла у зеркала и рассматривала пыльные коробочки и скляночки, в общем, все то, что любая женщина хранит возле зеркала. — Это потом сложим в короб поменьше. Давай займемся вещами. — И он решительно распахнул шкаф.
— Сперва — обувь. А то твои тапочки вот — вот развалятся. — Он решительно выдвинул ящики с обувью. "А ведь у них могут быть разные размеры! " Одрика от этой мысли пробрала дрожь. Он достал первую попавшуюся пару почти не ношенных маминых непромокаемых сапожек.
Лотти нерешительно взяла сапожки и стала крутить их в руках.
— Что смотришь, примеряй.
— Они будут мне велики…
— Велики — не малы. Это на первое время, сегодня новые купим или закажем, но до лавки то еще дойти надо. — Лотти нерешительно присела на краешек пуфа и стала примерять сапожки. Они оказались почти в пору, если одеть шерстяные чулки, какие осенью и зимой носят почти все женщины в Караваче, то в самый раз.
Дальше дело пошло быстро. Одри доставал вещи из шкафа, а Лотти сразу говорила, подойдет это ей или нет, или подойдет, но с переделкой. Лотти была чуть ниже мамы и худее, но многие вещи ей подошли. В основном это были теплые зимние вещи, как раз то, что пригодится сейчас в слякотную и дождливую осень. Нашлась теплая юбка, теплые кофты и длинный теплый, непромокаемый плащ, все это как раз на погоду, что была на улице сегодня.
Все что не годилось для переделки и носки Лотти, очень аккуратно, складывала в плетеные короба, обувь отдельно, вещи отдельно. Одрик хотел все это выбросить, но Лотти велела отнести все это на чердак, дескать, выбросить успеем всегда, пусть лежит, вдруг, да пригодится. К тому же многие из этих вещей были довольно дорогими, хотя и вышедшими их моды, и остались еще с тех времен, когда семья жила в столице.
Решив, таким образом, одну проблему Одрик решительно приступил к решению второй части проблемы. Уговорив Лотти одеться потеплее, он и сам оделся тепло, взял все деньги, что были заботливо отложены им "на черный день" и они пошли… Одрик планировал по дороге до городского совета зайти в лавки, но Лотти настояла, что сперва дело. Она на первое время одета, а магазины и лавки никуда не денутся, а совет работает только утром, можно и не успеть.
В городском совете все прошло на удивление гладко, брат с сестрой быстро заполнили нужные бумаги, им предложили немного подождать, после чего старенький клерк вынес Лотти свидетельство о гражданстве и разрешение на занятия магической деятельностью в пределах владений вольного города.
На выходе из канцелярии их поджидал мальчишка с запиской для Одрика с просьбой подойти в казарму тайной стражи. Памятуя об участии сейна Калларинга в судьбе Лотти не зайти было не удобно, да и дойти до казарм было всего ничего. У входа их уже ждали, и сразу провели в кабинет полковника. Кабинет Калларинга был не большой и мрачный. Весь стол был завален бумагами. В кабинете было удобное кресло, и сейн пригласил Одрика занять его, а Лотти скромно уселась на скамеечку у стены.
— Одрик, ты уже взрослый и должен понимать, что за все в жизни нужно платить… и часто плату с тебя могут потребовать, просто за то, что ты живешь. — Одрик вежливо кивнул. — Сегодня тайной стражей был задержан представитель одной очень специфической гильдии. Гильдии наемных убийц … мы, имеем все основания подозревать, что он был прислан сюда по твою душу.
— А почему? Что я сделал?
— Ты получил наследство, ты, в свое время помешал кое-каким планам очень могущественных людей. Для того, чтобы кого-то убить, предлогов долго искать не надо…
— Но вы его задержали и сейчас все хорошо?
— Одрик, ты взрослый и должен понимать, что даже Тайная стража не всесильна. Легионера, задержали, в некотором роде случайно. А если он не один? Одного задержали, но контракт остался, наверняка появится второй, ведь деньги уплачены. Охрану к тебе мы приставить, как ты понимаешь, не можем…
— Что же мне делать?
— Я бы предложил тебе уехать куда-нибудь … — Одрик хотел что-то возразить, но сейн ему не дал. — Не навсегда… Поживи где-нибудь некоторое время, по крайней мере до лета, попутешествуй, а там видно будет. Если не будешь долго засиживаться на одном месте, то опасности меньше. Обычно, если заказ на устранение не реализован в какой-то определенный срок, из-за отсутствия клиента, то заказ аннулируется. Но это стандартная процедура заказа, иногда срока в заказе нет, но это бывает редко. Пойми, сейчас ты в Караваче как на ладони, летом, когда сюда съедутся сотни торговцев и их охрана, выследить тебя будет намного сложнее… да и срок заказа может истечь, скорее всего истечет.
— И куда мне поехать?
— В крупные города тебе ехать не стоит. В любой другой провинции ты тоже будешь на виду… Может тебе поехать к нам на дальнюю заставу. Туда как раз сегодня вечером отправляется караван, если поторопишься, то можешь успеть. Больше туда караванов не будет, зима на носу.
— А на посту, что будет безопаснее.
— Даже не знаю, там людей мало, все друг друга знают, все люди проверенные. Начнется зима и до весны туда никто не попадет.
— А что я там делать буду все это время?
— Не знаю, книжки читать… Будешь учиться самозащите, а то на это у тебя времени нет. Мало ли сколько еще можно найти занятий…
Выражение лица Одрика, при перечислении этих "радостей", стало кислым, как виноградный уксус.
— Ну, если не хочешь на наш дальний пост, то я могу попросить взять тебя в патрули у Синих топей, там как раз людей не хватает, но это не надежно, да и опасно. Думай … Я настоятельно советую тебе покинуть Каравач уже сегодня, крайний срок — завтра. — Видя сомнения на лице Одрика, продолжил. — Одрик, ты мне не чужой. Было бы иначе, я бы не сидел здесь и не уговаривал тебя, отправляться Гаарх знает куда.
— А как же Лотти? Она будет совсем одна в пустом доме и чужом городе.
— Одрик, не волнуйся за меня, я как-нибудь справлюсь…
— Если ты переживаешь за сестру, то чтобы она и вправду не была в доме одна, мало ли что… то у меня есть абсолютно надежный человек, он поживет в твоем доме на первом этаже, там у тебя диван, кажется, был, присмотрит за лавкой и за Лотти. Он отставной страж и с охраной дома и девушки вполне справится. Наймешь его официально охранником, ты сейчас вполне можешь это себе позволить. Я сам буду каждую неделю навещать Лотти, и проверять, как она живет. В конце концов у тебя друзья есть. Они тоже ей помогут…
— Может быть, тогда страж будет сопровождать Одрика, а я как-нибудь сама…
— Для Одрика у меня тоже сопровождающий найдется. — И сейн во всю глотку крикнул. — Антонин, зайди сюда!
Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге появился худощавый старичок с волосами неопределенного цвета, одетый во что-то неприметное.
— Страж нужен, когда нужно кого-то или что-то охранять, а когда нужно скрываться, уходить от погонь и прочее, то тут нужны совсем другие навыки. И я бы тебе порекомендовал Антонина, надо сказать, что у него очень хорошие рекомендации.
— Сейн Калларинг, неужели все так серьезно?
— Более чем, более чем… — старичок между тем молча стоял посреди кабинета и внимательно рассматривал Одрика. — Ну что Антонин, скажешь?
— В молодом человеке самое приметное это — волосы запоминающегося песочного цвета, молодость и худоба. Еще глаза, но с цветом глаз, если сам молодой асса не справится, придется обратиться к другому магу, чтобы временно поменять.
— Оставь мои глаза в покое! — Взвился наш юноша, и кинул на незадачливого Антонина такой испепеляющий взгляд, что и его, и полковника Калларинга (уж он наверняка неробкого десятка) заставило вскочить из насиженного кресла. Маги вообще жутко ревнивы в отношении своих достоинств, а тут еще и "не справится", "обратиться к другому магу", кто ж такое будет терпеть? В глазах Одрика действительно сверкали искры, хищно загнутые пальцы рук скребли почти новое сукно на столе полковника, и на нем оставались порезы как от бритвы.
"Пресветлая богиня! Это что еще такое?", — искал ответ сейн Калларинг. "Вот как значит, птенец — подкидыш оперяется. И не чайка белокрылая из него вырастает, а сущий ястреб".
— Одрик, мальчик мой! Спокойно, только спокойно, посмотри на меня, — звал Калларинг. Бесполезно, взгляд Одрика пригвоздил щуплого Антонина к стене. Полковник взял бокал для воды и бросил, словно надеясь сбить этот взгляд. Зрачки мага отклонились всего на мгновение, на долю мгновения, бокал разбился о невидимое препятствие, и осколки полетели обратно в полковника. Тот едва успел загородить лицо руками…. Лотти, она не испугалась, а просто подошла и повернула голову Одрика своими руками. Потеряв обидчика из поля зрения, Одрик опомнился, вздрогнул, возможно, даже ужаснулся. Но Лотти сжимая руками его виски, усадила его обратно в кресло, повторяя шепотом: "Все хорошо, все будет нормально". А тем временем, чувствуя на себе более чем вопросительные взгляды сейна Калларинга и Антонина, прикидывала, чтобы ей такого правдоподобного им сейчас ответить.
Калларинг смел осколки со своего кресла чьим-то рапортом, занял прежнее положение и, стараясь сохранить невозмутимость в голосе, спросил:
— Лотти, милая, ты можешь пояснить произошедшее?
— Сейн Калларинг, уважаемый Антонин, — начала она, выкраивая себе еще несколько секунд для размышлений, — понимаете, это так называемая стихийная магия. Это как явление природы, как шаровая молния, как град летом или северные сполохи в наших местах, это бывает редко, но бывает. Магия это тоже часть природы и иногда может проявляться таким странным образом.
— Ты знаешь, Лотти, мне бы не хотелось больше сталкиваться с шаровыми молниями у себя в кабинете?
— Да, я полностью с Вами согласна. Но Одрик сейчас расстроен, напуган, все-таки подобное случается не каждый день.
Полковник уже начал согласно кивать головой, и девушка продолжила:
— Ну и в таком возрасте….
— В каком еще ТАКОМ? — полковник недоверчиво сдвинул брови.
Лотти замялась, или сделала вид, что замялась, она дважды набирала воздуха для фразы, устремляла глаза то в пол, то в потолок, наконец, остановив взгляд на изрезанном в лапшу зеленом сукне, выпалила:
— В период юношеского гормонального максимума.
— О! Пресветлая богиня! — простонал сейн Дьо — Магро, и, обхватив голову руками, пробормотал еще что — то, но явно не молитву Пресветлой.
Высказав, все что хотел, полковник обратился к уже присевшему на стул Антонину:
— Ну и что ты теперь думаешь?
— Думаю, что ему тем более необходимо уходить из города. Я поеду с ним, — странно, но ни один мускул не дрогнул на лице Антонина, его терпению и хладнокровию можно только поражаться.
— Весьма, весьма обяжешь, — оценил Калларинг, приложив правый кулак к своей груди.
— Хорошо, обойдемся без радикальных мер. Волосы покрасим, можно с помощью грима добавить десяток лет, усы с бородкой — это, пожалуй, лишнее. Час на все можем ехать, хотя нет, получится дольше, варгов и прочие припасы придется купить, на это тоже время надо.
— Зачем варгов, через портал можно…
— Ну, уж нет! — Весело сказал сейн Дьо — Магро. — Скрываться, так скрываться. Ножками, ножками придется поработать.
— Ножками, это если пешком, — возразил ему старичок, — а если на варгах, то это совсем другим местом.
И они оба весело посмотрели на Одрика. А Одрику ужасно захотелось разреветься и как маленькому просить взрослых дяденек не обижать его и не выгонять из дома, под зиму на мороз. Видя его настроение, сейн решил выдвинуть последний аргумент.
— Одрик, в твоем возрасте почти все юноши мечтают сбежать из дома и по путешествовать, посмотреть мир, познакомиться с новыми городами и людьми. Я в твоем возрасте… Эх, да чего там… А тебя из дома не выгнать, сидишь в своей лавке, скоро грибы на тебе расти будут. Ты уже с собой справится не можешь, сам видишь, что тебе просто необходимо проветрится. Лотти, поговори с ним, я вижу, что ты девушка разумная, может он тебя послушает.
— Одрик… — начала было Лотти.
— Лотти, вот только ты не начинай, а? Я все понял… Только не ко времени все это как — то…
— А когда неприятности бывают ко времени?
— Хорошо! Я поеду. К гномам, они меня давно к себе приглашали, только я поеду один, без сопровождающих.
— Это не обсуждается, Антонин поедет с тобой. Ну, пойми же, ты нигде кроме Каравача не был, к дороге дальней совершенно не приспособлен, даже костра правильно развести не сможешь, а об уходе за варгами я вообще молчу.
— Пешком пойду.
— Пешком ты до гномов дойти не успеешь, далеко, утопнешь в снегах и поминай, как звали. Если пойдешь до гномов пешком, то можешь вообще оставаться в Караваче и молиться Пресветлой богине, чтоб она тебя оберегла от наемных убийц.
— Одрик. Тебе надо ехать. Решено, завтра утром направитесь к гномам. — Постановила Лотти. — Одрику ничего не оставалось, как смириться, и они уже втроем покинули казарму тайной стражи.
На выходе из казармы, мрачный Одрик снабдил навязанного ему слугу деньгами на покупку варгов и припасов, и в мрачнейшем расположении духа повел сестру домой, заходя по дороге в нужные по ее мнению лавки. Лотти тоже была расстроена, но пользуясь рассеянностью, Одрика больше покупала вещей ему в дорогу, чем себе. Она то может потом сходить в лавку в любой момент, а Одрику ехать далеко… Одрик пребывавший в мрачнейших раздумьях о превратностях своей горькой судьбы, не сразу заметил, что большинство покупок предназначено не для Лотти, а ему, но было уже поздно… Деньги, взятые с собой, почти закончились, осталась только мелочь — продукты закупить. Одрик помрачнел еще больше, теперь ему после обеда вместо того, чтобы греться дома у камина и собирать книги и вещи в дорогу придется топать в банк.
Готовить Лотти не умела, не учили ее этому, поэтому пришлось, занеся сумки домой, идти обедать в знакомое заведение. Лотти видя такое похоронное настроение братика, старалась его утешить и расшевелить, как могла. То ли ее усилия, то ли сытный, горячий обед из таких знакомых теплых рук Кайте, приправленный ее лучистыми взглядами, но после еды Одрик смотрел на перспективу поездки куда-то уже не так мрачно. Антонин с припасами еще не пришел и Одрик решил пройтись до банка. Ему только сейчас пришло в голову, что надо оставить там распоряжения по поводу Лотти, чтобы она могла пользоваться его счетом и не держать крупную сумму в доме, воры и в Караваче были.
В банк Одрику пришлось ходить аж два раза, там он узнал, что для передачи полномочий требуется сама Лотти, пришлось возвращаться домой и идти в банк еще раз вместе с сестрой. В банке выяснилось, что он уже получил доступ к деньгам, доставшимся по наследству, и если он хочет все оформить сегодня, то придется подождать. Лотти пошла домой готовить ужин, а Одрик сел в кресло в углу. Эльфы занимаясь посетителями никуда не торопились, Одрик успел даже подремать, пока его позвали подписать нужные бумаги, выдали наличность и сказали, что если ему больше ничего не надо, то он может идти домой, они и так из-за него задержались. Да действительно, на улице скоро должно было уже стемнеть, да и днем из-за дождя было темновато.
Надо было идти домой, собирать вещи и готовиться к поездке, но так не хотелось. Одрик привык к Каравачу, воспоминания о жизни в столице были смутными и далекими. А Каравач казался самым лучшим городом на Лари, и как же ему не хотелось никуда ехать. Дождь на время стих, Одрик стоял на одном из мостов и смотрел на мутные воды Несайи[64], смотрел на нагромождение ажурных мостиков, и на зажигающиеся на них, где масляные, а где и магические, фонарики. Пока он любовался на все это, совсем стемнело, и Одрик нехотя пошел к дому. Он твердо решил никуда не ехать, здесь, в ставшем за много лет, родном городе, он чувствовал себя в полной безопасности. А наемные убийцы, это все не серьезно, в Караваче такого просто быть не может, это же самый мирный город. Полковник Тайной стражи, наверное, ошибся. Ну кому нужна смерть Одрика, мелкого лавочника и еще более мелкого мага?
Решив все для себя молодой человек, быстрым шагом поспешил к себе домой. Дома его ждал ужин и сестренка…
Одрик шел по темной улице, фонари на ней почему-то не горели, до дома осталось всего рукой подать, и тут из темной подворотни к нему метнулась какая-то тень… Перед походом в банк, находясь под впечатлением от разговора с сейном Калларингом, Одрик нацепил на пояс кинжал, хотя пользоваться им толком не умел, но с кинжалом ему, почему-то было спокойнее. Тень подбежала к Одрику и защита, установленная еще после происшествия с портретом, начала рваться под умелыми ударами длинного кинжала. Юноша понял, что то, сказка о наемном убийце начинает сбываться, причем в не самом хорошем для него виде. Орудие убийства пока застревало в защите, еще пара ударов и она не выдержит, и тогда, все конец его жизни в Караваче… нет, не так конец ВСЕЙ его жизни. Одрику даже показалось, что он уже увидел впереди скрытый капюшоном темный образ двуликой богини. Это привело его в такой ужас, что он наконец-то предпринял какую-то попытку защитить свою никчемную, теперь он уже и сам понял, действительно никчемную жизнь. Он инстинктивно схватился за кинжал у пояса и даже вытащил его из ножен, но тут Одрик поскользнулся и стал падать. Чтобы не упасть лицом в грязь, он резко изогнулся и упал на спину, выставив перед собой руку с кинжалом. Защиты больше не было… Наемный убийца, занеся над головой кинжал, кинулся на него сверху, Одрик закрыл глаза и уже ждал, когда Лари повернется к нему темным ликом…. Сверху упало что-то тяжелое, на него хлынул поток горячей и липкой жидкости. Одрик почувствовал, что сейчас потеряет сознание.
Тяжесть надавившая ему на грудь вдруг куда-то делась… Перед ним появилось знакомое лицо:
— Жив, слава всем богам, жив… Ну, раз жив, то вставай нечего на мостовой валяться.
Антонин схватил его за руку и помог подняться. Стоять самостоятельно Одрик не мог, от пережитых волнений его сильно шатало, и он сразу прислонился к стене ближайшего дома. Постоять спокойно ему не дали. Антонин сразу стал ощупывать его, проверяя наличие ран.
— До чего же вы, господин хороший, везучи. Сами живы и наемника положили, это, правда, не легионер, от него бы вы со всей своей везучестью не ушли, но тоже нормальный специалист. Вон как хорошо замаскировался, что я его не заметил, когда возможные засады проверял. Ну что до дома самостоятельно дойдете?
Одрик прислушался к себе, его все еще колотила нервная дрожь, но кругов перед глазами больше не было, и стоял на ногах он твердо, голова тоже начала что-то соображать и он вспомнил, что является законопослушным горожанином:
— Надо вызвать стражу…
— Ага, и что ты им скажешь? Что так, ножичком помахал, и случайно кого-то зарезал? А потом тебя посадят "до выяснения" и твои хорошие отношения с тайной стражей тут не помогут, поскольку, здесь чистая уголовщина.
— А что же делать?
— Иди домой, а я тут приберусь… — Одрик решил в этом вопросе положиться на мнение Антонина, и нетвердой походкой пошел к дому, благо идти было действительно совсем недалеко.
— Ходют тут всякие малолетки, а ты за ними убирайся… Эх… — и Антонин легко взвалил на свои кажущие хрупкими плечи увесистого неудачливого убийцу и пошел к ближайшему каналу. Огляделся по сторонам и столкнул труп вниз. — И концы в воду …
Когда Одрик весь в грязи и крови явился домой, Лотти пришла в ужас, хорошо, что она купила ему новую одежду, а то при том хозяйстве, что вел молодой человек, завтра в дорогу, да и просто переодеться, ему было не во что. После вечернего происшествия все сомнения Одрика о необходимости покинуть любимый Каравач куда-то убежали, и, поужинав, тем, что совместно приготовили Лотти и Антонин, он смиренно пошел собирать вещи в дорогу.
Утром следующего дня, когда местное светило еще только начало показываться из-за восточных отрогов гор, из Каравача в направлении восхода, выехало два путника. Один темноволосый, худощавый господин средних лет и его слуга совершенно неприметной наружности.
Всю дорогу до гномов Одрик пытался учился у Антонина, а поучиться было чему. Его слуга оказался опытным путешественником. Чем дальше они ехали, и чем больше узнавал Одрик об окружающем Каравач мире, тем большее уважение вызывал в нем его попутчик. Казалось, не было на свете того, чтобы не знал Антонин, а не было в освоенной части Лари мест, где бы он не побывал.
Особенно нравились Одрику долгие вечерние беседы, что вели путники у костра, а потом продолжили традицию вечерних посиделок у гномов. Чем чаще и чем дольше они разговаривали, тем более никчемной казалась Одрику жизнь, которую он вел в вольном городе. Когда он рассказал об этом Антонину, тот рассмеялся и сказал:
— Не бери в голову, когда ты остался один, практически без средств, то ты, по крайней мере, смог выжить и даже, сохранить семейное предприятие. Многие на твоем месте не могли бы даже этого. Да, больших успехов ты не достиг, но и полным неудачником назвать тебя нельзя. Просто ты еще не осознал свое место в мире, и обязанности, и не принял на себя обязательства, которое твое место на тебя налагает. Нельзя жить, не имея обязанностей, нельзя быть абсолютно свободным. Абсолютная свобода — это удел полных эгоистов. Если человек хочет быть кем — то, то он должен помнить, что любая стезя налагает обязанности, и чем значительнее место, для которого ты предназначен, или еже занимаемое тобой, тем больше обязанностей у тебя будет. А ты думаешь чему учат наследниц Великих Домов? Бальным танцам? Нет, их учат ПРАВИТЬ… Справляться с обязанностями налагаемым занимаемым местом в обществе. Во всяком случае, так должно быть и до недавнего времени было именно так. А сейчас…Эх! — И Антонин с досады пнул шпорой ни в чем не повинного варга. Тот всхрапнул, но седока не сбросил.
— …Сейчас этот бардак может довести, Гаарх знает до чего. А у тебя раньше, да и сейчас, была одна обязанность — выжить, вырасти и хоть немного поумнеть. Со всеми этими задачами ты справился, ума, правда, не очень набрался, но у тебя еще все впереди, учитель тебе хороший нужен. Библиотека под рукой тоже нужна, попросился бы в ученики к какому магу… А то все стесняешься, как девственница перед брачной ночью. Но сейчас у тебя другие задачи. Теперь тебе нужно научиться постоять за себя, не плыть по течению, а попытаться самому построить свою судьбу. Найти свое место, понять, для чего же ты появился на свет. Нет, если ты, хочешь остаться мелким лавочником, тогда конечно, можешь сидеть на месте и ничего не делать. Нет, на хлеб и ром тебе, конечно, хватит, специальность у тебя непыльная, но ведь кто знает, может, ты годишься для чего-то большего.
— А может мне и так хорошо, может БОЛЬШЕГО мне и не надо.
— Да, сейчас ты плюешь на БОЛЬШЕЕ. Но речь не о том, нужно ли БОЛЬШЕЕ тебе, а о том, что БОЛЬШЕМУ, возможно, нужен именно ТЫ!
Тяжело вздохнув, как будто таща тяжелую ношу, Антонин вытер пот со лба. Вот упертый парень ему попался, что даже его не один десяток лет тренированного терпения уже не хватало, фу — у — у — у… И добавил:
— И брось эту мерзкую привычку пререкаться со старшими. Думаешь, Антонин всегда был таким? Я тоже был молодым и прекрасно понимаю, что с тобой твориться.
— Даже прекрасно, интересно откуда? Я сам не понимаю, что со мной твориться! — загримированный юноша сорвался на крик.
— Опять продолжаешь спорить с пожилым человеком?
— Я не спорю, я интересуюсь…Уже и спросить нельзя, — последнее он пробурчал себе под нос и надул губы.
Антонин увидев его выражение лица, закрылся рукавом и, делая вид, что закашлялся, покатывался со смеху. Они с Лотти выкрасили его почти в черный цвет, лучше бы легкую растительность на лице не трогали вообще. Наведенные морщины вокруг глаз и по-девчоночьи надутые губы с черным мальчишечьим пушком — внешность почти для клоуна из бродячего цирка. Справившись с приступом хохота и промокнув выступившие слезы платком, Антонин смог продолжить:
— Можешь, я здесь как раз для того, чтобы ты меня спрашивал.
— И могу надеяться на ответ?
— Конечно, я же КВЕСТОР. Только не спрашивай, где меня этому учили.
— Голодного гваррича мне на голову! Получил в попутчики гадалку.
— Ошибаетесь, господин хороший, сильно ошибаетесь. Гадалке задают вопрос: Если я выхожу из пункта А, то попаду ли живым в пункт Б? Гадалка отвечает: ДА, НЕТ, Не знаю.
Вопрос к квестору звучит так: Если я из пункта А хочу попасть в пункт Б, и желательно живым, то как мне прокладывать маршрут? Квестор не дает ответа ДА или НЕТ, он отвечает на вопрос КАК? И что надо, чтобы было ДА. Если понравишься, то в порядке бесплатного приложения еще объяснит и ПОЧЕМУ. Квестору не нужны кости, камни или кофейная гуща, его инструмент для гадания ты сам.
— Так в том и беда, что я-то не хочу в Б, я хочу остаться в А. Но оставаться там нет никакой возможности? Я не понимаю, что не так? И все, к кому я был привязан, кого бы я мог любить, на их обрушиваются несчастья, они умирают. Я иногда боюсь за моих друзей, как будто опасность во мне самом. Я боюсь даже…, — он резко замолчал, проглотив слова и слезы.
Старый холостяк Антонин хотя и понял, чего больше боится его подопечный, не смог сразу найти подходящие слова,
— А это ты зря… Это с тобой скверное что-то может сделаться.
Скверное… А оно и делалось, и не ускользало от прыткого на язык друга Рооринга, который для себя проблемы терзавшие Одрика уже давно решил, и позволял себе шуточки в адрес своего друга, примерно такие:
"А вот пошли мы как то с ребятами к веселым вдовушкам. И Одрика с собой взяли. Пришли выбрали, я тогда себе тогда двух таких цыпочек из новеньких взял… А к Одрику пристала какая-то толстуха, а он парень скромный, как от нее отделаться не знает. А девица наглая и потащила она его наверх в комнату. Я Одрику с собой бутылку вина дал. Проходит оплаченный час, уже уходить скоро пора, я заглядываю в комнату к толстушке, так чтобы они меня не заметили, и что я вижу… На кровати сидят почти голая толстушка, и полностью одетый Одрик, даже сапоги не снял и допивают очередную бутылку вина, а возле кровати их еще три пустых стоит. Тут толстушка обнимает Одрика и говорит:
— Мне больше вина не наливай, а то у меня с ногами что-то странное…
А он ей:
— Что подкашиваются? — а толстушка ему
— Нет, раздвигаются.
Задирает вверх подол и как раздвинет свои ляжки. Одрик как увидел, что у нее там между ног, так из ее объятий вырвался, вскочил и бегом из комнаты. Мне дверью по лбу заехал… Я все его пытал, чего же он у нее такого страшного между ног углядел, молчит, не сознается, но в этот веселый дом больше не ногой. Мы с тех пор перебрались в заведение напротив, и надо сказать не прогадали… там цены пониже, и девицы поинтереснее, и комнаты почище. "
Конечно, с таким другом как Рор, с изрядной информацией в некоторых заказах на сны, Одрик был просвещен во многих вопросах, и долго "в девках не засиделся". Но это было что-то не то, и не так… Это когда идешь в безводной пустыне и тебя мучает жажда, ты будешь пить и из придорожной лужи, но мечтаешь-то все равно о прохладе истока Несайи.
— Я не могу понять, кому я помешал, кому дорогу перешел, ведь я всегда старался никого не задевать… А на меня такая охота открыта….
— Да, тебя гонят и двумя сворами. Какие-то несоразмерные, неравновесные затраты…, — и Антонин прикусил язык. Явное неравно… НЕРАВНОВЕСИЕ! Так, а это значит, судьба парня не зря попала в его, Антонина, непосредственный круг обязанностей. Нет, не зря его забросило в горы к каравачским гномам. Жизни вообще ничего просто так не бывает, в очередной раз убеждался служитель монашеского ордена Равновесия.
За разговорами они и не заметили, что солнце на половину за лесной горизонт, ну парню еще простительно, а опытному путнику не должно расслабляться. Надо было спешно найти ночлег, распрячь варгов, развести костер и желательно до темноты, ночами в горах уже хорошо подмораживало. Озябшая заря быстро угасла, но костер уже разгорался. Одрик мастерски сокрушил три молоденьких деревца на хворост, а потом, вооружившись тесаком, приволок три приличных ствола для надьи[65]. Наломать дров в кромешной тьме парень уже умеет, остальное приложится.
Горячий ужин в их ситуации недоступная роскошь, они перекусили хлебом и копченым мясом, сухим и жестким как дерево. И молодой господин засыпает не дожевав своего куска. Слуга укрывает его длинные, как у болотной красавки, ноги своей спальной шкурой, своя у господина оказалась коротка.
— Эх, молодость, молодость… Сам Антонин спать не собирался, ему представилась замечательная возможность подумать в одиночестве.
"Теперь я его телохранитель и душе хранитель, в нем неравновесие, и быстрорастущее неравновесие. Я должен либо восстановить точку опоры, даже силами всего Ордена, либо…, но об этом даже думать не хочется.
Когда-то по молодости, я тоже наломал дров. Вернее, чуть не наломал, меня удержал один из монахов ордена Рановесия. В благодарность я принес ему в дар единственное, что у меня было, свою жизнь. Но тот не принял дара, а передал мою жизнь всему Ордену. Я так надеялся стать послушником Рагнара[66], своего спасителя. И несколько лет провел на самой нижней ступени. Когда год занимаешься самой грязной работой, вытаскиваешь помои из столовой и чистишь нужники отделения боевой подготовки. И самое уважительное обращение в твою сторону "Эй, ты!", а питаешься тем, что осталось от верховых варгов. И тебе никто ничего не будет рассказывать, объяснять, ты вообще никто, тебя нет, ты служишь Ордену, а Орден Великому равновесию.
Если не сбежишь за это время, то тебя переведут в библиотеку отделения аналитиков, будешь протирать пыль с книг, заваривать умникам травяной чай. Едят они мало, а чая пьют много, поэтому ты носишься по окрестным лугам, собирая затейливые травки. Если умникам нравится, то можешь доесть остатки их обеда. Тебя также ничему не учат, но ты можешь слышать их научные споры, а ночью, вылизав полы читального зала до зеркального блеска, можешь взять с полки книгу. Аналитики считают себя интеллигенцией, поэтому на тебя не рявкают, в свой адрес ты слышишь "Как — тебя — там, поди — ка сюда". Пару лет твое имя Как — тебя — там.
Тебе может повезти еще одним образом, ты попадешь к ангелочкам сизокрылым, отделения священников бога Равновесия Лафригора. Это в руках статуи Лафригора покоится точка опоры, на которой колеблются качели жизни. Будущие священнослужители ходят с благостными лицами, рассуждают о духовности, говорят нараспев, питаются исключительно жидкой пищей. А я денно и нощно чистил их мантии и стирал исподники. Все должно быть безупречно синего цвета, считается, что синий цвет успокаивает и позволяет быстрее найти внутреннюю точку опоры, что и угодно Лафригору. Здесь уже принято называть всех по имени, но мое имя тянется так певучедолго, что хочется огреть певца чем-нибудь тяжеленьким. Лучше с ними поменьше общаться, лучше сидеть в библиотечной подсобке, переписывая сизокрылым их молитвенники, здесь тихо и сухо, а мозоль от пера не сравнить с кровавыми язвами от щелочного раствора для стирки.
Есть в библиотеке одна дверь, к которой я даже прикоснуться боялся. Это не для всех, туда не пускают ни будущих костоломов — оперативников, ни будущих математиков — статистиков, ни занудных священнослужителей, это только для верхушки Ордена, профессоров и старших курсов элитной группы резидентуры, наиболее способных учеников отделения дозорных. На всем континенте Лари, за всеми человеческими действиями следят дозоры Ордена. Чаще всего пилигримы, маскирующие под странствующих комедиантов, бардов, под торговцев нехитрым товаром. Это они вызывают отряд оперативников, если ситуация запущена и выходит из-под контроля, это они дают задания аналитиками просчитать возможные вероятности развития событий.
Для дозорного главное не объем бицепсов, не умение перемножать в уме пятизначные цифры, а способность выживать в любой ситуации, налаживать контакты с подопечными, хладнокровие, нестандартное мышление, умение предвидеть ситуацию и терпение, нечеловеческое ТЕРПЕНИЕ. Успешно прошедших обучение на отделение дозорных, подтвердивших свои способности трехлетней стажировкой на просторах Лари, приглашают в группу резидентов, постоянных дозорных, практически шпионов, подопечными которых являются население крупных городов, правящие дома, организации сомнительного характера и необычные люди.
Равновесие это, прежде всего соответствие самой природе человеческой, а человечки все время норовят переломать себя, свою природу. Если кому-то суждено родиться толстым или тонким, брюнетом или блондином, кучерявым или гладковолосым, то так ПОЛОЖЕНО ПРИРОДОЙ. Но люди недовольны, то все хором завивают волосья раскаленными бронзовыми щипцами и красятся в нордических блондинов, то распрямляют свои кудри также раскаленной бронзой и все ходят с шевелюрой чернее сажи. Ну не могут быть люди одинаковыми, так заведено, это закон природы, все, что есть в человеческой природе — все важно. Нет ничего абсолютно совершенного, красивого или правильного, есть, то, что сейчас, в данный момент считается правильным. Даже жалость и милосердие могут принести несчастья, а убийство оказаться спасительным.
Да, это тяжело, совершить убийство ради спасения. Но ведь кто-то это должен сделать, как я, тогда еще стажер первого года. Когда однажды на жителей одной деревушки Илкипони, обрушилась неизвестная смертельная болезнь, сначала больной впадал в эйфорию, ему все вокруг казалось прекрасным, потом у него наступал жар, кожа высыхала и сморщивалась, человек как будто сгорал из нутрии без огня, внутренности оказывались выжженными в прах. Люди умирали в страшных мучениях, болезнь перекидывалась от одного дома к другому. Я вызвал отряд оперативников на свою подопечную территорию и выставил оцепление вокруг несчастной деревушки. В какой-то момент жители, которые были в состоянии передвигаться, попытались покинуть, как они считали, проклятое место. И я отдал приказ стрелять на поражение….
Да, там были и дети. Но пожалей я тогда этих детей, что могло бы могло случиться с остальными на всей Северной равнине? Да и возможно на всей Лари?
Группа аналитиков изучила все полученные данные и выдала экспертное заключение, совет Ордена признал мои действия единственно верными в создавшейся ситуации. Сейчас это описано даже в учебниках Ордена Равновесия, случай Илкипони приводится студентам как классический: общее равновесие достигается путем уничтожения очага неравновесия, если другие методы бессильны.
А я перестал пренебрежительно относится к убийцам, ворам, труженицам "Веселых домов", кто знает, может и они тоже нужны Великому равновесию, если их создала человеческая природа.
И когда меня однажды вызвали "в ставку", я был ни мало удивлен, что меня ожидало не очередное задание, а приглашение на заседание совет Ордена. Профессора, еще раз проэкзаменовав меня без предупреждения, решили вопрос о моем обучении в группе резидентов.
И только когда совет напротив имени Антонин поставил "годен", ко мне подошел Рагнар, мой спаситель. Все эти годы Рагнар не позволял себе даже смотреть в сторону спасенного, в мою сторону, но это он иногда подкладывал на стол библиотеки огарок побольше, чтобы полотер Антонин смог дочитать, что взял, и заботился, чтобы на столах аналитиков всегда было достаточно хлеба. Только тогда Рагнар признался, что следил за мной все эти годы, это лучший дар, который его послушник Антонин мог принести своему спасителю. И теперь я действительно ему ничего не должен, а должен тем, кто сейчас теряет равновесие.
После курса обучения меня направили в замечательное место — портовый городок Ерт. Не очень богатый, лишенный изысканной архитектуры, продуваемый сырыми морскими ветрами, но веселый что ли, как и большинство портовых городов. Славное было времечко. Но видимо не стоило так усердно выполнять вверенные мне обязанности. Поступило распоряжение, мне, Антонину, направляться на повешение…. Повышением стал Ричелит.
Ричелит…столица…с присущими столице пафосом и помпезностью, с чванливостью правящего дома, с занудливостью чиновников, с хамоватыми торгашами и наглыми извозчиками. Эх, как душевно было в Ерте! Но прежде всего мое дело, а дел в Ричелите было невпроворот, глаза у меня, нового резидента, просто разбегались.
Тут мне в очередной раз пришлось убедиться, что нет ненужных людей, ненужных занятий. Однажды Ордену потребовалась некоторые любовная переписка одной весьма знатной дамы, и потребовалась срочно. Я не нашел ничего более оптимального, чем обратить к профессиональным ворам. И на следующее утро мой заказ был выполнен полностью, к моему немалому удивлению. Учитывая охрану дома этой дамочки, хитро — мудрое устройство замков на ее бюро, исполнитель должен был быть талантлив, и пусть это криминальный талант, какая разница, я всегда уважал талантливых людей.
Я заявился в воровскую гильдию в том же гриме, что и делал заказ, повод для визита выбрал немного странный: вручение бонуса за качественное и своевременное выполнение заказа непосредственному исполнителю. Я не надеялся, что он мне покажется, вор обязан быть осторожным, но вдруг мне повезет. И мне действительно повезло, один из цехов[67] гильдии выбрал себе нового Мастера, и теперь по этому поводу в ближайшем трактире была гулянка. Новоиспеченный мастер домушников и был исполнителем моего заказа. Он не взял с меня никакого бонуса, мне пришлось представиться его старым приятелем и заказать всему домушному цеху кьянто. Мастера звали Олирко, он рассказал, что взялся за мой заказ, потому что ему стало интересно, и весь вечер увлеченно рассказывал мне о воровстве как об искусстве. Олирко еще был достаточно молод, но должность цехового мастера давала ему право называться мэтром, а мэтру по статусу положен слуга, хотя бы один. Мэтру эта идея понравилось, и он объявил, что завтрашний день он проведет, нанимая походящего человека себе в услужение.
Утром, смыв с себя грим, и переодевшись в свою привычную неприметную одежду, я пошел наниматься мастеру цеха домушников мэтру Олирко, талантливому вору и просто интересному человеку в слуги. Вот уже сколько лет прошло, но я ни разу не пожалел об этом.
И вот теперь, по прошествии стольких лет выясняется, что я, служитель Ордена равновесия, оказывается не все знаю про главу своей подопечной организации. Такое искреннее участие в судьбе какого-то парня, это неспроста. Вот он, спит сном невинного младенца, еще улыбается там кому — то. Совесть у моего молодого господина действительно чиста, так за что же его со света сжить готовы? И главное кто? КТО? Хотя чего ты, завелся, дружище Антонин, сам же тут хвастался, что квестор, не так ли? Вот тебе загадочка, будь добр разгадать. "
Наутро выпал снег.
"А парню хоть бы что, даже жарко под двумя шкурами, может действительно какая-то любовь греет. "
— Одрик. Господин хороший, поднимайтесь! — к моему удивлению он подскочил на редкость быстро.
— Ух, ты, зима!
"Надо же, редко приходится слышать столь радостные возгласы по поводу прихода зимы. "
— Да, все точно по календарю. Наступил Засыпень, и тебя засыпало снежком. Хорошо, мы не на юг идем, в тех горах так просто не отделались.
Одрик зачерпнул пригоршней снега, и стал тереть лицо как мочалкой, видимо стирая наши с Лотти художества.
— Тебе не нравится? А мы с сестренкой твоей так старались.
— Да надоело! И чешется, сил нет. К тому мы уже скоро придем, я не собираюсь у гномов быть инкогнито.
— Почему ты решил, что скоро?
— А во — он…, — и Одрик показал рукой на следующую гору, склоны ее был покрыты снегом, но на его белом фоне четко различались серые хвостики дымов. Да совсем недалеко, но это если по прямой, нам оставалось всего ничего: спуститься с одной горы, перейти речушку, и подняться на другую гору. Ничего, до темноты успеем, должны успеть.
"Я разбудил и дремлющие угли костра, нужен нормальный завтрак, привалов больше не предвидится, следующий прием пищи будет уже у гномов. Пламя разгорается, начинает облизывать жарящиеся над ним колбаски, последние из наших припасов, вот еще один нахлебник выискался. С колбасок на угли капает жир, угли довольно шкворчат. Зову Одрика, его где-то носит, еще бы с его ходулями. А! вон он, спящих варгов тормошит. "
— Господин хороший, кушать подано! Давай живей сюда.
"Парень примчался живее некуда. Свою пару колбасок проглотил, казалось, не разжевывая, так быстро они исчезли. Пришлось выделиться ему еще одну из своей пары, потому что на его голодные глазищи смотреть было невыносимо. Ломался, отнекивался, но все-таки взял. Опять вскочил не прожевав, схватил засохшую лепешку и полетел, куда полетел…. К варгам. Разломал об коленку лепешку, мне показалось, что я даже слышал стук, и предложил зверюшкам. Те вышли из утренней задумчивости и потянулись за своими кусками. "
— Да присядь ты хоть на минуту, — я все надеялся начать разговор с ним, как там, у гномов сложиться еще не известно.
"Последний наш переход выдался тяжелым, ровного пути, чтобы спокойно ехать рядом и переговариваться, почти не было. И короткие наши разговоры, состояли из моих вопросов и его ответов, которые приходилось клещами тянуть. То, что Одрик мне поведал, действительно нерадостно вспоминать, ну хоть что-то есть с чего начать. Его семья была из Ричелита, но не попала под мое внимание, надо будет ликвидировать этот пробел в работе.
Горы в этих местах опасные, а зимой дороги становятся рискованными вдвойне. Два дня такого снегопада и пути обратно уже не будет. Вот и Матнарш[68], еще засветло мы подошли к его склону, изъеденному как сыр. Из каждой дырки этого сыра выглядывала гномья землянка. Нас встретили на удивление радушно. У Одрика там действительно оказались хорошие приятели, братья Чёги и Матти. Одрику еле — еле по пояс будут, но крепенькие коренастые, как грибы — боровики. А когда я отыскал матушку Суа и передал записку от сейна Калларинга, то на меня обрушились почести заготовленные видимо для самого сейна. Не часто в моей жизни бывают подобные сюрпризы.
Но мне надо возвращаться, не могу я себе позволить из-за какого-то парня оставлять весь свой подопечный город. "
Примерно месяц спустя, в ночь 3–тий день праздников Зимнего поворота я увидел необычный и пугающий сон. Я собрался, предупредил мэтра Олирко и направился к порталу….
"…Каравач остается Каравачем, праздники праздниками, а как только кто-то слышит про деньги, все моментально включается в рабочем порядке. Каравачские дельцы даже похороны собственной матери притормозят, если есть возможность заработать ДЕНЬГИ. И в горный поход, не смотря на праздники, я собрался очень быстро, вернее меня собрали. И никто даже не поинтересовался, зачем человек тащится в горы в такое время, да еще в одиночку, едет, значит надо ему.
Мне было надо. И просто пора проведать моего матнаршского сидельца, к тому же я выяснил про него массу интересного, но сон… СОН! Это во сне я узнал про тяжелые лавины в эту зиму, что мне подтвердили в Караваче. Но он звал меня, сказал, что у него воздух кончается. И не было ощущения сна, это был сам Одрик, как будто он просочился в какую-то щель в реальности между сном и бодрствованием, на границе сознания. Мне даже захотелось к нему прикоснуться, но стало боязно. Плохо, ах как плохо в нашем Ордене преподают магию, особенно ее специфические проявления. А это же интереснее всего. И опаснее всего! Например, как мне удалось выяснить, стихийная магия действительно бывает, но выглядит совсем не так, как нам красиво поведала Лотти. И какая-то девчонка, невинно похлопав глазками, обвела вокруг пальца Тайного полковника и меня, МЕНЯ, резидента Ордена равновесия! Позор моим сединам!
За этими размышлениями я добрался до места первой ночевки, нашел даже старое кострище. Костер разгорелся, нужны были бревна для надьи, в такие зимние ночи надья обязательна. Когда я нес срубленный мной ствол, почувствовал чей-то взгляд, нет, не звериный, а человеческий. Кого это еще понесло в такое время в дорогу?! Сделал обманный маневр и стал прочесывать ближайшие к костру деревца. И нашел! За костром подглядывал, какой-то парнишка в потертом деревенском полушубке.
— Попался, братец! Ты что здесь делаешь? — А он молчит, только один нос из-под шапки виднеется. Привел пленника к костру, чтоб не замерз. Хотел посмотреть в его ясные очи, шапку снял…… Мудрейший Лафригор! А там действительно ясные очи, и тяжелые косы, да такие, что я и не видел никогда.
— Прости, обознался, вижу что ты — сестричка.
Хотя мне и не положено на девичьи косы смотреть, ни по статусу, ни по возрасту, надо будет записать, потом нашим статистикам передать, для науки еще не плохо бы прядь срезать, да перепугаю девчонку до смерти, она и так вся дрожит. Надо ее накормить, сытого человека легче разговорить, а под стаканчик огневочки еще легче, но девушкам этого нельзя. Или можно, самую каплю "для сугрева", намерзлась, поди. Похлопал себя по карманам, где там моя фляга именная, гномами подаренная? Так, а стакана у меня и нет, вот дурья башка, забыл! Только медная луженая кружка, но по такому морозу к ней язык прилипнет. Ну не из горла же, отхлебывать! А, ну есть же крышечка — наперсток, вот наперсточка ей и хватит, ну чисто в медицинских целях.
— Вот тебе микстурки, девонька, чтоб не заболеть. А заболеешь — придется возвращаться! — И поверила, бедненькая моя, ну нельзя быть такой наивной, пропадешь.
— Да, — я продолжил, — горькая, а лекарство сладким не бывает.
— Бывает! — слава Мудрейшему, заговорила, — отвар вечерницы с медом от кашля. Меня мама так лечила, а братишке я сама такой делала.
— Почему ж не мама? — ее глаза наполнились слезами.
Все с тобой ясно, моя лапушка. Нет больше твоей мамы, папа приводит новую жену, ты ей мешаешь, молча все сносишь. Тебя отправляют в люди, работаешь, просто так тебе никто лишнего куска не даст, слова ласкового не скажет, а ты молчишь, жаловаться все равно некому. Откуда ты? Наверняка из трактира. Тут хуже не придумаешь, ты вырастаешь, природа берет свое, за тебя цепляются сальные взгляды и липкие руки…. И хорошо еще приглянешься какому-нибудь состоятельному горожанину, и он возьмет тебя в личные служанки. И будешь ты мыть, стирать, готовить, в общем, обихаживать его днем и ночью. Да еще между делом рожать бастардов, и все молча. И не слова поперек хозяину не скажешь, тут твои дети хотя бы сыты и согреты, а деваться тебе некуда. А не от этой ли судьбы ты сейчас убегаешь?
— Знаешь, лапушка, давай познакомимся, а то как-то нехорошо девушке одной в лесу с незнакомым мужчиной у костра сидеть. Меня зовут Антонин. А тебя как называть?
— Кайте.
— Вот и хорошо. Куда путь держишь, Кайте?
— На Матнарш.
— ?!?!?!?
— Я знаю, к кому Вы идете, а одной мне не дойти ни за что.
— Знаешь!?
— Я видела… во сне, так же как и Вы.
— Вот даже как!
— Если не с Вами, я пойду одна, я все равно пойду!
— Успокойся, лапушка, никто тебя не гонит, сама прекрасно знаешь, одной тебе не дойти….Ничего, мы с тобой легкие, мой варг, будь на то воля богов, нас и вдвоем довезет.
Вот так новости, парень по чужим снам разгуливает. И в каталоге магических проявлений библиотеки Ордена такие случаи до сих пор не зарегистрированы. Мы снимся друг другу, бывает, но это случайно, а вот так в сон как в гости, первый раз слышу. Нет, надо этого уникума обследовать основательно. И чует мое сердце, надо будет запросить руководство о временном резидентстве в Караваче. Что-то в этих местах намечается веселенькое, как тут без надзора братьев из Ордена."
"…Ну, хватит забегать вперед, парня еще вытащить на свет надо из матнаршских завалов. Надо укладываться спать. Под свой навесик, конечно, пускаю Кайте, я сам как-нибудь устроюсь, вон у варга уголок попоны сниму. Но стоило мне задремать, как снова СОН, я видел, только это был таящий, как туман под утренними лучами, призрак… Дальше все было действительно как в тумане, я не считал времени, все слилось в один нескончаемый кошмарно длинный день.
К рассвету я был готов, как только в свете зари становился различим наш путь, я будил Кайте, поднимал варга, и гнал несчастное животное без отдыха до самой темноты. Я многим рисковал, ведь если варг падет, то шансов выйти к какому-нибудь жилью у нас не будет. Собственно так и случилось, измученное животное упало у подножия Матнарша и хотя было живо, но больше не поднималось. До поселения гномов мы должны подняться сами. Кайте следовала за мной молчаливой тенью, какая терпеливая девочка, жаль, в нашем Ордене нет женщин, она бы справилась с работой во имя равновесия. Оставалось немного…. Но я не узнавал Матнарша, слухи не были преувеличены, а даже приуменьшены. Даже ландшафт кое-где изменился, но где и насколько в таком снегу невозможно было различить. Меня выручил дымок, поднимающийся над одним из бугорков. Удалось найти вход и попасть в одну их общих пещер, там сидело множество гномов со скорбными лицами, и молча курили. Або Магни был весьма удивлен моему появлению, но заметил, что ему уже говорили о моих необычайных способностях, но видеть рядом со мной еще и мальчика никак не ожидал. Он был бы рад снова устроить прием в мою честь, но радоваться сейчас нечему. Склоны Матнашра отутюжили лавины, есть разрушения и даже погибшие. Но больше всего он переживает за молодежь, которая отправилась на Вагарим[69], они должны были уже возвращаться и, если лавина застала их в пути, шансов практически нет. Когда я спросил про Одрика, або Магни отвернулся, пришлось спрашивать еще и еще раз. То, что творилось на восточном склоне, где поселился Одрик, не оставляло ему шансов, там сошла не одна лавина, да еще какая-то из них увлекла за собой камнепад, и там даже узнать ничего сейчас нельзя. Да и времени уже столько прошло….
— Все равно покажите, — произнесла до того молчавшая Кайте, и так посмотрела на предводителя гномов, что тот бедный вздрогнул. Пробрались к восточной стороне, або Магни сделал широкий жест рукой:
— Вот где-то здесь. Было несколько покинутых землянок с этой стороны, но какую он себе выбрал, сказать не могу, я же не был у него в гостях. А все его друзья ушли, и сейчас неизвестно что с ними.
— Благодарим Вас, а теперь не мешайте, — это подошла отставшая по дороге Кайте, все молчала, молчала, и надо же, не ожидал от нее. Притащила какую-то тяпку, нашла в мастерской наверное, и взялась тюкать, по слежавшемуся снегу, по обледенелым камням…. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к этой девочке. Я, было направился обратно к южному склону, но навстречу мне шел макхи Бради, кузнец, с инструментом и на мою долю. Значит, кому-то не безразличен длинномерок, расковыриваем склон вместе. Темнеет…. Подходит старая гномка, это мани Суа, она принесла нам какой-то травяной отвар, горячий. С нею две гномочки с факелами, освещали ей дорогу, покопошились и развели костер, высокий костер, хоть не в темноте будем. Хорошенькие, однако, гномочки, аккуратненькие, нарядные, как куколки, но с человеческой девчонкой их не сравнить. Я даже где-то в глубине начал завидовать матнаршскому пленнику, хотя еще неизвестно, чему там завидовать. Ночь, мороз, даже двум лунам на небе холодно, но они дают нам хоть какой-то свет. Откуда-то снизу приближаются голоса и много голосов, узнаю Чёги, это вагаримский отряд вернулся, они увидели зарево нашего костра и прибавили шагу. Они все живы — здоровы, первая радостная новость на это время. И Чёги берет руководство на себя, я с удовольствием уступаю….
из-за гор с востока приближался Андао, с его лучами пробуждалась надежда, гора Матнарш действительно похожа на сыр, который грызет мышиная стая. Прогрызли! Дверь заслонила обледеневшая глыба, не открыть. Чёги, недолго думая, вогнал в стену лом, и втроем гномы вывернули бревно из сруба. Кто-то из них пролез внутрь, но тут же выскочил обратно, там невероятно душно. Еще два бревна покинули сруб с гораздо меньшими усилиями. Лучи Андао проникли внутрь землянки, там светло. Гномья молодежь вваливается в землянку, выбито еще одно бревно…. Я помню это, как будто все было вчера….
Одрика вытаскивают на растянутой илларьей шкуре, его голова безвольно свисает, он не то, что бледный, каравачские отпрыски румянцем не отличаются, он вообще серый. Кто-то уже побежал за мани Суа. Я ни во что не вмешивался, они все сделали лучше, чем смог бы я сам, я боялся даже подходить. Кайте… ее в тот момент и сейчас больно вспоминать…. С ней все время рядом была какая-то гномья девушка, я таких раньше и не видел: темноволосая, с изумрудно — зелеными глазами. Говорят, такие бывают только у ведьм, но гномы не колдуют… хотя, кто им запрещал? За этой девушкой ездил Чёги на Вагарим, это его невеста — Кавани. Она достает кисет, рассыпает на снег буро — зеленый порошок, и собирает его в ладони, снег, сжатый в ее руках тает, и капли падают на потрескавшиеся губы, казалось, уже бездыханного тела. Чёги отгоняет своих приятелей подальше, чтобы не мешались…. И мы слышим слабый хриплый вздох, потом еще один, уже сильнее, он дышит, а я уже не верил. Чёги приподнимает его, веки Одрика вздрагивают, приоткрываются, он смотрит на мир невидящими, ослепленными светом Андао глазами, но смотрит. Рядом с ним Кайте и гномья молодежь, в этой кутерьме столько жизни, что просто невозможно умереть. Я стою поодаль, я просто наблюдаю, такая моя работа: опекать, поправлять чужие жизни, такая моя судьба: не жить самому, чтобы жили другие. "
Орден Великого равновесия
Управление учета, отдел 3 "Личности нестандартного поведения"
Досье на субъекта N 1273/2:
Раса: люди
Пол: мужской
Внешность: стандартная, соответствует полу и возрасту, отклонения: магические способности, особые приметы: 4 пальца на ногах.
Подданство: Каравач
Статус: аристократия, титул: сейн /наследуемый/
Родовое имя/ собственное имя: аль Бакери / Одиринг
Семейное положение: холост
Вид занятий/профессия: маг 5 (необходимо уточнить) уровня, основной цвет магии — не определен (выяснить в обязательном порядке / подпись куратора Управления)
Примечания: данный субъект в ответственные моменты своей жизни неоднократно пересекался с субъектом отдела 2 "Очень важные персоны" учетный N 2017/1. Дозорный считает, что если бы не разница в возрасте и поведенческих программах, субъекты бы испытывали друг к другу дружеские чувства.
Пункт 31, документ на /___/ листах: Дневник найденный постоянным резидентом в Ричелите, Антонином, в жилище гномов на г. Матнарш.
Засыпень
Понедельник 1
Приехали… Антонин дал тетрадь, сказал: "Пиши, приеду проверю". Вот пишу. Устал как скотина. Больше никаких впечатлений. Скорее спать.
Вторник 2
все-таки гномы классные, морды не воротят как эльфы, не воняют как орки. Еда мне у них нравиться, огневка, кому она не нравится? Колдовать у гномов нельзя, не любят они этого. Ну и ладно, и не очень-то хотелось. Авось проживу как-нибудь.
Тритейник 3
Антонин сегодня утром уехал. Грустно, интересный мужик, маленький, плюгавенький, а как говорить начнет — ходячая библиотека. Решил, буду работать в кузнице с Чёги и Матти.
Четверг 4
Макхи Бради учить меня пока не будет, инструмент нужен под мои руки, гномий не годится. Качал меха, макхи Бради сказал, что качаю хорошо, сильно. Качал сильно, сломал рукоять. В лес за новой идти поздно.
Пятница 5
С утра спустился в лес, вырубил себе дрын для рукояти, этот уже не сломается. Бради сказал, что даже меха качать думать надо. Хорошо, буду думать. О чем бы таком мне подумать, интересно?
Шестица 6
Качал меха, стало скучно. Начал думать и придумал: сиделку как для детских качелей, прикрепил на конец дрына, посадил туда Матти. Колдонуть втихаря все же пришлось, чтоб медная проволока в пружину скрутилась, она будет тянуть дрыну вверх, к потолочной балке. Матти подпрыгивает, пружина сжимается, потом медленно разжимается, Матти опускается и снова подпрыгивает. Золу, правда, по всему полу раздули, макхи Бради за нами с кочергой гонялся, зато весела — а — а — а!
Седьмица 7
Не могу больше в их землянке спать, они шумные, мелкие, вечно под ногами путаются, и курят все поголовно. На восточном склоне нашел заброшенную землянку, надо будет свод приподнять, не для меня же строили. Весь вечер махал киркой, плечи болят.
Осьмица 8
Сегодня не работаем, выходной что ли. Весь день махал киркой, болят плечи, спина. Очень хочется жрать.
Понедельник 9
Если бы не моя пружина, не знаю, как качал бы, потихоньку подколдовываю, чтобы никто не видел. Болят плечи, руки, ладони, спина… легче сказать, что не болит. Киркой махать сегодня не смогу. Очень хочется жрать.
Вторник 10
Полночи махал киркой, нет места, которое не болело бы. Макхи Бради на меня орет, ну и пусть, все равно по-другому не получится. Очень хочется жрать.
Тритейник 11
Только два ощущения: все болит, и очень хочется жрать. Если бы мани Суа не принесла на ночь две пивные кружки илларьего молока, ночью сожрал бы кого-нибудь из гномов, а так хоть проспал до утра как убитый.
Четверг12
Странно, когда я сказал: "Да боли оно сколько влезет", оно болеть и перестало. Макхи Бради долго смотрел на мои руки, вздыхал и цокал языком…..А жрать все равно хочется.
Пятница 13
Бради поставил нас с Чёги в пару и скомандовал: "А ну, пометы жидкие, делай как я! " Эх! Колдонуть нельзя, а то бы долго он у меня из сортира не вылезал. Сегодня переезжаю, но это быстро, мне собраться — только подпоясаться. Наконец-то посплю в тишине. (Жрать хочется даже во сне.)
Шестица 14
Макхи Бради весь день "ставил мне руку", заявил, что "молотком стучать, это вам не струны дергать, а куда серьезнее". Что "из кузницы должна доноситься музыка". У нас макхи Бради дирижирует, мы с Чёги звук выдаем, а Матти на качелях раскачивается, подпевает. Красота… Вечером пришел к мани Суа, за обещанным молоком. Она на меня посмотрела, и сказала, что человека из меня будет делать. Ну — ну, поглядим. Но накормила. Спал у себя, на свежем воздухе в тишине и сытый — вот оно счастье.
Седьмица 15
Оказалось, я что "двурукий", могу стучать обоими руками, вторую руку мне макхи Бради тоже будет ставить. Я наверно скривился. Макхи сказал, что я бестолочь, и не понимаю своего счастья, и вообще "Берись за ум, бросай дурочку валять". Я отвечаю, что не валяю я, вообще у меня никакой дурочки нету. А он мне: "Конечно, два дурака в одной землянке — перебор! " И жрут все…
Осьмица 16
Сегодня выходной, отмечаем мой переезд. Пришли естественно Чёги и Матти со своими двоюродными братьями. Спрашиваю, чего сами без "дурочек"? А у них все местные считаются сестрами, и в другом смысле даже думать не сметь, у гномов, оказывается, с этим строго. "Вот тебе, — говорят, — можно. " Ну и жрут, естественно.
Понедельник 17
Стучу как проклятый, слегка сбиваюсь с ритма, это " после вчерашнего". Интересно, жрать теперь будет всю жизнь хотеться? Немножко помахал киркой, кое-что расширил и углубил, теперь осталось найти доски, и вообще пиломатериалы.
Вторник 18
Макхи Бради, поменял мне инструмент, сказал, что всем владеть должен. Кому я должен? Въедливый как клещ, достал уже, даже аппетит испортил. Но мани Суа две кружки молока в меня влила. Рассказать Рору, что здесь пивными кружками молоко глушу, ведь засмеют. (Пару досок я из кузницы утащил, а пусть не достает. Где бы еще взять?)
Тритейник 19
Хитрый этот Бради, чего-то затевает. Говорит, что ему интересно длиннорукого учить. На кухне заявил, что прок от меня будет, молоко молоком, но чтобы мне добавляли еще мяска. А раньше что, не докладывали? Поубиваю недомерков!
Четверг 20
А Чёги куда-то собирается, перешептываются, мне не говорят. Опять тайны….
Обижусь на всех, уйду в лес. А! и туда нельзя, там эльфы, подери их, не будем говорить кто. В лес ходил, но за пиломатериалами, на распорки — подпорки. Уволок из кузницы, еще две доски, уже просто в наглую.
Пятница 21
Чёги оказывается, собрался жениться и скоро отправляется к каким-то черным гномам. Едут делегацией, чем больше братьев и друзей, тем жених круче. Меня, однако, не берут, черные гномы слишком ортодоксальны в своих взглядах, еще поймут не так. Но мальчишник у меня в землянке собрались устраивать, хорошо хоть меня в известность поставили, шелупонь пещерная.
Шестица 22
Бради сегодня стращал целый день, а Чёги все по фигу, он уже мыслями весь в отъезде, стращают одного меня. Завтра нас посетит Або Синдри, великий Синдри. Говорят он подземные ходы Матнарша знает, как свои пять, ой простите, четыре пальца, в полной темноте может привести в указанное место.
Седьмица 23
Приходил какой — то, зрелище надо отметить то еще — горбатый гном и белый как мел. Все рассматривал, бородой тряс. Потом сказал: "Нет, я не уверен. Должно быть что — то, как у нас. " Вот к чему он это сказал? Ходят всякие….
А я доделал, что хотел в землянке, теперь сплю не в углу, а в своем АЛЬКОВЕ. Пару шкурок илларьих еще на одну сторону не хватило, но братья сказали, что принесут, или я сам сопру.
Осьмица 24
Гуляем! Но зачем в такую ранищу начинать? Поспать же можно было. Тем более в таком гнездышке как у меня. Чёги заценил, сказал, что здесь и втроем хорошо будет. Ну да, а на топчанчике и одному тесно было (Ой, не надо мне об этом думать!)
Понедельник 25
Бради нас искал. Меня, судя по всему, нашел, потому что привел на рабочее место, но откуда я не помню. Башка раскалывается, говорят, братья меня курить учили — не помню, а жениха так и не нашли.
Вторник 26
Нашелся! Нашелся наш жених, слава Пресветлой, но сегодня он все равно никакой. Бради заставил работать за двоих, говорит: "Не завидуй, Чёги скоро вкалывать огоГО как". Интересно, что конкретно он имел в виду?
Тритейник 27
Сегодня проводили почти всю молодежь, сватовство у черных гномов мероприятие ответственное. Або Магни напутственную речь сказал, мани Суа что-то на ушко нашептала. А мне одному вечерами до дней богов сидеть, не с гномками же варежки вязать.
Четверг 28
Оказывается черные гномы никакие и не черные. Называют себя так, потому что у них в горе Вагарим уголь имеется, и немного железа. Железо! Вагаримские кузнецы — оружейники, вот у них чему-нибудь научится, но они с чужими не дружат.
Пятница 29
Мы с Бради одни, качать меха некому. Тут пришла идея, гномью детвору позвать. Они мелкие, как горох, приходится компанию по весу собирать. И прыгают в качалке до одурения, а за дверями кучка стоит, своей очереди дожидается.
Шестица 30
Работаю с Бради, он даже орать на меня перестал, начал рассказывать. Мы тут делаем бытовуху всякую из мягких матнаршских бронз. А есть еще и твердые оружейные бронзы, но их секрет матнарсшким гномам не известен. Еще у Бради лежат две полосы оружейной клинковой стали. И мы будем из нее что-то делать, вернее, делать будет делать Бради, а я больше смотреть.
Седьмица 31
Конечно, не меч Бради делает, но тоже интересный ножичек. Обмолвился, что красивому клинку желательна красивая рукоять, да и ножны. Я проявил рвение по этому вопросу, хоть порисовать будет возможность. Опять приходил або Синдри, опять они шептались. Потом спросили, не против ли я завтра прогуляться. Я не против, все равно делать нечего, спать я сейчас ложусь рано.
Осьмица 32
Гулять мне пришлось не по горам и лесам, а по подземельям с або Синдри. У него что-то подозрительно быстро факел погас. Пришлось переходить на другое зрение, чтоб в темноте лоб не расшибить. А он все идет и ухмыляется, подначивает: "что, мол, длинноногий, отстаешь". Так ему удобнее в этих катакомбах, а мне в три погибели сложиться надо, коленки к ушам — вот походите так. Все спрашивает: "Что ты видишь? что ты видишь?… " Все ему расскажи. Тогда говорит: "Расскажи, и отдам, что тебе здесь понравится. " Иду, показываю: вот этот слой у вас водоносный, это из него наш ручеек бежит, в этой стороне — медь, и ее не меряно, но в это всем известно, Матнарш — медная гора, идем дальше…. А вот здесь! Да! здесь серебро. Синдри вздыхает: "Здесь когда-то было серебро". Не было, а ЕСТЬ! Гном смотрит недоверчиво. Уверяю, что есть. Я к тому же по гороскопу Стерг, я серебро должен за милю чуять. И ваша штольня уходит влево, а надо бы вправо.
Або Синдри тащит меня еще куда — то. Приводит меня в место, где мне должно понравится. Что же здесь такое? Тоже заброшенное место. Здесь гномы когда-то вырубали малахит. Он еще остался, но мелкие осколки. А мне большие и не нужны. Здесь и кирка старая валяется. Через час махания уже можно собирать и отправляться восвояси, находится и плетеный короб, но дырявый. Уже без стеснения делаю плетения из своих нитей, простые для бытового ремонта, на это моего уровня хватает. Кидаю малахитовые обломки в короб, сколько могу унести, и пробираемся обратно. Как вышли, с неба обрушился снежный ливень. Да, какой бывает в южных горах, но здесь откуда? Оставляю свой короб в мастерской и бегу к мани Суа, обед я все равно пропустил, ну хоть поужинаю.
Понедельник 33
Пришлось откапываться, снега навалило прилично. С опозданием, но дошел до кузницы, а снег валит и валит. Прикинули с макхи Бради рукоять и ножны, я сел рисовать. Дорвался, изрисовал, все что можно. Макхи Бради уговорил с собой лопату взять, и оказался прав, дверь моей землянки пришлось откапывать.
Вторник 34
Выход снова завален, это что же такое творится? Мне самому не откопаться, вспоминаю, кто я есть, ведь по документам маг воздуха. Устраиваю легкий сквознячек, он над очагом нагревается и под дверь поддувает, снег за дверью тает. Выбрался. До вечера обсуждали с макхи Браги — какие на самом деле бывают драконы.
Тритейник 35
Снег, кажется, перестает, сегодня уже меньше, но сквознячок все же запускать пришлось. Пришел, а там уже сидит белобородый Синдри, и до обеда пилил мне мозг, что драконы не такие, что типа по молодости он их сам встречал, они, дескать, тогда и на Матнарше жили. Я ему говорю: "Так у меня морской дракон, а здесь горные водились. " Отстали… Нашел инструмент камнерезный, но старый. У Бради остались куски клинковой стали, и он мне сделал новые лезвия. До вечера их затачивал. Забрал с собой и малахитовых камешков в карман сунул, дома попробую. Дома? Совсем уже гномом заделался что ли?
Четверг 36
Всю ночь сидел, ваял мелочь: рыбки, птички, илларки… Сначала шло то вкривь, то вкось, а том рука привыкла. Притащился с утра, настроения никакого не было. Выгреб угля из горна, где стена поровнее нарисовал им крылатого дракона в свой полный рост. Остался доволен собой, сел в углу на какой-то половичек и уснул… Просыпаюсь, тихо, никого нет, мне под голову чей-то илларий свитер в сложенном виде подложили, и тулупчиком накрыли. Достаю свой инструмент, ищу подходящий осколок, начинаю ваять потихоньку… Поднимаю глаза, передо мной стоит Бради и говорит, что я обед проспал, но он на мою долю чего-то взял. Как мило с его стороны, а мне и лучше, пожевал на месте, но не отвлекаюсь, продолжаю ваять….
Пятница 37
Странно, когда делаешь то, что хочется, даже о еде забываешь. А мне что-то подсовывают, чтобы не отощал, наверное.
Седьмица 38
У меня получилось! Рукоять — два сцепившихся дракона с головами в навершии. Бради доволен, всем хвастается, обсуждает драконьи стати с видом знатока. Но я-то знаю, что первые драконы на Матнарше — МОИ. Ножичек, и до того предназначенный, так хлебушек порезать, утратил свое практическое назначение и стал просто красивой игрушкой.
Осьмица 40
Вроде не работаем, но я резец свой из рук не выпускаю. Праздники на носу, гномьим деткам надо по игрушке сделать, они вокруг моей коробки так и вьются, как мотыльки вокруг свечки… Я еще спал, а они пришли в землянку, сидели тихо — тихо, просто как мыши. Я просыпаюсь, а на меня три пары глаз таращатся. Подождите детки, дайте только срок… Одна малявочка подходит и протягивает что-то в платочек завернутое, разворачиваю, а там пирожок, сладкий наверное. Я, конечно, отдаю ей, а она головой мотает. Пришлось съесть пополам.
День богов 41
Почти всю ночь что вырезал, уснул под утро. Сквозь сон слышу какой-то гул, и как будто гора трясется. Странно вчера не пил ничего… Дошло, наконец, мне же рассказывали, что ТАКОЕ в горах случается. А толку, я один ничего не сделаю. А вот очаг надо было погасить, дымоход тоже завален. Пробовал сквознячок свой пускать — бестолку
День богов 42
Зря я рассчитываю на чью-то помощь, ведь не меня одного так накрыло. И Чёги с компанией должен был возвращаться, что с ними? Сижу в темноте, свечей не жгу, экономлю воздух. Вода в чайнике кончается.
День?
Холодно и душно, пытался сделать щель в двери, сломал нож Тадиринга… Может кого-то позвать во сне? Не знаю, получится ли…
День или ночь — Не знаю
Это возможно последняя страница дневника. Вход завален лавиной, дымоход тоже. Не знаю, сколько дней я уже так, день сейчас или ночь. Вода кончилась, хотел проделать щель в двери и выцарапывать оттуда лед, там камень. Воздух кончается, дышать нечем, противно медленно умирать, до тошноты противно. Спрашивается, зачем я уезжал из Каравача, чтобы сдохнуть тут как крыса в ловушке!? Ну и прибили бы меня на ажурном мостике — быстро и без проблем. Свеча еле теплится, ей тоже нужен воздух…
Свеча мерцает слабо, задыхаясь,
Ей тоже душно, как и мне,
Уйду сейчас я с вами не прощаясь,
Оставлю вас на этой стороне.
Вы знаете, я был уже на той,
Там все неинтересно.
И дожидается меня приятель мой,
Вот он и приведет меня на место.
Что толку спорить мне с судьбой.
Учителя мои, где вы сейчас?
Я ухожу, картин не взяв с собой,
И жизнь мою я вижу без прикрас.
И взгляд ничей меня не приласкает,
И шелковой косы мне в руки не падет…
Пусть слезы ее глаз мой прах не орошают,
И некромант меня здесь не найдет.
Пункт 31, документ на /___/ листах: Пояснительная записка резидента Ричелита Антонина, лично участвовавшего в данных событиях на г. Матнарш.
1) Считаю необходимым обратить, что опекаемый субъект показал невероятную живучесть, кстати, не первый раз за время нашего надзора. Субъект проявил некоторые изобретательские и художественные таланты, а так же способность устанавливать контакты и зарабатывать расположение представителей других рас.
2) Думаю, что упомянутый, хотя и в неявной форме, опекаемым субъектом, контакт с субъектом отдела 0 "Персоны высокой опасности" учетный N 1/0 действительно имел место. При прямом вопросе о факте контакта субъект ответа не дает.
3) Для отдела межрасовых отношений, считаю полезным обратить внимание на представителя молодого поколения матнаршских гномов Чёги, его склад характера и убеждения при соответствующем развитии оных позволят ему в будущем в качестве предводителя этого поселения успешно сотрудничать с человеческими властями.
4) С опекаемым субъектом в данный момент находится не учитываемый субъект женского пола, испытывающий к нему крайнюю степень эмоциональной привязанности. (Если это заинтересует лабораторию эмоциональных проявлений готов привести подробные факты)
5) Ставлю Управление учета в известность, что мной подана в Совет заявка на установление постоянного резиденства в г. Каравач, хотя бы на время летних мероприятий. Обращено внимание совета, что летние мероприятия в Караваче представляют интерес для моей основной опекаемой организации, отдел О–1 (организации повышенной опасности) учетный N 34/1. Копия заявки прилагается, 1 экз.