Мастер сновидений

Глава 2

Хмурое осеннее утро, идет дождь, опять дождь, в Караваче почти всегда дождь, что делать, если в вольном городе такой климат, что дождь идет почти постоянно, только летом во время ярмарки дождей нет, совсем нет, и светит жаркое солнце. Летом Каравач процветает, кто только не приезжает суда на ярмарку. Пройдя по улице можно увидеть и орков и эльфов и, конечно гномов, а людей со всех концов Лари и не сосчитать. Гоблинов только нет, но оно и понятно, они от моря, ни на шаг. А сейчас осенью, после сезона ловли лягушек совсем тихо.

Владелец лавки "Сладкие сны" асса Одрик аль Бакери ап Оуэн, маг пятого уровня, с самого утра не знал чем себя занять, а все этот дурацкий сегодняшний сон. Никак он не шел у него из головы, а тут еще опять дождь и еще один длинный, скучный день. Хоть бы покупатель какой зашел, или лучше вообще закрыть лавку и пойти к соседке гадалке Шооре? У нее в салоне всегда вкусно пахнет выпечкой и ароматическими палочками, можно посидеть в уголке и поговорить или послушать очередное гадание. Нет, не стоит туда идти, последний раз она нагадала чего-то совершенно непотребного, совсем старуха из ума выжила. И нечего даже голову ломать над ее бреднями, она к старости все больше врет. Лучше посидеть в тишине и порисовать, надо зарисовать этот сон, пока дождь и заботы не развеяли хрупкий мираж.

Все как-то навалилось одновременно и сон, и гадание, надо что-то менять в своей жизни, а страшно. Да и зачем? Зачем менять? Ему и тут, в вольном городе совсем неплохо живется. Есть своя лавка, досталась по наследству от матери, хорошо, что мама была такой предусмотрительной и заранее переехала в вольный город, а останься она в столице, не видать Одрику наследства как своих ушей. Все, что тяжелыми трудами нажито, перешло бы к дальней родне, ЗАКОН. Закон запрещает мужчинам в Великом Союзе иметь в собственности земли и предприятия, все может принадлежать только женщинам. А мать не смогла родить дочь, как ни старалась, рождались только мальчики, хилые и слабые. Из пяти детей выжил только самый младший — Одрик. Вот и пришлось матери и, тогда еще живой бабке, продавать все в столице и переезжать в вольный город. Здесь, в городе, он мог не стыдиться, что родился именно мальчиком, хоть и не таким как все. В Караваче люди жили по другому, у его сверстников были и мать, и отец, и никто особо не стенал, не таскался по магам, не приносил непомерные воздаяния богам за ребенка конкретного пола. И вообще немыслимое для западных или восточных столиц непотребство: детей невинного возраста не разделяли во время их игр и развлечений, и сам Одрик к этому быстро привык, ко всему хорошему быстро привыкаешь…

Ему всегда казалось, что с ним что-то не так, сам факт, что он единственный из детей выжил, уже казался неопровержимым доказательством. Хотя, как поговаривала, тихо злобствующая, дальняя родня, уже и с его бабкой ассой Ветелой было что-то не так, а с Алкеной, его матерью, и подавно, даже спорить с этим утверждением не приходилось. Ну, скажите пожалуйста, что за каприз, держать при себе всего одного мужа, да еще такого хлипенького? Неудивительно, что родившиеся дети не выживали. Можно было подобрать себе парочку крепкошеих здоровячков из дворцовой стражи: и породу бы улучшили, и грубая мужская сила в хозяйстве еще никому не мешала. Но ведь нет, ассе Алкене все бы книжки читать, и длинные беседы было б с кем вести. И родня уже было перевела дух, когда слабый здоровьем супруг непутевой кузины отправился вслед за своими сыновьями, а Алкена так и не выказала ни крошечного интереса к гренадерам из дворцовой стражи, но кто бы мог предполагать, она решиться "скрестить пальцы" с каким-то чужаком, да за пределами столицы. Родня, до самой дальней, находилась в возмущении и негодовании; как возможно смешивать пусть жиденькую, но благородную кровь невесть с кем?!?! Но мольбы родни, видимо, были услышаны: родившийся ребенок вновь оказался мальчиком, на свою голову… Но и его мать умела возносить молитвы не хуже, он выжил….

Сказать, что Алкена его любила, это не сказать ничего, на наследниц правящих домов не дышат, так как на Одрика. Работала асса Алкена в лавке целыми сутками, лишь бы скопить деньги на экзамены для получения магических аттестатов, и на учителей, для обожаемого сыночка. И смогла, скопила, оплатила и обучение и экзамены, и патент… И Одрик как мог пытался оправдать надежды обожаемой мамочки, но выше головы не прыгнешь и сколько он не старался, сколько не изводил себя медитациями, бесконечными тренировками и зельями, усиливающими магические способности, ничего у него не получалось, пришлось матери и самому Одрику смириться, что пятый уровень для него потолок.

После сдачи экзамена на этот уровень он три месяца не мог колдовать, настолько вымотали его экзамен и, главное подготовка к нему. Сколько раз ему пришлось переделывать подготовленные для экзамена плетения, знает только Пресветлая богиня. А все из-за его невнятной, постоянно меняющей цвета магии. У всех магов есть свой цвет магии, а у него вместо чистых красивых цветов, все какая-то серость и блеклость, только найдется нить нужного, даже не цвета, оттенка, только ее вплетешь в узор, а она возьмет, да и изменит свой цвет, и все плетение приходится переделывать заново. И записали ему чиновники от магии в патент голубой цвет, все ближе к его серости, надо же было что-нибудь записать в патент и аттестат. Обидно… И в двойне обидно, когда и скорость и уровень накопления магической энергии тянут на повыше.

Но это не сравнить с ТОЙ обидой, еще в детстве, когда можно было бегать босиком по траве между фонтанами ратушной площади Ричелита[45], куда жаркими летними днями сходилась "чистая" публика, не осчастливленная наличием летних загородных усадеб и большими садами при своих городских домах. Да и при наличии садика столичные дамочки не ленились пройтись между фонтанов с детьми, или даже с внуками, послушать свежие сплетни, показать свои наряды, обсудить чужие, и, конечно же, похвастаться своими дочками. Сыночков чаще оставляли дома. Бабушка в жаркие дни приводила Одрика побегать под струями фонтана, в которых играла радуга. Можно было и поиграть с приятелями, правда, если в этот день была занята другими делами асса Хеллана, его дражайшая тетушка Хелли. Ее визиты временами напоминали аудиенцию у властительницы, ее одеяния должны были поражать новизной и ценой, а украшения габаритами. Годами вытреннированные приветствия бабушке Ветти разыгрывались всегда безупречно, содержали поток приторной шелухи о уважении к ассе Ветеле и неустанном служении во славу их рода. Затем были охи — вздохи по поводу несчастной судьбы ее горячо любимой кузины, дежурная справка о здоровье Одрика. Далее шел подробный рассказ об успехах ее дочерей Джасины и Дарсины, с демонстрацией оных, разодетых как зимние деревца, и скромном упоминании о третьей, Лотене. С Лотти были проблемы, она росла не от мира сего, мечтала не о приглашении на аудиенцию к властительнице, не о хорошей должности после магической академии, а о хрустальной рыбке невиданного цвета, о лугах, где цветут невиданной красоты цветы и над ними порхают невиданной величины бабочки. Однажды, спасая упавшую в чашу фонтана крошечную радужную ящерку, она порвала платье с золотым шитьем, потеряла жемчужную сережку, но, не смотря на надрывный шепот матери по дороге домой, всем встречным со счастливым сиянием в глазах показывала свою драгоценность.

В тот день тетушка Хелли не спешила выходить в свет, Одрик мог брызгаться в фонтане без всевидящего тетушкиного ока, он даже разулся и закатал штаны, чтоб не мешались, не заметил, как подошла Лотти и тоже залезла в фонтан, после того случая ее одевали попроще, дабы не впадать в напрасные траты. Подошли ее сестры, они были старше, считали себя умнее, поэтому позволяли себе назидательные речи в адрес сестрички и кузена. Вдруг одна из них, Одрик и не запомнил какая именно, завопила так, как будто ее укусил аспидный гваррич: "А-а-а! посмотрите все, что у него с ногами, какой ужас! " Он не понимал, что за ужас, потому что все было обыкновенно, ноги были такие же как и вчера, как неделю и месяц назад, ничего ровным счетом с ними не случилось. "Смотрите! Смотрите! " — старались уже обе, — "У него на ногах всего по четыре пальца! " Ему никогда не приходило в голову вести учет своих пальцев, да и на что на ногах такая прорва, только все задевать и носки дырявить. А сестренки уже собрали мальчишек, среди них были даже его приятели, почему-то они сразу подчинились двум стервозкам, окружили его, тыкали пальцами, кидались камешками и твердили на распев, понятно под чью дудку: "Оди — гномий сын, Оди — гномий сын"…. По четыре пальца совершенно нормально как для гномов, так и для эльфов, и для других рас, а у него — ну так получилось. Но эльфы все-таки крутые типы, и в стычках никому не уступят, про орков и говорить нечего. А гномы — недорослики и воевать не любят, считается, что и не могут, хотя история много раз доказывала обратное, с точки зрения сестричек сравнение с гномом было гораздо обиднее. Потом один из окруживших выкрикнул, видать сестрички на ухо нашептали, у самого ни мозгов, ни смелости не хватило бы: "Его мать с гномом спуталась!" Зря он это сказал. Одрик стиснул зубы и слышал в ушах только стук собственного сердца, молотя побелевшими кулачками по всем, до кого мог дотянуться, хоть и был один против всех… Он дрался первый раз в жизни…

И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Лотти не нашла на аллее кипарисов бабушку, и асса Ветела еще издалека послала всем приказ "Замереть". Потом десяток мальчишек в один голос гнусавили: "Это он первый начал", о чем думают сестрички, уважаемая опытная асса Ветела знала и без магических заморочек, долго она прожила на свете, много чего повидала. Так же она знала, что не сплетено еще такое заклинание, которое заставило бы заговорить ее внука, по себе знала, они же друг другу приходились кровными родственниками.

Только вот асса Хеллана, наша неподражаемая тетушка Хелли, она рассказала все маме, ВСЕ! Даже еще прибавив подробностей от себя. Хотя бабушка не хотела чем-то растаивать маму, по ее мнению конфликт был исчерпан, но видимо кому-то было мало. Мама и так собиралась уезжать из столицы, а этот случай только ускорил их переезд.

Не смотря на все ожидания родни, он все-таки вырос вполне здоровым и местами разумным молодым человеком с проблесками магических и иных талантов. Внешность имел достаточно традиционную: бледный цвет кожи, как и у большинства в этом лишенном солнечных ласк городе, вполне приличный рост (для дворцовых столичных стражей может и маловат, но в толпе не потеряется), худой, но далеко не тощий, скорее жилистый. На прическу своих волос, странного цвета спелых ячменных полей, он не обращал внимания, предпочитал завязывать в хвост цветным кожаным ремешком, сплетенным когда-то матерью. В моде были "металлические" цвета: "золото", "медь" или "бронза", "уголь" в этих краях встречался крайне редко, его "носили" южане, жившие за пустыней. А его голова была бы неразличима на поле спелого зерна, из которого потом сварят добрый эль, причем каждая раса по-своему, и одному Гаарху[46] известно, почему все-таки у гномов крепче. Если бы выбивающиеся из-под ремешка пряди не падали на лоб, он бы казался еще выше, но и так уже прилично, для мага средней руки вполне сойдет. Небольшой, совершенно немужественный, но идеально прямой нос и мягкие, пухленькие губы. Лицо выглядело бы слишком нежным, если не оттенявшие его темные усы. Усы…тоже мне, усы называется, вот у его друга Рора, вот там, действительно, усы, а у него так — пушок пушком. Ну и на том, как говорится, спасибо, а то издалека вообще был бы похож на девочку — переростка. И еще брови, темные брови при светлых волосах, разлетающиеся почти до висков, упрямые. Ну что ж, упрямство — главная составляющая его бестолковой натуры.

О глазах нужно сказать особо. Здесь, в Караваче, да и вообще у людской расы северной равнины в почете бирюзовые глаза, цвет "морской волны" или "весеннего неба" для девушек, малахитовые считались признаком недюжинного магического таланта. А он…. опять не как все; мать называла его глаза и теплыми, и бархатными, и сладкими — ШОКОЛАДНЫМИ. Но он никогда не видел шоколада. Говорят, что он растет высоко на деревьях в южных лесах, что южнее смертоносной пустыни и степей орков, и редкий смельчак преодолеет такое расстояние, чтобы довести караван с этим чудом в наши северные края, через магические порталы туда дороги нет, природные-то не работают. Потому-то божественный шоколад так дьявольски дорог, настолько дорог, что даже не все высокорожденные особы знакомы с его вкусом. Хотя Одрику, и не только ему, многое было непонятно в этом шоколаде. Некоторые говорили, что его ломают, и его кусочки тают во рту, доставляя невиданное блаженство, а другие, в том числе и гадалка Шооре, утверждали, якобы доподлинно известно, что шоколад горячий и его пьют. Но нечто горячее не может таять, тем более во рту — это и ученику младших классов ясно, а не то, что дипломированному магу, пусть и пятого уровня.

Внешность бабки Одрик почти не помнил, в памяти остался только запах, неповторимый запах трав и еще чего-то неуловимого, даже мать не пахла так приятно. Это бабка научила его плести сны и вплетать в простое, все лишь седьмого уровня плетение, свои мысли и увиденные и придуманные образы и делать сны по заказу. Да и не важен для этого плетения цвет магии. Сперва он делал сны для своих товарищей по играм, потом для знакомых девушек. Ему и в голову не приходило, что на этом единственном своем таланте можно заработать, а вот оно как сложилось… Судьба…

Бабка померла, когда Одрику едва исполнилось семь лет, а мать постепенно сгубил здешний климат и непомерное перенапряжение сил в попытке дать любимому сыну образование и обеспечить его будущее, и Одрик стал единоличным владельцем процветающего дела. Дело, постепенно пришло в упадок, не умел Одрик делать многие амулеты, где ему с его невнятной магией, непонятно какого цвета. Эх, будь его магия хоть синего, пугающего всех синего цвета, и то лучше, чем эти, меняющие цвета нити. Но за синий цвет до сих пор можно жизнью поплатиться, не любят всех истинно синих магов, повывели. А ему приходилось большинство амулетов закупать и перепродавать, какая тут прибыль, но выручала продажа сновидений.

Любой человек или не человек, придя в лавку, мог купить по сходной цене, или заказать, если деньги были, себе СОН. И не просто сон, а сон на определенную тему, да еще и повторяющийся с различными вариациями за одну ночь несколько раз. В этом у Одрика не было конкурентов, ни здесь, в вольном городе Кавараче, ни в Ричелите. Выручали столичные заказы, всю весну и все лето Одрик, как проклятый, делал сны согласно присланному из столицы списка. Местные, тоже частенько заглядывали в лавку купить сон, кто для себя, а кто в подарок, очень удобно: вроде спишь, а вместе с тем и развлекаешься. Досадно, что темы только брали избитые, как будто ничего нового не могут придумать, а жаль. Когда клиенты доверяли ему придумать сон самому, он был просто счастлив. Сколько историй сочинил и героических и романтических, да и просто смешных. Самые удачные были записаны в толстенной тетради с кожаной обложкой с картинками, а свои любимые он помнил наизусть.

Пока асса Одрик предавался воспоминаниям, перед ним на листе проявлялся портрет в полный рост девушки из его сна. Еще один талант — талант художника и тоже никем не оцененный. У ног девушки с портрета сидело забавное, почти смешное, черное животное с белой грудью, с ушами, похожими на уши эльфов и большими темными чуть навыкате глазами. Цветные карандашики мелькали, как ножки танцовщиц на празднике Летнего поворота, мысли бегали по прошлому и настоящему и не мешали выводить на бумагу сказочный образ из сна. Не то чтобы девушка была красивой…, но что-то такое в ней было. Не походила она на изнеженных столичных красавиц, да и на наемницу тоже не тянула, хотя одета была по-походному, скорее что-то среднее, красивое и воинственное одновременно, каштановые волосы, стянутые в высокий хвост, серые чуть раскосые глаза и пропорциональная фигура, только излишне мускулистая для аристократки и слишком изящная для наемницы.

Колокольчик на двери лавки вывел хозяина из задумчивости и оторвал от приятного времяпровождения. В лавку ввалился постоянный покупатель, купец и вреднючий старикашка. И сны он брал о золоте, несметных сокровищах и огромных прибылях, так чтобы в конце сна искупаться в куче денег, и если сон не повторялся, то прибегал в лавку и требовал неустойку. А как сну повториться, если у клиента бессонница, и спит он, хорошо, если три часа за ночь.

Мастер сновидений поставил получившийся у него портрет на прилавок и, с дежурной улыбкой, повернулся к клиенту. Купец стряхивал с непромокаемого полога потоки воды на пол лавки и ворчал про мерзкую погоду. Хозяин со вздохом пошел за тряпкой. Если воду не убрать сразу, то потом на полу может остаться пятно и придется тратить магические силы, чтоб его вывести. Лучше сразу — тряпкой. Когда лужа была успешно ликвидирована, Одрик обратил свое внимание на покупателя. Купец стоял открыв рот и, сглатывая слюни, глядел на портрет из сна.

— Кто это? — он корявым пальцем с обманным ногтем ткнул в портрет.

— Так, один сон…

— Я хочу этот сон.

— Это мой сон. И он очень дорого стоит.

— Сколько?

— Десять золотых крон. — Цена была несусветная, за эту сумму можно было скупить половину лавки и три месяца жить безбедно.

— Заплачу двенадцать, если она в моем сне будет делать, то, что я захочу.

— Желание клиента — закон. Делайте заказ.

Маг привычно нашел сплетенную и подвешенную, на всякий случай заготовку для создания сна и вплел в нее образ с портрета.

Купец начал делать заказ. Чем дольше он говорил, тем гаже делалось на душе у мастера сновидений. Многие мужчины и женщины заказывали у него сны с любовными сценами со своими избранниками. Иногда портреты избранников и избранниц присылали из столицы с перечнем того, что клиенты хотели ли бы ощутить и увидеть во сне. Одрик думал, что его уже ничем не пронять и не удивить, Но то, что сейчас вещал купец и машинально закладывал в сон мастер, выходило за пределы воображения нормального человека своей изуверской жестокостью и сценами извращенного насилия. Закончил купец, что уже не удивляло, таким убийством, которое не числится ни в одном из учебников палачей, если бы не сосредоточенность на работе, мага бы вырвало.

Машинально свернув сон и закрыв его во флакон, Одрик протянул руку за оплатой.

— Сколько раз повторится сон?

— Его продолжительность в субъективном времени около часа, значит, чтобы увидеть его более одного раза вы должны проспать не менее пяти часов подряд.

— У тебя есть снотворное?

— Снотворное в лавке напротив, вы же знаете, что я не могу продавать сны и снотворное одновременно…

— Вот держи. Это восемь, еще четыре получишь, если сон повторится.

— Хорошо, но вы не должны экономить на снотворном и оставите мне обязательство на четыре кроны.

Старикашка весь скривился, но видя непреклонность на лице мага, стал писать обязательство.

— Я не приму обязательство, если вы в нем не укажете, что обязуетесь воспользоваться снотворным, чтобы проспать не менее пяти часов.

— Не буду я этого писать.

— Напишете. Иначе не получите свой заказ.

Корча недовольные гримасы, и выражая несогласие всем своим видом, купец закончил писать обязательство.

Чрезвычайно выгодная сделка состоялась, деньги перекочевали в кассу, купец ушел, так почему же так гадко на душе. Такое ощущение, что отдал на поругание любимую девушку, или даже того хуже, еще и наблюдал за этим со стороны. Хотя, если задуматься так оно и есть на самом деле.

"Я отдал на поругание свою мечту. Даже еще хуже, не мечту, а звезду, случайно упавшую с небосклона в мое мутное окно…"

Эта мысль весь оставшийся день крутилась в голове у мастера сновидений. из-за этой мысли он не мог ни есть, ни работать. Плюнув на работу, он запер лавку, накинул полог непромокаемости и пошел к Шооре. Любопытства ради заглянул в лавку напротив.

— Привет сосед.

— И тебе не хворать.

— К тебе перед обедом заходил купец Оорон за снотворным.

— Ты что ль его сюда послал?

— Ну, я…

— За процентом никак зашел?

— Что ты! Просто узнать, купил или нет, а если купил, то какое? А то потом скажет, что сон не повторился и придется платить неустойку, ты же его скандальный характер знаешь…

— Да уж. На этот раз этот старый маразматик меня удивил. Купил лучшего и самого дорогого снотворного. Потребовал отмерить ему дозу на восемь часов гарантированного сна, и даже не стал торговаться. Я с него содрал по двойному тарифу! Что ты ему такого продал, что он побежал домой, как ошпаренный?

— Сон.

— Знаю, что сон. О чем?

— Да, так… остался тут один от прошлого года, не забрали индивидуальный заказ. Он как картинку с него увидел, так и купил.

— Что за картинка?

— Тебе не понравится. Мальчишка там, молоденький…

— Фу, какая гадость, Я всегда подозревал, что старая сволочь Оорон еще и извращенец.

Одрик зашел в салон гадалки Шооре с черного хода. На двери с улицы висел знак — занято, значит у гадалки клиент. На правах старого знакомого маг прошел в гостиную заказал прислуге травяной согревающий напиток и сел в любимое, стоящее в уголке кресло. Интересно, кого это принесло в такую погоду? Дело даже не в погоде, а во времени. Приезжих купцов и отрядов охранников караванов сейчас в городе нет, а местные по гадалкам особо не ходят.

Оделив часть сознания, маг решил заглянуть в комнату предсказаний, и наткнулся на мощную защиту от прослушивания и подглядывания. Вот так, так… Кого же это нелегкая принесла к гадалке? Надо подождать и посмотреть… В это время года в городе было скучно до зубового скрежета, а тут что-то интересное происходит. Одрик приготовился ждать.

Прислуга, она же кухарка, она же горничная, она же компаньонка и ассистентка, готовилась подавать ужин, а клиент все не уходил. И вот, открылась дверь и на пороге показалась тоненькая фигурка, закутанная в темный не промокаемый плащ с надвинутым до подбородка капюшоном. До мага донесся стук высоких каблуков и позвякивание. Шооре кланяясь, проводила клиентку до порога.

— Ну, и кто это был?

— Одрик, ты же знаешь, это тайна.

— То же мне — тайна, давай я угадаю.

— Кто здесь гадалка? Я или ты?

— Гадалка — ты, но я тоже немного маг и очень люблю загадки. Мне скучно, давай поиграем в "угадайку". Я буду говорить, а ты будешь только говорить "да" или "нет". Таким образом, и тайну гадания ты не выдашь и меня, твоего гостя, развлечешь.

— Ну, ладно, уговорил.

— Это девушка.

— Да.

— Маг из столицы.

— Да.

— Собирается в поход в Синие Топи.

— Да.

— Пришла к тебе погадать на результат похода.

— И да, и нет.

— Сформулируем по-другому. Она пришла узнать, что сделать, чтобы вернуться?

— Да. С тобой играть не интересно. — Обиделась Шооре.

— Почему не интересно?

— Потому, что ты и так все знаешь.

— Не все. Я, например, не знаю: вернется девушка из похода или нет. Вернется?

Молчание.

— Правильно, что не говоришь. Это и так понятно, что не вернется.

— Почему ты так решил?

— Слишком молодая, слишком самоуверенная, слишком амбициозная. Слишком много в ней этих "слишком". Да еще и, наверное, аристократка из древнего рода.

— Одрик, откуда ты все это знаешь? Ты подглядывал?

— Нет, но хотел. Защита не пустила.

— Я защиту не ставила. Это, наверное, она… Тогда откуда ты это все знаешь?

— Вычислил.

— Одрик, это невозможно. Ты целыми днями сидишь в своей лавке, скоро плесенью покроешься и так бледненький и хлипенький, а от недостатка солнца скоро совсем позеленеешь.

— Я не всегда сижу в лавке, я обедать хожу в трактиры. К тебе хожу…

— Ты мне зубы не заговаривай, а признавайся, как ты все это вычислил.

— А что мне будет взамен?

— Я скажу, что посоветовала ей, чтобы вернуться из топей.

— Это хороший обмен.

— Начинай, не тяни…

— Тогда вели подавать ужин, и я тебе расскажу, как я все это вычислил.

Мастер сновидений очень любил ужинать у Шооре, еда была намного лучше, чем в трактирах. Но Шооре была бедна и столоваться у нее часто не позволяла совесть, тем более, что гадалка не соглашалась брать деньги за еду.

— Две недели назад ко мне приходил маг из круга стационарного портала[47], он приносил для подзарядки женские браслеты, со множеством висящих на них амулетов, и просил подзарядить их срочно, и оплатил это наличными, а не выдал расписку, и не торговался. И сегодня я увидел, женскую фигуру под плащом, услышал знакомый звон браслетов и стук высоких каблуков. Ну, еще и зашита от подглядывания… Сложил все это и сделал такие выводы. Две недели назад из столицы к нам приехала через порталы, в страшной спешке столичная магиня. Приходил маг из круга портала, а я знаю, что это была не его смена, значит, его вызвали, чтобы составить двойной круг[48]. Так делают только для столичных шишек. Браслеты с амулетами были женскими, по последней моде, очень дорогие — аристократка. Амулеты разрядились, но не полностью и не все, значит, не успела зарядить перед дорогой — была спешка. Потом приходили стражники и покупали дополнительный специальный непромокаемый полог для верхового варга. Сделаем вывод — отправлялись в дальнюю дорогу и не одни, для себя им и простых пологов хватило бы. Куда у нас столичному магу может понадобиться осенью, в самую распутицу поехать, причем спешно — только на пост у Синих Топей. А завтра ко мне должен прийти их командир, меня заранее предупредили, что потребуются дополнительные амулеты. Лавка у меня дорогая и все амулеты, кроме специфических, можно купить в лавке Гавира подешевле и попроще, но идут ко мне, значит, собираются в топи.

— Ты столько выводов сделал, только потому, что тебе браслеты для подзарядки принесли.

— Это были не просто браслеты. Это браслеты боевого мага! Причем очень сильного, я думаю — магистра, другим с такими амулетами не справиться. Да еще каблуки, не носят местные дамы каблуки, вязко в них. А твоя гостья была на высоченных каблуках. А теперь признавайся, что ты ей посоветовала?

— Она должна пойти к тебе за амулетами вместе с командиром поста и купить первое, что увидит, когда войдет в лавку, и взять это с собой.

— Зачем ей сны в топях? Чтоб помирать во сне не так страшно было?

— Не знаю, мне так камни сказали.

— Камни — это серьезно.

Шооре гадала на камнях очень редко. После таких гаданий она не могла гадать еще пару дней, но оно было самое верное, и стоило очень дорого.

— Пойду я, время уже позднее и тебе и мне надо отдохнуть.

Сразу лечь спать не получилось, у дверей лавки, под навесом кто-то стоял. Фигуры, показались Одрику знакомыми, хотя в этих не промокаемых плащах все жители Каравача в дождевом сумраке выглядели очень похоже. Это оказалась клиентка гадалки, а вторым был командир поста у топей. Увидев хозяина лавки, он сразу, на правах старого знакомого, стал возмущаться:

— Асса Одрик, где вы ходите! Мы же вас предупредили о своем визите.

— Меня предупредили о вашем визите завтра.

— Да, но мы очень торопимся и хотели бы решить наши дела сегодня.

— Тогда чего вы возмущаетесь сегодня? Проходите.

Поздние покупатели следом за хозяином вошли в лавку. Мастер сновидений сразу пошел в подсобку за амулетами. Когда он вернулся, столичная магичка стояла напротив злополучного портрета, который он так и оставил на прилавке, и во все глаза его разглядывала. Она резко обернулась, темный каравачский плащ распахнулся, и под ним сверкнула, именно сверкнула, фигурка, обтянутая алой кожей костюма. Одрик резко вдохнул сквозь сжатые зубы, как будто глотнул чего-то обжигающе горячего, а теперь остужал язык и нёбо. "Да, на каблуках у нас не ходят, а жаль. Такие ножки…."

— Кто это? — своим вопросом магиня вернула его в реальность.

— Не знаю, я ее во сне увидел.

— Я покупаю этот портрет.

— А вы уверены, что я его собираюсь продавать? — самоуверенность столичной штучки сильно задевала мастера сновидений, но и забавляла его. Хотелось потянуть разговор с такой клиенткой.

— Если Вы мне его не продадите по-хорошему, то я его, данной мне властью, конфискую.

— О! Тогда мне действительно лучше его продать. Только за какую цену, этот портрет мне очень дорог. Пожалуй, за пятьдесят золотых крон я согласен с ним расстаться.

Такая сумма привела магиню в бешенство. На пальцах у нее засверкали молнии.

"Доигрался!", — мелькнула мысль у него в голове, и Одрик стал спешно припоминать защитные плетения. Тут вовремя вмешался командир поста:

— Не могли бы вы немного сбросить цену?

— Нет, это единственная в своем роде вещь, второй такой нет, с чего это мне скидывать цену. Конфискуйте, если так неймется.

— Но Вы же прекрасно знаете, что мы не можем ЭТО конфисковать. В портрете нет ничего магического, и он не является амулетом и не входит в список потребных для похода вещей.

— Тогда заплатите мою цену. Я знаю, что Вы — маг, — Одрик многозначительно посмотрел на девушку, — и можете себе позволить такие траты. — Он постарался выговаривать это как комплемент.

— Но у меня нет столько наличных, — на глазах у магини выступили слезы.

— Я могу взять расписку, и по ней получить деньги в банке.

— Да, дайте скорее бумагу, и упакуйте портрет, чтобы он не промок и не помялся.

"Ух, не девушка, а шаровая молния", думал Одрик, глядя им в след, сворачивая лист теперь уже драгоценной бумаги, где кроме весьма приличного количества крон золотом, еще стояло и ее имя, ТОРКАНА.

За ними закрылась дверь, стихли шаги…. Одрик опять развернул лист бумаги, взглянул на стремительный как сполох огня росчерк пера девушки. Посмотрел на указанную на листе сумму, на имя девушки, как будто все еще стоявшей перед глазами…Его рука потянулась к карандашам.

— Ну и пусть, шли бы они все к Гаарху…, — и отпустил руку, которая вывела образ девушки на бумаге. Такую бумагу в эльфийском банке вряд ли бы приняли, но он не мог удержаться. Как звездочка в голове зажглась идейка. Это же просто, должно получится, всего-то одна петелька из моей ниточки. И получилось, стоило согреть картинку дыханием или, прижав к щеке, девушка на ней распахивала на мгновение дождевой плащ немаркого цвета, обжигала взгляд своей воспламеняющей фигуркой и снова погружалась в плащевые глубины. Хоть что-то будет согревать душу в промозглые осенние ночи.

Ночью Одрик никак не мог уснуть, стоило ему закрыть глаза, как воображение начинало свою работу, и ему казалось, что он видит, как старик Оорон мучает девушку из сна. Вроде день прошел замечательно, денег заработал столько, что можно год ничего не делать, а на душе противно. И что он такую цену за портрет заломил? Довел девушку почти до слез. Понимает же, что не поможет ей в топях этот портрет, только излишней уверенности придаст, а самоуверенности дамочке и так не занимать. И сон вчерашний из головы никак не идет.

Промучившись некоторое время маг наконец-то заснул…

Комната, кровать, за столбики кровати привязана обнаженная девушка из сна. Рядом стоит обнаженный по пояс огромный мужик в маске праздника Зимнего поворота[49], за поясом у него бич, в руках поблескивает нож с кривым лезвием. На теле девушки видны следы жестокого избиения, губы рассечены и кровоточат, из носа течет капля крови и оставляет на щеке красную кривую дорожку, на теле ссадины. "У нее еще должны быть следы от плети на спине" — вдруг вспомнилось Одрику. Палач перестал играть кинжалом и решил пустить его в ход, он сел на ноги жертве и стал размеренно, даже кропотливо, вонзать в лицо, руки и тело острие ножа, при этом проворачивая его, как будто выковыривал мед из сот гариамских[50] пчел. Сквозь сжатые зубы девушки вырвался стон, она выгнулась дугой, кровь из многочисленных ран сочилась на белые шелковые простыни. Истязатель вогнал кинжал в шерстяную плоть матраса, на пронзенной простыне тут же расплылось алое пятно, а сам тем временем расстегнул многочисленные пряжки пояса купеческих штанов с обилием потайных карманов. Этого Одрик вынести уже не смог, подскочил к палачу сзади, схватил кинжал, которым тот только что наносил раны своей жертве, и рассек ему горло от уха до уха, на руки хлынула кровь. Палач схватился за шею, развернулся в сторону мага, маска свалилась, оголив перекошенное изуверской страстью лицо купца Оорона, и дикую ненависть в его глазах. Мастер сновидений изготовился броситься на уродливого извращенца, вскинул окровавленные руки, из которых еще не выпускал нож … и с криком проснулся. Перед собой он увидел собственные руки, готовые к схватке, его легкие набрали воздуха для второго крика, но на удачу в ту ночь ярко светила Мурана. В ее мягком свете можно было однозначно понять, что в руках ничего нет, они чисты и пусты, даже сквозь рукоять приснившегося кинжала, которую все еще обхватывали пальцы, теперь проникал желтенький, как птенчик, луч. "Сон! это был только сон! " — взлетела спасительная мысль в его голове, и молодой маг расслабил пальцы сжимавшие оружие. "Только я-то как туда попал? " — это был уже совсем другой вопрос. Холодный липкий пот покрывал лицо, шею, тело сотрясала дрожь, он с трудом поднялся, было гадко, паскудно. Внутри как камень зашевелился, он еле успел добежать до умывальника, его вырвало, и его тело бессильно опустилось на пол. Он не терял сознания, с магами этого просто так не случается, не оставался без чувств, чувства присутствовали, но никогда еще они не были такими омерзительными. Точно неизвестно, сколько он так провалялся на голом полу, потом поднялся, долго стоял под струйкой холодной воды из верхнего умывальника, в надежде выполоскать всякую гадость из головы, пока не привел себя в состояние подобное человеческому. Нацедил себе в собственноручно изготовленный любимый бокал цвета морской синевы на два пальца рома, чтобы не трясло, теперь уже от холода, и, зная, что больше не уснет, попытался заняться работой. Нужных для похода амулетов не хватило, и командир поста оставил ему заказ на недостающие. Работа — лучшее средство от всех неприятностей. Получалось не очень хорошо, но заказ выполнить надо, не хватало еще задерживать здесь столичных магов, и получить неустойку на свою больную голову.

Когда совсем рассвело, он решил дойти до соседнего трактира, горячий завтрак ему сейчас очень бы не помещал. Уже в дверях заведения Одрика окликнул его приятель Рор, вообще приятелей было трое, братья Рооринг, Лоаринг, Соуринг, для друзей Рор, Лор и Сор. Братья собрались наконец поохотиться на лесных илларей[51]. Рор заходил к аптекарю за примочками от ушибов и ссадин, без которых у них не обходилась ни одна охота, там он и узнал леденящие душу подробности смерти старого Оорона, которого утром нашел слуга в невероятной позе с выражением дьявольской радости на застывшем лице. А сам Рооринг узнал все это, так как лично стал невольным свидетелем допроса аптекаря городскими стражами о составе купленной Оороном смеси.

Одрик скривился так, будто вместо яйца луговой курочки ему подсунули яйцо гваррича.

— Проклятье! — процедил он сквозь зубы.

— Да что с тобой?! Ты сегодня цвета лягушки в обмороке.

— Что-то я ночью не спал, и знобит…. Сыро сегодня, зябко. Да еще ты с утренними новостями.

— Ну вот, получается, я тебе аппетит испортил. А не спишь по ночам, потому что уже большой мальчик. В твоем возрасте мальчики в одиночку не спят, от этого и несварения всяческие бывают, да и вдвоем не замерз бы. Ну, это дело поправимо. Заходим же туда, куда шли.

Молодые люди ввалились в заведение, где их обоих знали, как облупленных. Шустрая огневолосая Кайте, взмахом пушистых ресниц ответившая на их приветствие, рванулась к плите, сочинять дежурную глазунью. Но Рор широким жестом обеих рук подозвал ее к себе. Пока она шла к их обычному месту в дальнем углу, казалось, что по всему вокруг, по прокопченному потолку, по потертым до лоснящегося блеска столам, по стертому не одной тысячей ног полу, переливались блики огня.

Смиз Кайте приходилась племянницей хозяину заведения, хромому Маругу. Хозяин был немолод и слаб здоровьем, ему требовались помощники, но его сын, рыхлый беломордый верзила, первый на улице Трех Яблонь гуляка и картежник, тянул из родителя последние соки. И был отправлен в Кузнечную слободу, где Маруг прикупил по дешевке бакалейную лавченку. Бакалеей при сыночке там, правда, и не пахло, но видеть кутежи своего чада старый Маруг уже не мог.

Простолюдинка из простолюдинок…. В фигуре Кайте, походке, жестах не было изыска, но и не было жеманности, в выражении лица и разговоре не было холеной отточенности черт и слов, но и не было столичного чванства. Но у нее было то, что не купишь, ни за какие деньги: легкое дыхание, такое, что казалось, собеседник переносился на сочные луга окрестностей Каравача, с запахом их трав и цветов, и неугасимое пламя волос. Такие волосы Пресветлая Богиня, видимо, приберегала для себя, но задумавшись, обронила, как раз в тот момент, когда Кайте суждено было появиться на свет. Великолепные косы были уложены короной вокруг головы, но пушистые волосинки выбивались из своего заточения, и казалось, что лицо Кайте обрамлено солнечными лучами. И действительно он был, этот солнечный свет, разве только слепой этого бы не увидел. И это при жиденьком свете хмурого каравачского утра, а что же было, если бы девушку действительно осветило солнце? От этого, наверное, можно было бы надолго лишиться зрения.

— Милая смиз! — начал свою речь Рооринг, — Вы — свеча надежды в нашей непроглядной осенней ночи, Вы освещаете скорбный путь двух утомленных путников. Не будете ли так великодушны и не спасете ли моего товарища от надвигающейся осенней простуды? Мне известно, что из-под ваших прелестных рук выходит одно чудодейственное средство, по рецептам мореходов, которое прогоняет хворь из просоленных пиратов великого океана и помогает даже гоблиновским ржавым глоткам избавиться от кашля.

— Да-да, — подхватила Кайте, — только у меня нет гариамских пряных трав, дядюшка считает, что они страшно дороги, и это правда… Я могу только с нашими, которые сама собирала.

— Что может быть лучше запаха родной земли, на которой что только не произрастает, даже чудо из чудес, наш славный Каравач! — растекался сиропом Рор.

— Может быть асса Одрик еще чего-либо пожелает? — с надеждой произнесла Кайте, захлопав глазами — солнышками в обрамлении искрящихся ресниц.

— Моего друга Ордрика нужно сегодня для начала избавить от мук голода и жажды, погасить разгорающийся пожар в его дыхательных путях, а потом он, может, и возжелает, — и через свою, всем известную, красноречивую паузу добавил, — чего—ЛИБО. При этом заманчиво прикрыв глаза. Он и сам был не промах возжелать чего—ЛИБО, но сегодняшнее утро складывалось явно не его пользу.

— И не забудьте, О! добрейшая смиз, что это завтрак настоящих мужчин! — крикнул Рор вдогонку уходящей за стойку Кайте.

— Все, что пожелаете, — ответила юная трактирщица, осветив Одрика солнечным взглядом. Собственно, так и должна отвечать любая из трактирщиц.

— И что сегодня все-таки возжелает мой серо-зеленый друг? — Рор переключился на Одрика.

— Уже желаю! Язык тебе укоротить, треплешься с утра без остановки, — фыркнул Одрик.

— Ну, вы поглядите на него, его все ублажать готовы, а он зол как зимний гваррич. Если бы мне так везло, как тебе…

— Да уж, повезло, так повезло, как ледяному демону в жерле вулкана.

— Что происходит, в конце концов!?

— Гостей мне принимать придется, по всей видимости.

— Каких, к Гаарху, гостей?

— Да тех, которых ты встретил в аптеке.

— Так этот протухший хвачик и у тебя вчера побывал? — начал соображать Рор.

— А в честь чего он тогда поперся бы к аптекарю запасаться снотворным под самую завязку? И это с его-то жадностью, от которой даже демон подохнет. Видимо дома меня уже ожидает компания.

К столу уже приближался мальчишка, несший поднос с закусками, зеленью и свежим горячим хлебом, запах которого разливался не только по самому трактиру, а и по всей улице.

— Ну вот, чего и следовало ожидать, — обреченно произнес Одрик и опустил глаза, как будто разглядывает только что принесенную снедь. Его соломенные пряди, посыпавшись, прикрыли лицо, но такая соломенная голова все равно одна на весь Каравач. Он взял друга за рукав и проговорил размеренным четким шепотом:

— Слушай, Рорик! Кого ты сейчас видишь на улице?

Напротив трактира стояли двое в форме городских стражей и еще один, по виду старший чин, но какой точно скрывали подслеповатые окна трактира.

— Рор, я хочу, чтобы ты пригласил офицера к нам за стол, мне кажется, я его знаю. Да и ты знаешь. Уговори его, ты же своим языком и дохлого варга заставишь плясать. Если это сейн Дьо — Магро, мне крупно повезло.

— Отец Лакене, нашей одноклассницы? Да, похоже, — и Рооринг вскочил, застегивая на ходу манжеты походной куртки и приглаживая волосы. Неудобно было появляться на глаза высшему чину Тайной стражи[52] и отцу бывшей одноклассницы в совсем уж растрепанном состоянии.

Это действительно был сейн Калларинг из рода Дьо — Магро. У тайной стражи свои чины, на публике они озвучиваются нечасто, да и в своем обмундировании тайная стража появляется редко, и чем чин выше, тем такие случаи реже. Но немногим утренним посетителям трактира сегодня крупно повезло, лично лицезреть тайного командира в знаменитой черной форме при всех его регалиях. из-за уставного цвета их обмундирования служащих тайной стражи в разговорах за глаза называли "черными офицерами". В свои ряды они принимали лишь безупречных во всех отношениях служак, организация в Караваче обладала завидной полнотой власти и в некоторых вопросах не подчинялась более никому. "Черный полковник" отчитывался доджу, и то, лишь формально, чтобы тот не выглядел по-идиотски на заседании совета. Их права и возможности были настолько серьезны, что они могли убрать практически любого человека, невзирая на его положение и заслуги, а могли и вытащить последнего бандита из-под топора палача, если находили в нем интерес. Сейн Калларинг не злоупотреблял ношением своего мундира, но сегодняшний купец был не последним человеком в городе, предполагались встречи с Гильдией торговцев в канцелярии Городского совета, кандидатом, в члены которого состоял Оорон. Конечно, трудно представить, чтобы его избрали в законодательный состав, но даже кандидатство было почетно. А появляться в городских учреждениях "черному полковнику" надлежало в уставном виде.

Выбежавший ему на встречу Рор, на самом деле, разрешил проблему полковника. Вывести парня из питейного заведения под стражей — это испортить ему репутацию раз и навсегда. Можно потом хоть десяток ярлыков на него повесить, что ни в чем не виноват, молва все равно будет твердить свое. Заходить самому в уличный трактир было ниже его достоинства, но приглашение, да еще со словесными изысками языкастого Рооринга, это уже совсем другое дело. И высший офицер снизошел до появления собственной персоны в месте, где любая городская шваль за гнутые медяки может цедить свой эль. Его разговор за столом с Одриком не помешал бы подающему надежды магу, а даже повысил его статус, так как за столом все равны — это древний и незыблемый закон. Сейн Дьо — Магро отправил стражей в городскую управу писать отчеты, а сам вошел в двери трактира.

Одрик уже спешил ему навстречу, не мог же он сидеть в присутствии такого человека. Пока он раскланивался перед полковником посреди питейного зала, из-за стойки появилась Кайте, графин в ее руках был полон фиолетового содержимого. Одрик узнал свое творение, несколько лет назад, когда он только начинал работать со стеклом, он долго мучился с этим графином, но тот все равно получался кривоватым, где с буграми, а где со впадинами. И он приделал к нему несколько бутончиков несуразной расцветки, в конце концов получилось мило. И графин до сих пор жив, не треснул и не разбился, наоборот блестит. Кайте всего на миг замешкалась от неожиданности. Она не разбиралась в знаках отличия городских служб, но насколько важная птица залетела в трактир, сообразила мгновенно. Она умудрилась совершить обязательный в такой ситуации поклон с горячим, просто огнедышащим графином в руках.

— Простите, уважаемый сейн, не будет ли Вам удобнее в … отдельной комнате?

— Это крайне предусмотрительно с вашей стороны, что у вас таковые имеются. Вы меня весьма обяжете, юная смиз. Мне и молодым людям было бы недурно побеседовать без лишних глаз и ушей.

Кайте взяла масляный светильник со стойки, сунула его в руки Одрику и жестом пригласила всех следовать за ней за стойку. В углу рядом с погребом она откинула полог и потянула за крюк, вбитый в стену, механизм нехотя заскрипел, и оказалось, что это не просто стена, а скрытая дверь. За дверью оказалась лестница как бы на чердак, но там находилась маленькая комнатка, обитая тонким войлоком, окрашенным в цвет темно — красного вина. В ней размещался хорошей работы стол и четыре стула с высокими спинками. Кайте потянула шнур, открылась ставня, прикрывавшая с наружи окно, выходившее не на улицу, а куда-то во двор.

— Не стоит, любезная хозяйка, сегодня мы обойдемся свечами.

— Я могу навести морок, — вызвался Одрик, — окно будет совершенно непрозрачно, для чужих глаз.

— И даже для глаз твоих коллег? Как часто, по-твоему, на окна этого трактира наводится морок? Для любого мага это все равно, что красная тряпка для варга, вы же все один любопытней другого. Так что сегодня завтрак при свечах!

— Как пожелаете, сейн, — и Кайте вернула ставню на место.

От пары подсвечников на стенах света для беседы было достаточно, а вышивать золотой гладью сейчас никто не собирался. Кайте поставила графин на стол, из комода в углу комнаты как по волшебству появилась настоящая посуда, с росписью мастеров, а не глиняная лепнина местных крестьян. И, невероятно! серебряные бокалы для вина заняли свои места. Девушка сбежала по лестнице, внизу ее вероятно уже ждал мальчик, перенесший туда поднос с закусками, немедленно расположившимися на столе.

— Да! — забеспокоилась Кайте, — если асса все же хочет поправить свое здоровье, то ждать больше нечего, а то остынет. Там наверно уже все готово, я принесу, — она забрала из его рук светильник и скрылась в глубине лестницы.

— Ну что ж, ребятки, не будем расстраивать заботливую хозяйку. Приступим! — и Дьо — Магро пристально вгляделся в графин.

Содержимое его оказалось весьма недурно, хотя ясно было, что ром пиратский, а пряности местные, но поражал удивительный фиолетовый цвет напитка. Хлеб еще не до конца остыл, был просто свежим, а не горячим, сыр оказался замечательным, или молодые люди уже не на шутку проголодались и у них сейчас все пошло в дело. Опять послышались стремительные шаги Кайте, и на столе взгромоздились еще два блюда, на одном восседали пара лесных курочек, из тех, которые еще не разучились летать, они были только что сняты с вертела и от них шел легкий дымок, на другом был нарезан копченый окорочек хвачика, переложенный ароматными травами.

— Простите, уважаемый сейн, — обратилась она к Дьо — Магро, — если бы молодые люди предупредили о вашем визите, то курочек бы было три. Я могу еще…

— Что Вы, что Вы! Все и так замечательно. Лучше объясните, хозяюшка, что это за напиток Вы нам подали, такого удивительного цвета.

— Это подобие грога, сейн. Просто у меня нет положенных пряностей, и я собираю в лесах наши душистые травы, и в грог добавлен не сахар, а мед. Сегодня для вас я положила синий[53].

— Позвольте еще у Вас поинтересоваться, юная смиз. Как часто эти двое друзей заказывают у Вас грог или иное горячительное на завтрак?

— Что Вы! Да это вообще в первый раз, — Кайте почти плакала, — асса Одрик простужен, и его друг заказал для него. Грог поможет вылечить горло.

— Ну вот, я Вас и расстроил. Простите старого вояку, по службе приходится больше общаться с непробиваемыми мужланами, их принимают на службу по росту, а не по уму. А такие только командирский тон понимают. Женщин на службе крайне мало, а девушек и вовсе нет. Считается, что такая работа вообще не для нежных созданий. Но Вы прекрасно справляетесь здесь со своей.

— Благодарю, сейн. Я стараюсь. Позвольте мне удалиться, — она отвернулась к стене, пряча от всех слезы, — меня внизу ждет работа.

И не дожидаясь разрешения, вышла из комнатки. Там, на лестнице вытерла руками слезы, чтобы никто не видел. Важный посетитель, сам того не желая, не подумав, задел больное место Кайте.

Офицер тайной стражи не собирался ее обижать, он просто не подумал, его мысли в этот момент были заняты другим. Хотя с его опытом уже можно было ожидать тонкости в обращении с молоденькими девушками. Но сейчас его заботили совершенно другие вещи.

Еще до рассвета его разбудили известием о загадочной смерти купца Оорона, типа премерзкого, но настолько же и богатого. Все бы ничего, плакать об Оороне никто не собирался, но купец не оставил завещания, так что возможные наследники его подвалов и сундуков, обязательно затеяли бы грызню, дабы исключить из числа претендентов своих соперников. А драчка ожидалась нехилая, учитывая солидный размер наследства, даже кандидатское место в городском совете и то наследовалось. Поэтому и спальня купца была осмотрена им лично, как и выслушан допрос аптекаря. Если аптекаря еще можно было доверить разгильдяям из городской стражи, то посылать их на беседу с молодым магом не представлялось никакой возможности. Во-первых, это был не какой-то самоучка, а патентованный маг; а во-вторых, у Дьо — Магро были на то личные причины.

"Завтрак настоящих мужчин" продолжался своим чередом, графин постепенно пустел.

Все успокоились, кое-кто даже слегка захмелел.

— Рооринг, — со всей серьезностью заговорил офицер, — Может тебе сходить проветриться? Да! и ты с братьями куда-то собирался? Они тебя уже обыскались.

— Собирались, но сегодня уже не получится. Ничего, братья потерпят.

— Тогда сделай доброе дело, помоги нашей хозяйке: мешок муки поднести, бочку эля прикатить… Некрасиво, когда такая славная девушка надрывается.

— А! это я мигом! — наконец-то до Рора дошло, он взялся за ручку двери.

— И еще, молодой человек, — притормозил его Дьо — Магро, — надеюсь, Вы понимаете, что все события сегодняшнего утра, а может и всего дня, не для пересказа кому-либо. Это и для вашей же безопасности.

— Само собой, разумеется, — подтвердил Рооринг и покинул "тайную утреню".

Сейн Каларинг встал и профессионально — недоверчивым взглядом ощупал стены комнатки, каждый угол, каждую щелочку. Потом предложил Одрику проверить еще раз на магическую прослушку.

— Да здесь чисто, я уже просматривал, — ответил маг.

— И все же, — упорствовал Дьо — Магро, — в нашем деле тщательность не повредит.

Одрик стал, вспомнил пример из учебника общей магии. Снял со стены одну из свечей, светильник, зажженный с добрыми намерениями, должен был помочь, и перешел на истинное зрение. Особой глубиной он похвастаться не мог, но и незнакомых магов в этих краях он не встречал года два (вчерашние визитеры не в счет), а работу местных коллег он должен был почувствовать сразу. Ничего серьезного в комнатке не было, так, обрывки деревенских заговоров, следы торговых амулетов на удачу, даже один любовный приворот, кстати, на женщину, и опять же непрофессиональный, больше всего натоптали обереги, которые почти каждая мать вешает на шею своему ребенку, отпуская его в дальние края, женщин этому никто не учит, они наговаривают, что сочтут нужным, но от сердца, и ведь действует, да еще как! Говорят, что материнское сердце со дна моря поднимает… О! что-то редкое побывало здесь, орочий защитный амулет, совсем остывший след, но все еще вонючий, удивительно, что ничего эльфийского не было, но эльфы аккуратисты, их заклинания распадаются в зеленый туман в скорости после применения. Стало совершенно ясно, что хозяин трактира большей частью пускал сюда купцов, договариваться о контрабандном товаре. Патентованных магов похоже в комнатку вообще не заходило, или кто-то мастерски стер признаки своего пребывания, но это должен быть маг высочайшего уровня, а птицы такого полета в трактир Маруга похоже еще не залетали.

— Чужого ничего нет, но если сейн так хочет, то можно и подстраховаться. — После вчерашнего инцендента со столичной магиней, Одрик сплел и оставил подвешенным защитное плетение, а то на него нападать собираются, а он так расслабился в этой глуши, что забыл о первом правиле магов — всегда имей под рукой защитные плетения — целее будешь. Вот он и сплел утром, пока не спалось. Если к тому, что имеется прибавить пару голубых нитей вот здесь и здесь и завязать пару узелков вот тут, то при активации должно получится активное плетение с защитой от прослушивания и подглядывания, правда продержится все это довольно долго, пока не рассыплется, ну да ладно, подойдет. Одрик раскинул свое защитное плетение. Да, хорошо получилось.

— Сейн Каллар, все действительно чисто, — доложил Одрик и осекся. Каллар было домашнее имя "черного офицера", только для семьи. Когда-то Одрик был вхож в ту семью, но столько всего произошло, столько времени прошло. Дьо — Магро это не задело, а скорее наоборот:

— Когда мы без посторонних, ты, конечно же, можешь меня так называть, не смущайся.

Мастер перевел дух:

— А я все хотел спросить, но не решался. Как Лаки, где она?

— Лако, — поправил сейн Калар, — сыну уже год, бегает вовсю.

— А я и не знал. Она должно быть счастлива?

— Да, она счастлива. Я сделал для этого все, что смог. Я, может быть, и остался бы с ними, но не нашел, кому доверить свой пост. — Он почти улыбнулся, во всяком случае, его лицо потеплело.

— Знаешь, до чего славный мальчуган! И глазки смышленые, такие как… почти такие, как были у Шайми.

— Шайми… — эхом повторил маг.

Повисла тяжелая тишина. Первым ее нарушил Дьо — Магро, он встал, взял парня за плечи, развернул к себе. Как долго они не решались посмотреть друг другу в глаза. Однако, парень совсем вырос за это время, и взгляд хороший: прямой, открытый. Хотя ему нечего стесняться или бояться, он никому ничего не должен. А вот ему… Даже сам черный полковник ему обязан и по-крупному. Положил руку ему на грудь, словно прислушивался к его сердцу. Обнял его, прижал так, что у Одрика хрустнуло где-то в боку.

— Виноват перед тобой, я не должен был тогда этого допускать. Ты простишь меня когда-нибудь? Как же я перед тобой виноват!

— Сейн Калар, не надо, не говорите так. Вы ни в чем не виноваты, никто не виноват, никто из нас не мог ничего исправить.

— Но ведь со мной все обошлось, я, в конце концов, жив, и даже местами доволен жизнью. Не надо, не казните себя так, хотя бы ради памяти Шайми… Я иногда встречаю ее в своих снах, ей сейчас хорошо, она беспокоится только о том, чтобы никому больше не было больно. Не доставляйте боли самому себе, не надо. Вы нужны! Нужны Лакене, нужны многим людям, нужны всему городу. Знали бы Вы, что здесь творилось, когда Вас не было. Без Вас не будет Каравача… И мне Вы тоже нужны, даже больше чем кому-либо в этом городе… Голос сошел на нет, парень пару раз глотнул воздуха как выловленная рыба. И маг прикрыл глаза, потому заклинания от слез еще не придумано.

Они сидели друг против друга: маститый и еще совсем зеленый; брюнет с серебристой сединой и соломенный блондин; представитель знатнейшего рода, имя которого родственники произносили с придыханием, и какой-то "выкидыш", родне которого даже неприятно вспоминать о его существовании; глава могущественнейшей организации и владелец лавчонки мелких магических услуг…

Сейн Калларинг достал из кармана кристалл для записи допроса и всем своим видом показал, что сейчас он опять является лицом официальным.

— Прости, но дела превыше всего. Сегодня у нас возникла проблема. — Сейн демонстративно активировал кристалл.

— Ваше имя?

— Асса Одрик аль Бакери ап Оуэн.

— Место проживания и род занятий?

— Маг пятого уровня, владеющий патентом на занятия магической практикой, а также на создание и продажу амулетов. Постоянно проживаю в вольном городе Караваче в доме над собственной лавкой "Сладкие сны" на улице Трех Яблонь.

— Заходил ли вчера к Вам в лавку купец Оорон?

— Да, заходил.

— Был ли он вашим постоянным покупателем?

— Не то, чтобы постоянным, но иногда покупал…

— Как часто?

— Два — три раза в год.

— Что купил в вашей лавке в этот раз?

— Он делал индивидуальный заказ на сон.

— Он всегда делал индивидуальные заказы?

— Нет, содержимое его предыдущих заказов было всегда примерно одинаково.

— Вчерашний заказ отличался от предыдущих?

— Да. Ранее это были сны о прибылях и золоте, из стандартных предложений.

— А в этот раз?

— Вчера был заказан сон … э… эротического содержания.

— Вы выполнили его заказ?

— Да, он его сразу же получил.

— Что было в содержании заказа?

— Это был сон эротического содержания с заказанными клиентом условиями и действиями.

— Можете ли Вы дословно повторить содержание заказа?

— В данном случае мне хотелось бы напомнить сейну о защите прав на частную жизнь моего клиента.

Сейн Каларинг удивленно вздернул брови.

— В заказе содержалось что-то совсем непотребное?

— Да, совсем…

Брови офицера поднялись еще выше и, памятуя о том, что допрос может быть прослушан в совете, решил не настаивать на разглашении содержимого сна "уважаемого купца".

— Купец полностью оплатил свой заказ?

— Нет, заплатил только восемь крон и оставил обязательство на четыре кроны.

— У купца не было с собой нужно суммы?

— Нет, он обязался заплатить в случае повторения сна и должен был использовать снотворное для нужной его продолжительности. Само обязательство у меня в лавке.

— Вы обязаны будете предоставить этот документ следствию.

— Да, никаких проблем.

— Вы продали клиенту снотворное?

— Нет, я не имею лицензии на продажу сонных трав и не держу их в лавке, как и для собственного употребления.

— Вы знаете, где купец Оорон покупал снотворное.

— Да, в лавке напротив.

— Вы порекомендовали ему туда зайти?

— Нет. Это достаточно известное и солидное предприятие, купец был их постоянным клиентом.

— Если у следствия появятся к вам дополнительные вопросы, то Вы будете вызваны. За документом зайдет представитель стражи.

Сейн Каларинг погасил кристалл.

— О четырех кронах можешь теперь забыть.

— Да я это понимаю. Я и сразу на них не очень-то рассчитывал.

— Тогда зачем обязательство брал?

— Да он такую мерзость измыслил, аж затылок вспотел. Так противно было смотреть на его сальную рожу, хоть чем-то подкислить хотелось…

— И что настолько мерзкий сон был?

— Да, я даже Рору не решусь рассказать и половины того, чего он там назаказывал.

— Ого! Силен старикашка! Подумать только! И кто был героем?

— Осталось у меня с прошлогодних столичных заказов одна картинка. Мальчик там молоденький, симпатичный…

— Да, совету об этом и вправду лучше не знать… А то местные сплетники к скандалу еще и эльфов приплетут.

Внизу послышалось чье-то шараханье, прыжков было явно меньше чем ступеней, раза в три меньше. Вздрогнувшая дверь в ужасе была готова сама соскочить с петель, только бы не встречаться с чернявой головой Рора. Но еще раньше головы в дверь ударился крик.

— Одри! Ну — ка быстро тащи сюда свою магическую задницу! Там твоя…

Дверь отворилась как можно шире и прижалась к стене как можно плотнее, готова была вообще породниться с ней. Рор опомнившись, что здесь не место для непарламентских выражений, заглотил обратно, уже было вылетевшее слово, как хищная рыба заглатывает зазевавшегося малька, и с минуту так и стоял с надутыми щеками, пока словцо не вдохнулось обратно.

— Там!.. эт — та… Твоя родня, вроде… Объявилась.

Да уж, это продолжение дня было сверх всяких ожиданий. Как не заладился день с утра, вернее даже с ночи, так одно удивительней другого.

— Продолжай, — скомандовал Дьо — Магро.

— Его ожидает асса Хеллана.

— Эта, которая… э — э…, — не стал командир озвучивать. — Ну и денек, осталось только Танису затмить Андао. Что ж, молодые люди, давайте расплачиваться с нашей хозяйкой, пора и честь знать. А то еще приучитесь устраивать посиделки с утра.

Двое друзей затеяли меж собой перепалку, кто сегодня платит, ибо оба были при монетах, почему бы не козырнуть перед высшим чином. Но сейн Дьо — Магро лишил их такого удовольствия, заявив, что им еще рановато платить за черного полковника. Отправил обоих вниз, дождался Кайте и расплатился более чем щедро, но видимо еще что-то хотел сказать девушке без лишних ушей…. А что именно он ей сказал, так полковник Тайной стражи отчитываться не должен даже перед нами, драгоценные мои читатели.

Молодые люди ждали его внизу. Одрик не хотел показываться в одиночку на глаза своей незабвенной тетушке, а Рор просто за компанию. Все-таки командир Тайной стражи был тем тяжелым оружием, которого побаивалась даже эта ведьма. А у сейна Калларинга как на грех приподнялось настроение, столько лет он был в глубоком трауре, но ведь все когда-то заканчивается, на любом пепелище когда-нибудь прорастает трава.

— Так, ребятки, где наш противник? Ага! Выходим вместе, бодренько, с улыбочкой.

Он даже приобнял Одрика за плечи, у некоторых специфических личностей могли бы даже возникнуть кое-какие мысли, но в Караваче такие оригиналы с утра по трактирам не ходят. А вот асса Хеллана была сломлена до начала наступления, она ожидала встретить бедного, одинокого, затравленного жизнью родственника, к чему сама периодически прикладывала руку, а тут нате, такая, более чем тесная, дружба с весьма уважаемыми людьми. И пришлось ассе Хеллане покидать свой паланкин, и исполнять реверансы перед полковником, а он отвечает небрежным взмахом руки, ведь он как — никак при исполнении государственных обязанностей, а она так, сама по себе гуляет. И не снимая руки с плеча Одрика, начинает беседу:

— Асса Хеллана, чем обязаны вашему визиту? Вы же так редко нас посещаете. Нет ли проблем со здоровьем, ибо, что еще может помещать столь заботливой тетушке навещать своего единственного племянника? Но я вижу, Вы прекрасно выглядите, если бы я по долгу службы не знал ваш истинный возраст, то, ни за что бы ни поверил, что Вам уже 78. Вы к нам надолго? В гости или по делам?

— Да, сейн Дьо — Магро, меня привело в Каравач очень важное дело. Дело в том, что недавно покинувшая нас асса Эфрина, сестра его бабушки ассы Ветеллы, завещала Одрику все свое состояние. В своем завещании она подтверждает его происхождение[54] и передает ему в наследство все свое имущество[55]. По ее последней воле ее дом в Ричелите и ее поместье будут проданы, все вырученные деньги, а так же ее деньги под процентами в эльфийском банке[56], после вычета обязательных налогов, будут переданы Одрику. А так же ему передается библиотека и коллекция магических артефактов из коллекции ассы Эфрины, это имущество никакими государственными налогами не облагается.

— Одрик! Тебя остается только поздравить. У тебя давно никаких проблем не было, а теперь появится только одна, как потратить деньги. У нас в Караваче не очень-то разгуляешься в это время года, а до ярмарки еще далеко. Но ты с друзьями что-нибудь придумаешь. Считаю, это надо отметить. Пригласи же тетушку в какое-нибудь заведение поприличнее. Ты у нас всегда был на примете, а теперь вообще первый жених Каравача.

— Да, уважаемый сейн, совершенно с Вами согласна. И хочу напомнить, что Одрик происходит из магического Рода, а у нас вопросам наследственности уделяется большое внимание. Мы не должны и не можем связывать свою жизнь абы с кем. Так вот соответствующим управлением магистрата выдано сие рекомендательное письмо, в котором ему не просто разрешается, а настоятельно рекомендуется построение семьи с молодой ассой Лотеной.

После этих слов Одрику вдруг резко перестало хватать воздуха, он побелел и стал пятиться назад. Полковник закрыл Одрика полой черного плаща, под которой тот мог отдышаться:

— Что это за фокусы? — поинтересовался шепотом Калларинг у Одрика.

— Пресветлая богиня! Она же мне сестренка, пусть сколько-то — юродная, но сестренка. Милейшее создание, а мамаша ее в нагрузку к наследству хочет присовокупить. Она и сбежать-то никуда не может. Нет, я лучше откажусь от наследства. — Так же шепотом ответил полковнику несчастный новоиспеченный жених.

— Погоди, сейчас все устроим, — обнадежил сейн Каларинг и вернул Одрика под небо Каравача.

Тем временем тетушка буквально за шкирку вытащила из паланкина Лотти, которую до этого тщетно уговаривала показаться, худенькую девушку, бледную до синевы, и с зареванными глазами.

— Вот, разрешите представить, моя младшая дочь Лотена. Они давно знакомы с Одриком, детство провели в совместных играх. — Ядовито процедила тетушка Хелли.

А Лотти была готова куда-нибудь провалиться, забиться в какую-нибудь щель, под какой-нибудь камень, только не играть в этом балагане.

Полковник повернулся к Одрику, прошептал на ухо:

— Девчонку-то спасать надо, а то ведь эта стерва ее заест.

И продолжал свое выступление перед ассой Хелланой:

— Простите, асса Хеллана, мы можем поинтересоваться письмецом?

И когда тетушка протянула бумагу, шепнул Одрику: "Забирай и спрячь подальше". Сам же продолжал:

— Я очень рад, что магические Роды уделяют такое внимание семейным вопросам. Но! Хочу Вам напомнить, что асса Одрик подданный этого города, и, следовательно, эти вопросы должны решаться на уровне городского совета Каравача. Одрик-то у нас нарасхват. Но мне бы не хотелось обижать такую прекрасную девушку. Но эта неувязочка, можно даже сказать коллизия, решается довольно просто, асса Лотена может подать прошение о принятии подданства Каравача. И она может это сделать прямо сейчас, так как я являюсь членом городского совета с правом решающего голоса.

Лотти рассеянно посмотрела на Одрика и пару секунд не могла догадаться, зачем он подмигивает ей обоими глазами сразу. Сейн Калларинг протянул Лотти руку. Лотена, еще раз посмотрела на Одрика, и схватилась за протянутую руку, как за соломинку, спрятавшись от своей мамочки за широкими спинами Калларинга и Одрика. В ответ на огнедышащий взгляд ассы Хелланы полковник только развел руками. Тетушка в ярости хотела наслать на него какое-то свое заклинание, но в последний момент сообразила, что нападать на офицера в мундире и при исполнении себе дороже. Асса Хеллана хотела еще что-то сказать, но Калларинг поднял руку и помахал ей только одними пальцами. Это уже было просто издевательство, так что тетушка захлопнула свою уже открытую пасть, и собравшимся вокруг зрителям было слышно, как клацнули ее зубы.

Рор, который наблюдал за всей сценой из-за угла трактира, делая вид, что закашлялся, потом не удержался и покатился со смеху, но Рорик вообще смеялся над каждой ерундой, только дайте повод. Тетушка спешно отступила с поля боя, вместе с паланкином носильщиками и чемоданами.

— Ну что? Гуляйте, вы свободны, — объявил полковник. — Задержался я тут с вами, пора мне.

Прощаясь, Калларинг крепко пожал Одрику руку.

— Смотрите! — выкрикнул кто-то из уличной толпы. Тонкий луч солнца прорезался в осенней сыри и заиграл радугой на противоположной туче. В Караваче часто бывает радуга, правда, весной, а сейчас это почти чудо. Даже уходящий по улице пешком полковник вскинул руки, приветствуя ее.

Рооринг вышел из-за своего укрытия, посреди улицы стояла девушка, не красавица — тощенькая, бледненькая, русоволосая, с огромными светло — зелеными испуганными глазами, одетая по последней столичной моде, но никак не по каравачской погоде, и ее венчал сияющий двойной радужный мост. Рор понял, что он улыбается, не усмехается как обычно, а именно улыбается, потому, что лицу было неудобно. Нет, это не одному лицу, это ему самому неудобно. С чего, спрашивается? Когда это Рору было последний раз неудобно? А, ну да, в Караваче объявилась новая девушка, а он даже не знает, как ее зовут, не порядок. Но не беда, сейчас Одрик его представит как друга. И он в своих охотничьих сапогах беззвучно прокрался Одрику за спину, как будто он все время там стоял.

— Лихо у него выходит. — Рор проводил взглядом удаляющегося полковника

— Это же Дьо — Магро! Я же тебе сказал, что если это ОН, то мне крупно повезет. А ты, собственно, откуда? То тебя нет, то ты есть, и вроде все само собой.

— Когда во мне есть нужда, я всегда рядом.

— Когда нужды нет, ты тоже недалеко.

— А, вот представь, нужда настала, а меня нет. И что ты тогда будешь делать?

— Обойдусь как-нибудь.

— Вот, девушка, такой у Вас братец. С лучшим другом и как обращается. И даже сестренке своей не представит.

— Лотти, познакомься, эта кучерявая бестия — мой лучший друг Рооринг, он еще и первый проказник в Караваче. И его у нас надо бояться больше всего, а не местных дождей. — Одрик повернулся к Рору и продолжал. — Рор, рад представить тебе свою сестренку Лотти. Завтра пойдем в ратушу и запишем ее как Лотене, и будет она наша — каравачская. И никто ее больше обижать не будет. А ты, ежели что, будешь иметь дело со мной.

— Одри! У тебя совести совсем не осталось, мною, своим другом пугаешь, а бедную сестренку заморозить готов. Лотти, милая, у нас в Караваче в такой обувке не ходят и даже не стоят. С такими каблучками у нас можно только лежать, но лежать, поверьте мне, удобней без них. И что-то мне подсказывает, что Вы сегодня не завтракали.

— Я даже вчера не ужинала, и всю ночь не могла заснуть, — наконец-то смогла заговорить Лотти, и Рор сразу же перешел на "ты".

— Замечательно, первое мое желание за сегодня сбылось. Возможно, оно будет не единственным?

На этом слове Одрик показал ему кулак, дабы умерил пыл своих желаний, коих у Рора было в изобилии, как дождей в Караваче.

— Да хватит меня стращать, лучше придумай, как сестренку согреть и чем ее угощать.

— Согреть это просто, в камине дрова просохли, а если что, то у нас и растопка есть, — он вытащил на белый свет тетушкино письмо.

— О, нет! — вскрикнула Лотти, — маменька могла к нему заклинание присоединить, и оно сработает, если письмо разрушить. Ведь ты знаешь, она все может.

Что его тетушка могла сотворить любую пакость, Одрик знал прекрасно. Но это не беда, пока спрячем бумагу, а потом ею займемся досконально. Проблема была в другом, съестного доме он не держал.

— Ребята, на счет угощать небольшая заминка, у меня на кухне кроме пыли и двух дохлых мух, больше ничего не хранится.

— Чего и следовало ожидать. Лотти, взгляни, до чего дожил твой братец, это уму не достижимо. Может быть, ты займешься его воспитанием?

— Обязательно займется моим воспитанием, но сначала нужно заняться питанием.

— И питием.

— Рор, имей совесть!

— А чего, до ночи еще долго?

— Вот этого я и боюсь!

— Ладно, пусть будет по-твоему, добывай пропитание по своему вкусу, а я отведу Лотти к тебе домой, ты ведь как всегда, не запираешь.

— А у меня воровать нечего.

— Теперь будет чего.

— Да, теперь начнутся проблемы. Вот одна проблемка уже есть, — вытащил из-за пазухи тетушкино письмо, — Лотти, проверь, ты же лучше маменькины привычки.

— Я знаю, но снять вряд ли смогу.

— Хорошо, а просто наложить на слова нечитаемость можешь?

— Да, это должно получиться.

— И пока достаточно, а что там написано ведь никого больше не касается.

Лотти только покачала головой в знак согласия.

Давненько Одрик не посещал рынка, и в ценах — ни бум-бум. Брал, что ему глянется, и особо не торговался. Встретил гномов с их горным сыром, взял неприлично много, но гномы не обсчитывают, уж его-то точно. Взял и копченого хвачика, не целого, конечно, но приличный кусок, если вдруг еще Лор и Сор припрутся, то будет чем их кормить. Было и мясо илларя, маг вспомнил, что Лотти не ест их, считает благородными и почти разумными. А вот рыбные ряды были почти пусты, не сезон, но нашел пару приличных рыбех. Что еще: картошка, конечно хлеба, яиц восемь и еще восемь — короб уже не поднять. Надо было чего-нибудь сладенького для Лотти, но выпечка не шла ни в какое сравнение с выпечкой Шооре, Одрик подумал и взял ягодного мармелада. А то вдруг и девчонки придут, надо же сестренку в коллектив вводить. А вот молока было взять не во что, да он бы и не дотащил больше, он же не вьючное животное.

Обратный путь к дому оказался намного тяжелее, но деваться некуда, назвался варгом — тащи воз. Ну и дотащил. И оказался прав, еще с улицы услышал голоса всех трех братьев Рора, Лора и Сора. Перед входом снял с плеч плетеный короб и увидел мальчишку из трактира, свистнул ему.

— Чего пожелает асса Одрик? — тот с лакейской услужливостью поклонился.

"Чего это с ним?" — подумал мастер сновидений, — "Еще с утра был нормальный, без этого идиотского прогиба. Ах, да! Стоит выйти с Дьо — Магро в обнимку, так начинаются сюрпризы."

— Слушай, — сказал он мальчишке. — Во-первых, выпрямись; во-вторых, улыбку для меня тянуть не обязательно, говори по-человечески; в-третьих, спроси у Кайте молока и принеси ко мне домой, да и еще пусть своей травки для чая даст. Ты же запомнил, где я живу? Понял?

Мальчишка утвердительно кивнул и помчался к трактиру.

— Эй! — крикнул Одрик ему вдогонку. — А звать-то тебя как?

— Семруг, просто Сем.

Одрик вошел к себе домой. Нет, уже не к себе, все было переставлено, передвинуто, по так называемой гостиной (бывшей кухне) туда — сюда носилась куча людей, сметая все на своем пути. Несчастный кухонный столик вытащили на середину, где-то отыскали доски и положили на табуретки, на потертый диванчик накидали подушек (откуда только их взяли), чтоб было повыше сидеть. В камине уже разгорелся огонь, но жарко было и без него. Самое неприятное, что Рор уже нашел пиратский ром. Ром Рор и из-под земли достанет, и уже бутылка совершила первый круг. Самый младший и любопытный, Сор, вытащил из шкафа медную трубу, похожую на подзорную, и хотел выяснить у Одрика ее назначение, но Одрик почти зло вырвал трубу из рук. Взял Лотти за руку и увел наверх, где под двускатной крышей были две маленькие комнатки. В одной стояла его кровать, это была его спальня, другая было спальня его матери. Там много лет ничего не трогалось, оставалось как в ее последний день. Одрик с Лотти присели на его кровати.

— Я предполагал, что примерно как будет, но надеялся на лучшее. Тебе наверно нужно отдохнуть после всего?

— Не наверно, а точно нужно, — ответила Лотти

— Это моя кровать, можешь тут располагаться. В комоде должно быть чистое белье. Обо мне не переживай, я сам редко до нее дохожу, обычно сплю внизу на диване. Давай, я принесу тебе поесть прямо сюда, чтоб тебе не сидеть в этом гвалте. Хорошо?

— Конечно, хорошо… А что это у тебя? — она спросила про медную трубу, которою Одрик сжимал в руке.

— Это я хотел подарить одной маленькой девочке. И не успел.

— Она куда-то уехала? Далеко?

— Очень далеко, за черту… Посмотри вот сюда, в этот глазок, как на звезды смотришь, и покрути. Видишь? Видишь цветные узоры? Крути еще. А если зажечь свечу и смотреть на нее сквозь эти узоры будет еще красивее, они будут переливаться. Ладно, отдыхай, я сейчас принесу чего-нибудь.

Одрик вышел на лестницу, часто заморгал глазами, чтобы прогнать слезы и спустился вниз.

Братья, и не только они, не стали церемонится и уже вывалили все на стол. Одрик порезал сыр кусочками, сделал яичницу с куском окорока, нашел целую и чистую тарелку, такие еще встречались в его хозяйстве, хлеб ломать не стал, забрал лепешку целиком, потом оглянулся, взял еще и мармеладки и вернулся к Лотти.

— Если бы не эти узоры, я бы, наверное, уже уснула.

— Поешь чего-нибудь, а потом спи, — Одрик скинул всё с тумбочки и поставил перед Лотти. — Я сейчас вернусь, чаю надо вскипятить.

— Не стоит, я уже засыпаю.

Внизу уже ждали только его, но после такого содержательного завтрака Одрик больше ничего не хотел. Чайник уже закипал, когда я дверь постучались. Наконец-то Сем дошел до его дома. Одрик открыл дверь, и столкнулся с Кайте.

— Кайте!?

— Я ведь не перепутала дом?

— Нет, нет, заходи. Сем тебе все передал?

— Все слово в слово. Держи.

Одрик заварил травяного чая. Долго искал чашку, взял одну странную, неизвестно откуда взявшуюся, налил себе чайку. В углу, именующемся кухней, его ждала Кайте, молоко она принесла в том же самом графине с цветочками. Сейчас он стоял на подоконнике.

— Чайку не желаешь?

— Желаю.

Одрик отдал ей свою чашку, а себе взял первую попавшуюся.

— Зачем ты его сюда принесла? — спросил он про графин. — Мне так нравится, когда он у тебя в руках. Завтра пришли Сема, я его отдам обратно.

— Да я сама зайду

— Заходи, пожалуйста. Но завтра меня можно не застать, мы с сестренкой пойдем в ратушу.

— Так она все-таки сестренка?

— Да, а кого ожидали?

— Народ всякое говорит.

— Слушай больше, что народ говорит.

— Я спросить тебя хотела…

— Спрашивай. Только давай пойдем в лавку, или в мастерскую, а то от компании шума, как от стада хвачиков.

Они прошли в саму лавку, а потом в пристройку.

— Смотри, — сказал Одрик, — мои стекляшки. Видишь, сколько цветов могу сделать! Выбирай любую, какая нравится.

В ящиках и просто на столе была россыпь цветного стекла всевозможных форм и расцветок.

— Я возьму этот, синий … (он не расслышал, как был назван осколок). Ты ведь тоже любишь синий.

— Синий цвет большая редкость, его трудно получить, я его очень долго добивался.

— Ну не самая большая редкость в природе, твой синий.

— А что еще реже его бывает?

— Как что? — глядя ему в глаза, произнесла, — Шоколад, например.

Одрик покачал головой:

— Нет, это не редкость. Вот получу наследство бабушки Эфри и куплю этого шоколада. Редкость то, что ни за какие деньги не купишь. Вот твои косы, например. Не тяжело таскать это на голове?

— Ты бы еще Великую Властительницу спросил: не тяжело ли ей таскать корону?

Кайте вынула какую-то потайную заколку и выпустила косы на свободу. Они сползли вниз золотыми змеями, едва не касаясь пола. Да, зря он так, не подумал, что не так уж проста эта крестьянка. Будь хоть крестьянка, хоть властительница, да хоть сама богиня, она все равно женщина. Одрик взял в руки косу и погладил ее, действительно, как будто он поймал в руки пылающий луч.

— Вот это настоящее, это не подделать и не купить.

И он увидел взмах ресниц, густых и золотистых, и опять эта вспышка, как солнце между облаками, и снова они медленно опускаются, как листья осенью облетают. Когда-то что-то подобное уже было, или оно ему только приснилось?

— Да, я спросить хотела.

— Спрашивай.

— Твой полковник, он настоящий?

— Ну, какой же он мой?

— Твой он, твой, что-то ему от тебя надо. Нужен ты ему.

— А ты откуда знаешь?

— Вижу. Итак, он — настоящий? То, что он говорит — правда?

— То, что он говорит дважды правда, а может и трижды. Я ему верю больше чем себе.

— Даже так! Заболталась я с тобой, меня наверно уже ищут. Это ты у нас теперь богатый титулованный наследник, а мы уж как-нибудь так.

— Кайти, ну зачем ты так?

— Разве то, что я сказала не правда?

Она резко повернулась, и ушла. Ее коса еще оставалась в руке, но как выдрессированная змея уползла вслед за хозяйкой. Вот, еще ничего из наследства не получил, а уже неприятности. За что, спрашивается? Ну, от Кайти то за что? Хотя …. Его размышления прервал дверной колокольчик. Клиент! И в такое время, просто удивительно. Одрик спешно запихнул коробку со стекляшками вниз. Вынырнул из под стола, и оказался нос к носу с клиентом, солидным мужчиной уже почтенного возраста, неместным. Нос у него был еще более солиден, чем он сам.

— Это правда, что там написано, асса?

— Чистейшая правда, любезнейший….

— Мэтр, молодой человек, зовите меня мэтр, — и вонзил в Одрика такой взгляд, просто пробуравил его своими маленькими глазками.

— Любезнейший мэтр, что Вам угодно?

— Так молодой асса и есть хозяин?

— Да, я сам хозяин?

— А что ж родители?

— Я сам по себе…. Мэтр меня допрашивать изволит, или заказ сделать собирается?

— Извините, асса, кое-что вспомнилось, наверное, показалось, — и еще раз исследовал его внешность, просто носом своим обнюхал. — Итак! Я слышал кое-что о снах на заказ, но, откровенно говоря, не поверил. Что, действительно можно увидеть, что пожелаешь?

— Да, действительно, все что было, и даже того чего никогда не было.

— Я тут проездом, меня в Каравач привели дела. Случайно проходил мимо, дай, думаю, зайду. У вас в Караваче совершенно нечем заняться вечерами.

— Да, Вы правы, сейчас у нас не сезон. Вот приезжайте на летом ярмарку….

— Обязательно воспользуюсь вашим советом. А сейчас мне бы хотелось побывать на водах, хотя бы во сне.

— Но я никогда сам там не был, я не знаю….

— Не беда, я все расскажу. На юг от столицы в горах есть удивительное место, город Джогимп — Лотт, что на наречии местных эльфов означает "серый короткоухий хвостатый наследил", короче, чей-то там след. Но эльфы покинули это чудное место. Там, честно говоря, нечего делать, только наслаждаться прелестями жизни. Безумной красоты горы, покрытые роскошным лесом, уступами спускаются в долину. По склонам сбегают водопады целебной воды, излечивающей даже в самых безнадежных случаях. Вода собирается в каскад озер, в которых купаются юные красавицы, и пока они там плещутся, они так и остаются юными. Ну, ни рай ли? Поэтому и местное население весьма радушно и приветливо. Я достаточно подробно все объясняю?

— Вполне, а Вы там что-то будете делать?

— Почему что-то? Я же сказал, наслаждаться всеми прелестями жизни, что можно себе позволить. Это… значит, эльфийскую гостиницу с видом на озера, слуг, пожалуй, много не надо, парочку — и хватит.

— А как же юные купальщицы?

— Тех, наверно, тоже парочку — будет достаточно. А знаешь, давай еще одну. А бутылочку в сон тоже поместить?

— Можно. Вы что предпочитаете?

— Кьянто.

— Сколько?

Мэтр задумался, посчитал, загибая пальцы.

— Бутылочек эдак восемь, это возможно?

— Хоть восемь бочек, это же ваш сон….

— Во-о-от! — мэтр даже шмыгнул своим носом в предвкушении удовольствия. — И во сколько обойдется?

— Пять марок.

— О? Пусть будет пять, посмотрим.

Мэтр расплатился, получил свой флакон и уже направился к выходу. У самой двери он остановился:

— Асса, простите, но все же… Я не мог Вас где-то раньше встретить?

— Нет, я никогда в сознательном возрасте не выезжал из Каравача.

— Простите еще раз, но я могу переговорить с кем-то из ваших уважаемых родителей?

— Нет, при всем моем желании, УЖЕ не можете.

— А-а, даже так, — мэтр вздохнул и вышел в мрачный каравачский вечер.

"Странный какой-то", — подумал маг — "Что он во мне искал? "

Одрик вернулся в дом и ужаснулся тому, что там творится, дым столбом это далеко не то. И столб тот давно свалили и изрубили на кусочки.

— Эй, вы, кошмарики, как вас еще родители терпят?

— Это мы их терпим, — хором последовал ответ.

В этом хоре чуть не потонул звонок на двери лавки. Надо же, опять кто — то? Маг снова бросился к своему рабочему месту. Когда он увидел на пороге саму пифию Карву, то остолбенел, этого он никак не мог представить. Карва выглядела не очень, даже более чем не очень. Возле прилавка пифию слегка пошатнуло. Одрик подал пифии руку, она конечно не юная особа, но совсем не дряхлая старуха.

— Чем обязан, смиз Карва? Никак не ожидал увидеть Вас в своем заведении.

— Я пришла просить об одном одолжении.

— Меня? Для Вас все, что смогу, почтенная смиз Карва.

— Я сейчас все расскажу, — пифия оперлась на прилавок, чтобы отдышаться.

— Подождите секундочку, смиз Карма, — сказал Одрик, выскочил в дом, подняв пару недорослей, нашел самый приличный стул в своем хозяйстве и уволок его в лавку. Усадив Карву приготовился слушать.

— Одрик, выслушай меня очень внимательно, не забудь ничего.

— Как можно, смиз Карва.

— Я мне скоро придется уйти за черту, и я прошу тебя сделать одно дело, мне самой уже не дожить. Летом на ярмарку приедет один человек, Юммит Кнон. Ты его помнишь, он снимал у тебя пристройку под склад.

— Да помню, всегда в перчатках, высокий, немного чудной. Но, смиз Карва, что с Вами? Вам рано умирать.

— Умирают не рано и не поздно, а когда настанет твой черед, — сказала она и закашлялась. Пифия прикрыла рот платком, но на нем все равно были видны пятна бурой крови. Это чахотка, она-то и свела в могилу мать Одрика. Но чахотка измывается над человеком долго, иногда годами, а смиз Карва еще недавно была совершенно здорова, а уже умирать собирается.

— Смиз Карва, как же так?

— Вот так, молодой человек… Но я не за жалостью сюда пришла. У меня к тебе есть просьба, вот этот медальон передашь Кнону. Передашь, во что бы то ни стало. Ты меня понял?

— Да, конечно.

— Держи. Ты же знаешь, желание уходящего за черту — закон!

— Да, смиз Карва, обязательно передам.

— Я сейчас отдохну и пойду домой.

— Давайте я Вас провожу. К тому же в такое время, темень сплошная за окном.

— Нет, нет! Я специально ждала темноты, чтобы меня не увидели. И не надо, чтобы нас с тобой видели вместе. Вот еще немного передохну и пойду….

Вдруг пифия переменилась в лице, голова запрокинулась, глаза закатились, она стала дышать часто — часто… Одрик растерялся, не знал что делать. Но она выпрямилась, замерла, уставилась остекленевшими глазами в точку позади мага и начала бормотать, а потом не своим голосом на распев заговорила:

Пифия смолкла, по ней проходила мелкая дрожь, лицо покрылось потом.

— Эй! Кто там за дверью, не прикидывайтесь, я знаю, что вы там. Сор, выходи.

Вообще-то надо проявить изрядную глупость, чтобы надеяться спрятаться от мага за дверью в его же доме.

— Сор, кто там с тобой еще?

О! Да Сор, однако, с девушкой. Оно не удивительно, есть с кого пример брать.

— Простите, асса Одрик, мы не хотели Вам мешать.

"Вот это новости! "Вы" от девицы сопливой, это когда я успел так постареть? "

— Не хотели мешать, так помогайте. Полотенце найдите. Сор, и братца там кликни.

Не-е, девчонки соображают куда быстрее, потому что свежее (что удивительно) полотенце было быстро найдено, и Одрику было, что подать пифии, а Рора все еще приходилось ждать. Ну конечно, они втроем прибыть изволили, в своем обычном "боевом" порядке Р — Л — С.

— Рор, проводите смиз Карву домой, она не здорова. И сами заодно проветритесь.

Пришедшая в себя пифия повернулась к братьям, они все как по команде выразили ей почтение.

— Молодые люди, не надо чтобы меня видели с Одриком, и что я была в этом доме, тоже никому знать не надо.

Рор решил, что его и Лора для эскорта вполне достаточно, а Сора оставили на хозяйстве.

Одрику было уже достаточно впечатлений за сегодняшний день. Он запер дверь лавки, кому надо с черного входа зайдет, вернулся в то, что недавно называлось его гостиной, раскрыл все, что можно раскрыть, чтобы дом проветрился. Радостно ворвавшийся ветер принес весть о приближающемся снеге. Маг сдернул с головы плетеный ремешок, ветер лихо подхватил его соломенные волосы, перемешал их. Ветер испугался, но тут же вспомнил, что он — ВЕТЕР, и решил не покидать дом, в который его так любезно пригласили, раскачивал занавески, раздувал угли камина, гонял мусор по всему полу…

Девушка, с которой был Сор, обиженно надула губки, она вроде собралась убрать последствия посиделки, а ветерок забавлялся с ними как с игрушками. Мастеру снов тоже вздумалось развлечься, в документах цвет у него стоял голубой, следовательно, можно поиграть с воздухом. Да и не нужно здесь ничего особенного, это же не гроза над городом, и не ливень в горах, это легкий домашний сквознячок. Одрик пустил его по всему полу воронкой, порыв ветра облетел все углы и собрал в себя весь мусор и пыль, сжал этот кулек потуже, вылетел с ним на улицу и выплюхнул все в глубокую лужу. "Молодец", — маг похвалил ветер, — "какой ты у меня сообразительный! "

— Хоп! И — порядок, — улыбнулся хозяин.

— Спасибо, асса Одрик, как здорово у Вас это получается.

— Обращайся в случае чего. Сор, ты мне не объяснишь, почему твоя девушка меня на "Вы" называет, постарел тут с вами что ли?

— Одри, а ты разве не узнаешь? Это же Маари.

— Как? Маари?!

Это была одноклассница Шайми, неужели столько времени прошло. За пять лет так выросла. Ну да, ему тогда было четырнадцать, чуть-чуть не хватало до совершеннолетия, а теперь уже девятнадцать… А Шайми было бы уже тоже четырнадцать.

— Маари, неужели это ты? Да, ты времени зря не теряла. Росла усиленно в нужных местах. А всего четырнадцать ларийских лет[57]….

— Мне уже пятнадцать, я была на год старше Шайми.

— А Шайми всегда будет девять…

— Мы помним, весь наш класс помнит Шайми. И Вас мы помним… тебя, ты тогда…

— Помните, говоришь? А вот я бы предпочел забыть, а не забывается…

Одрик поднялся наверх. Беспокоить Лотти он не хотел. Зашел в комнату своей матери, где не изменилось ничего, бросился ничком на ее кровать, обнял подушку, которая, как ему казалось, еще хранила ее тепло… Мама!.. Хотелось заплакать, но ему сегодня уже напоминали, что он большой мальчик, а большие мальчики не плачут.