Маньякой

Глава 8

Отсек С-24 встретил нас глухим холодом – не температурным, а чувственным. Воздух тут, в отличие от остальной базы, был обновлён совсем недавно. Улавливались ноты озона, фторопласта и слабого технического спирта. Всё, как в операционных – стерильно, жёстко, как будто сейчас кто-то будет вскрывать не тело, а саму правду.

Помещение оказалось небольшим. В центре – массивная, окутанная сегментированной арматурой арка – как раскрытая пасть многослойного чудовища. Внутри – горизонтальная платформа, выдвигаемая и поднимаемая в нескольких плоскостях. В стенах – экраны, панели, одни активные, другие – законсервированные, но с лампочками ожидания. За стеклом – стойка оператора и пульт управления, весь покрытый стикерами с шутками на немецком и паролями, написанными ручкой прямо по пластиковой панели.

Йео подошёл к терминалу, вставил ключ-карту, набрал короткий код, дождался сигнала подтверждения. Ни одного слова – будто мы оба знали, что тут разговоры мешают. Он только бросил:

- Можете ложиться. Сеанс займёт двадцать минут. После расшифровки образов – ещё столько же. Обработка идёт на изолированном нейроинтерфейсе, ничего в сеть не уходит. Можете не волноваться.

Только усмехнулся. Интересно, есть ли ещё хоть кто-то на этом свете, кто в эту лабуду поверит? В сеть он всё сами сольют, так что изоляция от неё – это так….

- А и не волнуюсь, – ответил совершенно честно, учитывая принятые предварительно меры.

Лёг. Поверхность жёсткая, но не давит. К телу начали подстраиваться микроизменения рельефа – как будто платформа запоминала форму тела. Над лицом – полупрозрачная линза, сквозь которую виден потолок. Внутри него – матрица сенсоров. Чутье инженера отмечало: технология устарела, но всё ещё способна творить чудеса. Особенно с хорошим интерфейсом и честными руками. Да и не за новинками сюда ехал, а по весьма прозаичному и практическому делу.

Машина запустилась. Потолок погас.

Остался только внутренний свет. И звёзды.

***

Они вспыхнули не сразу. Сначала – чёрный бархат. Потом – пара точек. Потом больше. Густая россыпь, как будто кто-то пролил алмазную пыль по атласу неба. Звёзды – не просто картинки. Это были воспоминания. Потому что помнил это небо. Оно было настоящим. Не нарисованным. Не придуманным. Слишком сложным. Слишком точным. Но главное с привязкой по времени.

Попытался вспомнить – поворот головы, угол обзора, ощущение веса, слабый люминесцентный ореол в нижнем секторе зрения – будто защитное поле или индикатор состояния жизни. Всё это – воссоздавалось. Мозг давал образы, томограф – собирал. Мой внутренний космос превращался в трёхмерную звёздную карту.

И тут… одна из звёзд моргнула.

Совсем слегка, но не так, как должны мигать звёзды. Всплеск. Артефакт? Или… маяк?

- Скан завершён, – голос Йео прозвучал откуда-то сбоку. – Поднимаю платформу.

Сел, чувствуя, как дрожат пальцы. Лёгкий озноб. Это не от холода. Это от узнавания.

На экране передо мной – сетка сферических координат, пересчитанных в универсальные по звёздным каталогам. Уже наложено программой сопоставление с реальными базами.

- Вы были... – Йео чуть подался вперёд. – На обратной стороне Луны?

- Что?

- Вот. – Он ткнул в один из секторов. – Примерное совпадение звёздной картины. Есть расхождение, но из-за преломления искажений атмосферы. Это снято без атмосферы. Без загрязнения. Как из глубины космоса. С перспективой… скажем так, ближе к Луне.

В тот момент смотрел на экран, но не видел. Видел – её. Ту капсулу. Керамическую. С рунными выемками. Где-то под пылью, под грунтом, под миллионами лет одиночества. И ста семидесяти двух летнюю девушку, что туда уложил.

- Значит, не сошёл с ума… – сказал почти шёпотом.

Йео не ответил. Он смотрел на экран как технарь, как человек, которому не нужно понимать контекст, чтобы осознать нечто странное.

- Тут ещё… – он ткнул в другой сектор. – Странное поле данных. Не зрительное. Скорее… ощущение? Ваш мозг во время скана выдавал периодические выбросы синестезии. Как будто в момент наблюдения вы воспринимали небо как… запах, вкус, даже текстуру.

- Неудивительно, – хрипло сказал. – Это был не просто вид. Это было место. Потому что жил там. Или умер. Или и то, и другое, – закончил, чувствуя, как в глубине висков нарастает отзвук той самой дрожи, которую ещё никто не описал словами, но каждый инженер ощущает при контакте с невозможным.

Йео молчал. Только угол его губ дрогнул, как у человека, который услышал слишком много, чтобы спорить, и слишком мало, чтобы поверить. Он встал, коротко покопался в панели и протянул мне плоский модуль – прозрачный, с внутренней голографией.

- Ваше. Тут только визуал. Нейросигнатуры, ощущения, синестезию – не копировали. Как и договаривались.

Врал он как дышал, так что сделал вид что поверил и потому согласно кивнул. Убрал модуль в нагрудный карман, где он, казалось, сразу утонул – лёгкая, почти невесомая вещь, но с таким весом информации, что любой жёсткий диск в подвалах Мунцинга сгорел бы от стыда. Выходя из отсека, бросил взгляд назад. Пастью чудовища снова сомкнулись створки – готовые принять следующего довольно редкого гостя.

Створки отсека С-24 сомкнулись со щелчком. Не громко, не зловеще. Но окончательно.

Молча достал модуль из кармана и аккуратно вставил в порт локальной станции. Пара секунд – данные начали распаковываться. Визуальный слой подгрузился, звёздная карта развернулась на боковом экране, но её даже не смотрел. Всё внимание – к инфопотокам, с которыми шёл модуль. Пульсация сигнала, пинг в неизвестный диапазон, паразитный шум – слишком чисто.

Слишком.

"Значит пробили", – сделал вывод из того что видел. Быстро. Вероятнее всего готовились заранее и примерно знали зачем. Значит – заказ. Интересно, интересно, кто это у нас такой любопытный? Прямых врагов нет, значит государство. Учитывая наши натянутые отношения с ФБР после Колумбии, вероятнее всего они. У них и инструментов надавить достаточно, тем более бизнес нелегальный и многим про него известно. Но сами они в эту историю не полезут. Зачем. Местные сами будут всё делать, чтобы не портить отношение с такими людьми.

Пальцы, не дрогнув, вытащили модуль. Лишние секунды – роскошь. Всё, что здесь было – уже скомпрометировано. Теперь у меня оставался один путь. Тот, который сам себе запретил до времени. До необходимости.

Призвать её.

Снова встал. Повернулся к нише в углу. Тонкий шкаф, больше напоминающий реквизит театра – но с голографическим замком, которым никто бы не пользовался без надобности. Прикоснулся к центру – кончики пальцев чуть щёлкнули от слабого напряжения. Модуляция пошла. Шёпотом, почти не дыша, произнёс:

– Аркан малый. Четвёртая сигилла. Микото. Активация.

Всё можно было сделать и мысленно, но вот ахотелось….

Свет погас. В помещении стало на миг совсем темно.

И затем… вспыхнул огонь.

**

Она появилась, как всплеск на глади чёрного зеркала. Сначала – только огненная лента, вращающаяся спиралью. Потом – фигура. Девочка. Лет двенадцати, может тринадцати. В рыжем платье, как будто выточенном из кованого света. Волосы – цвета огненного опала, пульсирующие оттенками жара. Глаза – золото с чернотой, слишком серьёзные для детского лица. Гибкое, чуть кошачье движение, словно гравитация для неё – рекомендация, а не закон.

И – тишина.

Только статическое потрескивание, едва слышное.

- Костас, – сказала она негромко, по имени, не как программа – как девочка, которая ждала его слишком долго. – Активна. Задача?

Спокойно посмотрел ей в глаза.

- Выжечь. Всё. Инфраструктуру, логи, технику. Следы. Пусть никто не узнает, кто точно здесь был. Никто.

- Принято. Уровень разрешения?

Секунда. Видел, как на ней проявляется тонкая кривая линия. Мой личный резерв, малый аркан, созданный просто так, без цели, проверить, а возможно ли. Сам её создал. Ну, вы понимаете, как. Сам подбирал силы и выложился по полной… четыре звезды. И естественно знал, что рано или поздно придется нажать на спуск.

- Разрешение максимальное. Полное.

- Поняла.

***

Первый разряд произошёл ещё до того, как закончил выдох. А потом следом ЭМИ удар.Микото исчезла с места. Тело её стало сияющей чертой, пронзившей коридор, в котором стояла станция распределения питания. Одним движением она протянула руку – монета мелькнула в воздухе, закрутившись… и "исчезла", оставив только след воздуха, который мгновенно вспыхнул.

Удар пришёл через три десятых секунды.

Металлический пол поднялся, словно стал жидким. Вспышка рейлгана сожгла не только стену – целую секцию вывернуло, как от ударной волны. Шум – выше звукового барьера, стекло пошло паутинкой, потом рухнуло, сигнализация захлебнулась.

Ответная реакция пошла мгновенно. Из трещин в стене открылись камеры. Сетки подавления, уже знакомые по тому дню в городе, выстрелили модули заморозки поля. Электрошоковые импульсы, блокаторы метрики, микроволновые стабилизаторы – вся промышленная магия, вся арсенальная начинка против сверхов.

На обычного сверха – сработало бы. На неё?

Три раза ха!

Она выпрямилась в воздухе, зависнув. Барьер Лобачевского – прозрачный, но ощутимый, искажал свет как под водой. Один из шоков – отразился обратно, ударив в панель слева. Второй – исчез в искре. Она шагнула вперёд – и мгновенно исчезла, оставив после себя только треск, как при разряде трансформатора.

Короче, мне здесь делать было нечего. Отзову в колоду и с расстояния. Пусть резвиться.

- Только не умирай, – прошептал ей в спину и двинулся на выход.

***

Следующий её рывок – в сердце сектора управления.

Шестеро. Полная броня. Усиленные подавители, щиты. Они успели выстроиться. Один дал очередь. Другой – выброс грав-импульса. Но всё это – как воздух. Она была везде и нигде, и в каждой точке за долю секунды.

Монета – снова в руке. Снова пуск. На этот раз – двойной выстрел. Одновременно вперёд и назад.

Коридор рухнул.

Стены – вспухли от давления, потоки пыли, искр, жара – как дракон вдохнул и выдохнул за миг. И в центре – она.

Целая. И даже не вспотевшая.

- Техники ликвидированы. Узлы – разрушены. Надо сжечь архив.

Она кивнула в такт своим мыслям. Направилась вглубь – туда, где были серверы. Секунда. Другая.

И – огонь.

Чистый, белый, как электрическая плазма. Ни дыма, ни горения. Только испарение материи. Только свет, за которым не видно – ничего. Даже теней.

Уже через полминуты после того, как Костас исчез в одном из боковых шлюзов, Микото осталась одна.

Совсем. Без наблюдателя. Без контроля.

И это было… прекрасно.

Она стояла посреди зияющего пролома, где раньше был серверный отсек. Ноги – на краю ещё не осевшего пола, волосы шевелились от пульсации остаточной ионизации воздуха. Где-то внизу трещала сыплющаяся обшивка, по шахтам вентиляции катилась жара. Всё живое – уже убежало. Всё мёртвое – ещё не понимало, что оно уже мертво.

- Игра началась, – прошептала она почти весело.

Секунда – и исчезла, растворилась в воздухе. Только треск. Только искра на полу. И гудение перегорающего кабеля там же.

***

Она появилась в другом крыле – ближе к хранилищу оборудования. Автоматические турели – старого образца, но с исправной логикой, среагировали мгновенно. Захват цели. Подсветка. Огонь. Всё стандартно.

Выстрел. Выстрел. Выстрел.

Микото вытянула руку. Один щелчок пальцев – и всё электрическое в радиусе шести метров вывернулось наружу. Турели, мониторы, даже дверные сенсоры – вспыхнули, как спички, скручиваясь вовнутрь. На одну из стен осыпался шлак от сгоревшего вентилятора, за которым кто-то, судя по дыханию, прятался. Микото наклонилась, вслушиваясь.

- Тихо-тихо, – прошептала она. – Я же не монстр. Просто… меня попросили прибраться.

И всю стену с вентшахтой – прорезал горизонтальный плазменный луч. Тонкий, как волос. Ослепительный. Мгновенный.

За стеной больше не было ничего.

***

Через девяносто секунд после начала атаки, боевая группа “Лемура” спустилась в сектор С. Восемь человек. Полное экранирование. Барьеры подавления. Мобильные мини-ЭМИ с направленным импульсом. Они шли с тактическим сканером, и первым словом командира было:

- Это что за дьявол тут устроил плазменный ад? Поджигатели? Нет, жар выше.

Затем:

- Зафиксировать цель.

И тут сканер – завыл.

Микото стояла прямо посреди зала. Одна. С монетой в руке. Смотрела – на всех. С интересом.

- Девочка?! – взорвался один из них. – Это, сука, розыгрыш?

И в этот момент она выстрелила.

Рейлган ударил не в них. Он ударил под них. Пол – вывернулся, как будто скрученный ковёр, сбив с ног половину группы. Вторая половина только потянулась к подавителям, но поздно.

Барьер Лобачевского сделал шаг вперёд вместе с ней – и простая геометрия ломалась. Пули не долетали. Энергетика – отклонялась. Один бросил гранату – она исчезла в воздухе, а затем выпала из потолка прямо ему на спину. Взрыв был негромкий, но достаточно сильный, чтобы разметать остатки в стороны.

Микото шла сквозь пламя, не торопясь.

– Вы же вроде взрослые. А так себя не бережёте. Плохо, – произнесла она.

Щелчок. И их броня – перестала быть бронёй. Стала катушками, панцирем, мешающим дышать. Их доспехи начали плавиться изнутри, пока один не взмолился:

- Мы сдаёмся! Что ты хочешь?!

Она не ответила.

А просто посмотрела вверх. И – выстрелила вертикально.

Сектор над ними – сектора B и F – вспыхнули.

***

Через три минуты в штабе наверху всё зависло. Связь с нижним ярусом оборвалась. Сканеры отказывались фиксировать цель. Камеры – давали только зарево, искажения и физически невозможные углы.

Командование отдало приказ:

- Протокол “Янус-5”. Блокировка шахт. Герметизация уровня.

Но было поздно.

На одной из камер успели зафиксировать маленькую девочку, в пламени, шагнувшую к камере… и пальцем нарисовавшую на ней – улыбку.

***

В это время – внизу – горел весь сектор. Кислород уходил. Металл плавился. Информация исчезала. Следы, обрывки, модули, блоки – всё, что можно было стереть, Микото уничтожала с изяществом катастрофы.

Пританцовывая. Иногда паря в воздухе. И отрезая прошлое – точно и весело, как только она умела.

***

В это время наконец взошёл на борт самолёта и Мику тут же отдала приказ на взлёт и заработали турбовинетляторы встроенные в крылья, и он медленно, но уверенно стал подниматься вертикально вверх. Наконец уселся в кресло и позволил себе выдохнуть. Не потому что всё закончилось, а потому что теперь от меня ничего не зависело. Всё своё уже сделал.

Окно кабины обрамляло вид с высоты: внизу, как язвы на коже земли, проступали кратеры дыма. Иногда – оранжевые вспышки, словно кто-то снизу прожигал небо. Пару раз даже казалось, что из-под земли дернулся язык пламени, как будто сама геология решила покашлять.

Микото. Веселится.

Пусть. У неё это получается по-особенному. С этой мыслью откинулся глубже в кресло. Самолёт, ворчливо урча турбовинтами, набирал курс, переходя в горизонт. Мы уходили. А внизу…

***

Микото.

Она шла по центральному тоннелю, где раньше находилась линия контроля доступа к ярусам G и H. Металлические створки, дублирующие турникеты, световые сенсоры – всё ещё активное. И всё – неизбежно сгорающее.

В этот раз она даже не стреляла. Просто вытянула руку вперёд – и из кончиков пальцев побежали тонкие дуги. Не как молнии – как хирургические инструменты, точно выверенные. Они впивались в обшивку, врубались в короба, втыкались в панельки управления – и выжигали схемы изнутри, не оставляя даже остатков.

Сигналы тревоги пытались завыть. Система, где-то в глубине, ещё пыталась бороться: переключала питание, отключала узлы, сбрасывала кластеры – но всё было уже поздно.

Микото шла, как дирижёр, а плазма плясала по её нотам.

***

Очередная группа сопротивления появилась с фланга. Уже без бронетехники – её не успели поднять. Только мобильные модули "Наковальня" – тяжёлые, громоздкие, рассчитанные на деактивацию сверхов через частотные удары и имитацию абсолютной тишины в восприятии.

Микото остановилась.

Глянула на них – почти с удивлением.

- А вы новые, да?

"Наковальня" выстрелила: сферическое поле, гасящее частоты и сбивающее фокусировку. Внутри него даже шагать сложно – тело теряет чувство времени и вектора.

Но у Микото был барьер Лобачевского. Он не просто защищал. Он менял саму структуру пространства вокруг неё.

Она шагнула в поле. И – исчезла. Не как скорость. Не как свет. Просто – перестала существовать в видимой топологии. Через полсекунды – раздался хлопок. Потом второй. И третий.

Все три генератора рухнули, расплавившись. Они даже не поняли, откуда пришёл удар.

***

Внизу, ближе к архивам холодного хранения, куда никто не заходил годами, всё было уже во власти медленного пламени. Стены – копчёные, двери – повисшие, как рты с вырванными языками. Пол – от нагрева выгибался и трещал. Термометры в узлах показывали выход за шкалу.

Остались только глубинные архивы.

Где, возможно, хранилось что-то, что Костас не хотел доверить даже пыли.

***

Микото замерла. Перед ней – сплошная бронированная капсула. Последний, центральный узел.

Она вздохнула.

- Тут сложно будет – сказала она неизвестно для кого вслух.

Пауза. Глубокий вдох. И…

Щелчок. Взрыв.

Нет – не огня. Поля. Плазменное сжатие по фронту. Резонанс. Пространство на уровне капсулы начало трескаться, как стекло – по воздуху. Возникло ощущение, что сама реальность сползает по швам. Даже сенсоры камер, если бы они были живы, не показали бы это правильно.

Она сосредоточилась. Пальцы – в замок. Глаза – открыты. Волосы – вспыхнули алым.

- Пульс. Уровень тринадцать.

Вся секция – исчезла.

***

Теперь – всё.

Система отрубилась. Связь – ушла. Узлы – молчали. Даже аварийные датчики – не могли понять, что именно произошло. База больше не была базой. Только структура из обугленных коридоров и сгоревших кластеров.

Микото выдохнула. Пальцы щёлкнули.

Мир на миг дрогнул. И она исчезла.

***

В небе – самолёт продолжал свой полёт. Внутри – молча смотрел в потолок. В голове – тишина. Не пустота. Не страх.

Просто – завершение одного фронта. Как говорится, начало положено.

***

- И это всё, что у нас есть?

Агент Дженнифер Вэлс щёлкнула по планшету и перевела взгляд на экран, висящий на стене переговорки. На нём была застывшая картинка: расплывчатый кадр камеры наблюдения, как Костас Треш поднимается по аппарели к ожидающему самолёту. Спокойно. Без суеты. Без намёка на то, что под ним в это время начиналась огненная резня.

- Всё, – подтвердил аналитик с мятой рубашкой и усталым лицом. – По остальному – вообще ничего. Ни цифровых логов, ни съёмок внутри. Серверная – выжжена. Хранилища – испарились. Автоматические архивы безопасности… даже их оплавленные корпуса не нашли. Как будто кто-то топологически стёр место преступления.

- Поговорим про "кого-то". Кто у нас в описаниях?

Открылся следующий файл. Мозаика из отчётов.

- Цвет волос – огненно-красный. Иногда "светился", иногда "вспыхивал". Возраст на вид – от восьми до пятнадцати, в зависимости от очевидца. Рост – никто точно не знает. Кто-то клянётся, что она "висела в воздухе", кто-то говорит, что была босиком.

Одежда – что-то яркое, школьная форма, белое с золотым, вроде плаща…. Поведение – "улыбалась", "молча смотрела", "просто стояла". Никто не видел, чтобы она прикасалась хоть к чему-то руками.

Пауза. Кто-то тихо хмыкнул.

- Короче, ведьма из аниме, – подытожил младший следователь.

- Никто из выживших даже внятно не может сказать, откуда она появилась. Уровни и коридоры запечатаны. Все линии наблюдения – перегорели. Барьеры – не сработали. Сканеры зафиксировали одну гигантскую вспышку ЭМИ, потом – ноль. Пустота.

- Биологические следы?

- Отсутствуют. Ни слюны, ни пота, ни волос. Даже клетки кожи – нулевой фон. Как будто внутри был пылесос по уничтожению ДНК. Всё, что уцелело – вот:

Он нажал на пульт. На экране – стоп-кадр: дверь самолёта. На трапе – фигура в костюме.

- Костас Треш. Чёткая визуализация. Единственная. Улетает через девять минут после первого энергетического всплеска. Ни одного кадра, где он был бы внутри зоны поражения. Ни следа его голоса на записях. Ни записей его приборов. Он ушёл – всё началось после.

- И всё-таки… – агент Вэлс подалась вперёд. – Что он там делал?

- Ответ, – вздохнул аналитик, – "вёл техническую съёмку". Официальный запрос на доступ к старым картам с указанием цели – исследование структуры подземного комплекса. Допуск был получен через внешнюю подрядную контору, связанной с одним из консервационных архивов ЮНЕСКО. Всё – по форме. Открыто, документально, даже страховка на имя компании "Треш тех лаб". Он не врал. Он действительно только смотрел. Формально.

- А неформально?

- Неформально мы видим то же, что и в Колумбии. Присутствует на месте, но ничего не делает руками. После него – поле боя. Его записи – изолированы, аккуратны. И при этом каждый раз рядом появляется нечто… неописуемое. Формы. Силуэты. Существа. А он – просто наблюдает. Или уходит за мгновение до катастрофы.

- Паттерн устойчивый?

- Пока да.

Молчание затянулось. На стол опустились новые папки. Вэлс взяла одну, полистала. Пальцы замерли на справке.

- У него адвокат?

- Несколько. Но даже самый посредственный из них разнесёт нас в суде, если мы попытаемся надавить. Он нигде не нарушает закон. Ни в одном инциденте – не зафиксирован как участник. Он всегда уходит до. Или приходит позже. Или вообще не туда. Даже "Гелион", по последним утечкам, пока не уверен – какую карту он держит на руках. Они хотят его, но боятся прикасаться.

- Но ведь он что-то знает. Или… кто-то действует от его имени.

- Возможно. Но доказать это…

- Нечем.

Пауза. Кто-то из следователей в углу листал снимки из места инцидента. И вдруг:

- …Это он оставил?

Вэлс повернулась. Парень показал вырезку. На стене, среди оплавленного металла, был оставлен отпечаток ладони – как будто вдавленный в пластик, но не рукой, а электрическим зарядом.

Внутри – голографическая подпись. Неразборчивая. Слишком перегоревшая. Только первые три буквы: "MIK…"

- Нет, – пробормотала Вэлс. – Не он. Но… может, его.