Маньякой

Глава 15

С утра снова снится океан. Серебристые волны. Тот дом в Коста‑Рике. В тот момент стоял у окна с кружкой кофе, наблюдая, как серо-золотое утро Остина просачивается между каркасами нового комплекса. Всё выглядело… почти мирно. Почти.

Зашипел уведомитель – низкий, обволакивающий звук, который в здании ревиксовского уровня означал только одно: внешний протокол входа через защищённый канал. Не экстренный, но приоритетный.

Керн даже не повернул голову, просто прокомментировал:

- Ты кого-то ждал?

- Не совсем, – отозвался меланхолично. – Но подозреваю, кто это может быть.

Лифт щёлкнул замками, раздался тяжёлый шаг. Плавный, уверенный, как у человека, не впервые работает в зданиях с секретной допускной системой.

И вот в дверях появилась она – Лайя. Без пафоса, без вспышек, просто прошла, как человек, у которого есть доступ. На ней был облегчённый полевой костюм, не боевой, но всё ещё с налётом функциональности. Под правым плечом — знакомый диск с пульсирующим ободом. С тем самым светом, который всегда едва ощутим кожей, если стоишь рядом.

- Надеюсь, не помешала, – сказала она с полуулыбкой. – У вас тут вход как в консульство, но пропуск всё же сработал.

- Керн? – спросил, обернувшись и переведя взгляд на него.

Тот развёл руками:

- Сюрприз тебе. Она запрашивала разрешение на визит три дня назад. Я подумал – пусть будет неожиданность. Мы же всё ещё люди, не так ли?

- Иногда в этом не очень уверен, — пробормотал, уже подходя к Лайе.

- Ты одна?

- Сопровождение было, до центра. Дальше – по гостевому коридору. Всё в рамках протокола.

Она коснулась диска на поясе:

- Телепортироваться по-прежнему не умею, но вот перемещаться быстро, если есть доступ – это уже навык.

Она выглядела свежей – элементы костюма новой версии, светло-серого цвета, контрастировали с полуприглушённым светом восхода. Я не спрашивал, зачем. Она улыбнулась, подтолкнула меня в сторону двери:

- Всё ещё любишь парки? – спросила она, когда мы стояли у кофе-модуля на нижнем уровне, где открытая веранда стекалась в тенистую аллею Зилкера.

Согласно кивнул.

- Утром особенно. Здесь даже пыль кажется чище.

- Пошли тогда. Раз уж ужинать всё равно рано, а пыль пока не взлетела обратно в атмосферу.

У выхода охрана нас проводила только взглядом. Возможно, кто-то получил кодовое уведомление: "Субъект под сопровождением. Угрозы: нет." Или: "Посторонняя с разрешением от Керна". В любом случае, ни одного вопроса. Привилегия быть опасным и проверенным. Что поделать, мои сотрудники почти ничего не знают про то, какой на самом деле сверх их начальник.

Что поделать, если секрет знают двое, то его знает и свинья, как говорится. Вот и выставляю себя болванчиком, а в реальности в любой момент способный покинуть опеку, поскольку сам телепортер. Да и Мику возле меня не просто так, а, чтобы знать, что вокруг меня творится реально, а не только из докладов с нужной кому-то информацией. Да, она в контакте с несколькими моими малыми арканами, которые, так сказать, в поле. Но в любой момент готовые меня прикрыть, если что. Ведь, как уже сказал, реальные мои возможности, большущий такой секрет для окружающих и последняя линия защиты.

На улице воздух был плотным, но не душным — техасская весна держалась на грани между прохладной сухостью и неуловимым зноем, который вот-вот окутает весь город. Парк Зилкер раскидывался впереди, живой и слегка неуместный: слишком зелёный, слишком свободный в этом городе прямых улиц и бетонных намерений.

Мы шли вдоль дорожки, укрытой от солнца деревьями, которые посадили явно не местные – слишком ровные, слишком симметричные, словно их привезли из Европы в контейнерах и аккуратно посадили в просчитанную эстетику. Лайя молчала, потом обогнала меня на шаг и начала идти задом, как будто в детстве так же проверяла, может ли пройти, не споткнувшись.

- Ты как, вообще? — спросила она.

- Как человек, который за неделю подписал контракт на проект, сам толком не понимая, что именно теперь должен спасти, – ответил ей честно, прекрасно понимая, что всё что скажу так гораздо быстрее достигнет нужных глаз.

- То есть ты всё-таки согласился.

- Угу. Ну, не совсем "спасти", скорее… заново придумать. Хотя если честно, всё это звучит как какая-то сетевая афера.

- Про спутники ты?

Удивился, но не очень, что она знает, но потом вспомнил: в нашем мире информация не течёт – она просачивается. И если ты на её уровне доступа, то это не новости – это рабочая атмосфера. Всё-таки, она, как и предполагалось, скорее куратор или такой неформальный надзор. И тут вопрос, наши отношения они над, или под. Хотя и второй вариант интересен, особенно в постели.

- Ага. Система резервного запуска. Упорно пишется с заглавной буквы, будто это священное имя.

- Слышала, что проект мутный, – пожала плечами. – Но не в деталях. Ты ж у нас по железу, я – так, декоративный спецназ.

Естественно, усмехнулся.

- Вот именно. Поэтому странно, что тебе вообще это попалось.

- Один из старших по наблюдению обсуждал это вслух, думая, что не слушаю. Он вообще считает, что я реагирую только на ключевые слова вроде "теракт" или "нестабильный субъект". Но ты же знаешь, люблю и плохую драму.

Она снова пошла рядом, чуть ближе, чем позволила бы себе незнакомка. Без физического контакта, но с той плотностью присутствия, от которой невозможно отгородиться.

Глубоко вдохнул, размышляя в тот момент именно об этом.

- Проблема не в запуске. Не в спутниках. Не в резерве. А в том, что непонятно, что вообще хотят. Там в техническом задании одни отсылки, метафоры и конструкции уровня "предполагаем восстановление доступа к элементу, утраченному в результате деградации непредсказуемого происхождения".

- Что? – Лайя моргнула. – Это вслух кто-то сказал?

- Примерно так и звучало. Представляешь, просидел над документом три часа. И понял только одно: его писали либо идиоты, либо люди, которые прекрасно знают, что именно нужно, но не хотят, чтобы другие это поняли.

- А ты?

- А я должен это выполнить. Без понимания. Без логики. С кучей денег, но с нулевым доверием к формулировке. Придётся закладываться на риски, и судебные иски в дальнейшем. Так что работа будет скорее не над проектом, а над способом отмыть деньги. Хотя последнее скорее смешно, учитывая, что моя команда, моя без гарантий, и слив может быть где угодно.

Она хмыкнула.

- И почему ты всё ещё не сбежал в свою Коста-Рику?

- Потому что, если откажусь, за это возьмутся другие. А они просто поставят в небо ещё один полусломанный глаз, подсоединённый к магической инверсии, и назовут это победой. До первого сбоя. А потом уже трупы, санкции, а может, и апокалипсис. Короче, куча скандалов отставок, а меня как раз и привлекли, чтобы ничего такого не было, а бюджеты осваивались, лоббисты лоббировали и так далее, и тому подобное.

- Так что ты думаешь?

Мы свернули на мостик через небольшой канал, вода в котором была на удивление чистой, но, скорее всего, благодаря скрытому под насосами нанофильтрационному модулю.

- Думаю, это либо прототип передачи управления на случай катастрофы… – на этом запнулся. – Либо вторичная система запуска несуществующего объекта.

Она медленно покачала головой.

- Ты умеешь делать фразы ещё страшнее, чем политики.

- Спасибо. Стараюсь. Местами очень.

Мы подошли к скамейке, она жестом предложила – присесть. А я чё, я ничего. В ногах правды нет. Сели. Тени от листвы легли на асфальт, разбитыми пикселями.

- Ты не хочешь, чтобы я разобралась?

Посмотрел на неё с лёгким удивлением. Она это сказала не с наигранной бравадой, не как предложение "побить кого-нибудь", а как человек, который готов сделать шаг за тебя, если ты вдруг не вытянешь.

- Нет, – ответил ей. – Это не твоя война. Тут не про физику, не про силу, даже не про политику. Это… чужая архитектура. Кто-то выстроил логический лабиринт, чтобы мы думали, что проект о спутниках. А на самом деле – даже не знаю. Может быть, о подключении к сети памяти. Может – об имитации волевого управления. А может – об охранном протоколе, который нужно будет активировать в момент, когда всё уже рухнет.

Она ничего не ответила. Только смотрела на меня. Прямо. До глубины.

- Ты меня пугаешь, Трешь, – наконец сказала. – Потому что я вижу, ты это понимаешь. И собираешься сделать. Даже не до конца понимая, что.

- Ну а кто, если не я?

Вздохнул. Плечи опустились. Парк всё ещё был зелёным, ветер – тёплым, а мир – не менее безумным, чем накануне.

- Ладно, – проговорил спокойно. – Тогда, может, пойдём и возьмём себе лимонад? Мы же типа в отпуске. Краткосрочном

- Ты сказал слово "лимонад", – отозвалась Лайя. – Я слышала. Всё, поздно. Теперь тебя не отпущу.

Мы встали и пошли дальше. В этот момент поймал себя на мысли: да, проблема с резервным запуском спутников до сих пор не решена. Но, похоже, что-то важное всё-таки работает. Например, то, что теперь не один. Или то, что она всегда рядом, когда это действительно имеет значение.

А остальное – починим. Как обычно.

- Но что ты в реальности намерен сделать? – вдруг спросила Лайя, и вопрос этот прозвучал не как вызов, не как упрёк, а как что-то очень личное.

Словно она всматривалась не в меня, а внутрь.

Потому для начала просто замедлил шаг, глядя вперёд, где среди деревьев мелькнула тень белки или, может, просто солнечный отсвет на стволе.

- Ты слышала про мозговой штурм? – вместо ответа задал ей вопрос.

- Конечно, – подтвердила. – В фильмах часто мелькает. Комната, куча кофе, сто наклеек и кто-то с маркером у доски.

Усмехнулся. Приятно было, что не сделала вид, будто знает больше, чем есть.

- Ну вот, – кивнул. – Это только один из методов инженерно-технического творчества. Его ещё называют "генерацией идей" или "креативным подходом к решению структурно туманных задач". Но штурм – это по сути хаотичная атака на неизвестное. Иногда работает. Иногда приводит к абсурду.

- Это звучит как описание той самой системы запуска.

- Вот именно. И это, между прочим, не метафора. Они могли использовать такой же метод при разработке, и вот результат: у нас на руках документ, написанный так, будто его составили участники сессии после трёх бессонных ночей и при недостатке кислорода.

Мы шли дальше, и я, словно переключившись в другой регистр, начал перечислять, почти машинально, но с внутренним жаром. Для меня это была не лекция, а способ нащупать опору.

- Мозговой штурм – первый. Второй – морфологический анализ. Его придумал швейцарец по имени Цвикки. Представь: у тебя задача, и ты дробишь её на параметры. Каждый параметр – столбец. В столбце – варианты. А потом ты начинаешь строить сочетания. Например, если делать резервную спутниковую систему, параметры могут быть: "носитель", "механизм активации", "тип полезной нагрузки", "протокол связи", "энергопитание". И ты перебираешь. Допустим: воздушный шар + термобатарея + инфракрасная разведка + аварийный радиосигнал. Получается нечто неожиданное, но, возможно, жизнеспособное.

- То есть ты строишь матрицу безумия, – тихо заметила она.

- Именно. И в ней – может скрываться гениальное решение.

- А что ещё?

- Есть ещё TRIZ – теория решения изобретательских задач. Её вывел Альтшуллер, советский инженер. Суть в том, что в любой технической системе есть противоречие. Например: мы хотим, чтобы спутник запускался сам, но не хотим, чтобы он активировался случайно. Решение – снять противоречие. Например, сделать запуск только при одновременном выполнении трёх независимых условий, ни одно из которых не случится случайно. Или использовать явление, при котором только в определённых магнитных условиях открывается питание.

- Это уже похоже на твою магию, – хмыкнула Лайя.

- А магия – это тоже система. У неё тоже есть противоречия. Только они ещё и многомерные.

Вот тут замолчал на пару шагов. Солнце уже поднялось выше, но пока оставалось терпимым. По дорожке прошёл ребёнок на самокате, за ним – мужчина с бутылкой воды, потом женщина с планшетом, ловящая сигналы дрона-няни. Всё шло мимо нас, как будто мы были встроены в сцену, но не в сюжет.

- Ещё есть обратный анализ. То есть, берёшь результат – например, этот самый спутник – и задаёшься вопросом: что должно быть на выходе? И потом шаг за шагом раскручиваешь в прошлое: а как он туда попал? Как его туда подняли? А как включили? А кто дал команду?

- Инженерная реконструкция мотивации, – заметила Лайя.

- Да. Иногда работает. Особенно, если ты подозреваешь, что решение приняли задом наперёд. То есть, сначала захотели иметь влияние, а потом придумали, что для этого якобы нужен спутник.

Она посмотрела вбок, на пруд, у которого сидели утки. Потом снова на меня.

- И всё это ты собираешься использовать?

- Не лично. Мы наймём тех, кто специализируется. Заключим контракты с компаниями, которые умеют ставить хаос на поток. Они не будут заниматься спутником – они будут создавать варианты решения на основании гипотез. Мы дадим им начальные вводные: задачи, ограничения, даже те самые идиотские формулировки из ТЗ. А потом будем ждать. Потому что только из тысячи сырых идей можно выжать три, пригодные для моделирования.

- И это ты называешь планом?

- Это я называю единственным адекватным ответом на ситуацию, в которой ни заказчик, ни исполнитель не понимают, что именно заказано. Но при этом деньги уже выделены, сроки поставлены, а контроль будет максимальный.

Она наклонила голову, чуть прищурившись.

- Ты не пытаешься спасти проект. Ты собираешься его переизобрести.

- Именно. С нуля. Без опоры на бумагу. Потому воспользуюсь их мутью, чтобы запустить структуру, в которой у меня будет и творческий контроль, и экспертная сеть. И даже если проект в итоге окажется фальшивкой – он даст нам технический каркас, который можно будет применить в другом контексте. Ничего не бывает бесполезным.

- Например?

- Например, в системе экстренного реагирования для автономных регионов. Или в глобальной архивации памяти. Или в создании защищённого канала связи между сверхами, которые официально "не существуют". Много применений. Главное – использовать деньги, не разрушая себе карму.

Она кивнула. Мы снова вышли на открытую аллею, где начиналась зона цветущих кактусов. Лайя шагала рядом, чуть притормаживая, будто не хотела, чтобы эта прогулка закончилась.

- Ты пугаешь меня снова, – сказала она спустя минуту. – Потому что тебе всё это даже не кажется странным. Ты в этом живёшь.

- Потому что, если бы не жил, меня бы давно уже не было. Либо внутри бетонного куба, либо под пластом земли. А так – просто использую хаос как сырьё.

Она остановилась и, не оборачиваясь, произнесла:

- А ты уверен, что можно переизобрести систему, не потеряв себя?

- Нет, – ответил спокойно. – Но уверен, что не попробовать – это куда хуже.

Мы стояли среди света, теней и утреннего воздуха, пахнущего пыльцой и городом. У меня было ощущение, будто слова уже сказаны, а действие только начнётся.

– Ну что, лимонад? – спросил я.

– Теперь – два, – отозвалась она. – Мне нужен сахар, чтобы переварить твой мозговой марш-бросок.

И мы пошли дальше. Зато впервые чувствовал, как внутри медленно выстраивается схема. Не решение. Ещё не план. Но… что-то.

Что-то настоящее.

- И что, вот так – на уровне проектов – и закончишь? – всё-таки не выдержала Лайя, когда мы свернули в ещё одну тенистую аллею, где трава казалась вырезанной вручную, а деревья будто сами знали, как надо располагать тень, чтобы не мешать говорить.

Рефлекторно чуть замедлил шаг. Посмотрел на неё. Склонил голову, прищурился. Там, под этим её вопросом, не было наивности – скорее недоверие. И лёгкая ирония. Но и что-то похожее на тревогу.

- Нет конечно, – отозвался. – Мы же не фан-клуб PowerPoint, чтобы размахивать слайдами и расползаться по LinkedIn. Всё, что получим – идеи, гипотезы, принципы. Мы их превратим в "паяки". То, что инженеры называют прототипами на коленке. Кто-то соберёт модель из подручных материалов, кто-то проверит поведение в симуляции, кто-то сразу напечатает тестовый корпус на станке с ЧПУ и выкинет его через два часа, как полную чушь.

- А потом?

- А потом потекут деньги. Ручейками. К субподрядчикам. К тем, кто поставит пластик, редкоземельные материалы, пружины, блоки охлаждения, усилители сигнала, платы, кабели, гель-накопители. Заводы поднимутся на три смены, в ночную пойдут студенты. Кто-то получит зарплату, а потом пойдёт и потратит её в магазине на пиццу, таблетки от бессонницы, игрушку для ребёнка или кофемашину.

Реально говорил это без пафоса, но с каким-то странным внутренним жаром. Словно в этом было… нечто большее, чем просто схема. Как будто сам верил – или пытался верить – в то, что всё это не зря.

- Заработают торговые сети. Заработают логисты. Брокеры начнут покупать акции у тех, кто внезапно получил оборонный заказ на клапаны из нержавейки. Рынок дёрнется. Потом стабилизируется. А потом ещё дёрнется.

- Красиво поёшь, – заметила Лайя, но уже не с иронией.

- Потому что правда. Это не про технику, Лайя. Это про движение. Про инерцию. Система живая, пока в ней что-то течёт. Деньги – это не цель. Это, чёрт побери, смазка. Не будет движения – всё застынет. Люди впадут в отчаяние. Начнут смотреть на соседей как на врагов. Начнут искать виноватых. А так… все заняты. Все получают свою дозу смысла. Или хотя бы ощущение, что делают что-то важное.

Она шла молча, внимательно, чуть нахмурившись.

- Пройдут годы, – продолжил уже спокойнее. – Да, это история не на один-два дня. Это десятки согласований, тысяч часов работы, тесты, обвалы гипотез, горы отчётов. И наконец появится изделие. Может быть, только одно. Может, серия. Что-то, что можно потрогать, что можно включить, что-то, что реагирует на команды.

- И вот тогда?

- Вот его-то мы и представим заказчику. Красиво. Лаконично. С трёхминутным видеороликом, спецэффектами, музыкальной дорожкой в духе "героическое спокойствие в нестабильном мире".

- А он?

- А он посмотрит. Пощупает. Задумается. И скажет: "Хм, а я думал, будет иначе." Или: "А где автонастройка по погодным фронтам?" Или: "Ну… неплохо, но…"

- И вы снова за работу.

- Конечно. Начнём анализировать недочёты. Модифицировать. Проектировать новое. Или модернизировать старое. Опять закажем материалы. Опять инженеры, схемы, новые тесты. Засуетятся лоббисты. Подключатся политики – ведь к тому моменту проект уже будет фигурировать в бюджете года и упоминаться в речах министров.

- Все получат свою порцию развлечений, – проговорила она тихо, и было в этом что-то ироничное и… уставшее.

Тут же остановился и, чуть повернувшись к ней, спросил:

- Главное здесь что, получить результат?

- Ну… да, – сказала она неуверенно.

- А вот и не факт.

Взят и с ходу уселся на скамейку, в тени, так чтобы спина чувствовала прохладную доску, а глаза всё ещё видели капли света, дрожащие в листве.

- Главное, чтобы смазка – в виде денег – попала в экономику. Чтобы она закрутилась. Чтобы возникла нагрузка. Чтобы молодые специалисты получили опыт, заводы не простаивали, департаменты не закрывались. А изделие? Изделие, если что, продадим глупым европейцам, как новую вундервафлю. Как делаем регулярно. Или спустим в арабский блок. Или подарим союзникам в обмен на лояльность.

- Это уже не инженерия, – покачала она головой.

- Это реальность. И именно в ней теперь и работаю. Не в идеальной голове технаря. А в мире, где любое изобретение должно быть оправдано цепочкой поставок, налоговыми отчислениями и количеством новых рабочих мест.

Она ничего не ответила. Просто села рядом. Ноги вытянула вперёд. Молча наблюдала, как белка на дереве пинала носом шишку, будто проверяя, стоит ли её сбрасывать.

- И ты не устаёшь?

- Устаю, – признался честно. – Но это хоть даёт шанс. Потому что, если не мы, это сделают другие. Грубее. Глупее. Без оглядки на последствия. Мы хотя бы пытаемся встроиться, а не взломать всё нафиг.

Лайя вдруг наклонилась ко мне, опёрлась локтем о колено и спросила:

- А если бы ты мог вообще не участвовать? Просто выключиться. Исчезнуть. Что бы делал?

Не сражу ответил. Задумался. Поймал себя на том, что не знаю. Или не хочу знать.

- Пожалуй, готовил бы свой мятный чай. На берегу. В доме, где окна не закрываются шторами. Где свет падает под углом, как в том сне про Коста-Рику. А по утрам приходили бы чайки и воровали тосты со стола.

Она усмехнулась.

- А по вечерам?

- Сидел бы рядом. С той, кто не задаёт вопросов, когда я молчу. Но всегда рядом.

Она ничего не сказала. Просто осталась. Просто была.

И это было… правильным.

Парк дышал вокруг нас. Мир крутился, как маховик, который сам и закрутил. И пусть пока ещё не видно, что выйдет в финале – но движение уже началось. А это, как уже говорил… всё.