Впервые по моему приказу убили человека.
Не на поле боя, не в драке. Не с адреналином, заливающим виски, и не в отчаянной схватке, где всё решает одна секунда. Нет. Просто указал – и убили. Чётко. Холодно. Даже без пыли. И без особого повода. Он мне, строго говоря, не угрожал. Намекал, да. Косвенно зондировал, может быть, даже блефовал. Но не вытащил пистолет, не зарядил дар, не перекосил пространство в прыжке за спину. Просто был. Слишком опасен, чтобы остаться.
Может, потом. Может, завтра. Может, через месяц он оказался бы у моей постели, протирая клинок о шёлковый галстук. Или у головы Лайи – с такими, как он, всё возможно. А может, просто пел бы в караоке и коллекционировал дорогие портсигары. Кто его теперь знает.
Вот так встретила меня дорога в Вашингтон. Шёл рассвет. Арендованный аэролимузин двигался мягко, как мысли после недосыпа. Сейчас сидел в кресле у панорамного окна, глядел на тающие внизу квадраты ферм, шоссе и туманные реки – и молчал. Кучер моего настроения был в форме: всё внутри превращалось в длинную, вязкую паузу между вчера и сегодня. Между "до" и "после". Между тем, кто был, и тем, кем становился.
На противоположном диване Лайя развалилась в полубессознательном состоянии. Одна нога на подлокотнике, волосы как водопад по шелковому плечу. Слегка приоткрытые губы, в уголке – намёк на то, что она смеётся даже во сне. Спит. Догоняет тот сон, который гостиничный матрас не смог ей подарить. Ну, хоть кто-то отдыхает.
А я вот думаю.
Не просто о Милтоне. О себе. Как-то очень незаметно перешёл ту самую грань, за которой начинаешь воспринимать смерть как операцию. Как техническое решение. Убрать помеху. Оптимизировать возможный риск. Человека – в уравнении.
Особенно – сверха.
Заметили ли вы, как обесценивается жизнь сверхов? Они ведь не как мы. То есть, не как обычные. Не те, кто живут внизу, катаются в метро, спорят о парковках. Сверх – это ресурсы. Сверх – это инвестиции. А если инвестиция не оправдала себя, то почему бы её не списать?
Ужас в том, что сейчас это понял. Понял и… принял. Тело не дрогнуло. Рука не вспотела. Сердце не ушло в тахикардию. Всё ровно. Всё правильно. Потому что он был не просто угрозой. Он был переменной в уравнении, которое не контролировал.
А потом – потом всё стало… почти смешно.
В новостях. Утром. Сам видел репортаж. Короткий, лаконичный. "Известный венчурный инвестор и продюсер Милтон Р. трагически погиб в результате неудачного телепорта. По предварительным данным, при попытке нестабильного пространственного перемещения его тело было разделено – верхняя часть оказалась не в целевой точке. Вероятная причина – нарушение нейронавигационной схемы и ошибочная запись топологии ткани…"
Моя любимая часть? Журналисты всерьёз предположили, что он "забыл свою голову". И ещё более смешно то, что он как раз реально её и забыл, пытаясь убежать от Мику. Она даже и не убивала его сама, если говорить про её руки, а не задумку, и реально, лишь осмотрела и убедилась, что, то что нужно пригодно к использованию.
Да, такое вот с ним действительно могло случиться. Учитывая его дар. Учитывая его манеру смещаться в пространстве – не целиком, а по координатам, по частям. Вот только он не забыл. Это я его – вычеркнул.
Мику – умница. Голову унесли в морг, мозг скормили рыбе. Рыбы, надеюсь, остались довольны. А в морге, подозреваю, уже третий час курят в окно, гадая, кто и зачем провёл чистейшую нейрохирургическую операцию над мёртвым телом с параллельным извлечением лимбической дуги. Знаю, у них фантазии богатые. Пусть попотеют теперь.
И вот что думаю. Телепортация – она мне не особо и нужна. Правда. Когда есть деньги, связи, несколько человек в моём личном чёрном списке и такие вот Мику с Лайей – зачем прыгать самому? Проще заплатить. Переместиться с комфортом. Без перегрузки, без риска расчленения, без чёртовой необходимости воссоздавать свои молекулы с памяти. Куда приятнее – подняться в небо на таком аэролимузине и в полусне допить кофе, пока под тобой проносятся континенты.
Тем более что настоящие телепортёры быстро выдыхаются. Усталая, измученная мышца мозга. Три-четыре длинных для них прыжка, и всё – отбой, кровотечение из носа, внутренние ожоги, иногда – отключка. Серийные телепорты – это не фунт изюма. Это сложная инженерная задача. А у меня есть куда более интересные задачи.
Кстати, вы когда-нибудь задумывались, что произойдёт, если стоящий посреди улицы телепортёр решит переместиться… скажем, на крышу автомобиля, мчащегося на него?
Скорость машины – сто двадцать. Сила удара – тонна с лишним. Он смещается. Прыг. Всё прошло идеально.
Вот только куда именно он сместился?
Потому что, видите ли, в этой реальности нет "статичных" точек. Нет "абсолютного" пространства. Всё движется. И если ты решил переместиться на "точку X", то будь добр учитывать и её скорость, и вектор, и даже поверхность, которая к этому моменту может быть уже… под другим углом.
Так вот. Переместился он. И оказался в пространстве, где уже находится капот машины. Или воздух в сантиметре от него. Или тот самый дорожный знак, который вылез из-за поворота раньше, чем ожидалось.
И вот тогда – вы уже не сверх. Вы уже не тело. Вы – ошибка навигации. И всё, что остаётся после – красное пятно, зловещий пост в хронике и внезапная вставка в мой рабочий день.
Так что да. Телепортироваться самому? Спасибо, обойдусь.
Только вот это всё в теории. Именно потому дар сверха – это всегда комплекс. И телепортер не исключение. Так что в реальности от прыгнет на крышу авто и даже не свалится с неё, несмотря на то что до этого не двигался. В этот миг инерция для него не будет существовать. Вот такая вот коварная дама, эта инерция. Это, кстати, и был ответ, зачем мне понадобилась телепортаиця….
И вот на этом моменте аэролимузин начал снижаться. Слева проплывали башни, справа – зеркала правительственных зданий. Вашингтон. Место, где улыбаются только те, кто уже продал душу. Или ещё не понял, что её продал.
Глянул на Лайю. Она открыла один глаз, не меняя положения, и зевнула.
- О чём размышлял? – спросила, не поднимаясь.
- О природе пространства, – сказал протяжно. – И человеческой сути.
- И к какому выводу пришёл?
- Что легче убить одного телепортёра, чем объяснить ему правила дорожного движения.
Она усмехнулась.
- Надеюсь, у тебя хватит мудрости не говорить об этом вслух на встрече.
- Обязательно об этом подумаю, – пожал плечами.
А потом снова посмотрел в окно.
Вашингтон. Город, где даже воздух пахнет старой бумагой, потом лоббистов и лицемерием.
Пожалуй, будет весело.
***
Вашингтон встретил меня тихо. Без парада. Без фанфар. Только лёгким утренним ветром, влажным от стриженных газонов и скрытого полива. Вокруг – деревья, старые, хорошо ухоженные, те самые, чья кора помнит больше, чем многие сенаторы. Воздух – чистый, со вкусом кофе, ментолов, политического вранья и идеального травяного удобрения.
Мы шли через парк. Прогулка – как обряд, как проверка, как прелюдия к чему-то большему. Впереди – сопровождающий. Высокий, костлявый, в сером костюме, как будто только что вышел из презентации нового продукта "без вкуса, но надёжный". Волосы уложены, туфли начищены, осанка прямая. За ним — я. И только я.
Лайя осталась у входа. Склонила голову набок, бросила короткое "Будь осторожен", и больше ничего. Ни поцелуев, ни кивков, ни на всякий случай заряженного диска в карман. Только взгляд. Знаешь, что-то вроде – "не умирай, если не планировал".
С ней всё сложно. Её "осторожность" – это как предупреждение от асфальтоукладчика. Если кто-то решит меня устранить – она, конечно, спасёт. Или отомстит. Или посмотрит, как сам выкарабкаюсь. Настоящее доверие – это когда тебе дают шанс справиться самому.
А пока просто шёл. Каменная плитка под ногами отдавала утренним холодом. Парк был пуст, но не безжизнен. Белки на деревьях, воронья ссора в кустах, редкие звуки шагов где-то вдалеке. Всё, как надо.
- Простите, но на встречу вы идёте один, – сказал сопровождающий в первый и, кажется, последний раз.
Согласно кивнул. Слов не потребовалось. Да и не хотел сам говорить. Хотел подумать. Поразмышлять. О себе, о Мику, о Милтоне и его голове, которую держал в руках меньше суток назад. И вот теперь иду навстречу новым участникам драмы. Возможно, более тонким. Возможно – более опасным.
Меня что-то изменило.
Это не телекинез, не двуединая скорость-сила. Не регенерация. Даже не то проклятое ощущение, когда ты знаешь, как устроена материя – и можешь слегка её починить. Нет. Изменение было внутренним. До костей. Теперь принимал решения быстрее. Точнее. Иногда до того, как разум вообще успевал осознать, что произошло. И стал холоднее. Могущественнее. Но и… тоньше. Как натянутая струна. Одно неосторожное движение – и порвёшься. Или сыграешь идеальную ноту.
Мы свернули. Дорожка завела в более старую часть парка. Меньше ухоженности, больше патриархальности. Деревья ближе друг к другу, трава чуть выше, тени гуще. Как будто место само хотело спрятать тех, кто там встречается.
Я сразу почувствовал: это была "зона". Нейтральная, вычищенная, глушёная. Тут не работали импланты, тут не фиксировались трекеры, тут даже GPS начинал врать. Пространство словно чуть теряло фокус. Не критично, но достаточно, чтобы ощущать – ты на чьей-то территории.
Именно такие места используют для разговоров, после которых не остаётся протоколов.
Сопровождающий остановился у кованой скамьи под раскидистым клёном и кивнул в сторону беседки чуть дальше. Сказал короткое:
– Там.
Пошёл обратно, не оборачиваясь. Протокольно. Как и положено тени.
Ну что же, рас так, пошёл дальше.
Беседка – не та, где влюблённые снимаются для свадебных фото. Эта – старая, тёмная, из чёрного дерева, тяжёлая, как архив в секретной папке. Внутри – человек. Среднего роста, плотный, седые виски, глаза… ну, глаза как у человека, который видел слишком многое. Не зло. Не ярость. Просто тот тип взгляда, что отмечает тебя на сетке координат и тут же сопоставляет с имеющимися сценариями.
Рядом с ним – никого. Но в радиусе сорока метров – наверняка. Сканеры, дистанционные зондирующие поля, оптические микродроны. Зона.
Он кивнул, когда вошёл. Предложил присесть. Естественно, не стал выделываться, сел.
- Мистер Треш, – начал он, – вы, должно быть, понимаете, насколько необычен ваш профиль.
- Профили – это для досье. Люди – куда интереснее, – ответил спокойно.
Он чуть усмехнулся. Без злобы. Даже с уважением.
- Хорошо. Тогда поговорим как люди.
Согласно кивнул.
Он продолжил:
- Вы – тот, кто появился неоткуда. Кто годами был под радаром, а потом резко показал зубы. Кто за сорок восемь часов прошёл три зоны высокой активности и не только остался жив, но и… приобрёл. Дары. Связи. Интерес к себе.
- Всего лишь просто чинил, — сказал скромно.
- А вот это самое страшное. Потому что никто не знает, что именно вы можете починить. Или – кого.
Он замолчал. В ответ не стал торопить.
- Вы знаете, что у нас сейчас идёт гонка. За телепортёрами. За передвижением. За энергетическими сверхами. За теми, кто может стабилизировать или дестабилизировать цепь. Но ваша категория… вы выпали из привычной сетки. Вы – не оружие. Не актив. Не продукт. Вы – переменная. И переменные опасны.
- Потому вы меня сюда и позвали?
Он посмотрел на меня долго. Затем тихо сказал:
- Потому что хотим, чтобы вы остались переменной на нашей стороне.
- Не подписываюсь. Ни на чью сторону.
- Мы не просим. Мы наблюдаем. Мы делаем выводы. Мы предлагаем… механизмы влияния.
- У вас много таких?
- Механизмов? Достаточно. Но вы… вы редкий случай, когда система предпочитает не подавлять, а интегрировать. Потому и этот разговор.
Понимающе кивнул. А потом задал вопрос, который сам удивил, что задал:
- А если скажу, что хочу остаться просто мастером?
Он ответил не сразу.
- Тогда мы сядем за стол переговоров с вашей мастерской. С вашей жизнью. С вашими людьми. И попытаемся… договориться. Потому что, Треш, вы уже не просто мастер. Вы – точка интереса. И чем дальше – тем больше за вами будет тех, кто хочет использовать, уничтожить или подчинить.
Он встал.
- Подумайте. Сегодня вечером у вас будет ещё один разговор. Более конкретный. Более… близкий к делу.
Тоже поднялся тоже. Глянул на клён над нами. Старый, ветвистый. Надломленный, но всё ещё живой.
- Хорошо, подумаю. Но знайте – чиню только то, что считаю возможным.
Он снова усмехнулся. Теперь уже… почти тепло.
- Тогда, возможно, нам повезло.
Он ушёл. Не растворился. Не исчез. Просто ушёл. Но его тень ещё долго оставалась рядом. И не только из-за солнца.
Когда вернулся к выходу из парка, Лайя всё ещё сидела на той самой скамье. Ждала. Смотрела в небо.
- Ну как? – спросила она.
- Пока не решили, сдать меня в утиль или оформить с премией, – ответил ей честно.
- Классика, – хмыкнула она. – Поехали. Вечером у тебя будет веселуха.
- Вечером хочу пить, хотя бы пиво.
- Будет и выпить. И поговорить. И повод задуматься. А ещё – шанс.
- Шанс чего?
Она посмотрела на меня серьёзно. Без улыбки.
- Шанс понять, кем ты теперь стал.
***
После встречи мы не сразу отправились назад.
- Прогуляемся, – сказала Лайя, не спрашивая. Просто разворачиваясь на каблуках и направляясь по аллее в сторону выхода из парка.
Что тут скажешь, женщина. Потому просто пожал плечами и пошёл следом.
Вашингтон в это время года был почти приятен. Листва переливалась оттенками зелёного и жёлтого, лёгкий ветер гонял по тротуарам бумажные стаканчики и ароматы уличной еды. Всё вокруг выглядело почти нормальным. Почти – если не считать тех, кто оглядывался на Лайю, и того, как реагировало пространство, когда мы проходили мимо. Чуть-чуть дрожало. Как будто боялось обмануть ожидания.
- Ну, и как впечатления? – спросила она спустя пару кварталов.
Закатал рукава и пожал плечами. – Он мне не понравился.
- Никому не нравится, – усмехнулась она. – Зато никто не уходит от него без следа.
- А что он вообще от меня хотел? Чего им так срочно понадобилось?
- Всё просто, – она остановилась у небольшой лавки, где пожилой мужчина продавал орешки с мёдом и корицей. – Они боятся, что ты не с ними. А хуже только то, что ты пока вообще ни с кем.
- Так-то бы хотел остаться с собой.
- Это и пугает сильнее всего.
Она купила кулёк жареных орешков, протянула мне, а себе взяла горячий шоколад на кокосовом молоке. Уточнила дважды. Продавец знал её – улыбнулся, подмигнул, сказал: "Как всегда?"
Подумал в том моент, и как меня угораздило познакомиться с такой женщиной. Потом вспомнил, поёжился и взглянул на неё с уважением. Она кивнула, и на мгновение увидел в её лице ту самую Лайю, которую редко кто видит – спокойную, почти земную. Почти.
- Видимо они думают, что представляю угрозу? – спросил споконо, когда мы пошли дальше.
- Они знают, что ты – потенциальный дестабилизатор. Слишком нестабильный, чтобы быть своим. И слишком самостоятельный, чтобы просто отпустить.
- То есть, всё как обычно.
- Ну, не совсем. Обычно таких, как ты, стараются завербовать. Или уничтожить. А ты пока… неопределённость.
- Да уж, самый страшный зверь в стае – тот, кто не выбрал вожака.
Мы прошли мимо открытой площади, где кто-то играл на саксофоне, и дальше – по живописному маршруту между мемориалами и правительственными зданиями. Люди спешили по делам. Туристы фотографировались. Детвора кормила уток.
- Удивительно, – сказал подумав, – как в одном городе можно сочетать все формы власти, и всё ещё продавать хот-доги за три бакса.
- Это и есть баланс, – ответила Лайя, уже направляясь к тележке с хот-догами. – Они делают вид, что управляют. Мы – что слушаемся. И все довольны.
Взял обычный с горчицей. Она – веганский, с каким-то сиропом и мелко нарезанным луком. Хотя странно, никогда при мне ещё не отказывалась от мяса.
- Ну и как тебе первая официальная встреча со "властью"? – спросила она, с видом человека, знающего ответ заранее.
- Честно? Не знаю, что думать. Они ничего не сказали напрямую. Только обошли вокруг. Пощупали. Взвесили. Как товар на рынке.
- Потому что ты и есть товар. Ценный. Уникальный. Но пока непроверенный.
- Значит, будут проверять?
- Уже проверяют.
Сказано это было почти между делом. Но хорошо понял: всё, что происходило последние трое суток, а может и дольше – уже часть сценария. Чьего-то. Может, не их. Но точно не моего.
Съел хот-дог, вытер руки салфеткой, бросил в урну.
- Так что теперь?
- Теперь мы идём в сторону телепорта, – сказала она, проверяя время на наручном диске. – У нас пятнадцать минут до окна. Потом – возвращаемся. И дальше – готовимся к следующему этапу.
- Какая ты загадочная, – пробормотал недовольно, – впрочем, как всегда.
- Я просто работаю. Тебе повезло, что ты мне нравишься.
- Повезло – пока не отрубят голову.
Она усмехнулась, но ничего не сказала.
Они знали. Был в этом на сто процентов уверен. Кто-то знал, что Милтона уже нет. Может быть, даже подкинули его мне. Проверка. Насколько готов идти до конца. Насколько осознанно применяю силу. Но вот как его устранили, наверняка точно не выяснили.
А я? Совершенно ничего не чувствовал. Ни вины, ни гордости. Просто… логика. Цепь решений. Он представлял потенциальную угрозу. Решил устранить её заранее. Ну и попутно кое-что забрал. Цинично? Возможно. Эффективно? Однозначно.
- А если решу, что не хочу быть частью их мира? – спросил её тихо.
- Ты уже часть, – ответила Лайя, не глядя. – Вопрос только в том, кого сделаешь частью своего.
Мы вышли на перекрёсток. Люди спешили, машины гудели. Слева виднелся стеклянный фасад телепортационного центра. Почти незаметный. Почти как обычное здание. Только вот охрана у входа была не из обычных. Различал это по осанке, по взгляду, по микродвижениям. Эти знали, куда стреляют, и сколько у них времени на ответ.
- Ты уверен, что хочешь дальше идти один? – спросила она у самого входа.
- А есть выбор?
- Всегда есть. Просто не всегда он нравится.
- Тогда пошли.
Внутри было холодно. Не физически – атмосферно. Всё блестело, всё было чистым, гладким, стерильным. Белые и серебряные панели, приглушённый свет, тишина, нарушаемая только шагами и редкими электронными голосами.
Нас проводили без вопросов. Один из тех, что "в курсе". Код доступа. Подтверждение. Биометрия. И вот – мы в зале. Огромная круглая камера. В центре — конструкция.
И снова – эти обручи.
Визжащие в ультразвуке, сверкающие плавным свечением, висящие в воздухе на тончайших стабилизаторах. Плазма, поля, геометрии, которые не описать школьной математикой. Всё это вращалось, дрожало, подрагивало, как гигантский металлический цветок на грани раскрытия.
- Места, – сказал оператор. – Через тридцать секунд – окно.
Взглянул на Лайю.
- Далеко прыгать будем?
- Домой.
- Оплачено?
- Ты же знаешь, – усмехнулась она, – предпочитаю оплачивать вперёд.
Мы вошли в круг. Всё замерло.
Мир на мгновение стал вязким. Время дрогнуло. Пространство изменило вкус. Всё потемнело, потом вспыхнуло, потом стало жидким.
И мы исчезли.
***
Вечер в мастерской наступал как всегда – без спешки. Слегка подрагивали стекла в окнах от проезжающих фур, в углу булькал водяной насос, упрямо качающий воду в систему охлаждения. Воздух пах металлом, остатками флюса и чаем с мятой – тот всё ещё стоял в кружке, остывший, но свой. Сидел в тот момент в полумраке, нога на колене, пальцы бегают по экрану импровизированной консоли, добивая один из макетов экзокаркаса, который, скорее всего, так и останется игрушкой – для музея. Или для войны. Сейчас уже сам не понимал, в чём разница.
Хрусть.
Дверь даже не скрипнула. Просто кто-то нажал код, тот сработал – и всё. Естественно знал этот код. Не устанавливал его сам. Мне его прислали.
Он вошёл, будто бы в своё личное пространство. Пальто тёмного цвета, кашемировое, без пуговиц – просто висело, как тень. Очки без оправы. Гладкие перчатки. Возраст – за шестьдесят, но ходит так, будто кости у него из полированной бронзы. Волосы идеально уложены. Под ногами – ни звука. Носит уверенность, как другие носят пистолет.
- Костас Треш, – сказал он, и улыбнулся. – Вот вы и дома. Это хорошо. Ценю пунктуальность. Даже когда она не была запрошена.
- Здесь дома всегда, – ответил, не вставая. – Это место практически построено моими руками.
- Именно. – Он обвёл взглядом мастерскую. Медленно. Без видимого интереса, но с вниманием. – А знаете, мне сказали, что это здание уже официально признано культурной ценностью. Как неформальный технопамятник альтернативной инженерной мысли. По бумагам – "спонтанный техноарт-объект". А это звучит… примечательно. Особенно если учесть, что мы давно используем ваши решения, просто… неофициально.
Он прошёл ближе, разглядывая стоящий сбоку квантовстахостичекий суперкомпьютер. Вернее, даже не весь, а только его блок, да и не современный, а купленный у охотников за добром на свалке, заботливо восстановленный и сейчас выставленный дабы ублажать взор клиентов чем-то не очень понятным, зато ещё каким интересным.
- Забавно, забавно – он приподнял брови, – не поверите, в молодости я курировал этот проект. Честно? И не думал, что он вообще до сих пор может работать.
- А он и не работал. – Встал, подошёл. – Потому что его собирали люди. Но так случилось, восстановил его, потому что понял. Не как ученый. Как человек, который чувствует, где шов пойдёт трещиной. И где болт должен быть смещён на два миллиметра, чтобы система не разваливалась на третьем шаге.
Он кивнул, будто услышал главное. А потом добавил:
- Да. Это то, что мы хотели проверить. И вы прошли тест. Потому что вы сделали то, чего не смогли добиться тысячи дипломированных инженеров, дизайнеров, контрактников и армейских подрядчиков проекта "Хищник-09". При этом – у вас не было ни финансирования, ни доступа к оригинальным запчастям, ни поддержки.
Он снова уселся. Лёгкий жест – и рядом разложилась голограмма. Списки. Диаграммы. Технические спецификации. Всё то, что обычный человек даже прочитать не успел бы за жизнь.
- Поэтому пришёл не предлагать. Информировать.
- Информировать?
- Вы уже работаете с нами, Костас. Просто... теперь мы перестаём делать вид, что не знаем друг друга. Всё, что вы ремонтировали последние два года – так или иначе попадало в наши руки. Или в руки тех, кто платил нам. Дроны. Биопротезы. Полевые голографические излучатели. Вы думаете, это всё просто "интересные заказы"? Нет. Это всё было частью анализа. И, как вы понимаете, ваш итоговый рейтинг оказался... непревзойдённым.
Медленно выдохнул. Не от удивления. От раздражения.
- Значит, вы тянули нити, пока думал, что сам строю свою судьбу?
Он пожал плечами.
- Мир работает так. Но теперь – открытая игра. Вам открывают двери. С бюджетами, проектами, возможностями, о которых даже ведущие корпорации только мечтают.
- Конкретно?
Он улыбнулся. Слегка. Я бы даже сказал — ехидно.
- Вы получаете офис. Полноценный. Остин, Техас. Чистая зона, рядом с двумя бывшими исследовательскими площадками, которые мы тоже передаём под вашу юрисдикцию. Все старые контракты – легализованы. Новый фонд – полумиллиардный старт. Название компании – на ваш выбор. Хотите "ТрешТех" – не вопрос. Хотите "Институт Костаса" – тоже можно. Главное – чтобы вы согласились официально работать с нами.
- И потому должен просто сказать "да"?
- Да, но... это ещё не всё. Есть один особый подарок. Престижный. Символичный. И... откровенно издевательский.
Он снова вытянул пальцы, активировав новую проекцию. Снимки. Пустыня. Старые бетонные ангары, засыпаемые песком. Знакомая география. Подался ближе.
- Бывшая Зона 51, – произнёс он, – официально передаётся под ваше восстановление. В рамках нового культурно-инженерного проекта под эгидой ЮНЕСКО. Вы – новый куратор. Делайте, что хотите. Стройте, сколько хотите. Туда выделены средства. Сколько – вы узнаете на брифинге.
Долго молчал. Просто офигел! Думаете не знаю, какие бюджеты так пилятся. Да мечты сбываются, как говорится, национальное достояние. Потом проговорил:
- Это ловушка?
- Это благодарность. И проверка. Впрочем… вы вправе отказаться.
Отказаться, сам? От таких денег? Блин, да что же они со мной делают….
- А если хочу разобраться с другим? С тем, что вижу? С тем, что происходит у меня в голове?
- Это не исключает первое. Просто приоритеты. Вы – нужный человек. Слишком нужный, чтобы оставаться "вольным инженером".
Он встал. Пальто едва колыхнулось.
- Мы сделали первый шаг. Теперь – ваша очередь. У вас неделя. Потом с вами свяжется координатор по Остину. Удачи, Костас. Вы теперь в другой игре.
Он вышел так же тихо, как и вошёл.
В мастерской стало особенно тихо. Только насос продолжал работать. И снова остался один. Наедине с собой. С экзоскелетами. С нерешёнными тайнами. С мыслями о видении, о мертвом даре, о странных узорах, что начал видеть даже с закрытыми глазами.
Работать на государство? Или разрывать ткань реальности, пытаясь понять, почему вижу то, чего не должен? Почему слышу магические структуры? Почему могу чинить дары?
Стал миллиардером. Вот так, по щелчку пальцев… не моих. Не имея на руках даже ключей от будущего офиса.