— Поверить не могу, что ты просто так взял и нагрубил воспитательнице! — Восклицала мама со слезами в голосе.
В этот раз из садика вела меня она. Отдавая ребёнка, Эльвира Равильевна рассказала ей о сегодняшнем инциденте — разумеется, так, чтобы выставить свою коллегу в лучшем свете…
— А я и не просто так. Я заступился за девочку!
— Представляешь, каково мне было выслушивать все эти вещи о твоём поведении и краснеть!? Да я чуть со стыда не провалилась!
— И не слушала бы.
— Как тут не послушаешь? Я рада бы не слушать — да нельзя! Думала, у меня нормальный ребёнок, хороший, добрый… Думала, такое бывает только с плохими родителями, которые плохо воспитывают своих детей…
— Неправда, — выдавил я, ощущая, как чувство вины снова тянет холодные пальцы к моему горлу.
— Что неправда? Что, хочешь сказать, это не ты ругался отвратительными грубыми словами на воспитательницу?! Папа в ужасе будет, когда всё узнает. Он же так гордился хорошим поведением сына. И тут вдруг…
— Прекрати!
— Что значит «прекрати»?! — Возмутилась мама. — Ты как с матерью общаешься?! Совсем от рук отбился! Неудивительно, что в саду на тебя жалуются! Сняли для телевизора один раз, а ты уже и зазнался!..
— Ничего я не зазнался.
— … Вот в годик такой милый, такой ласковый был котик! А теперь!.. Как ты в школе-то будешь учиться с таким поведением? Там-то всё серьёзно! Там учителя не такие добрые, как ваши воспитатели! Нянькаться не будут, просто сразу двойку влепят — и привет!
— В школе оценки за знания ставят вообще-то.
— И что?! Тебе бабка внушила, что ты вундеркинд, так думаешь, в школе на тебя все умиляться будут и пятёрки ставить за красивые глаза? Думаешь, учиться уже не надо будет и вести себя можно будет как попало? Как бы не так! Испортила бабка тебя! Надо будет сказать ей…
— Мам!
— Ну?
— Ты бы лучше спросила, из-за чего у нас с Илиадой Михайловной ссора возникла, чем сразу вот это вот всё, а?..
— Ну и из-за чего у вас, как ты выражаешься, «возникла ссора»? — Спросила мама, вложив в эту фразу весь возможный скептицизм.
Я наконец изложил всё, как было. Выслушав мой рассказ, мама немного подуспокоилась, перестала нападать, но до конца мне не поверила.
— Тебе что-то показалось. Воспитатели не могут так вести себя.
— Не могут?! Мам, она нас за людей-то не считает! От неё доброго слова не услышишь!
— Ты преувеличиваешь.
— Ничего я не преувеличиваю! Она постоянно кричит, унижает…
— Ой, да ладно «унижает»! Слов набрался! Это взрослое слово, и детям оно не подходит! А что кричит — так вы её доводите. Думаешь, легко ей с вами, с оравой хулиганов, целый день сидеть?
— И что, ей теперь, значит, девочек мучить позволено?
— Да никто её не мучил. Илиада Михайловна просто её чуть-чуть заругала. Признайся, что тебе нравится эта девочка! Вот ты это всё и принимаешь близко к сердцу.
— Даже если и нравится, — сказал я, решив не принижать свои грядущие отношения, — от этого разве заставлять девочку ходить при всех голой это нормально?!
— Так она же описалась, сам говоришь. Её просто подмыть надо было.
— Не просто подмыть! Это чтобы унизить!
— Да нет же. Наверно, ты из-за возраста слишком много думаешь об этих вещах… Хочешь больше знать, как девочки устроены, да?
— Мам!
— Вы там в доктора случайно не играете?
— Ни в кого мы не играем! Илиада специально стремилась унизить Ирку, я говорю тебе! И она её всё время унижает! То уродиной, то жирной обзовёт, то там ещё чего…
— Но Ирка-то не худенькая!
— То есть, можно над ней издеваться?
— Да что ты заладил одно и то же?! «Издеваться», «издеваться»! — Начала беситься мама. — Какая нам разница, в конце концов, до этой Ирки? У тебя, может, таких, как она, ещё сто будет!.. Очень глупо было, знаешь ли, из-за неё портить отношения с воспитательницей! Я в тебе разочарована!
Я хотел сказать «а я в тебе», но удержался. Вместо этого серьёзно сообщил:
— А ты не думала о том, что вот я, допустим, вырасту, допустим, решу на Ирке жениться, а она будет всё ещё думать, что с ней что-то не так! Она же нас обоих будет этим изводить! С ума сведёт!
В ответ мама рассмеялась. Потом потрепала меня по голове и сказала:
— Ах ты мой жених! Да не переживай ты так! К тому времени, как ты вырастешь, Ира давным-давно забудет и детский сад, и все эти обзывательства. Так что просто не волнуйся!
— А вот буду! — Я насупился. — Мам! Илиада ведёт себя просто ужасно! Она всех нас мучает! И знает это! Сегодня в садик приходила проверяющая комиссия, и перед ней она вела себя совсем, совсем по-другому! Мам, она плохая воспитательница! Мы должны написать на неё заявление в милицию.
— Ой. Ну выдумаешь тоже.
— Ничего я не выдумываю! Если бы ты видела своими глазами, то тоже сказала бы, что её следует наказать! Давай напишем, правда!
— Прекрати, Андрей.
— Что «прекрати»-то?
— Не в сталинское время, чай, живём — доносы строчить!
— Не «доносы», а защита своих прав!
— Да каких ещё «прав»!? Нахватался словечек из телека!
— Если видишь зло и насилие, то нельзя обходить его стороной, помнишь, как на параде пели? Коммунисты защищают слабых, верно?
— Ой, Павлик Морозов нашёлся! Ну, нет уж! Мы не стукачи и никогда ими не будем! И вообще запомни: быть доносчиком и жалобщиком — гадко! Это фу!
— А вот в Америке люди не стесняются обращаться в полицию, когда видят несправедливость, — попробовал я оседлать любимого маминого конька.
— Никто не знает, что там в той Америке, — ответила она по-философски. — Ты там был? Вот и я не была. А в садик в этот, к твоему сведению, ходят дети трёх моих коллег. И ещё не хватало, чтоб на работе все считали меня жалобщицей! Нет уж!
Я понял, что всё бесполезно.
Некоторое время мы шли молча. Подошли к железной дороге, увидели, что там стоит поезд, который не обойти. Пришлось тащиться через мост, по лестницам. Когда мы добрались до самого верха, состав поехал и через минуту уже закончился. От этого настроение у обоих испортилось ещё больше.
И всё же я решил не поддаваться тоске, а сменить тему и поговорить с мамой о том, что ещё меня беспокоило.
— А вы с папой с бабушкой и дедом помирились?
— Ты к чему это?
— Да просто интересно.
— Вряд ли «просто». Рассказывай!
— Ну, я тут думал… Вот дед очень хочет машину. Денег-то он на неё пока что не накопил. А если приглашение, допустим, через месяц или два придёт…
— То что тогда?
— Ну… Вы ему поможете? Ведь папе же зарплата позволяет?
Мама остановилась.
— Это бабушка тебя подучила для них попросить, да? — Спросила она.
— Нет, — сказал я. — Я сам. Очень хочется кататься на машине.
— Ну конечно! Сам! Ха! Так и я поверила! О, Господи, они с этой машиной мне всю плешь проели! Лучше бы нашли себе какое-нибудь полезное занятие, чем ребёнком манипулировать! Манипуляторы хреновы… — Тут мама спохватилась. — Это слово никогда не повторяй за мной! Ты понял?
— Понял, понял…
Я вздохнул.
— Можно в домике в том поиграть?
— Нет, конечно! Ты же знаешь: в них всегда накакано!
Когда мы пришли домой, я ждал, что мама расскажет папе, и меня будет ждать новый поток нотаций. Но так не случилось: когда мы пришли, по телевизору как раз начиналась программа с моим участием. Мы прильнули к экрану и смотрели её, не отрываясь, а потом обсуждали весь вечер, пока не уснули.
К сообщениям о том, что Горбачёв встречался с Папой Римским, а в ГДР, как и накануне в Чехословакии, отменили руководящую и направляющую роль какой-то-их-партии, мы остались совершенно равнодушны.