До конца дня Ира выглядела жалкой и подавленной. На вечерней прогулке я, наконец, смог подойти к ней, в одиночку копошащейся с Изаурой (нам вновь дали корзину со старьём) и попытаться разговорить. Сперва она зажималась, потом призналась, что не смогла побывать в туалете из-за комиссии. Сказала, что теперь переживает, как бы дома не узнали и не ругались. Спросила, почему я заступился.
— Потому что это было подло и несправедливо! Ты ни в чём не виновата! А Илиада просто злая и глупая! И вообще, тебе надо не бояться, что дома узнают, а самой сказать про всё родителям! Она тебя обидела! Пускай её накажут!
— Но она же воспитательница. Воспитателей не наказывают. Это детей наказывают. Если плохо ведут себя.
— Наказывают ещё как! Пускай твои родители заявят на неё в милицию! Тогда знаешь, что будет? Её станут судить и посадят в тюрьму…
На лице Ирки, до этого будто бы успокоившейся немного, вновь изобразился ужас.
— Тише, тише! Ты что?!
— А что такого?
— Нельзя звать милицию! Тогда меня же тоже арестуют и посадят!
— Не выдумывай.
— Сам не выдумывай! Милиция забирает детей, которые плохо себя ведут! Мне бабушка рассказывала. Всем это известно! Эх ты, в школу уже скоро, а не знаешь!
— Но ты-то нормально ведёшь себя, — я не осмелился слишком резко покушаться на Иркину картину мира.
— Ничего не нормально… В младшей группе не ссутся, а я…
Ирка снова заплакала.
— Ну Ира, ну, не надо! — Попросил я. — Ну зачем же ты винишь себя всё время, что ж такое…
Может, как-то отвлечь её? Я порылся по карманам и не нашёл там ничего интересного, кроме подобранной месяц назад в магазине микрокартошечки. Она была уже не первой свежести, но основных своих картошечных свойств ещё не утратила.
— Смотри, Ир! Вот картошка. Настоящая. А малюсенькая — будто бы игрушечная! Правда интересно?
Полякова приостановила плач и пристально осмотрела предложенный корнеплод.
— Это для куклы как будто, — со знанием дела заявила она.
— Ага. Для Барби.
— Барби?! Ты, что, её видел?!
Кажется, я опять сморозил глупость. Господи, восемьдесят девятый год на дворе! Кукол Барби у нас ещё нет…
— Ты видел?! Скажи!!!
… но о них уже слышали. И, кажется, любое упоминание этой заветной куклы вызывает у девчонок реакцию, как сообщение о прошедшим мимо каком-нибудь рок-певце у его фанаток!
С другой стороны, почему бы и не использовать этот факт для подъёма своего авторитета?
— Видел, да, — ответил я. — И много раз.
— Ты за границей был?!
— Знакомые бывали. Привозили. — Отозвался я небрежно.
— И какого она роста? — Вопрошала с трепетом Полякова.
— Ну такого вот примерно, с твою руку…
— Нет! Не правда!
— Почему?
— А она ходит?
— Ну если ей руками ноги двигать…
— А сама?
— Сама нет…
— А умеет она «мама» говорить?
— Ну, Ирка, ну это же кукла! Она не ходит и не говорит, но это ей и не надо! Интерес в том, что она очень красивая, с длинными волосами и с бюстом. Она в виде взрослой женщины, понятно?
— Не выдумывай, Голосов! Вечно ты врёшь! Кукла Барби с меня ростом, она ходит, говорит, может есть кашу, даже ходит на горшок! Вот такая она! — Описала мне Ирка своё божество. — Но ты мальчик и не можешь это знать. Ты не видел её. И не ври!
— Да я не вру!
— Вот и не надо. Знаешь, есть такая газета — «Правда»? Там пишут только правду. А врать — стыдно. Я вот сдам тебя в милицию — узнаешь!
Полякова отвернулась, демонстрируя, что общение со мной ей больше не интересно. Из-за её клетчатой спины красно-синем пальто я увидел, как Ирка суёт мою микрокартошку в разорванную пасть своей Изауры. В этом жесте мне привиделось предсказание нашего с ней будущего союза… Нет, глупость, конечно. Надеюсь, что картошка хоть немножко отвлечёт её от полученной сегодня психологической травмы… Сколько же сеансов у психолога понадобится?..