Мама, папа, я и Перестройка

9.3

Когда телевизионщики и гости освободили квартиру от своего присутствия, бабка с дедом начали скандалить. Сперва они кричали друг на друга, а потом взялись и за меня. Выходило, что приглашение репортёров было худшим решением в их жизни, которое они теперь приписывали друг другу, а я гадкий ребёнок, опозорил и подставил их обоих. Дед уже представлял, как его уволят с завода за мои «предсказания». А, поскольку папа перешёл в кооператив, то выходило, что вскоре нам всем пятерым жить останется только на мамину зарплату и бабушкину пенсию: другими словами, мы вот-вот пойдём по миру, и всё из-за проклятых болтунов-антисоветчиков, засоривших мозги мне и папе.

— И как тебе только в голову взбрело такую чушь нести?! Ну совсем без мозгов! — Кричал дед.

— Андрюша, расскажи-ка, это кто тебе сказал, что в Германии стену снесут? — Допрашивала бабушка в роли доброго полицейского.

— Да кто, кто! — Отвечал дед за меня. — Понятно, кто же! С этим ясно всё!

— Андрюша, её не могут снести, понимаешь? Она нужна! Это как сказать, что в нашем доме снесут стену! Сам подумай, как же жить тогда? К нам же воры полезут, ведь верно? Вот и в Берлине, если снести эту стену, то полезет к людям всякий сброд, он жить не даст!

— Да что ты объясняешь?! Бесполезно! Он уж дряни нахватался! Твоя школа! Сперва Галку упустила, а теперь… Вот результаты!

— Ничего не бесполезно! Андрюша, ты понял, о чём я сказала? Если бы в садике или ещё где-нибудь будешь повторять, что снесут Берлинскую стену, люди подумают, что ты дурачок! Мы ведь не хотим этого, верно?

— Да поздно Боржом пить! Дурачок, не дурачок! Подвёл ты нас, Андрюха, под монастырь! Посадят теперь нас за это!

— Ладно, может быть, ещё и не посадят…

— Да как пить дать!

— Может, всё это вырежут…

— Как же! Держи карман шире!

— Может, эту передачу закрыть раньше успеют, чем наш сюжет выйдет!

— Ага! Ещё скажи: «может, ещё конец света наступит»! — Парировал дед. — Ну, Андрюшка, ну что ты молчишь-то?

Я демонстративно отвернулся, не желая оправдываться.

— Видела, видела? Этот сопляк нас теперь игнорирует!

— Не смей бить ребёнка!

— Хорошая затрещина на пользу только будет!

— Прекрати!

— Дозаступалась! Твоя школа! Вот, приехали!

Они ругались ещё некоторое время, пока в дверь не позвонили: это видимо, за мной приехал папа. Дед и бабушка отправились в прихожую. Через минуту их крики и обвинения, теперь уже в адрес отца и того, что он внушил мне ахинею об объединении Берлина, звучали оттуда. Чтобы чем-то забить эти звуки, оставшись один, я включил телевизор.

Шли новости.

Спустя, несколько мгновений, когда дед, отец и бабка, не прекращая ругаться, вернулись в гостиную, взорам их предстала следующая сцена. Изрисованный какими-то каракулями бетонный забор на экране осаждали толпы людей: кто взбирался, кто пинал ногами, кто бил молотком, кто чем ещё. Потом бульдозер выломал один бетонный блок. Тот свалился под общий восторженный крик; по ту сторону нарисовались растерянные физиономии пограничников.

Взрослые все разом замолчали.

Да я тоже офигел, чего уж там.

Четверть часа спустя, когда мы с папой вышли на улицу, возле подъезда я обнаружил страстно целующихся Пашу Осинцева и Наташку Буренкову. Видимо, Виленчика она уже забыла. Ну и ладно: хоть кому-нибудь какая-нибудь польза изо всей истории с телевизором.