В следующее мгновение из портала выступила фигура, от вида которой мои внутренности скрутились в узел, а колени едва не подогнулись. То, что предстало передо мной, было настолько чуждым человеческому восприятию, что разум отказывался полностью охватить все детали, сосредотачиваясь вместо этого на отдельных фрагментах кошмарного облика.
Это был Асмодей. Причем точно такой, каким его показывали в учебниках.
Первое, что я осознал — его рост. Демон возвышался не меньше, чем на три метра, и это без учёта короны из четырёх пар витых рогов, каждый из которых был покрыт рунами, пульсирующими от силы. Его кожа, если этот термин вообще применим к его покрову, напоминала чешую рептилии, но с металлическим отливом, цветом между расплавленной бронзой и запёкшейся кровью. Поверхность тела не была статичной — она постоянно смещалась, словно под ней перекатывались мышцы, слишком многочисленные и сложные для человеческого тела.
Руки — массивные, непропорционально длинные по сравнению с туловищем — заканчивались кистями с шестью когтистыми пальцами, каждый размером с какой-нибудь кинжал. Когти, казалось, были созданы из какого-то чёрного металла, отражающего свет, как обсидиан. Ноги, напротив, были короче, чем можно было ожидать, массивные и оканчивающиеся раздвоенными копытами, оставлявшими на зыбкой почве Междумирья тлеющие следы.
За спиной существа расправлялись четыре гигантских крыла, похожих на крылья летучей мыши или дракона, но покрытые той же переливающейся чешуёй. Они двигались даже в застывшем времени, создавая волны искажений, словно само пространство протестовало против их существования.
Но самым ужасающим было лицо — искажённая пародия на человеческое, с чертами, которые постоянно смещались. Иногда оно напоминало морду хищного зверя, иногда приобретало почти аристократические очертания, но всегда оставалось глубоко, фундаментально неправильным. Пасть существа, полная рядов игольно-острых зубов, казалась слишком широкой, словно могла разверзнуться до ушей. А глаза… Шесть глаз, расположенных асимметрично, светились неестественным жёлтым светом с зеленоватыми проблесками. Они не были одинаковыми — два больших располагались там, где должны быть обычные глаза, остальные, меньшего размера, были разбросаны по верхней части лица, словно созвездие. Каждый из них двигался независимо, осматривая разные части Междумирья одновременно, но в какой-то момент все шесть устремились на меня, заставив холодный пот выступить на спине.
Воздух вокруг Асмодея дрожал, словно от невыносимого жара, хотя я ощущал лишь могильный холод, исходящий от его присутствия.
Я чувствовал, как часть меня хочет закричать, броситься бежать, отвернуться — сделать всё, что угодно, лишь бы не смотреть на это существо, само присутствие которого было надругательством над нормальной реальностью. Но другая часть, та, что была связана с Аббадоном, ощущала странное притяжение — словно смотрела на тёмное отражение, искажённое зеркало своей собственной природы.
— Как интересно, — голос Асмодея прозвучал подобно грохоту камнепада, смешанному со звуком ломающихся костей. — Какой занимательный эксперимент я вижу перед собой.
Он сделал шаг вперёд, и почва Междумирья под его копытами спеклась и почернела. Крылья за его спиной расправились шире, заслоняя мрачный горизонт и погружая пространство в тень.
Внутри меня Аббадон отреагировал на присутствие Асмодея мгновенно и яростно. Волна всепоглощающей ненависти, чистой и беспримесной, захлестнула моё сознание с такой силой, что я пошатнулся. Моё тело начало непроизвольно трансформироваться — кожа на руках краснела и твердела, ногти удлинялись, превращаясь в когти, а из дёсен начали пробиваться удлиняющиеся клыки, прорезая мои губы до крови. Боль была резкой, но я едва замечал её — настолько меня поглотили эмоции Аббадона.
«МОЙ ДРЕВНИЙ ВРАГ», — грохотало в моём сознании, каждое слово пульсировало яростью. «КАК ЖЕ Я НЕНАВИЖУ ЕГО… КАЖДОЙ ЧАСТИЦЕЙ СВОЕЙ СУЩНОСТИ. КАЖДЫМ ВОСПОМИНАНИЕМ. КАЖДОЙ МЫСЛЬЮ».
Я с огромным трудом сдерживал полную трансформацию, понимая, что если сейчас позволю демонической сущности взять верх, это может стоить жизни не только мне, но и всем моим близким. Я цеплялся за человеческие мысли и чувства, создавая хрупкий барьер между собой и яростью Аббадона.
Асмодей медленно повернул голову, все шесть его глаз последовательно сканировали пространство вокруг. Он обвёл взглядом застывшие фигуры — деда, Шумилову, Габера, задержавшись на каждом по нескольку секунд, словно читая их сущность. Когда его взгляд упал на тело Емели, лежащее на земле, губы демона изогнулись в подобии усмешки, обнажив ещё больше острых, как бритва, клыков.
— Смерть, — проговорил он, почти нежно, проведя когтем в воздухе над телом Емели. — Такая… окончательная для людей. И такая… временная для нас, не так ли, Аббадон?
Затем его горящие глаза остановились на трёх носителях второй части Аббадона — Дине, Ярославе и Мелиссе. Они, как и я, не были скованы временной аномалией и с ужасом смотрели на демона. Ярик сжимал в побелевших пальцах свою палочку, хотя она тряслась так сильно, что вряд ли могла быть использована. Мелисса стояла, гордо выпрямившись, хотя и её глаза выдавали панику. Только Дина казалась странно спокойной, словно была заворожена присутствием демона.
— Части Высшего Демона в человеческих сосудах, — Асмодей слегка наклонил рогатую голову, изучая их, как энтомолог изучает редкий вид насекомых под микроскопом. — Три фрагмента второй половины Аббадона, разделенные между тремя человеческими телами. Фасцинирующе.
Он протянул когтистую лапу и провёл ею над головами Мелиссы, Ярика и Дины, не касаясь, но явно ощущая что-то, недоступное моему восприятию.
— Вот ты, — он указал на Ярика, — несёшь интеллект и расчётливость той части, что была заточена. Даже в камне-тюрьме эта половина Аббадона не переставала строить планы.
Его коготь переместился к Мелиссе.
— В тебе — его боевой дух и решимость, стальная воля и упрямство, те качества, что не сломились даже после долгого заточения.
Наконец, он остановил свой коготь у виска Дины.
— А ты… ты получила самый интересный фрагмент. Хаос и разрушение, первозданную силу, не скованную моралью или сомнениями. Саму суть его тёмной половины, так долго сдерживаемую в тюрьме Междумирья.
Он отступил на шаг, его крылья сложились за спиной, а клыкастая пасть изогнулась в жуткой усмешке.
— Почти жаль прерывать такое зрелище…
Асмодей повернулся ко мне, все шесть его глаз сфокусировались на моём лице с такой интенсивностью, что казалось, они прожигают насквозь до самой души. Его зрачки пульсировали, то сужаясь в вертикальные щели, то расширяясь, заполняя почти всю радужку.
— О, я чувствую твою ненависть, старый друг, — низкий голос Асмодея обволакивал, словно смола, каждое слово сочилось злорадством и мрачным весельем. — Она грел бы мне душу… если бы она у меня, конечно, была.
Демон расхохотался, и его смех ударил по моим барабанным перепонкам, словно физическая сила. Я почувствовал, как из ушей потекли струйки крови, но даже эта боль бледнела перед яростью, бушевавшей во мне.
Я сжал кулаки так, что ногти, уже превратившиеся в когти, глубоко впились в ладони. Кровь, выступившая из ранок, мгновенно высыхала от жара, исходящего от моего тела.
— Что тебе нужно? — выдавил я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как мой голос дрожит и искажается от сдерживаемой ярости Аббадона, прорывающейся наружу.
Асмодей сделал несколько шагов вперёд, каждый сопровождался лёгким дрожанием пространства, словно сама реальность Междумирья прогибалась под тяжестью его присутствия. Он обошёл застывшую фигуру деда, остановившись всего в нескольких сантиметрах от него. Массивная лапа Асмодея зависла у лица Прохора, не касаясь, но так близко, что казалось, демон вот-вот сорвёт с него кожу одним движением когтя.
— Интересно, что бы сделал великий Прохор Лазарев, если бы встретился со мной лицом к лицу, — задумчиво произнёс Асмодей, с любопытством изучая выражение лица деда. — Возможно, когда-нибудь у нас будет такая возможность. Его репутация достигла даже самых глубоких уровней Бездны.
Демон провёл когтем по щеке деда, не оставляя следа, но сама эта фамильярность заставила меня дёрнуться вперёд. Я почувствовал, как из горла вырывается рычание — не человеческое, а демоническое, идущее из самых глубин моей изменяющейся сущности.
Асмодей обернулся ко мне, его верхняя пара глаз сузилась.
— Сдерживай свою ярость, полукровка, — прошипел он. — Я пришёл не для бессмысленной схватки. Хотя, признаюсь, возможность уничтожить всех дорогих тебе людей… весьма соблазнительна.
Он отступил от деда и приблизился к Мелиссе, Ярику и Дине, изучая их с таким видом, словно перед ним были лабораторные образцы редких существ. Он протянул свою массивную лапу и почти ласково провёл когтем по воздуху над их головами, словно рисуя невидимые руны.
— Забавно, как разделилась вторая половина, — заметил он, наблюдая, как тёмная аура вокруг троицы реагирует на его движения, то сгущаясь, то рассеиваясь. — Обычно человеческие тела не выдерживают даже малой доли демонической сущности. Они распадаются, как мокрая глина под прессом. Но вы… вы каким-то образом удерживаете её в себе.
Он придвинулся ближе к Дине, его лапа зависла у её лица, почти касаясь кожи. Девушка не отшатнулась, что меня удивило — в её глазах читался не страх, а какой-то странный, нездоровый интерес.
— Особенно интересен аспект хаоса, — голос Асмодея стал глубже, почти гипнотическим, когда он почти ласково коснулся щеки Дины. От его прикосновения кожа девушки потемнела, словно от ожога, но она даже не вздрогнула. — Человеческое тело слишком хрупко, чтобы его удержать. Скоро ты начнёшь разрушаться изнутри, дитя. Сначала твоя кровь закипит в жилах. Затем кости начнут трескаться от внутреннего давления. И, наконец, твой разум распадётся на фрагменты, не способный более удерживать связную мысль.
Дина вздрогнула, но во взгляде появилась странная решимость. Она слегка подалась вперёд, почти утыкаясь лицом в ладонь Асмодея.
— Есть ли способ… предотвратить это? — её голос звучал хрипло, но уверенно.
Асмодей отстранился, его глаза мерцали с интересом.
— Конечно же есть… но цена может оказаться выше, чем ты готова заплатить.
Я сделал шаг вперёд, чувствуя, как пульсирует в висках, как демоническая сила Аббадона рвётся наружу. Ещё никогда мне не было так сложно сдерживать трансформацию. Казалось, сама близость Асмодея пробуждала самые тёмные, самые первобытные стороны Высшего Демона во мне.
— Не смей прикасаться к ним! — прорычал я, и мой голос был уже наполовину не моим — глубже, с металлическими нотками и эхом, словно говорил я из колодца.
Асмодей заметил моё движение и рассмеялся — звук, от которого сама реальность Междумирья, казалось, съёжилась в страхе. Его смех был звуком лавины, сметающей горную деревню, звуком шторма, разбивающего корабли о скалы, — разрушительным и безжалостным.
— Я мог бы убить их всех прямо сейчас, — он небрежно указал когтистой лапой на застывшие фигуры деда, Шумиловой, Габера. — Твоих друзей, твоего деда… Было бы занятно наблюдать за твоей реакцией. За тем, как горе и ярость разорвут твоё жалкое человеческое сердце. За тем, как Аббадон возьмёт верх, когда ты потеряешь всё, за что цепляешься.
Асмодей подошёл ближе ко мне, нависая своей громадной фигурой, от которой исходил запах серы, горелой плоти и странных пряностей, каких не существует в человеческом мире. Жар его дыхания опалил моё лицо, когда он наклонился, почти касаясь моего лица своей кошмарной мордой.
— Но, пожалуй, ещё не время убивать Высших Демонов, — прорычал он, обдавая меня волной зловония. — Ты мне нужен живым… пока что. У меня есть более… интересные планы.
«Не поддавайся ему, — голос Аббадона в моей голове звучал напряжённо, но сдержанно. — Он пытается вызвать у нас реакцию. Спровоцировать. Он всегда был мастером манипуляций».
— Чего ты хочешь? — повторил я, чувствуя, как мой голос дрожит от напряжения.
Асмодей выпрямился и отступил на шаг, давая мне пространство для дыхания. Он повёл рукой в воздухе, рисуя когтем странные символы, которые вспыхивали алым светом и оставались висеть в пространстве, медленно вращаясь вокруг своей оси. Эти символы были древнее любого человеческого языка, но я каким-то образом понимал их общий смысл — договор, пакт, обязательства.
— Территории, влияние, власть — вот что по-настоящему важно, — произнёс Асмодей, его голос теперь звучал почти деловито, если такой термин вообще применим к существу из бездны. — Твой демон сейчас слишком слаб, чтобы защитить свои владения.
— Владения? — переспросил я, не понимая, о чём речь. — Какие ещё владения?
Асмодей снова усмехнулся, и на этот раз его смех был почти снисходительным.
— О, полукровка, ты так мало знаешь о своём… сожителе, — прорычал он. — Аббадон, как и все Высшие Демоны, владеет обширными территориями в нашем мире. Земли, пропитанные хаосом и безумием, где он правит абсолютной властью. Но сейчас, когда он разделён между четырьмя сосудами… — Демон развёл лапы в стороны, демонстрируя когти. — Его владения беззащитны перед более сильными претендентами. Такими, как я.
Внутри меня Аббадон клокотал от ярости, но я чувствовал, что он вынужден признать правоту своего врага. Гнев сменялся чем-то более холодным, расчетливым, более… человеческим? Нет, скорее прагматичным. Сохранение сил для будущей мести.
«Он прав, — наконец произнёс Аббадон в моём сознании, и каждое слово давалось ему с трудом. — В моём нынешнем состоянии я не могу противостоять его вторжению».
Я ощутил всю глубину ненависти и унижения, которые испытывал Аббадон, вынужденный отступить перед древним врагом. Эти чувства были настолько сильны, настолько чисты в своей интенсивности, что у меня защипало глаза. Никогда в своей жизни я не сталкивался с эмоциями такой силы. В сравнении с ними даже самые острые человеческие переживания казались бледными тенями.
Асмодей, словно читая наш внутренний диалог, оскалил пасть в жуткой улыбке. Его острые, как бритва, клыки влажно поблескивали в мерцающем свете Междумирья.
— Как приятно видеть тебя таким… сговорчивым, старый враг, — прорычал он, и в его голосе звучало глумливое торжество. — Возможно, человеческое тело делает тебя мудрее. Или… слабее?
Его последние слова были сказаны с таким явным презрением, что я почувствовал, как Аббадон вновь вскипает от ярости.
«Не поддавайся, — приказал я своей демонической части. — Именно этого он и добивается».
К моему изумлению, Дина внезапно сделала шаг вперёд. Её глаза пылали насыщенным красным светом, намного ярче, чем у Мелиссы или Ярика. Вокруг её тела клубилась тёмная аура, которая, казалось, стала ещё гуще в присутствии Асмодея — словно она тянулась к нему, как растение к солнцу.
— Я пойду с тобой, — произнесла она, обращаясь к демону. Её голос звучал странно, словно два голоса сливались в один — её собственный, человеческий, и другой, глубже и древнее, принадлежащий аспекту хаоса Аббадона.
— Дина, нет! — выкрикнул я, делая шаг к ней, но она остановила меня повелительным жестом, в котором было что-то нечеловеческое, что-то, от чего мои мышцы на мгновение парализовало.
— Я чувствую силу внутри себя, — произнесла она, и её лицо исказилось странной смесью экстаза и боли, почти оргазмическим наслаждением, смешанным с невыносимыми муками. — Она растёт с каждой минутой. Каждым ударом сердца. Каждым вдохом. Это… восхитительно и ужасно одновременно.
Её кожа начала меняться, приобретая почти металлический отлив, глаза полностью затопил красный свет, даже белки исчезли в этом сиянии. По её рукам пробегали багровые вспышки, оставляя после себя узоры, похожие на руны. Похожие на те, что я видел на коже Аббадона в Зеркале Души.
Её взгляд переместился на Мелиссу и Ярика, но в нём не было ни тепла, ни сочувствия — только холодный, оценивающий интерес, словно она смотрела на лабораторных мышей.
— Я всегда была чужой здесь, среди вас, — продолжила она, возвращаясь взглядом к Асмодею. — В библиотеке с книгами мне было уютнее, чем среди людей. Но теперь… теперь я чувствую, что такое настоящая сила. Настоящая свобода.
Она сделала ещё один шаг к Асмодею, теперь стоя так близко, что могла коснуться его.
— В твоём мире я смогу полностью раскрыть свой потенциал, не так ли? — в её голосе звучала странная интимность, почти соблазняющая. — Освободиться от оков человеческой морали, человеческих ограничений. Стать тем, кем я всегда должна была быть.
Асмодей склонил рогатую голову, его верхняя пара глаз сузилась от удовольствия.
— Аспект хаоса найдёт в демоническом мире свой истинный дом, — подтвердил он, протягивая когтистую лапу. — И под моим… покровительством ты сможешь обрести контроль над своими новыми способностями, — закончил Асмодей, его голос стал почти гипнотическим, обволакивающим. — Сила хаоса безгранична, если знать, как её направлять.
Я смотрел на эту сцену с нарастающим ужасом и отвращением. Дина, которую я знал как тихую, замкнутую библиотекаршу, теперь выглядела так, словно всю жизнь готовилась к этому моменту. В её позе, в выражении её лица читалось что-то, чего я никогда раньше не видел — абсолютная уверенность в своём выборе.
— Ты же понимаешь, что он использует тебя? — мои слова прозвучали отчаянно даже для меня самого. — Ты для него всего лишь инструмент для получения части владений Аббадона!
Дина медленно повернула ко мне голову, и в её насыщенно-красных глазах я увидел странную смесь жалости и презрения.
— А разве не все мы кого-то используем, Сергей? — её губы изогнулись в холодной усмешке. — Разве ты не используешь свою часть Аббадона для силы? Разве твой дед не использует тебя как продолжателя рода Лазаревых? Разве Емельянов не использовал меня, чтобы скрасить своё одиночество?
Она сделала паузу, её взгляд на мгновение затуманился, словно она вспоминала что-то далёкое.
— Всю свою жизнь я была инструментом, — продолжила она тихо. — Для матери я была оружием мести Никольскому. Для Красного Лебедя — проводником в школу. Для учеников — отличным объектом для насмешек.
Дина сделала шаг ко мне, и я невольно отступил, ощущая демоническую силу, исходящую от неё волнами — тёмную, искажённую, но невероятно мощную.
— Но теперь, — её голос стал глубже, звучнее, — теперь я буду использовать, а не использоваться. Я буду той, кто обретёт силу. И если для этого мне нужно заключить союз с Асмодеем… — Она обернулась к демону, кивнув. — Я готова заплатить эту цену.