Либелломания: Зимара

Глава 42 Дождь идет вверх

Спустя 92 года

В третьем раунде репортёры вились у моей ложи, как над розеткой с вареньем. Я натянула вуаль из нуарелии ниже и шагнула ближе к перилам. Ровно половина зала молилась на меня, другая половина проклинала и мечтала перекупить. Вот только никто не знал, у кого перекупить, иначе в Эксиполе накануне самого финального из всех финалов началась бы маленькая гражданская война. А я работала сама на себя. Так было проще.

Я не волновалась. Достаточно было и того, что мой Визжайло вышел в финал кубка империи против ибрионского шиборга по кличке Салофан. Ибрион будто в издёвку над правилами выставил кситского жорвела. В отличие от зяблого, этот зверь был серо-буро-зелёный, очень склизкий и гораздо более бородавчатый. На каждом щупальце он носил острые как бритвы крючки. Фактически жорвелы относились к паукообразным. Вот только их невозможно было убить ничем, кроме как ценой собственной жизни. А погибать на ринге было запрещено (этот пункт ввели после того, как эзеры пожелали сами участвовать в битвах). Оставалось выбросить Салофана за пределы чаши ринга. Да вот незадача: он выстреливал крошечными минипортами прямо под ноги Визжайло. Складки пространства жили всего полсекунды, но могли добросить до самой улицы, стоило только попасть в их аркан. Мой ассистент Скути потел от напряжения, подсказывая шиборгу, как не вляпаться в минипорт.

Для поединка я выбрала не шчера, а эзера. Уховёртку второй линьки. Летающие не дрались на ринге: противники мяли и отрывали крылья в первом раунде. Защищать их было сложно, а росли они потом полгода. Визжайло встал на две передние ноги и приподнял брюхо. Клещи-щипалки, покрытые бронёй из капсул карбенового гиперклея, развернулись в глаза жорвелу. Шиборги сцепились, броня растрескалась, жорвел моргнул — и склеил пять глаз из восьми. Салофаном никто не управлял, это было нереально. Он катался сам по себе и прыскал слизью, паутиной и кислотой. Единственное, чему его выучили, это избегать минипортов и не покидать ринг, с чем он неплохо справлялся.

Через час меня ждали в «Таракалье» на бокальчик «Джин Крайт», так что я подала знак Скути приканчивать раунд. Тогда Визжайло включил факелы антисвета на визорах. Зрители повскакивали с мест, потому что зал словно покусал бешеный ластик. Там, куда светили или, точнее, темнили визоры, тьма сгущалась такая, что ложка стояла. Визоры перепугали репортёров и сфокусировались на противнике. Жорвел заревел, но вот штука: никто его не видел, только слышались вопли, и летела слизь из клубка черноты. Салофан пропустил десяток ударов и опять покатился по залу. Мне стало смешно. В конце концов, неплохие деньги я уже заработала в полуфинале, а этим вечером зашла посмотреть представление. На трибунах кричали: «Почему вырубается свет? Сателлюкс не работает!» Те, кто выныривал на свет божий, не понимали, почему другие не видят их фонарей, пока опять не оказывались в луче факела. Это была светомузыкальная дискотека, только наоборот.

— Скути, кончай представление, — подстегнула я напарника. — У жорвела могут закончиться минипорты.

— Сию секунду!

Уховёртка опять поменяла тактику. Теперь она метилась в пушки, которые плевались минипортами. В иглах на концах щипалок у Визжайло была гравитирующая материя, которая не давала червоточинам минипортов сжиматься и продляла их жизнь. Оставалось только ждать, когда жорвел вляпается в собственную кротовину. Факелы антисвета мешали Салофану запомнить расположение ловушек. Скути подпрыгивал от волнения и бубнил в рацию Визжайло, куда тому ступать в темноте. В зале ругались, что из-за антисвета не видно и половины того, за что они заплатили. Комментаторы невразумительно блеяли. У меня за спиной кто-то из гостей выкрикнул:

— Это она? Мехатроник уховёртки Визжайло — она, да?

— Чёрная вдова Эмбер Лау, о ней писали весь отборочный тур.

— Совсем не похожа на стервозный портрет в «Спортивной Вшитле». Посмотри, какие у неё ноготки и пальчики, неужели она сама гайки вертит?

— А она их языком закручивает, — засмеялся его приятель. — Ты к ней не подкатывай, не так посмотришь — съест.

— С этого ракурса я бы сам её съел.

— Ну-ну. Я допытался у Скути: это женщина Кайнорта Бритца. Она аквадроу. И если она не вскипятит твою кровь, то перквизитор тебе её заморозит.

Через минуту бестолковый Салофан вляпался. Минипорт унёс его за пределы спортивного ангара, и не успела охрана опомниться, как жорвел улепётывал по вечерним аллеям Эксиполя на радость жителям городского партера. Визжайло повторял стойку на передних ногах и показывал щипалками «V».

Найдя меня у личной раздевалки, Скути предупредил, что в квартале объявили тревогу из-за жорвела. Скути я знала лет сто. Когда-то это я на него работала, и он оказался неплохим парнем. Самое прекрасное, что я теперь могла себе позволить, — это выбирать окружение и связываться только с тем, кто мне по душе. Я убирала сапфировые шпильки в подошву, чтобы бежать от жорвела если вдруг, когда за моим плечом кто-то покашлял, привлекая внимание. Это был вроде не шчер и не эзер, да и не ибрионец, потому что без жабр. Миловидный пепельный блондин, кого-то мучительно напоминавший.

— Госпожа Лау, позвольте?.. На минуту.

А вот акцент звучал ибрионский. Теперь я его узнала: точно, это был хозяин Салофана. И чего ему понадобилось? Шёл бы лучше жорвела своего искать. Мужчина протянул мне продолговатый футляр. Когда я не пошевелилась, странный ибрионец сам открыл его для меня.

— Госпожа Лау, позвольте преподнести вам это ожерелье в знак признательности от новичка к троекратному чемпиону империи.

На чёрном бархате лежало колье из бриллиантов. Чудаку повезло ещё, что меня не передёрнуло.

— Благодарю, нет. Я ничего не ношу на шее, — я вежливо улыбнулась и надела шляпку с вуалью, намереваясь пройти мимо.

— Прошу вас, простите! Я… и правда не сообразил.

Я не собиралась оборачиваться, но послышался хруст, и по полу что-то рассыпалось. Бриллианты. Чудак разорвал ожерелье и держал те камни, что не упали ему под ноги, в ладонях. Это были подобия солнц, на которые можно было смотреть, не рискуя ослепнуть.

— Вы сумасшедший? — усмехнулась я.

— Теперь их нельзя носить на шее, но не забирать же их назад.

— Простите… как вас?..

— Орис Зури.

— Орис, я не ношу бри… Орис Зури⁈

Мне рассказывал о нём Кай. Брат её величества Самины Зури. Капитан имперского гражданского флота и, как оказалось, любитель шиборгов. И крупный прохвост, раз выставил жорвела.

— А Юфьелле носит? — робко поинтересовался Орис.

Так вот в чём было дело. Он не знал, как подобраться к моей дочери, и решил начать с меня. Я присела и помогла собрать бриллианты с пола.

— Знаете что, Орис Зури? Если до утра вы избавите Эксиполь от вашего Салофана, наберите меня по этому номеру. Разработаем план захвата царевны.

Я послала ему визитку. Почему бы и нет? Мне импонировали чудики.

Уже смеркалось, когда я приехала в бар «Таракалья». На нём, как девяносто лет назад, висела табличка с просьбой не превращаться в случае драки. Йеанетта, Язава и Злайя уже болтали у стойки. Девчонки с Кармина сами нашли меня лет пятьдесят тому назад, раньше я никак не могла выйти на старых знакомых, потому что после захвата Урьюи все документы и адреса перепутались. Йеанетта жила в Черновдовьем отшельфе и служила старшей клевреей примулы. Язава недавно возглавила фабрику Galettensklaven, где работала когда-то. А храбрая Тьель обжилась на Кармине и слала нам приветы.

Мы собрались поздравить Злайю. Весной она открыла в Златопрядном первый приморский лагерь для детей всех рас. Это была её третья попытка за девяносто лет. Первый раз никто попросту не пустил туда детей. Даже приюты. Шчеры побоялись, эзеры побрезговали. Сколько слёз пролила Злайя! Во второй раз приехали дети шчеров, с которыми когда-то сдружились Миаш и Юфи. А из насекомых был один внук Пенелопы и Круса, которого прислали в качестве гуманитарной помощи, да и тот попросился домой драк через пять. Это нельзя было в полной мере назвать лагерем всех рас, и Злайя опять приуныла. Да, несмотря на то, что Урьюи давно присоединилась к империи, отношения между расами теплели медленнее, чем хотелось бы и тем и другим. Как парадоксально это ни звучало. Нынче Злайя собрала волю в кулак и заявила, что в сто двадцать лет ей уже плевать на всё. Мы дали ей самую смелую рекламу.

— За открытие второй смены, Злайя, — я подняла свой «Джин Крайт».

— Передай Юфи, если бы не её росток ламбаньяна, этого лагеря ещё сто лет бы не случилось.

— Передашь ей завтра лично, они с Миашем прилетят отмечать вторую линьку. Миаш специально дожидался, когда сестра полиняет.

— До сих пор не пойму, как вы отпустили их на другие планеты? — спросила Язава. — Ведь у них оставалось только по одной жизни, когда они улетели из дома.

Голос Йеанетты остался тем же тихим и нежным, каким был на Кармине:

— Их защищала мамина любовь.

— И папин глоустер офицерской реновации, — добавила я. — Да, сначала я клялась, что не отпущу их от своей юбки до второй линьки, но… Да чёрт возьми, девчонки, у всех на свете, кроме эзеров, по одной-единственной жизни.

— Но именно поэтому молодые насекомые такие безбашенные, — Злайя отправила в рот шпажку с нарезкой саранчи и захрустела за обе щеки.

— Уж чего-чего, а собственные задницы Миаш и Юфи научились беречь ещё до знакомства со мной.

Мы посидели ещё недолго, обсуждая мой финал кубка империи, пока снаружи не начало моросить. Подруги остались спорить о том, сколько мест получат шчеры в объединённом сейме по осени, а я заторопилась домой. Шум нарастающего ливня пробирался мне под кожу, и я то зябла, то горела. Сильный дождь и метель по-прежнему были моими фобиями. Кай не отвечал на сообщения и не читал их, значит, не скоро ещё собирался домой. Меня ждал великолепный, кристально прибранный, но пустой одонат. Дети обещали добраться только к полудню. Миаш работал в управлении Хитинового банка и мотался по империи с аудитом. Дотошный и усидчивый, он был счастлив на своей скучной должности, от которой иных с души воротило, поэтому быстро продвигался по службе. Юфи устроилась на Ибрионе. Она едва закончила учиться, как пришло официальное приглашение с рабочей визой. Такое же, как когда-то Каю: по результатам теста на оригинальное мышление. В отличие от отца, Юфи не порвала письмо с Ибриона, а с радостью улетела собирать звездолёты. Я так понимала, Орис Зури узнал о ней после того, как она что-нибудь ему починила. Или сломала. В этом отношении Юфи была способна на всё.

Я отпустила слуг, послонялась в мастерской без дела и включила всю иллюминацию, какую нашла. За мной хвостом следовал Супик, прапрапра…правнук Сырка, помесь песца и охотничьей дворняжки Нулиса, густошёрстный серебристый жулик. Ливень усилился после заката. На меня накатило сильнее. Пальцы онемели, хотя я убеждала себя, что не нужно бояться, даже если Кая подстрелили на задании. Что с четвёртой линькой это тьфу, и что это уже происходило, да произойдёт ещё не раз, ведь перквизиция — это… это вам не… И что Кай обожает свою трудную, леденящую, коварную службу. Это его стихия, его естественная среда. Но сегодня ничего не помогало. Я скинула тугие шелка кругопряда и надела пижаму из простого хлопка, разрисованного букашками.

Иной раз, подозревая, что Кая убили на облаве или при задержании, я уходила спать в гостевое крыло. Чтобы дать ему прийти в себя после инкарнации. Не отсвечивать. Впрочем, такое случалось нечасто, раз лет в двадцать. Разумеется, он не просил меня отстраняться, а в последний раз даже соврал, что вовсе и не умирал, ну, разве что чуточку. Не хотел меня обижать. И всё же мне казалось, что в первые дни после инкарнации ему требовалось побыть одному. Но сегодня ливень лупил в панорамные окна, и я свернулась калачиком в нашей постели. Она пахла кофе и бергамотом. Супик тявкнул и заскулил, сочувствуя моей тревоге. А я обнимала холодную подушку, зная, что завтра в окрестностях Эксиполя будут судачить только об одном: какой-то псих пустил ливень вверх!

Несколькими часами ранее

— Раухкомиссар Бритц, я категорически возражаю против напарницы-шчеры. Вот заявление на замену. Шквар-майор Хокс направила меня к вам за разрешением.

Бритц оторвал взгляд от разобранного глоустера на стеклянном столе, и стажёр отдёрнул протянутую руку. Заявление осталось висеть в воздухе. Парни пришли вдвоём, унтерпёс Дью (дылда) и унтерпёс Сетт (коротышка), стажёры, которых ещё не распределили. Раухкомиссара не боялись в обычном смысле слова. От него всеми силами держались подальше, точно как разумные люди избегают громоотвода в грозу. Замена напарника была мелочью настолько вне интересов оберрата перквизиции Эксиполя, что Кайнорт смотрел на стажёра как на муху в супе. Но парень в праведном гневе дошёл аж до Полосатой Стервы, которая формально стояла ещё выше. И Бритц медленно моргнул, что стажёр Сетт расценил как внимание.

— Понимаете, раухкомиссар, Ханья шчера. Пауков должны ставить в пару друг с другом. Всегда ставили. А вот с Дью мы сработаемся, он согласен. Дью, ты ведь согласен? Дью согласен! — унтерпёс понизил голос и приподнял бровь. — Пусть Ханья работает с Нэдом, тот совсем не против шчеры, я узнавал. Войдите в положение, раухкомиссар Бритц, ну, понимаете, как минори минори. Ну, понимаете?

— Нет.

— Нет — не понимаете, или нет — нельзя другого напарника?

— Нет и нет.

Сборка глоустера после контроля требовала внимания, и Бритц уделил стволу все сто процентов. Он, впрочем, чувствовал, что стажёры так просто не уймутся, не для того их пять лет учили настойчивости.

— Раухкомиссар Бритц, — с трескучей ноткой отважился Сетт, — ведь согласно психолого-педагогической рекомендации, напарники должны подходить друг другу. А Ханья…

— Забудьте всё, чему вас учили в академии, и так далее.

— Но вы же сами преподаёте психологию в академии, и…

— Только потому, что за это мне дают рабов.

— В смысле, рабов? — брякнул Дью, всё это время разглядывавший триптих на стене раухкомиссара. — Рабство отменили сто лет назад.

— И разве это не прекрасно? — широко улыбнулся Бритц. — Через десять минут жду кофе. Ботулатте на чёрной вдове. С гранатовым пралине в кокосовом бисквите. Как принесёте — получите новые поручения. А заявление перепишите. Включите туда запрос на аноректальную манометрию. У вас острое стереотипическое воспаление предрассудочной железы.

Стажёры закрыли за собой дверь кабинета и застыли в коридоре, не зная, что и думать. Бежать за ботулатте и бисквитом, серьёзно? Сетт весь кипел, но, сам себя не помня, очутился у кофейного автомата. Дью рядом покупал проклятое пралине.

— Ну что, я гляжу, получили повышение?

Подпирая плечом стеллаж с картотекой, в коридоре стояла шчера в форме стажёра. Унтерпёс Ханья казалась совсем мелкой рядом с верзилой Дью.

— Альда Хокс над вами поглумилась, придурки. Нарочно послала вас к раухкомиссару Бритцу жаловаться на пауков.

— Да что ты темнишь, жучка? — огрызнулся Сетт. — Делаешь вид, что знаешь больше нашего?

— Вы только что из его кабинета, видели триптих на стене?

— Мы что, в музей туда ходили?

— А ещё метите в перквизиторы. Да вас с такой наблюдательностью даже в обычную полицию не возьмут.

— Ну, красные и чёрные мазки, стилизация под какой-то парный танец, — пожал плечами Дью.

— Танец, — фыркнула Ханья.

Шчера выбросила из комма в воздух голограммы старых журнальных статей. Фото на разворотах очертаниями повторяли фигуры из кабинета Бритца, но там был минимализм, а тут реальные исходные изображения, с которых рисовали триптих. У Сетта и Дью глаза на лоб полезли. Три журнала опубликовали с разного ракурса парочку без понятий о стыде и совести. Двое уединились на веранде плавучей виллы лидмейстера Риго Нагао. Остеклённый бортик запотел, хореографии такого «танца» можно было только позавидовать. Первая статья, на фото к которой лицо женщины закрывали тёмные волосы, бросалась восклицательными знаками:

«Эксклюзив!!! Умбрапсихолог академии перквизиторов Бритц проводит внеурочный семинар с неизвестной красоткой на закрытой вечеринке у лидмейстера!»

Второй журнал заполучил другое фото того же самого дрона. С этого ракурса, наоборот, в тени осталось лицо мужчины. Статья сыпала вопросами:

«Звезда мехатроники Эмбер Лау предпочитает эзеров? Кто этот окрылённый счастливчик? Они играли в рабыню и господина — или наоборот???»

Третьему журналу не повезло на лица, но даже это не смутило редактора:

«НЕИЗВЕСТНО КТО ЗАНЯТ ИЗВЕСТНО ЧЕМ! Подробности в следующем выпуске…»

Все три изображения были явно получены в одном месте и в одно время с разницей, может быть, в несколько минут. Теперь стажёры припомнили, что когда-то давно уже натыкались на эти статьи, но первой догадалась их совместить именно Ханья.

— И что? Миллионер перепихнулся со звездой, обычное дело. И это было лет… — Сетт пригляделся, — двадцать назад, вот: Риго Нагао назвали лидмейстером, а Бритца — просто умбрапсихологом академии. Сейчас он уже имени-то её не вспомнит.

— Видели, что у него на защитном экране комма? — подняла брови Ханья.

— Ну, допустим, фотка шиборга с последнего кубка, этого, как его, Визжайло, — опять напряг память Дью.

— А раухкомиссар у нас что, интересуется шиборгами? Может, он азартный болельщик, наш флегматичный Бритц? Или вот сегодня, например, финал кубка империи, и где будет раухкомиссар?

Тем вечером полиция и перквизиция Эксиполя планировали совместную операцию. Облаву на террориста Шушву Требуху. Кайнорт Бритц отвечал за то, чтобы прикрывать Альду Хокс. И заодно показывать стажёрам, как правильно сидеть за мусорными баками и не отсвечивать под ногами у спецназа. В общем, вечер у раухкомиссара обещал быть захватывающим.

— Короче, ты это к чему, Ханья?

Унтерпёс Ханья нашла в сети картинку с экрана Бритца. Это был промопостер, где рядом с нахлобученным во все пушки Визжайло стояла Эмбер Лау. Такая худенькая, что её и правда трудно было заметить сразу.

— И что?

— А то, дурак, что они живут вместе.

— Ну, это уж ты зарываешься, — расхохотался Сетт и расплескал остывший ботулатте. — Если ты такой проницательный детектив, может, раскроешь парочку серийных убийств, пока я схожу отлить?

— А ты такой ссыкун, Сетт, что я успею стать комиссаром, — отрезала Ханья и наконец сжалилась. — Да никакой тут проницательности не нужно. Наш тихоня Нэд проболтался. Говорит, комиссар Пшолл на днях собирался к раухкомиссару в гости, спрашивал у Бритца, чего Эмбер будет пить и всё такое. Вот и весь детектив. Поверьте, я и сама бы сменила напарника, вот только из всех стажёров я в отделе одна шчера. До вечера!

Дью задумался и не заметил, как сам откусил от бисквита, который нёс Бритцу. Это привело его на дно отчаяния.

— Н-да, подставила нас Хокс. Не работать нам с тобой в паре, Сетт.

— Я придумал. Сегодня вечером, если придётся вылезать из орникоптера, обменяемся напарниками прямо во время облавы. Нэда и Ханью предупредим уже там. Всё равно всем всё равно! Только смотри, не растеряйся.

Унтерпсы пожали лапы.

Продолговатая жеода розового кварца, переделанная в искусную шкатулочку, умещалась у Кайнорта на ладони. Он полюбовался тем, как розовые кристаллы сверкали в отражении полированного янтарного шарика на конце булавки, и убрал жеоду в сейф. С этим Шушвой Требухой, наёмным террористом, Бритц не успевал даже на третий раунд финала кубка империи. Он набрал шквар-майора Альду Хокс. Да, они опять работали вместе или, лучше, параллельно. Частично параллельно, как выразился Кайнорт, когда признался в этом Эмбер. Шквар-майор возглавляла полицию города, а оберрат — перквизицию, Альда была руками сыска, а Кайнорт — извилинами. Должность Альды предполагала, что она могла командовать перквизиторами Эксиполя, но только не зарываться. Что об этом думала Эмбер, Кай спросить не решился. Лучше откусил бы себе язык, чем стал бы развивать с нею разговор о Полосатой Стерве.

— Хокс, я там не нужен. Разве недостаточно того, что я нашёл, где прячется Требуха? Иди и возьми его и оставь меня в покое.

— Ты мне и там и вообще нигде на хрен не нужен, Бритц, — гавкала Альда и, судя по звуку, что-то грызла. — Но Риго Нагао опять метит в лидмейстеры, и на поимку Требухи поднял всю столицу. Ему нужно шоу, мать его. Если в новостях не будет формы всевозможных полицейских расцветок, не видать повышения ни тебе, ни мне. А так — да. Перквизиторы на облаве уместны не более, чем библиотекари при абордаже. Сиди за мусоркой и не бухти. Ты любишь мусор разбирать, ха-ха.

Кайнорт успел дать отбой первым.

— Супер.

Правда, Эмбер его и не ждала. Знала, что у него за работа. Кайнорт вычислил штаб-квартиру террориста и потерял надежду отделаться от участия в облаве этим вечером.

Стажёры преподнесли ещё сюрприз. Уже в орникоптере по пути на облаву по плечу Бритца кто-то постучал пальцем:

— Раухкомиссар Бритц, у меня хромосфен сдох, — прошептала Ханья с таким видом, будто только что намочила штаны.

— И ты мне об этом только сейчас сообщаешь, унтерпёс. Ты проверяла амуницию в отделе?

— Я…

— Она проверяла, я видел! — горячо заверил Нэд, обычно неспособный повысить голос даже на кофейный автомат. — Ханья, возьми мою броню.

— Это потому что я шчера?

— Потому что девчонка.

— Ну, ещё лучше! — проворчала Ханья, но броню взяла.

Начинался дождь. Бритц вырулил в нужный закоулок, остановился у мусорки и обернулся к стажёрам.

— Нэд, а ты какой линьки?

— Первой, раухкомиссар.

— Сколько ещё инкарнаций?

— Ну, там… да осталось чего-то.

Кайнорт изничтожил Нэда взглядом и бросил ему свой хромосфен. Уже подъезжая к фабричному недострою, где засел Требуха, Кайнорт понял, что Альда подняла на уши весь квартал. Это было очень в стиле Хокс. Ливень усилился. Держась подальше от перестрелки с телохранителями террориста, Бритц увёл орникоптер к условленной помойке и посадил так, чтобы наблюдать за чёрным входом. Ворота там были закрыты, забиты, задвинуты рельсом и заварены. Появиться с этой стороны могло разве что привидение. Кайнорт только расслабился в кресле, как вдруг Сетт вскочил с места:

— Раухкомиссар, ворота открываются! Это обманка была!

— Вон Требуха! — показал Дью. — Вон-вон-вон, полетел к чёрному входу! Оленья кровососка, это же Шушва?

— Да, это он.

Кайнорт вызвал Хокс. Она чертыхнулась и обещала быть через пять минут. Пока спецназ воевал с телохранителями у главного входа и забавлял репортёров, Шушва Требуха на пустой фабрике готовил гломериду к вылету. Из недостроя донёсся рокот разгонных турбин. Альды всё не было, а из ворот показались коготки шасси частного звездолёта. Такие пуляли с планеты в мгновение ока в обход космопортов. Фабрика стояла за городом, и ближе к закату, когда Хокс перестреляла все фонари, а террористы сбили все полицейские сателлюксы, побег Шушвы освещала только дикая вспышная люминока. Да кривой ламбаньян едва теплился плакучими гирляндами. Дождь лил стеной.

Гломерида разворачивалась, чтобы взлететь, и Бритц уже мечтал, как шеф полиции отчихвостит Альду Хокс, когда сбоку в звездолёт вмазался какой-то громадный ком.

— Жорвел! — взвизгнула Ханья. — Откуда здесь жорвел⁈

Стажёры бросились вон из орникоптера под дождь. Бритц загнал их за мусорные баки и выглянул. Гломерида покосилась. Попыталась взлететь, но рухнула на жорвела. И вся задымилась. Кайнорт приказал:

— Пара Дью-Нэд, прикроете меня отсюда, пара Сетт-Ханья — обегите недострой и зайдите Требухе со спины. Он скоро появится, его гломерида уже вся горит.

Стажёры кивнули. Бритц вылетел из укрытия и, взбежав по оплавленному шасси, распахнул клинкет. Ему навстречу вывалился Шушва. Террорист пальнул не глядя, но в дыму, ливне и миазмах горелого жорвела промахнулся.

— Брось оружие, Шушва! Перквизиция Эксиполя, ты окружён.

— Кайнорт, душечка! — Требуха улыбнулся Бритцу, как родному, и состроил жалобную мину. — А у тебя спина не простыла? За ней никого нет!

Кайнорт только на полсекунды стрельнул взглядом по сторонам. Он увидел Сетта не на своём месте и растерянного Нэда совсем не там, куда только что его послал. Стажёры бестолково метались, Ханья и Дью словно заблудились, перепутались и бежали с разных сторон к мусорке. Хотя первая должна была обегать здание, а второй и так стоять у баков. Летали унтерпсы быстро. Но намного медленнее заточенных бумерангов Требухи.

Лезвия Шушвы Требухи вспарывали от паха до подбородка. На землю вывалилась верёвка кишок, следом упал мешок из-под неё. Прямо в лужу. Уже слышалась очередь из глоустеров спецназа, а Кайнорт валялся в дикой люминоке. Он уже не дышал, но видел, как Ханья попала в висок Шушвы и произвела первый в своей жизни неловкий, но образцовый арест. Он видел ухмылку Альды и вспышку журналистского дрона. Он видел, как дождевая вода собиралась на траве, отрывалась и летела вверх. Эмбер звала его домой.

— А мы не будем ждать, когда раухкомиссар инкарнирует? — заикаясь, спросил Нэд у Альды. — Или мы его с собой забираем?

— Нет. Я вызову за ним катафалк. Он же мне всю машину кишками уделает! Всё, мерзавцы, едем, едем! Коктейль по поводу вашего первого задержания сам себя не выпьет!

Катафалк, разумеется, не приехал.

Через два часа Бритц, рывками освобождаясь от грязной портупеи, в окровавленной парке, в порезанной рубахе и провонявшем жорвелом белье вбежал в свой кабинет. Принял моментальный душ. Забрал из сейфа кварцевую жеоду с янтарной булавкой. Прочитал по диагонали два письма от Риго Нагао. В первом Кайнорту делали выговор за отсутствие хромосфена. Во втором повышали до оберрата уголовной перквизиции Урьюи. Какие-то, в сущности, пустяки. Хотелось поскорее смыться. В коридоре прогуливался, насвистывая, Нахель Пшолл. Он только что заступил в ночную смену.

— Эгей, дружище, — испугался его Нахель. — Унтерпсы говорят, ты пропустил вечеринку по поводу ареста Шушвы Требухи. Уже знаешь, что Эмбер опять чемпион империи?

— Привет.

Бритц проскакал мимо и добавил:

— Пока.

— Кай, ты чего? Ты не рад, что Шушва арестован? Вы его полгода ловили.

— Мне надо домой.

— Да что случилось-то?

— Ливень.

Инкарнируя после неудачных дежурств, он первым делом искал Эмбер в гостевом крыле. Сидел рядом, пока она спала, вдыхал воздух, который она выдыхала, а под утро уходил к себе. Не будил. Кайнорт знал, что она отстранялась нарочно. На самом деле в этих прятках была какая-то ерунда, которую Эмбер внушили насчёт эзеров, и она, всегда-то ненавязчивая, в эти дни становилась ещё прозрачней. Им давно пора было поговорить об инкарнации, но сразу после кокона Кайнорт легкомысленно не придавал этому значения, а потом надеялся, что его не скоро ещё подстрелят.

Но никогда ещё его смерть не приходилась на ливень. Эмбер не было в гостевом крыле. Она скукожилась на их общей кровати и обнимала жёсткую подушку Бритца. На полу валялся комм с половиной набранного номера перквизиции и десятком неотвеченных звонков на личный комм Кайнорта. Виски блестели, заплаканные ресницы склеились, на лбу остался мучительный залом. Капсулы от приступов панических атак выглядывали из-под одеяла. Супик поднял морду и посмотрел на хозяина с таким укором, что Кайнорту захотелось немедленно уволиться. Он почувствовал, что сейчас самое время разбудить Эмбер. Всё равно ей наверняка не снилось ничего хорошего.

Кайнорт лёг рядом, отодвинув недовольного Супика. Поцеловал взлохмаченные кудри. Эмбер резко открыла глаза и просияла. Каждый раз, каждый… она, просыпаясь, смотрела на него после инкарнации точно так, как тогда на Цараврии.

— Поздравляю, имперский чемпион, — Кайнорт отдал ей бело-розовую жеоду, полную нежных кристаллов кварца.

Эмбер достала основной подарок.

— Спасибо, — она двумя пальчиками выудила тонкую брошь. — Энтомологическая булавка? Остроумно, балда. С капелькой янтаря и… букашкой внутри! Ха-ха, восхитительно!

Она приколола брошь к воротнику, постояла у зеркала и вернулась в кровать.

— Когда ты успел? Я чемпион только несколько часов, а эта вещица явно не из торгового центра.

— Давно заказал. Ну, если бы проиграла, это был бы утешительный приз. — Он устроился в любимой позе: поперёк кровати, головой на животе Эмбер. — Я рад, что ты здесь. Тот, кто говорит, что эзерам на всё плевать после инкарнации, тому и до неё на всё было плевать. Эмбер, знаешь, что на самом деле происходит? Сначала я эмоционально стерилен, это правда. И никого не люблю, это слишком сложное чувство. Но я возвращаюсь домой, а там ждёт потрясающая женщина, в восхитительно мягкой пижаме… не смейся, у меня голова трясётся… красотка, о которой я знаю столько удивительного, а помню только хорошее. Поставь себя на моё место. Неужели я захочу, чтобы ты ушла в другую комнату? Неужели кто-то в своём уме прогонит ангела со своего плеча?

— В своём уме — это не про тебя, Кайнорт Бритц.

— Я знаю, что назавтра опять пропаду в тебе, как в сингулярности, уже только потому, что с тобой это неизбежно. — Он помолчал, проводя мысленную ревизию всего, что сказал, и в общих чертах это его удовлетворило. — А теперь спи.

Кайнорт лежал на восхитительно мягкой пижаме и светил глазами в потолок. Забавно, думал он, как трогательно Эмбер приняла булавку с букашкой. Неужели она посчитала безделушку достойным подарком в честь троекратного титула чемпиона? Только притупление эмоций после инкарнации позволило Бритцу удержаться и не выдать, что на самом деле это был триниджет. Не одноразовый, настоящий. Он разворачивался в конвисферу ибрионского автомобиля или в силовую броню в случае опасности, ну или просто украшал воротник. Триниджет вместе с мелкой мошкой заключили в янтарь на Ибрионе, а потом Кайнорт заказал изготовить из неё брошь на энтомологической булавке. «Выспавшись» в луже с люминокой за недостроенной фабрикой, он полежал ещё без сна, решая, когда же рассказать Эмбер. До утреннего ботулатте или после?

Супик еле дождался, когда дыхание обоих выровняется во сне. Он потоптался на кровати и уложил морду на подушку, а хвост на плечо хозяина.