Либелломания: Зимара

Глава 38 Самый-самый последний шанс

«Новости Миргизы»

После таинственного исчезновения господина Жуайнифера временно исполняющим обязанности лидмейстера эзер-сейма назначен начальник полиции Эксиполя Риго Нагао, которому не хватило всего трёх пунктов на прошлых выборах. Господин Нагао известен резонансной протекцией шчеров и крайне возмутительным кругом общения. Напомним, на прошлой неделе Риго засекли на рыбалке в компании паука-серебрянки.

комментарии:

qwerty ~ да хоть в компании пескумбрии, это его личное дело в выходной!

Pimpo4ka ~ я за него голосовала =^._.^=

zlo123 ~ клоун этот ваш Нагао

tydynz ~ серебрянки классно загоняют рыбу, я у них икру беру

DICKnick ~ фу, как не противно, её же перемешивали пауки, буэээ… смотри, как бы лишние лапы не отросли!

tydynz ~ надо было тебе на астероидах оставаться, расист грёбаный(_!_)

DICKnick ~ комментарий удалён модератором

tydynz ~ комментарий удалён модератором

«Вечерний Таракас»

Традиционный субботний опрос подписчиков! Сегодня о наболевшем:

Отменить ли обязательные токены для перемещений шчеров внутри города?

Результаты:

А — отменить, пусть ходят где хотят — 13 %

Б — отменить для детей и благонадёжных — 25 %

В — оставить только супертокены в особо охраняемых зонах — 45 %

Г — оставить всё как есть — 17 %

Итоги соцопросов редакция передаёт в сейм. Нам важно ваше мнение!

Панорамные окна веранды выходили в сад, заваленный каменистыми горками. На угловатом известняке густо нахохлился мох, а над ним заиндевели мелкие цветы и леденело разнотравье. По лентам дорожек — нарочито кривых, с неровным, мощённым вручную ветвлением — торчали пучки вспышной люминоки. Уже погасшей на зиму. Сад разбили едва ли пару лет назад, но он казался древним, диковатым и чарующим. Каменистые клумбы громоздились тем выше, чем ближе сад примыкал к настоящему предгорью. Территория виллы «Мелисса» раскинулась вплотную к горе Оонопида. Иллюзия уютной старины обошлась владельцу в сотни тысяч зерпий.

В эту минуту хозяин виллы впервые лет за сто принимал непрошеных гостей. На самом деле абсолютно все его гости были из этой категории, но обыкновенно их выдворяли взашей на полуслове. В этот раз Нулис Иземберд распорядился даже подать ботулатте, и экономка так растерялась, что первый раз в жизни переспросила хозяина. Нет, он имел в виду то, что сказал. Высокий, с длинной гривой перламутровых волос, перетянутых у лопаток серебряными зажимами и заправленных за портупею на поясе, в охотничьей твидовой тройке и горных башмаках на тракторных подошвах, он одним взглядом студил гемолимфу в жилах гостьи. Нулис только что зашёл с террасы на веранду и обстукивал заснеженные ботинки прямо о панорамное стекло. Глядя на минори Нулиса Иземберда, Альда Хокс никогда бы не подумала о родстве с Бритцами. Уж скорее со львами, которых она видела на Бране. Грубоватые брови, хищный угловатый нос, крупные зубы, которыми можно было перекусить шею. Ни чуткой обходительности Кайнорта, ни мягкости Верманда, ни даже безупречного вкуса их матери, которой Нулис приходился родным братом. Альда понюхала ботулатте и выдавила:

— Когда я сказала, что хочу передать племянника в надёжные руки, я совсем не это имела в виду.

Нулис оставил это без комментариев. Его взгляд был прикован к женщине в саду за окном. Худая брюнетка в чёрном полупальто присела, проявив чудеса элегантности в узком футляре юбки, и показывала девочке пишпелию, которая вот-вот собиралась лопнуть и выбросить рыбку в ручей. Мальчик неподалёку штурмовал мшистую горку. Шчера в саду была хороша, как армалюкс в парадной кобуре. В разрезе юбки над сапфировой шпилькой показалась напряжённая скульптура икроножной мышцы, один вид которой раздражал Альду.

— И вы так это оставите? Позволите им видеться? На мой взгляд, такое пятно на происхождении протагона Юфи и такой круг общения для триагона Миаша — это… пффф, — фыркнула она.

— Ты когда-нибудь держала псарню?

Грубый вопрос, заданный резким тоном, огорошил Хокс. Она не ожидала такого перескока.

— Нет, боже упаси.

— Я держу. Все дворняги: генный винегрет, хромосомная палитра, — похвастался Нулис. — Эти чистокровные гончие, которых отбирают по триколору на ушах и форме крючка на хвосте — тупые и дохлые. Выставочные шавки с никудышными нервами. Увешаны медалями, а не возьмут след, даже если дичь им на нос нассыт! А мои звери хитроумны, здоровы. И ласковы, — с неожиданной теплотой добавил минори Иземберд. — Потому что мне всё равно, какой ширины у них пятно на заднице. Я смотрю, каковы они с изнанки. Если ровный кобель обхаживает ровную суку, совет им да любовь. А отбор по родословной — это путь в никуда. Чем чище кровь, тем она жиже. Верь мне, я патологоанатом.

— Я думала, чистота крови для вас что-то вроде чистоты зубов.

— Да что ты вообще знаешь о минори, Хокс? — Нулис раздражённо закурил сигару диаметра трёхлетнего деревца. — Мы другой вид эзеров. Иная ветвь эволюции, как бранианские кроманьонцы против неандертальцев, если бы последних было большинство. Просто вы размножаетесь чаще. Природа же оградила нас от скрещивания с другими эзерами, чтобы мы искали гены на стороне. Ассамблея неспроста закрывала глаза на эксперименты со шчерами в прошлом. Посмотри на Лау. Та самая соломинка, что переломит спину бизувию. А Юфи! Подавит любое восстание машин. Пять минут в саду, а уже форсунку для полива разобрала.

— Ещё неизвестно, действительно ли Эмбер мать, и уж вдвойне сомнительно, отец ли Кайнорт, — себе под нос буркнула Альда.

Сомнения Хокс понять было несложно. В перерывах между серьёзными отношениями связи Кайнорта Бритца бывали, прямо скажем, хаотичны и оригинальны. А знакомство с Эмбер Лау пришлось аккурат на разрыв с Маррадой. Мало ли с кем он ещё спал? Рой-маршал мог заполучить любую. А Эмбер имела глупость вернуться на Урьюи, где в разгар вторжения насекомые распустились до невозможности.

— Этим занимается доктор Изи. Результат теста будет готов с минуты на минуту.

Нулис Иземберд не доверял капсульным экспресс-тестам, когда дело касалось его родных. Их у Нулиса осталось не так-то много. Как только Изи доставил Эмбер и детей к двоюродному деду, тот приказал доктору немедленно отправиться в лабораторию. Под неё в «Мелиссе» было оборудовано целое крыло, начинка которого могла соперничать с клиниками Цараврии. Едва Альда решилась пригубить ботулатте, как в дверях деликатно покашляли, и на веранду из коридора вышел Изи. Он нёс кипу целлюлозных и погонял впереди себя стайку голографических справок, спектрограмм, таблиц и синусоид.

— Ну, — рыкнул Нулис. — Что ты там жмёшься к косяку, божья тварь, показывай!

Изи начал предъявлять документы в порядке проведённых анализов. Нулис кивал, и перламутровая грива переливалась в такт. На полу под столом остались лужицы подтаявшего снега с его подошв. На таких ботах можно было таскать целые сугробы.

— И как же это так вышло, что моя внучатая племянница чахла на элитной помойке, где умываются льдом и жрут ботву? А её мать выбросили, как стручок, из которого вытряхнули горошину? Что, если бы Кайнорт не оказался безрассуден настолько, чтобы выудить Юфьелле из приюта этой востроносой грымзы Олеа?

— Вы меня, должно быть, сейчас на месте прибьёте, минори Иземберд, — промямлил Изи. — Но я вам кое-что поведаю о дне рождения Юфьелле.

Нулис хлопнул по столу, и Альда поперхнулась кофе.

— Хокс, до свиданья! Всего тебе самого разного. Выход найдёшь сама, вилла полным-полна дверей, лишь бы внутри никто не задерживался.

Ботулатте был чрезмерно заправлен ядом блуждающего паука, и это выдворяло гостей похлеще токсичного нрава хозяина. Ко всему прочему, Хокс так утомилась на Зимаре, что беспрекословно кивнула и вышла вон. На её место покосился доктор Изи, но сесть так и не решился.

— Эмбер пыталась выспросить меня на Зимаре насчёт того, что произошло в Таракасе без малого семь лет назад. Тогда я не придал значения, но она сразу догадалась. А позже и я вспомнил. Эмбер попала в реанимацию ночью, преждевременные роды обещали быть тяжёлыми. Первый раз, истощённый организм, чужеродный плод. Врачей такой специализации и в лучшие времена не хватало, видано ли: шчера, беременная личинкой! И в клинике Таракаса вышли на меня в конце концов. Почему — не знаю, я же анестезиолог! И я был на другом конце света, пьян как не приведи блазар. В лицо пациентки не смотрел, думал, как бы не стошнило на экран.

— Так это ты помог Юфьелле появиться на свет.

— Да. Если бы я только понял, кого оперировал! У меня бы и мысли не возникло, от кого… понимаете, на Кармине я видел… ну, как на самом деле Кай смотрел на девчонку. Как на равную. И как из всех эзеров Эмбер сблизилась лишь с Пенелопой да с ним. Да и Кай ведь один минори был на Кармине! Если б мне только в тот вечер не пить… Будь я трезв, первым делом раздобыл бы генматериал Бритца и провёл тест. К сожалению, я как-то не сообразил даже, что шчера придаст мертворождению значение диаметрально противоположное нашему. Ведь для них это конец, то есть совсем конец, это для нас — просто обработка лишнего контейнера для инкарнации. — Изи вздохнул и усмехнулся. — Знаете, как шчеры каламбурят об эзерах? Смерть, мол, — житейское дело.

Нулис слушал не перебивая, сверля последнюю строчку в результате последнего анализа. Он стоял на фоне окна, и в его густую гриву катилось розовеющее солнце. Когда через пять минут он не пошевелился, Изи осторожно спросил:

— Так что вы решили? Насчёт её доли в завещании Кая.

— А ты жениться на ней собрался?

— Да я… да вы… — подавился Изи. — Ладно, я, наверное, пойду. Увидимся на конференции.

— Да, да, помню. Слёт костоправов в Скарабихе. Буду разносить твою статью о вправлении вывиха жвал. Не за фактические ошибки, о, нет. За плеоназмы и ляпалиссиады!

Даже после нескольких лет в психушке Изи хватило полчаса в компании Нулиса Иземберда, чтобы понять, отчего Кайнорт звонил дядюшке раз в сто лет. И по всему, Бритц дядюшку обожал! На его месте Изи охотнее звонил бы зяблому жорвелу.

— Минори Лау! — позвала экономка с террасы. — Минори Иземберд просит вас на разговор.

За сегодня я трижды её не поправила. Абсолютно отупев по дороге с Зимары домой (на почве горя, сдобренного успокоительными), я не понимала наверняка, чего желает двоюродный дедушка Миаша и Юфи: чтобы меня считали человеком или насекомым. И в последнее время речь давалась мне с трудом. Юфи семенила с приподнятым подолом пальтишка, в котором плескался малёк из пишпелии. Миаш скакал по каменистым горкам, хмурый, как болотное утро. Я настраивала себя на разговор с Нулисом, и всё равно язык приплавился к сухому нёбу. В гломериде доктор Изи не нашёл лучшего утешения, чем поведать, что Кайнорт оставил завещание. Первой реакцией было порвать писульки и накричать на Изи, но потом я сообразила, что без средств к существованию — громадных средств — мне не позволят остаться при детях. Доктор помог вчитаться в канцелярский эзерглёсс. Сбережения в семизначных суммах Кай оставил мне, в пятизначных — Нахелю, Изи и Пенелопе, а ценные бумаги — детям: на вырост. Поделил между мной и детьми недостроенный одонат и прилегающие доходные земли. Дяде Нулису (должно быть, от природной тяги Кая к злодеяниям вроде выбора котёнка для Нахеля) достался клуб «Тессераптор». С правом перепродажи не раньше, чем через сто лет.

В вестибюле экономка — задумчивая блёклая моль по имени Тинея — пожёвывала кончик шерстяного палантина, ожидая, когда я скину пальто.

— Вы проходите, проходите, я присмотрю за детьми, — предложила она, спасая ковры от растерянной Юфи, из подола которой уже сочилась вода. Она так и зашла в холл с рыбкой и озиралась в поисках подходящей тары для своего улова.

— Минори Тинея, не найдётся ли у вас глоточек крови? Миаш и Юфи сегодня ещё не обедали.

— О! Какой разговор! — оживилась Тинея и почему-то сникла. — Правда, я не знаю, где её взять так скоро… Гости на вилле редки чрезвычайно, для них хозяин не держит. Слуги только приходящие. Так-так-так… — Взволнованная моль потянула кушак моего пальто себе в рот. — Разве что, с вашего позволения, мы прогуляемся вниз по долине, там в дикоимье есть бар-шале. Чистенькое местечко. Держит шчер, но и рефрижератор для крови у него имеется.

— Не волнуйся, мам, если в дикоимье не будет крови, мы изловим большую рыбу! — крикнул Миаш уже на ступеньках террасы.

В гломериде они с Юфи начали звать меня мамой. Дети умбрапсихолога, они чутко восприняли произошедшее, то страшное, о чём всю дорогу молчали упрямые взрослые. И вот так просто — мама — спасли во мне разумную жизнь.

Когда мы только-только прибыли на Урьюи, я порывалась немедленно лететь к минори Иземберду и умолять, правдами и неправдами, оставить меня при детях. Естественно, ни при каких обстоятельствах родства шчера не могла надеяться получить опеку над двумя минори. И всё-таки доктор Изи настоял на сутках реабилитации за его счёт, чтобы я перестала быть похожей на бродячую сумасшедшую. Я вернулась с Зимары с обмороженными пальцами рук и ног, в синяках разной степени зрелости, с насморком, воспалёнными губами и растрескавшейся кожей. Худая, как щепка. На следующее утро, во всём новом от шпилек до шляпки, я ходила из угла в угол по палате в ожидании орникоптера и репетировала речь для Нулиса. Но слова, как первоклашки на перемене, кидались врассыпную.

Когда же мы с доктором засекли на веранде «Мелиссы» Альду Хокс, я имя своё позабыла. К счастью, минори Иземберд первым делом потребовал к себе Изи, а меня с детьми выставил в сад, взяв только по капле крови. И вот — я так передышала кислородом нагорья, что наконец успокоилась.

В рабочем кабинете меня ждал эзер, похожий на пещерного льва, которого пригладили и напомадили. Резким жестом он приказал занять кресло. Доктор Изи предупредил накануне: Нулис был минори четвёртой линьки. Я таких вживую раньше не видела (Изи признался, что и он тоже). И всё-таки, ни разу не встречая наяву эзера в легендарной четвёртой линьке, я безошибочно отметила её признаки. Эту холодного оттенка кожу и флюоресцентные радужки. И что-то ещё — не во внешности, а в поведении или взгляде — что я пока не могла определить. Но оно точно было. От нечленораздельного кваканья и кудахтанья меня спас Иземберд, который первым пошёл в наступление.

Он только открыл рот, и в эту секунду боль от потери Кая впервые по-настоящему перекрыл страх, что меня отлучат от детей. Нулис остался стоять и давил на меня, как накренённая колокольня. Булыжник, который колыхался на ветру над зыбучими алмазами лощины Жамызяк, где погибла Эстресса, — и тот не пугал так сильно.

— Что это у тебя в руке?

— Не оружие, минори Иземберд.

— Следует быть начеку со шчерой, умудрившейся трижды пережить Кайнорта.

Как часто я его убивала. Желая сделать мне побольнее, Альда Хокс на пути к Урьюи рассказала, что Кай выпил яд после нападения на бункер. Это был первый раз. Потом Хокс ужалила его на Алливее, воспользовавшись замешательством, и тоже из-за меня. И вот — Кай замуровал себя в алмазы, только чтобы я вернулась домой. Семь лет знакомства — и смерть, смерть, смерть.

— Шрамы выведешь сегодня. Не обсуждается.

— Да, минори.

— В остальном нормально. Если назовут минори, дураки сами. Держи себя вот как сейчас. Говори на октавиаре, если хочется. Для Юфьелле и Миаша не будет участи хуже, чем стыдиться родных.

Солнце затормозило у горизонта. Закат пустился вспять, и луч выстрелил мне в лицо:

— Я могу остаться с детьми?

— А кому ещё нужда возиться с двумя семилетками? — возмутился Нулис, а я сжала коленки до синяков.

— В качестве прислуги? Я готова. Может быть, гувернантки? Я могу… — но минори перебил меня жестом.

— Через три дня ты вступишь в наследство и сможешь нанять в прислуги меня, — проворчал он. — А для гувернантки ты недостаточно всесторонне образованна. Скажем так, достаточно всесторонне недообразованна.

— За мной держат место в техническом университете, минори Иземберд. Завтра же я подам документы. На факультет мехатроники, на третий курс.

— Естественно подашь, кто будет чинить здесь всё, что раскурочит Юфьелле?

Сжатая ладонь вспотела и задрожала. Меня мутило от облегчения. И я впервые за много дней почувствовала голод. Голод до реальной надежды.

— На каких условиях вы позволите остаться — это мне всё равно. Да, а наследство… Я хочу отписать денежную его часть лаборатории исследования инкарнации. Доктор Изи вчера арендовал там закуток, в который поместил рубины Верманда и алмазы Кая. Но чтобы приняться за дело, нужны специалисты, разная техника…

— Всё у тебя?

Нулис занял кресло у стола наконец. Наши глаза оказались на одном уровне. Я кивнула. Наверное, настала пора перестать воспринимать всех вокруг с осторожностью кролика на равнине. Я кивнула ещё раз, готовая выслушать.

— Эмбер, у Кая и Вера на этом свете есть не только вы с доктором. Вообще-то я им дядька уже пятьсот лет с гаком! И, разумеется, уже перевёл необходимые суммы на счёт лаборатории на год вперёд. Не думаю, что шансы совсем на нуле, но стремятся к нему. Мы начнём с Верманда, потому что его рубины слишком потресканы, есть риск заражения. Перестань хлюпать! Ты аквадроу, а не можешь справиться со слезами.

— Да, минори Иземберд, простите.

— Так что там у тебя в руке?

Я показала алмаз размером с орешек, в центре которого сверкала красная капелька. Другие лежали в лаборатории. Тысяча двадцать три куска.

— Этот ни на что не повлияет, я забрала его с позволения доктора Изи. Просто мне так спокойнее.

С ним в руке мне не так больно было называть его имя. На ладони остались царапины.

— Ясно, — глухо ответил Нулис и перевёл взгляд на горы. — С моими внучатыми племянниками ты останешься как мать, потому что это правда, и потому что мать я не могу им нанять, в отличие от гувернёров. Даже если бы я захотел скрыть происхождение Юфи, дети уже зовут тебя так, незачем городить легенды.

— Но как к этому отнесутся в ассамблее? Юфи протагон…

— Кто отнесётся, замшелые поборники расовых привилегий? Да не хрен ли с ними.

Кай не заботился о репутации, а его дядька как нарочно уничтожал свою. Я улыбнулась. Нулис предложил остаться на вилле «Мелисса» на ближайший год, и я не видела причин быть против. Характер минори Иземберда, которым пугали эзеров от мала до велика, мне даже нравился. Одонат Кая (в котором я ещё не была) был выстроен пока только наполовину. По словам Нулиса, при иных обстоятельствах жить там было уже можно, достраиваясь потихоньку. Но Миашу и Юфи будущим летом предстояло поступать в гимназию. Готовить маленьких минори к целому списку экзаменов и параллельно учиться самой мне было бы сложно. Встречая сытых детей в вестибюле, я услышала, как Нулис распорядился привезти и установить в крыле, которое он отвёл нам, рефрижератор для крови. Он рычал в комм:

— Да, твою мать, обратно полинял! Вот идиот. Спрашивает: «Для вас?» Как первый год знакомы.

— Я полагаю, доставщику не могло прийти в голову, что вы можете позволить кому-то на белом свете остаться на вилле дольше, чем на три дня, — заметила Тинея.

— Вы не пьёте крови! — брякнула я.

То-то экономка водила детей в шале. Но я была так взволнована предстоявшим разговором с Нулисом, что не удивилась и не обдумала. Тогда как у эзера дома скорее не найдётся воды или воздуха, чем крови. Голодный взгляд, вот чего не доставало Нулису и что я никак не могла осмыслить при разговоре с ним. Эзеры обыкновенно (за исключением Кая, а иногда и он тоже) будто забирались мне под кожу, проникали в вены и принюхивались к крови. Я давно смирилась с их природой. Перестала замечать. А Иземберд — он был совсем другой.

— И что? — буркнул он, будто это было чем-то несущественным вроде родинки на носу. — Ну, да, гемоцианины в лимфе заместились полициклическими перфторуглеводородами. Только в сейме эзерам четвёртой линьки затыкают рты. По крайней мере, так было раньше. До Урьюи. Хитиновый банк опасается, что эзеры перестанут искать новые миры. Перестанут кредитовать налётчиков, брать займы на оружие, звездолёты. Ведь только страх оставить внукам мир без доноров гнал нас захватывать планеты без меры. Про запас. Это выгодно верхам. Больше планет — больше новых земель и рабов. Конечно, доживёт ли эзер до четвёртой линьки, если вечно воюет? Вот ты когда-нибудь интересовалась средней продолжительностью жизни эзера?

— Хм, нет.

— Двести тридцать лет. Двести! Тридцать! Поразбойничал — и под мухобойку. И они ещё называют себя бессмертными, — хмыкнул Нулис.

— Кай тоже… Знаете, доктор Изи сказал, что у Кая началась перестройка тела, но линька не завершилась. Он не успел.

Прежде чем ответить, Нулис распустил волосы, сунул в зубы зажимы и тряхнул гривой у зеркала. Потом завязал перламутровый хвост пышнее песцового и нахмурился на своё отражение.

— Это всё осложняет. Без сомнений, алмазы следует оставить на потом. Эзеры становятся живучее, когда линяют, но пока процесс не завершён, мы наиболее уязвимы. У Кайнорта сейчас может быть шансов больше, а может и меньше, чем у Верманда. Нужны… не знаю даже… какие-то уникальные специалисты. Чёрт, не вовремя империя перекрыла нам пути на Цараврию! Всё из-за убийцы Железного Аспида. В Бюро ЧИЗ подослали эзера, говорят. Вчера нас выбросили из кандидатов на вступление: по милости её нового величества Зури.

Самина Зури ещё не догадывалась, кто на самом деле стоял за смертью императора, иначе собственноручно уничтожила бы алмазы с Каем. Я сглотнула ком и присела, чтобы помочь Юфи раздеться. Её руки были заняты добычей из бара-шале: мясными чипсами в виде паучков и сахарной паутинкой. Вспомнив едва ли не самое главное, о чём забыла предупредить Нулиса, я догнала его в коридоре:

— Извините, минори, не станет ли непреодолимым препятствием к переезду на виллу наш домашний питомец?

— Что за зверь? Вы притащили с Зимары психа? Или шамахтона?

— Не совсем. Это собака. Почти собака. Это пастуший песец.

— Он воспитанный, — добавил Миаш.

— Посмотрим. Внутри виллы живут только двуногие, — проворчал Нулис.

Какой же его ждал сюрприз.

Сойдя с террасы, минори Иземберд обернулся пчелой и зажужжал по своим делам. Четвёртая линька не ограничивалась свободой от жажды крови. Хитин Нулиса был полупрозрачный, гранёный на лапах, крыльях и груди. Полосы на брюхе казались акварельными самоцветами, как огненный опал и чёрные сапфиры. Волоски лучились кристаллами. Голова блестела, как натуральный кварц, а глаза сверкали турмалином.

И от эзеров скрывали эту красоту. Их собственную красоту и свободу.

— Журнал «Эксипольский вальвеолог», что вы думаете об отмене рабства?

— А это анонимно?

— Абсолютно.

— Рабство это пережиток, я нанимаю мастера за деньги, и он делает всё как надо. Рабы вечно портачили. Я бы тоже портачил нарочно, если б бесплатно работал! Это непопулярное мнение в моём районе, но кто побогаче — со мной согласятся.

— Журнал «Эксипольский вальвеолог», как вы оцениваете итоги освобождения шчеров?

— Убила бы того, кто это сделал! Вот этими сумками, которые приходится самой теперь таскать! Оставили бы хоть по одному рабчонку!

— Журнал «Эксипольский вальвеолог», рабство отменили два года назад, как вам кажется, напрасно или нет?

— Вы знаете, в моей семье дали вольные рабам ещё на астероидах. Нет, я бы не отказалась от парочки бесплатных помощников по дому, ха-ха, но на самом деле это же дикость какая-то. И ещё знаете, вот пишут, что на самом деле эзерам не нужно столько крови, сколько мы раньше пили. Мне тоже так кажется. Потребляю втрое меньше и прекрасно себя чувствую!

— Журнал «Эксипольский вальвеолог», как вы думаете…

— Эксипольский кто-кто⁈

Нахель застыл посреди аллеи и не мог решиться выпустить из правой руки Юфи, а из левой Миаша. Жук непрерывно озирался и, как только в поле зрения мелькал кто-нибудь, крепче сжимал ладони. Он ещё не привык, что дома детям ничего не угрожает. Почти ничего.

— Дядя Нахель, ну, можно мы погуляем? — взмолился Миаш, заглядывая ему в глаза.

— Вон там шчеры.

— Это же просто дети!

— Мы их уже знаем, — добавила Юфи.

Они умолчали о том, чем кончилась их прошлая встреча с кареглазыми ребятами. Но одиночество на Зимаре так и подмывало хоть с кем-нибудь поиграть. Или хоть подраться. Мальчишки стояли кучкой на другом конце аллеи. Нахель вздохнул и повёл детей по дорожке.

— Нет, можно мы сами? Они убегут, если ты пойдёшь. Ну пожалуйста! У нас теперь есть Сырок.

— Только недолго, — буркнул Нахель. — Мама скоро вернётся.

Эмбер отправилась на старую квартиру Кайнорта, чтобы забрать кое-что из личных вещей Миаша и Юфи. А Пшолл остался гулять с детьми в партере. Нахель раньше не разглядывал эти аллеи, сам-то он жил в другом районе Эксиполя. Поэтому не понял, чего не хватало в парке. А дети поняли сразу.

Там, где месяц назад рос лучезарный ламбаньян, стоял витой пень.

— Ты теперь с телохранителем гуляешь, жучка? — прикрикнул мальчик на Юфи.

Миаш уже насупился, чтобы дать отпор, но увидел, что шчер стоит в слезах.

— А это что? — спросил он ребят. — Где дерево?

— У Гиппани спроси! Вот у этого, в соплях.

— Неправда, Пинай, чё ты на батю моего сваливаешь? С насекомых спроси!

На самом деле плакали все до одного. Сырок подмёл дорожку хвостом и подкрался ближе. Шчерята попрятали руки по карманам, и только самый младший протянул к песцу мизинчик. Сырок понюхал и лизнул.

— Почему ламбаньян спилили? — подала голосок Юфи.

— Отчим Гиппани работает в зеленхозе, — объяснил Пинай. — Он говорит, мэр приказал шоссе построить. Вот он и спилил!

— А ты бы чё сделал⁈

— А у него, что ли, языка нет? Сказал бы, что дерево священное!

— Так бы он и послушал!

— А он спрашивал? А⁈ Ничего бы ему за спрос бы не было бы! А шоссе всё равно решили в другом месте проложить!

Мальчики начали толкаться локтями, так и держа руки по карманам. Всё ещё побаивались песца. Юфи шагнула к ним:

— Подождите, мама сейчас вернётся, принесёт…

— А это что за пёс? — шмыгнув, перебил Гиппани.

— Это Сырок. Сырок, Сырок! Танцуй! Ай молодец!

Шчерята расступились и пустили зверя в круг.

— У него две лапы! Это почему у него две лапы?

— Потому что эзеры едят собачьи окорочка, — хмыкнул Миаш. — С тех пор, как запретили есть маленьких шчеров. Это всем известно!

Мальчики громко засмеялись, и Нахель навострил уши. Но не двинулся с места: обещал же не вмешиваться.

— А нельзя на этом месте посадить новое дерево? — ещё чуть менее грубо, чем минуту назад, спросил Миаш.

Он накинул себе и сестре пару очков за то, что на этот раз шчерята злились не на них одних. И в эту минуту, снизойдя до объяснений своей беды, мальчики как будто сделали шаг навстречу. Миашу тут же захотелось помочь чем-нибудь. Но Пинай возразил:

— Этот ламбаньян был последним лучезарным на материке. Нам в школе говорили. А ещё говорили, что он не мог больше давать плоды и семена, потому что это… самец или как его.

— Мужское дерево?

— То есть да. А женские давно перевелись.

В эту минуту в парк спланировал орникоптер. Юфи побежала навстречу матери, а Миаш, сомневаясь, как бы шчеры не приняли торопливость за бегство, остался на месте. Сестра нырнула в багажник, исчезла в громадной сумке, так что снаружи барахтались только подол и белые туфельки. Добыла что-то тяжёлое и побежала к витому пню. Она несла какой-то ящик. Когда Юфи приблизилась, дети разглядели, что это не ящик, а кашпо, наполненное доверху влажной землёй. Оттуда торчал слабенький росток.

— Вот, — запыхалась Юфи, и стебелёк в кашпо дрогнул. — Это ламбаньян.

— Поздравляю! — буркнул Гиппани. — Но это не наш ламбаньян!

— Наш был весь золотой, а это что за крапива!

— Это ваш, — настаивала Юфи. — Я тогда… ну, когда мы в прошлый раз тут гуляли, ну, помните, я веточку сорвала. С золотыми листиками.

— Так сорвала всё-таки, жучка…

— Ламбаньян не даёт плоды, но есть другие способы размножения.

Шчеры обступили кашпо. Росток был обыкновенный, светло-зелёный, но Юфи проковыряла землю, и у основания молодого стебелька показалась золотая веточка. Она и дала жизнь новому растению. Пинай вздохнул:

— Так не бывает, лучезарный ламбаньян не размножается черенками, так учительница сказала.

— И в учебнике написано, — подхватили ребята.

— И в моём!

— Да ты не читаешь учебники, Гиппани, — оборвал его младший мальчик. — У тебя по ботанике двойка!

Они опять спорили, а Сырок весело тявкал. Юфи повысила голос, чтобы перекричать их всех.

— Я привила к нему алливейскую шургу!

— Мы жили на Алливее, там знают всё о растениях! — выкрикнул Миаш. — Послушайте! Эй!

Мальчики умолкли. Гиппани высморкался и переспросил:

— Чего ты там привела?

— Привила. Алливейская шурга тоже не размножается черенками, но если её привить к другому растению, то вместе они дают что-нибудь новое.

— Тогда это всё равно не наш ламбаньян. Не то же самое! Это какой-то гирбид.

— Гебрид, — младший сбил кепку ему на нос.

— Гибрид, — спокойно поправил Миаш.

Пинай погладил листик на ростке. Юфи присыпала его землёй поплотнее и подняла к солнцу.

— Наполовину всё-таки ламбаньян, — сказала она. — А что получится, я не знаю, честно. Но алливейская шурга вся прозрачная, как стекло.

— Может, вырастет стеклянный ламбаньян с золотыми листьями! Или наоборот.

— Пусть это будет другой символ, наш общий. Посмотрим, что выйдет, когда появятся настоящие листья. Ещё всё поменяется.

— Символ эзеров и шчеров? — задумчиво кусал губы Пинай. — Его, наверно, пересадить надо.

— Папаша-то мне надерёт уши, если узнает, что я с жучкой тут сажал.

— Так беги домой, Гиппани, вот ты нюня! Как девчонок толкать, так он папке не хвастал, ага?

— Заткнись! Дай совок.

Ребята осторожно вынули росток из кашпо, прикопали поближе к корням витого пня и щедро полили.

— Не завянет? — нахмурился Пинай. — Считай, это же… совсем-совсем последний шанс.

— Так вы за ним ухаживайте.

— Тогда вы тоже прилетайте ещё. Вдруг он заболеет или чё, — буркнул Гиппани.

— Ладно, — покраснел Миаш. — Мы с Юфи домой. Нас мама зовёт.