Либелломания: Зимара

Глава −31. Песцоворот

— До воланера сто метров, — сказал Йола. — Через три секунды я начну стрелять. Бегом. Бегом, я говорю! Раз!.. Два!..

Минори знал толк в командообразовании. Хороший был утренний брифинг, и напутствия занимательные. Йола стоял у чёрного выхода Френа-Маньяны, куда меня приволокли неделю назад. Задумчиво пощипывал бородку ухоженными ногтями, пыжил густую шмелиную шубу сквозь бушлат. А рядом сидели Струп и Падль. Гадкий и ещё гаже. Первыми припустили я и Эстресса. Я — потому что знала цену промедлению, а Эстрессу подожгло армейским рефлексом, как фитиль. Никто ещё толком не успел подивиться друг другу в составе команды, как все уже прыснули от одного вида глоустера. Почти все.

— В самом деле? — остолбенела Дъяблокова и поймала пулю в живот.

Ка-Пча, сообразивший наконец, что это не шутка, рванул и перегнал нас на полпути. Еклер оказался на удивление прытким, хотя на бегу придерживал ушные болты и даже успевал скрипеть, когда метал острые коленки. Эстресса толкнула меня в плечо:

— Прикрой нас!

Ошейник Йола снял за минуту до выхода. Я очнулась и взметнула снег позади нас, с ходу обмораживая комки до градин. Жаль, нельзя было вскипятить засранца! Миаш и Юфи зависели от его милости. Йола уклонился от крупных ледышек, но стал мазать. Пули взлохматили вьюгу рядом со мной, одна угодила Ка-Пче пониже спины. Он упал. В тумане позади него барахтались канизоиды. Мы с Эстрессой уже запрыгивали на подножку воланера, но вернулись не сговариваясь. Еклер поднимался самостоятельно и тряс головой:

— Это не… — он потёр зад и охнул. — Да они из снега! Он нас снежками обстреливает!

Последней в воланер запрыгнула Дъяблокова. Она держалась за живот, стеная и сгибаясь пополам. Повезло, что графоманку не пристрелили насмерть, но я была не рада, что она в команде. Я опустила полог метели и града. В моих интересах было вести себя хорошо, иначе Йола мигом нацепил бы ошейник обратно.

— Дъяблокова, а тебя кто взял? — Эстресса стала мрачнее обычного.

— Я, — она показала в блокноте.

— А, включила статиста, чтобы было кого первым убить?

— В уме-то ты мне вряд ли откажешь. Головоломки — моё второе «я».

— О, я думала, у тебя только один диагноз.

Ну разумеется, переглянулись мы. Она же написала всемирно известную «Тайну секретной загадки». У меня хватило сил только головой покачать. Йола в сопровождении канизоидов шагал к воланеру. Ладно, за плечами Эстрессы было военное прошлое, в лабораториях Кси её выращивали как биофизическое оружие. Ка-Пча отвечал за технику и умел пилотировать. От меня, само собой, ждали прикрытия. Но розоволосая занимала место камушка в нашем ботинке. Несомненно, сильной чертой Дъяблоковой было высокомерие, с которым она игнорировала критику, потому что считала себя умнее всех. Её просто невозможно было пробить, и я надеялась, из-за этого когда-нибудь она получит по носу, как… «Прости, любимый, получит по носу, как ты», — иронично закончила я. Мы только сомневались, что два канизоида не считались за членов команды и не нарушали правила, но спорить с Йолой было бессмысленно. В своей полосатой шубе он едва поместился в клинкет воланера.

— По местам, — бросил он, а Струп и Падль проследили, чтобы овечки разбежались по загону. — Вводная: вы — ручные упыри. Вы открываете рот, если я позволю. Нападаете и защищаетесь, если я разрешу. Отлучаетесь по нужде в компании Струпа и Падля. У вас на ушах коммы-клипсы, все сообщения с которых дублируются на мой личный комм. И электроводные крименганы, которые настроены не угодить в меня. Случайно или нарочно. Они стреляют ледяными иглами, перезаряжаются водой, снегом, льдом. В моей власти — дистанционно отключить вашу броню. Никаких поползновений и шашней за моей спиной. Ни шагу из поля зрения. Кто ответит почему, не получит электрошок в позвоночный чип-вертебрюль. Ну?

— Потому что на Зимаре бежать некуда, — вялым хором пробубнили мы.

Воланер взлетел с места. Его шасси напоминали лапки многоножки. Как у гломериды, только мельче. При взлёте они пружинили и подбрасывали воланер, а уже в воздухе он стремительно набирал скорость. Нас разворачивало по направлению к бесконечно длинному кряжу. Йола проследил за тем, как автоматика выстроила маршрут, и обернулся, уставившись на меня лично:

— Эмбер Лау, только выкинь коленце, и проведёшь в ошейнике с диаблокатором остаток жизни. Очень короткий остаток, Эмбер Лау. Итак, мы обследуем чёрные озёра. Первым делом спустимся вот к этому, — он развернул карту, — водоёму у северного склона кряжа Тылтырдым. Да, Еклер?

— Почему туда — первым делом?

— Спасибо за вопрос. Почему — потому. Ещё вопросы?

— Меня укачивает, — сказала Дъяблокова.

— Спасибо за вопрос, — мягко повторил Йола. — Да, вопрос — это форма выражения мысли, в конце которой стоит вопросительный знак. Воланер оборудован встроенной системой против морской болезни. На твоём кресле слева есть рычажок. Нащупала? Это катапульта.

Больше никто ничего не спрашивал, и часа два мы молча варились в собственном соку. Зелёная физиономия Дъяблоковой диссонировала с розовой гулькой на голове. Она кого-то вычеркнула в блокноте. Я надеялась, Йолу. Забавно, какой я была наивной, полагая, что минори третьей линьки, за редким исключением, похожи на Бритца. Нет, у них были одни и те же глаза, породистые оболочки и толстые кошельки, но протерагон Йола больше напоминал мужскую версию Полосатой Стервы. Неудивительно, что они спелись.

С шестого по двенадцатый, позвонки в грудном отделе саднило от проколов. За час до вылета доктору Изи поручили ввести нам спинномозговые вертебрюли. Эти чипы цепляли ниже лекарственных и гардеробных вестул, для них высверливали специальные отверстия витой микроиглой. Вертебрюли были нашими поводками и намордниками. Йола мог пустить электрошок, отследить или обездвижить нас, если взбрыкнём. Обработав кожу после шестого укола, доктор Изи выудил из рукава штучку, непохожую на чип, и моментально спрятал в моей лекарственной вестуле:

«Не дёргайся и не бойся, — сказал он шёпотом. — Это капсула с инъекцией диануклидов. На один раз. Коктейль эссенций бомбардирует митохондриальные диастимины и выжимает их максимально. Чтобы инициировать действие, раздави капсулу просто протолкнув её дальше в позвонке. Но будь осторожна! Если встанет выбор между надеждой на чудо и этим, прежде уповай на чудо».

' Я знаю. Я видела, к чему это может привести '.

' Может привести, а может и нет '.

На память пришёл Джио. Смертный, блуждающий на дне разврата и разложения.

' Всё не так страшно ', — грустно улыбнулась я.

' Нельзя, чтобы Йола знал, — зашептал Изи ещё строже. — Используй диануклиды, когда сама почувствуешь, что оно того стоит. И до тех пор, пока оно… стоит того '.

' Спасибо. Доктор Изи… — замялась я. — Вы рассказывали о шчере, из-за которой потеряли лицензию. А не помните, из какого города была ваша пациентка? '

' Не помню, — виновато улыбнулся доктор. — Я же был пьян, как пчела в дымаре. Но в последние дни та ночь отчего-то снова приходит и приходит на ум… Ты ищешь кого-то знакомого? '

«Н-нет. Но если оно стоило того, чтобы забыть, — забудьте, доктор».

Дрёма растворилась моментально. Первыми, почуяв неладное, встрепенулись канизоиды. Подобрались, навострили уши. Их локаторы уловили нечто в пурге: задолго до радаров воланера. Планетолёт пробивался сквозь метель и низкие облака. Я повертела головой, не понимая, где летим. Иллюминаторы ослепли от снега. Йола переключал экраны с режима на режим и едва носом не проткнул голограмму анализа сигнального спектра:

— Засёк всплеск в белом шуме снаружи, система интерпретирует как выстрел. Ка-Пча, ты мне нужен! — позвал он. — Сядь к управлению.

— Вряд ли воланер засёк пук из крименгана, у них там что, система ПВО? — перекричала вопли зуммеров Эстресса.

Йола предпочёл не расслышать. Тем временем Еклер перебрался в кресло второго пилота. Обычно воланер управлялся в две руки, но в случае нападения автоматика прощалась с пассажирами и желала им приятного полёта. Ремни безопасности скрутили нам животы и плечи. Йола, вручную направляя радары, обыскал весь склон кряжа внизу, но так и не обнаружил источник сигнала. Новых выстрелов мы не засекли.

— Перестрахуемся, — решил Йола. — Сядем на склоне повыше, а к озеру спустимся пеш…

Только я мысленно отдала ему должное за то, что трудится разъяснять «ручным упырям», каков план господина-марионеточника, как в ноги ударило. Пол затрещал, по экранам, вытесняя одна другую, запрыгали строчки:

«Повреждение шасси».

«Повреждение обшивки фюзеляжа снизу».

— Дъяблокова, ты и себя вычеркнула? — Эстресса держалась молодцом, но другие — явно нет. Уж я-то точно. Прожив семь лет в перипетиях злоключений, лично я могла похвастать только внешним спокойствием. Как палочник, который притворяется дубом.

«Повреждение швартовых гравитации», — продолжал воланер.

Он накренился вперёд, а мы повисли на ремнях. Ощущение катастрофы подпалила досадная мысль, что я не сходила в туалет перед отправлением. А ремни жали!.. Под ногами опять шаркнуло, и под оглушительный ш-ш-шорох, ш-ш-шёпот, ш-ш-шелест ремни отпустили нас, и вся команда взлетела к середине кабины. Запустилась аварийная антигравитация. А через миг —

УДАР потряс воланер.

Все смешались в воздухе между креслами и потолком. Воланер швырнуло в каньон и кидало там из стороны в сторону, как в гигантском жёлобе для бобслея. Падль беспомощно размахивал лапами в невесомости, вертел хвостом, как пропеллером. Струп ухватился зубами за куртку Эстрессы и прикусил ей кожу. Шлепки кислотной слюны прожигали всё вокруг. Ка-Пча растерял ушные болты и ловил их, лавируя в хаосе чужих рук, ног, хвостов и брыл. Один Йола, для которого это был всё-таки не первый аварийный казус, сумел вернуться к управлению из кучи-малы. Впереди прояснилось, когда воланер ненадолго вынырнул из одной пурги в другую.

— Озеро впереди! — воскликнул Йола, насилуя системы торможения.

Ка-Пча поднял руку, если так можно было выразиться, потому что парня крутило по часовой стрелке без остановки.

— Чего тебе, Еклер⁈

— Минори Шулли, а каковы перспективы провалиться в свете потенциального веса воланера при пересчёте на силу удара с учётом средней толщины льда в это время года на данной широте?

— Спасибо за вопрос!

Несколько часов до

— Разряд, — мрачно скомандовала Деус, не вынимая головы из морозилки.

Сырок, обученный навыкам сердечно-лёгочной реанимации, прыгнул на грудь Нахелю. Тот не подавал признаков жизни.

— Разряд… — повторила Деус без энтузиазма.

Сырок прыгнул опять. Он делал непрямой массаж сердца: грациозно и элегантно, точно как лисы ныряют в снег за мышами. Снова и снова безрезультатно. Они ждали возвращения Кайнорта, чтобы спуститься к чёрному озеру у подножья Тылтырдыма. Эзер обещал прийти к полуночи, но давно наступил рассвет, а лорд-песец не появился и не отвечал на сообщения. Ленивое солнце в их широте вставало поздно, световой день брезжил едва ли часов шесть. Игра началась, а у них была только одна часть загадки. Даже Зая сочувствовала и молчала, изредка посылая Фибре воздушный поцелуй.

— Разряд, Сырок.

Песец сделал ещё одну добросовестную попытку и заскулил. Тогда Чивойт отошёл в другой конец кротафалка и, разбежавшись, повторил «разряд», только копытами.

— А-а-ахр-р! — вздохнул Нахель и, повернувшись на бок, откашлял крови целый стакан.

— Ме-е.

В кротафалк занесло сугроб снега. Машину мигом выхолодило. Зеппе и Фибра кинулись закупоривать капсулу. Это с мороза вошёл Бритц и спешно, не отряхивая воротника и капюшона, опустился на пол рядом с Нахелем.

— Ты где был всю ночь? — возмутилась Деус.

— В объятиях любимой.

Лимонная обезьянка фыркнула. Кайнорт давно открыл этот парадокс: иногда, чтобы тебе не поверили, достаточно просто сказать правду. Где ты был, дорогой? Ха-ха, у любовницы! Ха-ха, дорогой, ты у меня такой шутник.

Зеппе и Фибра избегали смотреть в угол, ставший лазаретом, а Нахель булькал и опять проваливался в обморок.

— Он умирает, в лёгких кровь, — доложила Деус. — Нам нужно успеть к чёрному озеру у подножья, недалеко от каньона Дарбагылай. Ты слушаешь, Кайнорт?

— Дарбагылай.

— Я тебе серьёзно говорю, — она наклонилась совсем близко: — Оставь, он умирает.

— Не умирает, спорим? — Кайнорт бесцеремонно оттеснил Деус от лежанки, где метался Нахель.

Он видел, как Изи активировал капсулу с имперскими наноботами, и повторил: завинтил половинки крепче, услышал щелчок и поместил так, чтобы оболочка коснулась крови. В случае Нахеля таких мест нашлось в избытке. Боты растеклись по открытой ране, такие мелкие, что невооружённым глазом их можно было принять за золотистую амальгаму. Сначала совсем ничего не произошло. Амальгама просочилась в кровь, но через минуту сосуды вспыхнули и погасли. Нахель даже не вздрогнул. Ещё минуту спустя лицо его сменило оттенок агонии на смертельно бледный, через пять — на болезненный, а через десять Альда Хокс, случись она рядом, уже не приняла бы его прошение об отставке по состоянию здоровья. Пшолл поморгал одним глазом, поморгал вторым… прочистил горло и заснул.

— И это что, это всё? — спросила Деус. Она совсем не впечатлилась.

— Боты только начали. Они будут лечить его сутки, потом рассосутся и выйдут естественным путём.

— Тогда поехали. У нас только одна часть загадки, и скоро это перестанет быть преимуществом. Да, а где твой комм?

— Всё ещё сохнет.

— Сохнет?

— Он упал с балкона.

Пока Бритц танцевал с Альдой на Маскарауте, Деус не сидела сложа руки. Воспользовавшись морозилкой в кротафалке, она при помощи вольфрамовых иголок из своих запасов и карманного микроизлучателя Зеппе получила волокна гибкого тригонального льда. За ночь ей удалось соткать три эластичные брони, тонкие, как паутина, и почти невидимые. Они покрывали тело с головы до ног и могли выдержать выстрел из некрупного калибра, но в месте удара разбивались и осыпались. Всё же за неимением хромосфена это было лучше, чем ничего. Тригональную броню из-за хрупкости решили приберечь на случай прямого столкновения с командой Йолы.

Зеппе и Фибра завели кротафалк. Вниз по склону Тылтырдыма им пришлось тащиться на гусеницах. Осторожно, чтобы не спровоцировать сход лавины. В кротафалке с Кайнорта натекла лужица. Он, правда, уже и не помнил, каково это — быть сухим. Бритц незаметно поковырялся во внутренних карманах куртки Нахеля в надежде разоружить его и разжиться чем-нибудь полезным. Обычно друг был ходячей арматекой, но почти всё израсходовал на Острове-с-Приветом.

— Эй, Бритц, — Деус дёрнула его за капюшон. — Гляди-ка, ты подцепил клеща! Ну точно, шкурника притащил, глядите, ну, мать твою…

Кайнорт схватился за шею. Под кожей, рядом с артерией, в унисон с пульсом билось утолщение. Будто бы в жилке. Якобы. «Клещами», или шкурниками, называли такие жучки, которые проникали под кожу и шпионили за передвижением. Эзер выдохнул с досадой и вытащил керамбит. Он уже царапнул кожу над клещом, но Деус перехватила его руку:

— Погоди, не трогай.

— Почему? Йола выследит нас у озера. И провалиться мне на месте, если он не взял канизоида.

— Дай подумать, — отрезала Деус и для пущей сообразительности сунула голову обратно в морозилку. — Канизоид это плохо. Но… на чём они, по-твоему, отправились?

— У Шулли есть лёгкий планетолёт, воланер, он неплохо управляется в пургу.

— Пусть выследит. У меня возникла идея.

Они пустили кротафалк не вниз, а параллельно земле, и Деус изложила план. Они с Зеппе уже бывали в этих местах и присмотрели старые лавинные эксплодеры и пушки-аваланчеры. Кайнорт припомнил, что, выслеживая Деус много лет назад, и сам прятался в трубе эксплодера. Идея была в том, чтобы позволить Йоле проследить за Кайнортом и заманить Клуб к тому же самому озеру. Йола подозревал, что команда Зимары знала больше, чем Бритц поведал на Маскарауте, и был обречён купиться. Чтобы обследовать озеро незаметно, они должны были сесть на склоне и спускаться пешком. Деус развернула карту, где была отмечена целая гирлянда эксплодеров и один аваланчер в этом районе.

— Мы остановимся вот тут. Пусть знают, что мы наметились на вот это озеро, — лимонный пальчик поскрёб чёрную кляксу. — Дрон или сателлюкс выпускать нельзя. Они его засекут. К сожалению, в битве между алмазными миллионерами и кустарями мы проигрываем. Зато у нас есть Сырок.

— О, боже, ха-ха-ха! Прости. Пха-хах, продолжай.

— Мы отправим Сырка, — громче настояла Деус. — И как только воланер коснётся склона, песец подаст сигнал, и… мы взорвём гирлянду эксплодеров.

— Ты уверена? У них аквадроу в команде.

— А у нас в команде — лавина. Это миллион тонн снега. Ни одному аквадроу не под силу удержать такую стихию.

— Супер. Мы закончим игру в первый день, — улыбнулся Бритц, тронув клеща в последний раз и прикрыв воротником. — Ты мой цыплячий гений.

— Но я небезосновательно обеспокоена. Как я буду спускать миллион тонн снега с головой в морозилке?

— Серьёзно? Набери снега в капюшон.

— Ты мой… творожный, зефирный… Зеппе, подскажи обидный эпитет к бледному?

— Поганковый, — продребезжал Зеппе. — Поганковый гений.

Кротафалк крался по склону так осторожно и ровно, насколько этого можно было требовать от бура, не привыкшего к деликатности. Снег здесь спал чутко. Но у Зеппе любая машина становилась покладистой, как выездковая лошадка. Старик чувствовал перекаты каждого звена гусениц, как хруст собственных суставов. Нахель ещё не мог подняться, но уже проснулся и даже нацепил очки.

Солнце показалось из-за кряжа, когда они добрались до места, отмеченного на карте Деус. Там виднелся холмик лавинного эксплодера. А неподалёку — как снежный пупок — торчал бугорок укрытия, где прятался пульт управления.

— Вначале туда, проверим, остался ли в баллонах газ, — решила Деус. — А то, может, всё зря. Бардачопик, принеси мой лыскарь!

Ящик с инструментами, который всю дорогу спал сложа телескопические ноги-палочки, встряхнулся. Пока он перебирал кинетическими суставами, внутри у него звенело: инструменты перекатывались, перемешивались и менялись местами, как формуляры в картотеке, пока снаружи не оказался лыскарь, который просила Деус. Это было гидриллиевое лассо для уборки снега и подводных работ. Лыскарь набрасывали на участок, который хотели расчистить, и гидриллий управлял водой и снегом в границах петли.

Фибра поддёрнул рукавищи на шубе и раскрутил лыскарь как показала Деус. Петля у рукастого шахтёра сразу вышла такая, как надо. Снег вокруг баллонов таял и испарялся, а вне гидриллиевой петли лежал нетронутый. Нельзя было спровоцировать лавину раньше времени. Шахтёр помогал молча. Все помнили, что он обещал лишь переправить команду через кряж. Ведь Зеппе починил его корабль, а Фибра выполнил свою часть уговора. Сострадательный и ответственный, он пожалел Нахеля. Спрашивать его напрямик, что дальше, никто не решался. Когда Бритц взглянул на него вопросительно и тревожно, Фибра только пожал плечами, тряхнув песцовыми мордами на них, и тихо объяснил:

— Только на день ещё. Зая не против.

Наконец баллоны очистили.

— Углеводородный наполовину пуст, — изрёк Зеппе, ощупав баллон датчиками шлема, словно вибриссами. — А кислородный наполовину полон.

Старик принялся разбираться с механизмом смешивания газов. Достаточно было одной искры, чтобы воспламенить смесь и спустить лавину. Облака лежали прямо над головой, неподвижные, гладкие и мрачные, как крышка гроба, словно подпрыгни — и лизнёшь свинец. Бритц вспомнил Кармин и ледяную сферу в небе. Из-за неё он вечно ощущал нехватку воздуха. Он перевёл очки в режим мультивизора и рассматривал склон Тылтырдыма. У каньона Дарбагылай шевелился снег. Бритц настроил теплочувствительность линз. Это катилась громадная кодла песцов. Они бежали по краю каньона, который спускался прямиком к чёрному озеру.

— Труба эксплодера забита! — крикнула Деус.

Она лазала по ней, крутя лимонным хвостом для равновесия.

— Плохо, — отозвался Зеппе. — В лучшем случае давления газа не хватит для провокации остальных эксплодеров. В худшем — трубу разорвёт, да и нас вместе с нею.

— До другого эксплодера на кротафалке час пути. Да и там, конечно, забито! Бритц, сонная муха, ты на экскурсии?

— А вот это что? — спросил Кайнорт, разглядывая карту. — Аваланчер?

— Да, лавинная пушка. Полчаса пути.

— Останься за главную, продолжайте прочищать трубу. А я слетаю вслед за Сырком до каньона. Он даст сигнал, когда почует воланер, а я подстрахую вас из аваланчера.

— Он прав, — подхватил Зеппе. — Пневматика аваланчера мощнее, чем у эксплодера, а выстрелить из него можно и в одиночку.

— Мы ничего не теряем, — продолжал Кайнорт. — Я один долечу минут за десять и обстреляю склон прямо над местом, где сядет Йола. Ну, не выйдет — вернусь. Мы ничего не теряем, — спокойно повторил он.

Деус не могла противиться воле лорда-песца, но отпускать Бритца без Нахеля побаивалась. И всё-таки он спрашивал её мнения, и это подкупало. В конце концов, он вернулся с Маскараута. Не погиб и не переметнулся. Да и одному, без возможности превратиться, деваться ему было действительно некуда. А толку в прочистке трубы эксплодера от эзера было чуть меньше, чем от бранианской кошки.

— Ладно, лети. Сырок, вперёд, вперёд! Только быстрее!

Они потеряли уйму времени. Солнце уже перевалило зенит и ныряло из тучи в тучу, а метеоспруты ласкали вершины Тылтырдыма. Нахель выглянул из кротафалка. По землистому лицу ещё блуждали страдание и усталость, плотно сжатые губы не размыкались, грудь вздымалась прерывисто, но… но он сам поднялся на ноги. Кайнорт отвернулся и улыбнулся, чтобы никто не видел.

Крылья остекленели, и Бритц потряс ими, разбивая и сбрасывая ледяную корочку с витражей. Он как следует раздышался перед полётом и подхватил Сырка на руки. На морозе изо рта вырывались тучи пара, как из дым-машины. Шестиметровые в размахе, крылья легко подняли тело человека. А двуногий песец весил немного, половину его объёма занимал мех. Обычно Кайнорт любил летать не превращаясь, но на Зимаре холод сковывал его, будто проволокой. Он летел лишь на топливе спонтанной идеи. Когда Деус изложила такой гладкий, такой грандиозный план, он был готов сквозь снег провалиться. Шестерёнки в голове ломали зубцы. В отличие от него, Деус всё планировала целиком, загодя, через парадный вход. А Кайнорт считал, что из задницы легче выбраться через неё же. Он тоже любил порядок, но и с хаосом был на «ты». Сперва он надеялся, что старые баллоны эксплодера пусты, но ошибся. Аваланчер, песцовая кодла вдали, Сырок и каньон у озера вертелись в мыслях беспорядочным смерчем и приводили в уныние.

Ему не хотелось убивать Деус. Но он был готов. Если бы Кайнорт вздумал быть честным до конца, он признал бы, что почти никогда и никого не хотел убивать. Но готов был — всегда. Между ним и императором Эммерхейсом была узкая, но бездонная пропасть: император верил, что можно спасти всех. Кайнорт не верил. Потому или поэтому — но у него не получалось. Повезло, что труба эксплодера забилась. Деус, то есть, повезло.

Шишка снега над дулом аваланчера сверкала холодными искорками. Сырок спрыгнул с рук и обежал вокруг Бритца. Кайнорт опустился на колено:

— Видишь стаю песцов? — спросил он строго и доверительно, приподнимая серебристую морду за подбородок к своему лицу. — Ты умница, Сырок. Гони эту дикую шушваль прочь от каньона. Я тебе помогу.

Сырок облизнулся. Взметнул снег и умчался вперёд. Кайнорт удерживал себя крыльями, чтобы не проваливаться по пояс. При помощи лыскаря он избавил аваланчер от снега. Вышло не сразу, и к последней попытке эзер изрядно взмок. Потом он дождался, когда кодла песцов окажется на самом краю каньона Дарбагылай, и пальнул из аваланчера в самую гущу зверей. Те передумали спускаться к озеру и завертелись на месте. Сырку оставалось только не дать испуганным песцам попрятаться в каньон.

— Это ты? — затрещал обеспокоенный голос Деус в комме. — Ты куда палишь, бестолочь, воланер ещё не появился!

— Пристреливаюсь. Не говори под руку.

— Смотри там, целься в склон точно над местом, где они сядут. Мы почти закончили. Завалим их на миллион лет по самую маковку.

Издалека трижды донёсся вой, перешедший в тявканье. Бритц подкрутил мультивизор и опять не сдержал улыбки: Сырок, подав сигнал о приближении Йолы, припустил с горы на хвосте, как на салазках. Воланер с блестящим пузом перевалил кряж. Бритц поднажал, наваливаясь на правила и рычаги для наводки аваланчера. Откинул капюшон и прицелился в брюхо воланера. Глаза стекленели на морозе, но Кайнорт не моргал. Не дышал. Замедлял пульс и метился между ударами сердца. Как только воланер снизился и выправил курс вдоль каньона Дарбагылай, Кайнорт выстрелил.

— Бритц, мать твою бугли валяли, ты что натворил, идиота полкуска⁈

— Прости, я промазал, — хрипло бросил он.

Он жалел, что не потрудился изобразить досаду. Но сознавал, что против Деус ему всё равно не удастся вечно играть на равных. И что промашка рано или поздно случится. Он достал глоустер, который стянул у Нахеля, переключил на альтернативный режим стрельбы и заправил в магазин снаряд с «кротовой пылью». Тоже краденый. Воланер грохнулся на пузо, его несло на чёрное озеро. Ничто не могло удержать такую махину на обледенелом жёлобе каньона. Кроме… Кайнорт припомнил забавную перквизиторскую байку о «кротовой пыли». Вообще-то её запретила Межзвёздная конвенция. Попав в тело, капсула рассыпала гравитонный порох, и человека засасывало к центру самого себя, схлопывало с силой микроскопической чёрной дыры. Зрелище было то ещё. Одна парочка весело проводила время, а за пазухой у парня была капсула «кротовой пыли». Без оболочки заряда, без защитного футляра: с чёрного рынка, где торговали дефектными штучками для нелегальных боёв шиборгов. Парочка любилась чересчур энергично… Полиция обнаружила останки эдакого кальмара-химеры, из чресл которого в беспорядке, тошнотворным букетом, торчали руки-ноги, затылки и полуголые задницы. Конечно, они не инкарнировали. А снаряд из личного арсенала Нахеля был втрое больше обычного десантного. Кайнорт прицелился в каньон выше того места, где упал воланер. Деус сбила его опять:

— Твоё счастье, что мы прочистили эксплодер! Где воланер, ты видишь его?

Бритц выстрелил, прежде чем ответить:

— Он там, где должен быть.

— Прекрасно. Взлетай повыше, мы готовы!

Деус и Зеппе запустили эксплодеры. Какие-то не сработали: тоже забитые снегом или с пустыми баллонами, но через два на третий — ударили в склон с такой силой, что кряж загудел. Лавины повалили, обгоняя сами себя.

А подбитый воланер катился на чёрный лёд.

«Кротовая пыль» угодила в центр каньона и рассыпалась на большой валун. Над ним тотчас взвилась воронка из снега, льда, мусора и мелких камушков. Засосало несколько заблудших песцов и оторвало щупальце метеоспрута.

На кончик носа Кайнорту легла снежинка.

Экраны завалили снежные покрывала, воланер скользил на боку.

— Швартовы гравитации! — скомандовал Йола. — Ка-Пча!

Воланер вынырнул из вьюги и, подскочив на валуне, загрохотал по жёлобу каньона быстрее. Его несло и несло, как чугунную ванну по лестнице. Я зажмурилась. Смотреть, как с чудовищной скоростью приближался берег, было невыносимо страшно. Гравимали не успевали за сменой скольжения и толчков, и нас то ухало на пол, то подбрасывало к центру корабля. Ка-Пча старался так, что пропотел до самой куртки. Показалось, что мы притормаживаем. Потом показалось, что несёмся быстрее. Потом я получила пинок в лицо.

— Швар-р-ртовы не спр-р-равляются! — кричал Еклер. Его ноги болтались в воздухе, одной рукой он воевал с тормозами, а второй отмахивался от ушных болтов, которые маячили в свободном полёте.

У самого льда торчали белые колючки, снег смешался с гравием, покрытым заиндевелой ряской и мёрзлой тиной. Я вспомнила, как ледяная вода врывается в иллюминаторы. Внезапно нас кучей бросило к мостику. Воланер настойчиво тянуло назад, как на резиночке, будто его придерживали мягкой лапой. Как игрушечный. Скорость наша замедлялась, за-мед-ля-лась, за… мед… ля… лась… И уже на самом берегу в барабанных перепонках неприятно хлопнуло. Воланер сорвался с резиночки, тюкнулся в ледяной кустарник, звякнул веточкой и замер.

«Экстренная посадка завершена — отчиталась система. — Внимание! Возврат к естественной гравитации».

Тех, кто успел на места, прижало к креслам. Откуда-то сверху вывалились маски на трубках. Я думала, кислородные, но Эстресса хлопнула меня по руке и повернула мелкой надписью: это были комплекты для экстренной эвтаназии. Я поклялась, что в последний раз позабыла, что нахожусь в мире эзеров. Мы посидели ещё минуту в тишине, ошарашенные посадкой.

— Размораживайтесь, — пришёл в себя Йола, — мы прибыли в пункт назначения.

Едва он отпер клинкет шлюза, в воланер ворвался грохот. По склону катило лавину. Шумовой волной заложило уши. Это продолжалось ещё несколько минут, а потом горы стихли. Лавины прокатились мимо, и в каньон к нам, будто выкипая из котла, плеснула снежная пена. Но здесь было глубоко, да к тому же полным-полно валунов: всё это сработало как дамба с лавинорезами. Вместе со снегом с края каньона выплеснуло какую-то гигантскую тварь. Приглядевшись, мы распознали в твари монолитную стаю песцов. Они катились и наскакивали друг на друга. Перевалив через край, стая рассыпалась на множество мелких кучек. Они свалились и разостлались по берегу широко и плоско, как пушисто-зубастый ковёр. Поверху метался крупный всклокоченный песец с вывернутыми аж до лопаток брылами. Молодые зубы укрывали горло и уши. Он правил стаей.

— Назад! — приказал Йола, но мы и так отпрянули. — Не покидать воланер. Струп, Падль, разберитесь!

Он выпустил их одних. Канизоиды ринулись в гущу песцов, и меховой конгломерат поглотил обоих. В центре кипела буча, зверей швыряло, они визжали и тявкали. Где-то внутри песцовой глотки канизоиды рвали мясо направо и налево. Вдруг Падля выбросило наружу. Он предпринял другую тактику и бегал вокруг, кусая крайних песцов за ноги и за уши, подстёгивая бежать прочь от воланера. Но песцы уворачивались и толкались.

Я подскочила к другому иллюминатору. Песец-вожак был какой-то странный на вид. Он обегал других, чтобы опять завести в один плотный клубок, и я не поверила сначала, что у него только две ноги. Но какой он был злой и прыткий! Вожак гнал стаю мимо. Немногие отпочковывались и скакали по крыше воланера. Зубастый капюшон стукнул в стекло. Мы вздрогнули.

— Чёрт! — Йола пытался связаться по комму с первым канизоидом, но Струпа волокло вместе со стаей прочь от воланера. — Ко мне! Струп, ко мне! Струп! Рядом!

— Я могу укрыть нас диастимагией. Разрешите, минори? — прибавила я осторожно.

— Разрешаю. Вряд ли ты способна сделать хуже.

— Пять минут.

Я вдохнула и медленно выдохнула. Тронула холодный иллюминатор. Нужно было стать чуть ближе к снегу снаружи. Он неуверенно посыпался вверх из-под воланера и вокруг него. Сильнее… Снег формировал купол огромного навеса. Кровь от напряжения текла из носа по губам. Через пять минут воланер спрятался под снегом. Неглубоко, но целиком и надёжно. Между фюзеляжем и снежным тентом осталось место для воздуха. Я не была уверена, что обезумевшая стая, спасаясь от лавины, как стихия от стихии, не продавит купол. Но специально никто бы нас теперь не увидел. Двуногий вожак увёл песцов вверх по каньону. Йоле удалось отозвать Струпа, а Падля увлекло вместе с кучей. Впрочем, и тут я осмелилась бы говорить за других, почти никто ему не сочувствовал.

Возня, тявканье и раскаты лавин стихли.

— Оправить экзохром, активировать гравли на вещмешках, — отрывисто перечислял Йола. — Ка-Пча, не копайся. Дъяблокова, гравля — это встроенный элиминатор веса, кнопка на дне рюкзака. Наружу, наружу! Надо осмотреть озеро, пока не заявились эти.

Как только мы высунули носы наружу, включился обогрев костюмов. Мы вышли в просвет между воланером и снежным покровом, который я намела. Даже удивительно, как гладко всё вышло на этот раз. Хотя снежный полог был тонок, и вечерний свет пробивал его насквозь. Мы разбили полог, словно цыплята скорлупу, и выбрались в сумерки. Воланер спал под своим одеялом. От мороза меня передёрнуло, но экзохромный костюм автоматически подкрутил обогрев. Экзохром был тоньше хромосфена предыдущего поколения, непривычно стелился по коленям и путался в ногах. Серая вуаль окутала ознобом, будто перечная мята разлилась по телу. Я ощупала себя. Не верилось, что при ударе этот туман затвердеет. Вместо кончика носа в поле моего зрения мелькал осколок носовой перегородки черепа, откуда на выдохе валил пар. Эта броня была лучше тех, что я видела на Кармине, и даже той, в которой дралась на Острове-с-Приветом. Обладая встроенными элементами экзоскелета, она помогала переносить большие нагрузки. Первым делом захотелось похвастаться Каю. А потом раздобыть ему такой на день рождения.

— В нём можно три часа бежать со скоростью охотничьей суки или весь день карабкаться по скалам всё равно что козлы, — Йола хлопнул меня по спине. — Выбирайте, кем станете, чтобы выжить.

— Бранианской кошкой. Они спят три четверти суток.

Еклер вворачивал ушные болты на место и озадаченно обходил воланер.

— Минори Шулли, гравитационные швартовы отказали. Тогда что же нас затормозило?

— Смотрите! — махнула наверх Эстресса. — Торнадо.

Высоко, много выше того места, где шасси расцарапали склон каньона, вился смерч. Песцовая река текла прямо к нему, смешивалась со снежными вихрями и поднималась в небо. Лисы бежали навстречу вихрям, их затягивало… нечто. Какая-то аномалия. У меня не было слов. Ни у кого не было слов! Мохнатый, клочковатый, разлапистый торнадо кружил над большим валуном. Он засосал и нашего Падля, а двуногий мерзавчик тем временем улепётывал живёхонький по краю каньона. Йола снял череп-маску и протёр глаза:

— Что за дьявол? Вы это видите? Что за… Не приближаться ни в коем случае.

— Это он. Оно, нечто из валуна. Это оно нас затормозило! — догадался Еклер.

— Песцоворот, — бормотала Дъяблокова. — В этой книге обязательно будет песцоворот… Нет, это бред какой-то. Вырежу эту сцену, — она покусала губы. — Нет. Оставлю.

Далеко от воланера, на противоположном берегу чёрного озера, такого широкого, что его можно было принять за морской залив, солнце попрощалось и оставило Бритца наедине с грядущим. Из-подо льда на него глядел новый кусок загадки, но эзер не двигался. Он ещё не был уверен, что продолжит игру. Что его не выкинут. Мороз проник под парку, лизал игледяные жилы. Кусал ссадины, колол глаза. Кайнорт безропотно сносил эти прелюдии к расправе. Всё только начиналось. Ему нечего было сказать пока. Зимара не видела и толики. Ей донесли. И прежде, чем оправдываться, следовало понять, что именно донесли шамахтону. А потом… признать вину?

Впереди затрещало, чёрная вода плеснула из полыньи. В озеро ударила молния, и тяжёлая туча вылилась на лёд. Навстречу ей из воды, замерзая на лету, взмыл вихрь. Две стихии соединились, замёрзли и засверкали. Зимара пришла наказать. Выпороть. Её ледяное, стеклянное, алмазное платье струилось шлейфами белых кнутов. Один бесноватой змеёю кинулся к Бритцу, сцапал его за шею и дёрнул навзничь. Протащил к полынье, в ноги Зимаре. Хвататься за снег, вообще противиться шамахтону было глупо, но Кайнорт с удивлением обнаружил, что ещё не безразличен ни к жизни, ни к боли. Сердце зашлось в ледяной воде. Он ударился о край полыньи и вдохнул чёрную смерть чёрного озера. Вода оцарапала горло и лёгкие.

Зимара не утопила его. Вытащила за шкирку, словно котёнка. В грозовых сумерках её лицо и одежды светились ультрамарином.

— Ты всё испортил.

Её голос звенел в каждой снежинке, впивавшейся в виски Бритца. Его крутануло от каменной пощёчины, едва попытался встать. Не сознавая, что для ответа человеку нужен воздух, Зимара сжала его горло в тисках бриллиантовых когтей:

— Почему ты сбил воланер?

О боги, она сказала «сбил», а не «спас»! Кайнорт вспотел от облегчения и стал ещё сильнее мокрой курицей, чем был до этого. Значит, надо было терпеть. Под кожей на шее треснул шкурник, жучок Клуба.

— Я… пх-р… — Бритц закатил глаза, и Зимара ослабила хватку. — Я промахнулся.

Шамахтон перехватила его за ноги и опять провезла по льду. Швырнула спиной на глезоглиф, и морда песца на подлёдном рисунке треснула.

— Ты не ошибался раньше.

— Нет, я… ошибался. Зимара, это… Так бывает, люди… промахиваются, допус… — он сглотнул с превеликим трудом, язык превратился в смузи из снега и крови, — допускают ошибки… люди вообще всё… портят. Тебе придётся работать с… тем, что… есть.

— Тогда зачем ты мне нужен? Ты, без ума и прицела. Почему? Почему ты смеёшься?

— Просто… позволь напомнить, что именно этот… вопрос я… задавал тебе.

Она двинулась на эзера, ломая лёд, опрокинула носком изящного сапожка и поставила каблук ему на грудь. Каблук весил как бизувий. Шипы на ледяной подошве прорвали куртку и впились между рёбрами:

— А не нарочно ли ты? — Зимара понижала голос с каждым словом, пока не достигла инфразвука. — Может, ты думал, я отпущу тебя, если всё испортишь? А?

Разговор поворачивал не туда. В черепе у Бритца вместо мозга тряслась холодная медуза. Если бы на чёрном озере в тот вечер вручали награды за самый глупый ответ, Кайнорт стал бы лауреатом всех степеней разом:

— Нет. Этого больше не повторится, я обещаю, — а призовой фонд потратил бы на анимедуллярный ляпискинез.

— Это лишь значит, что в другой раз ты испортишь другой день и упустишь другой шанс. Нахель! Я тебя не звала.

Бритц еле повернул шею и увидел, как бледный, согбенный Пшолл вышел на свет бриллиантов и стоял теперь на берегу, опираясь на ледяные колючки.

— Зимара, я только хотел сказать, что… там был… обычный промах.

— Воланер спасся от лавины, — возразила Зимара. — Спасся от моих песцов. Спасся от чёрной воды чёрного озера! Обычный! Промах⁈ — Лента её шлейфа зазмеилась к берегу и, разметав иглёд ветвей, дала Нахелю такую затрещину, что тот не удержался на ногах. Стёклышки очков поцарапали ему веки. Нахель стряхнул их и умылся от крови снегом:

— Да если бы он это нарочно, — не унимался он, — то к тебе бы пришёл я, правильно? Я, а не кто-то ещё. Правильно? Это ведь я отвечаю за лорда-песца. За его преданность. Он… ну, промазал! Ну, выпори его, а я отдам ему свои очки. Зимара, завтра всё будет по-другому.

Шамахтон сорвала корону и бросила на лёд рядом с Кайнортом. Алмазные зубцы раскололи озеро под игрушкой Зимары. Не успев даже вдохнуть, Кайнорт провалился, а она вдавила его глубже в чёрную воду. Озеро сомкнулось над ним, опутало водорослями, обласкало сонными рыбами и облизало ужасом.

Ещё там были трупы. Тела. Мертвецы, безымянные покойники и другие страхи, которые он подхватил от Эмбер.

Когда, отфыркивая муть и грязную тину, он всплыл и распластал на льду мокрые крылья, на озере никого не было. В полубреду Кайнорт выкарабкался на берег и лёг в кусты, на снег. Мягкий и белый, как постель в его будущем одонате.

«А когда папа достроит одонат, мы заведём пасучью собаку!..»

Хотелось спать, нестерпимо хотелось спать. Он бы так и лежал, пока не окоченел бы и не стал ещё одной розой ветров в белой пустыне. Но заслышал мелкие шажки лимонной обезьянки и её голос над ухом:

— Эй. Я принесла тебе дегидровел. Два дегидровела.

Текли минуты в тишине, а она всё ждала. И снег под ней не хрустел.

— Скажи-ка, Деус, — Бритц неуклюже сел в сугробе, подставив мокрое лицо луне. — Просто… скажи… что-нибудь. Деус.

— Какой драматичный у тебя профиль. Да, это я рассказала Зимаре. Жёстко? Может быть. Я понятия не имею, как это так произошло и почему ты промазал. Следовало… скажем так, принять меры, чтобы пресечь новые промахи. Я же говорила, Бритц, что у меня на кону гораздо больше, чем бриллианты! Если мы выиграем, она поцелует меня в висок, и мне больше не придётся жить в морозилке. Ты не знаешь, каково это… годами… Победим — и больше никаких шапок с фреоном и протекающих шлемов… Деа больше не придёт!

— А-а. — Кайнорт поднялся, опираясь на игледяной куст и примораживая к его ветвям кожу ладоней. — Так Зимара обещала тебе новые мозги?

— Грубо говоря. Ты не понима…

— Лучше бы сердце.

— В смысле? Слушай, возьми дегидровел, не кобенься. Тебе не следует здесь…

— Пошла ты в жопу, — членораздельно произнёс Бритц.

И обошёл её по узкой тропинке, положив остатки усилий на то, чтобы не коснуться даже случайно.