Либелломания: Зимара

Глава −29. И бал

Партия с Рейне Ктырём взбодрила меня, почти взбудоражила. Альда не вынесла унижения, когда её выставили в коридор, словно горничную, и Стрём один отвёл меня в монументальный вестибюль с перламутровой лестницей, а оттуда в парадный зал.

Подиум у самого входа занимали музыканты. Судя по напряжению лиц и немигающим взглядам, музыканты были из нормальных, не из обитателей клиники. Пока я разглядывала их блестящие причудливые инструменты, вспомнила, что Кай (опять режущая боль!) обмолвился, что в Клубе одновременно состояли двенадцать игроков. Но я насчитала два десятка гостей, не считая живого ансамбля. А ведь трое были мертвы: Йона, Аббенезер и «моя-режущая-боль». Кто же все эти люди? На Маскараут Карнаболь собрались эзеры, бранианцы, похожие на эзеров, только с печатными узорами на волосах, с водянистыми глазами и страшно бледные от искусственного солнца. Кситы с тяжёлыми хвостами молочного цвета, настоящий пернатый фалайн, тянувший грог хоботом, и другие расы, о которых я могла сказать лишь, что они, кажется, гуманоиды. Прислуживать вызвали Гриоика, на правах старшего санитара. Семеро гостей, среди них Полосатая Стерва, носили одинаковые броши: снежинки из красных бриллиантов, гранатов, рубинов. На остальных были хрустальные броши попроще. Если красные камни означали членов Клуба, то их должно было быть десять.

— Здесь собрался весь Клуб? — спросила я у Гриоика, пока он раскладывал прозрачные алливейские яблоки по ледяным фруктовницам.

— Нет. Первое правило «Зарытого клуба для тех, кто» — ни при каких обстоятельствах не собираться пошлым составом. П-о-л-н-ы-м составом.

— Тогда кто все эти, с хрустальными брошами?

— Впервые их вижу. Но вон тот важный ксилофон… то есть к-с-и-т из Бюро ЧИЗ.

— А почему снег сыплется, но в зале тепло?

— Прямо под нами природный ягодный реактор.

— Ядерный реактор?

— То есть да. В это время года он особенно активен, и стены Загородного Палисада обрастают мхами и лишениями, а в ледяных арках висят сталактиты и содомиты.

В ожидании лорда-песца, который должен был появиться точно к началу затмения, я бродила и разглядывала арки по краям зала. Колье царапало мне спину и незажившие татуировки. Серое платье означало прислугу или раба (по крайней мере, на Урьюи и на Бране), и со мной никто не заговаривал. Меня вообще не замечали, и мне это нравилось. В первой арке была выставка орудий для охоты за маньяками, но она не шла ни в какое сравнение с арматекой у Кая (ух, больно) дома. Гости восхищались ледяными фигурами выдающихся игроков Клуба. Среди них были знакомые фамилии и не очень: Ктырь, Бритц, Шулли. Чиканутый Димус, на вид оправдывавший кличку. И какой-то Кассиус Фокс, эзер-таракан. В хрустальные кирпичи были залиты трофейные головы сумасшедших. Я к ним подходить не стала. Не только потому, что мятые и размозжённые черепа наводили страх. А потому что под каждым третьим значилось колюще-режущее имя охотника. Рейне Ктырь и Йола, нежно поглаживая кирпичи, травили охотничьи байки, а я рассматривала чучела песцов в арке напротив. Первый был пушистый, белый с серыми подпалинами. Крупный, как сторожевой пёс. Бранианцы громко отметили сходство песца с их полярным волком. У другого чучела была вывернута морда, и брылы покрывали скальп на манер капюшона. Выглядело это паршиво, к тому же всю изнанку сплошь покрывали клыки. Подпись на языке метаксиэху гласила, что песцы Зимары, выворачивая кожу зубами наружу, защищали голову и шею в драке. Оставалось надеяться, что лорд-песец — это просто титул, а не вот такое чудище.

Я подошла к краю открытой площадки, на которой располагался зал. Вниз круто уходили ступени. Оттуда и должен был подняться главный гость. Кроме меня никому не хотелось заглядывать в эту бездну.

Подземный урановый реактор преобразил зиму и снаружи дворца. Ледяные гривы вокруг клиники подтаяли, серые камни позеленели. По камням, к которым примыкал парадный зал, спускалась горная речушка. Её блестящий водопад поймали в фонтан, чтобы украсить им праздник, а за водопадом пряталась техническая арка, где стоял гидриллиевый эмиттер. В небе висело белое солнце. Вихри метеоспрутов пересекали его ослепительный диск, ощупывали зал и рассыпались на беспорядочные лёгкие снежинки, таяли на плечах гостей.

Все угощения на Маскарауте Карнаболе были исключительно белых и голубых оттенков. Допускался синий в знак содружества с Браной. Чёрного избегали. Чёрный символизировал империю. Удивительно, подумала я, эзеры так стремились в неё попасть, а здесь этого не чувствовалось. Посуда для закусок была ледяная, а горячие блюда подавали на хрустале. Я не ела почти сутки. Но у стола паслись ненасытные Альда и Йола, а один только вид тех, кто мучил меня на гломериде, вызывал дурноту. Спину осыпала гусиная кожа, то ли от голода, а может, от страха. Бриллиантовое колье тяжелело с каждым выдохом.

Тень луны откусила от солнца, и со стороны обрыва в зал прорвался мороз. Снежное щупальце метеоспрута разметало гостей, рассыпало хрусталь и покатило стекло по льду.

— Лорд-песец Зимары! — пронеслось по устам и смешалось с воем вьюги.

Кто-то поднимался по крутой лестнице. Альда Хокс хрустела суставами пальцев на весь зал. Ноги обдало снегом: Рейне открыл портал в гидриллиевом барьере.

Мужчины играли желваками или закусили посеревшие губы, а дамы сжимали полы кашемировых платьев и края портьер, будто метель, запустив в зал свои щупальца, могла унести кого-нибудь вниз по лестнице. Гриоик исчез с глаз долой. Йола держался молодцом, но и он переступил с ноги на ногу и незаметно встал ближе к Альде, отгораживаясь от гостя краешком стола. А я спряталась в арку за фонтаном. Звук водопада меня успокаивал, и в нём не слышно было, как стучат зубы.

Солнце съело наполовину. Из бездны полетели клубы колючих снежинок. А за ними поднялась фигура в стёганой военной парке с меховым капюшоном. Фигура выдохнула тёплый клубок тумана с мороза. Естественный свет гас, и тем сильнее в зале разгорались знакомые глаза.

— Привет, людоеди и лжетльмены, — промурлыкал лорд-песец. — Вы плохо вели себя в этом году. Поэтому подарок будет такой, что просто умереть.

По моей спине катились капли: пот по мурашкам. Счастье заиграло в чехарду со страхом, потому что для того, кого я свергла в умопомрачительно глубокий ад, Кай был неестественно, неправдоподобно живой. Или настолько далёкий его призрак, что ещё миллион лет я буду видеть свет, который он давно не испускает? Как свет первых звёзд, которые уже погибли.

Живой и холодный. Просто ледяной. Кай.

«Кай», — повторила я шёпотом, и поняла, что мне уже не больно! Я вдруг захотела стать эзером, чтобы расправить крылья. Чтобы хоть чуть-чуть управлять неистовым облегчением, которое сделало меня бестелесной.

Но неужели Зимара вернула его, только чтобы наиграться нашими трупами? По его или по её воле? Во взгляде, которым Кайнорт Бритц скользил по гостям, кувыркались потрошёные животы, изрезанные горла и раздробленные позвонки. На меня он не смотрел. Прячась за водой, я изловила только самый краешек его фантазий. Неважно. Наплевать. Холодный, отчуждённый, жёсткий, безразличный, но всё равно живой. Снег ложился на его плечи. Луна давилась солнцем. Выплёвывала его корону.

— Триста лет я украшал родные пенаты головами диких сумасшедших, а теперь играю против ручных, — продолжал Кайнорт. Фирменным тоном, который я запомнила в карминской бойлерной. Этим тоном даже прогноз погоды звучал как объявление войны.

Рейне Ктырь позеленел, будто слова дали ему под дых. Засвистели батареи глоустеров, украдкой направленных на гостя. Я дёрнулась в порыве закрыть его собой: серым платьем и рваной кожей от плазмы. С большим трудом взяла себя в руки: здесь никто не должен знать, где у меня болит.

— Убрать оружие! — очнулся Рейне. — Зимара запретила до рассвета.

Йола с Альдой уставились на меня. Надеялись, что Кайнорт помнит, чья рука дёрнула рычаг и обрушила его с ледника. Но тот не видел меня или игнорировал. Кайнорт отряхнул пушистый воротник, снял парку и бросил кситу из Бюро ЧИЗ, будто по меньшей мере трижды в день забегал в Загородный Палисад на чашечку ботулатте. Ксит смешался и застыл с курткой в охапке. Держал её на вытянутых руках, будто песцовый капюшон мог вдруг извернуться и цапнуть за ухо. Гость улыбнулся:

— Спасибо, Рейне. Зимара обрисовала вам правила игры в общих чертах. Клуб должен выбрать пятерых. Завтра на рассвете они выйдут на поиски сокровищ. Место тайника зашифровано в глезоглифах на чёрных озёрах. Их много на планете. Выбирайте маршрут с умом, чтобы лишний раз не пересекаться с нами. Ходите под прикрытием, но помните, что, пока вы осторожничаете на окольных путях, мы доберёмся к сердцу Зимары первыми. У вас примерно три дня.

Говоря так, он прошёл близко к фонтану и тронул водопад. Я стояла прямо за ним. Белая рука со строгой манжетой вильнула в воде, и мою опалённую кожу обласкали микроскопические брызги. Кайнорт точно знал обо мне, но не смотрел.

— Откуда нам знать, что Зимара не выдала тебе место заранее, — засомневался Ктырь, — чтобы выследить моих людей?

— Ниоткуда. Как и мне неоткуда знать, что ты не разошлёшь целую армию к чёрным озёрам, не дожидаясь утра. Мы оба полагаемся неизвестно на что. Как в твоих излюбленных квахматах. Но я выслежу и сотню твоих зверей, как выслеживал тех, чьи головы сверлят тебя сквозь эти хрустальные кирпичи.

— Ты всё ещё один из нас, Кай. Всё ещё в Клубе. Почему бы нам не договориться?

— Почему же нам было не договориться, когда ещё не стало слишком поздно, Рейне? — на той же ноте спросил Бритц.

— Теперь у меня есть козырь.

— Один?

Ктырь замешкался. Я не поняла, о чём эти их напряжённые экивоки, но Альда с Йолой вздрогнули и переглянулись.

— Оба козыря, — ответил Ктырь.

— Тогда, с моего позволения, я останусь во Френа-Маньяне до рассвета. И подумаю над этим.

— Оставайся, Кай, — Рейне развёл губы в улыбке, но веснушки в уголках его глаз не дрогнули. — Твои апартаменты в северном крыле, как всегда, прибраны и ждут хозяина. Канизоиды проследят, чтобы ты отдохнул в целости и сохранности.

Кайнорт деликатно кивнул. Мне захотелось погладить голубые вены на его виске и на шее, где ошейник глухого воротника скрывал частую пульсацию. Я могла поклясться, что он ранен. Будто у нас была одна кожа на двоих. Но испытала гордость, наблюдая, как свободно он держится среди тех, для кого разочарованием века было увидеть его живым. Как если бы он сейчас пришёл меня спасти. Как будто вернулся тот, с кем я была одного хитина, одной крови. Но наши взгляды ещё не встретились, и я смертельно боялась, что играю за чёрных, а он за белых.

«Что, если белая пешка вначале не стала бы бить чёрную?»

Я должна была с ним поговорить. Не здесь, среди его врагов и в платье их рабыни, не сейчас, пока его колют зрачки ядовитых кситов. Как? Где? Ктырь сказал, что приставит к нему канизоидов. Но я была уверена, что до рассвета возьму его лицо в свои ладони и заставлю смотреть мне в глаза. До рассвета он узнает, что я стану с ним рука об руку, даже если будем сражаться по разные стороны одной войны.

— Это всё, — Бритц обвёл пальцем краешек поющего бокала.

Затмение кончилось. Пузатая тень не справилась с солнцем и удовольствовалась лицом Ктыря.

— Я думал, Зимара почётче обозначит правила.

— А нет никаких правил, Рейне. Я пришёл ради одной единственной.

Если бы можно было смёрзнуться с водопадом, я бы стала ещё одной ледяной фигурой в парадном зале. Но белые прожекторы даже не мазнули по мне. Кай направился к Полосатой Стерве.

— Альда, дорогая. Ты ещё не забыла, как…

Хокс дёрнулась, когда Бритц потянулся к её пальцам, и бокал упал с края стола. Запах разбрызганного вина смешался со звоном осколков. Йола подал мне знак, найдя глазами: «Прибери за гостем».

— Ты ещё не забыла, как открывать Маскараут Карнаболь? — закончил Бритц. — Мы с тобой изумительные партнёры в тиакском менуэте.

Я подошла, присела в неудобных стёганых юбках и стала собирать мелкие осколки в осколки побольше. Прилежно и бережно, лишь бы не подниматься на ноги, а иначе потеряла бы сознание. Бокал упал не случайно. Я отложила муфту на лёд. Пальцы дрожали, словно перебирали проводки на взрывчатке. Осколки резались и кололись, но боли я не чувствовала, только видела, как кровь смешивается с вином. Кайнорт обошёл меня вокруг, запнувшись о кашемировые юбки. В спину толкнулось его колено. Как в бестолково брошенный пуфик. Когда я подобрала муфту и разогнула обесточенные суставы, Кайнорт и Альда кружились далеко, на другом конце зала.

Он прижимал её к себе ближе, чем при лобовом столкновении в коллайдере, и с самой нежной улыбкой ворковал что-то на ухо. Временами казалось, что в порывистом пируэте Хокс врежется затылком в колонну или арку. Пока другие гости, как намагниченные, следили только за их парой, я сосредоточилась на муфте с мазками вина и крови. Шею больше не сдавливало… И бриллианты не царапались. Тогда я посмотрела на пол. Моё колье рассыпалось, камушки катались между туфлями и складками платья, но никто их не видел. Всем было просто не до меня.

Кайнорт… запнулся, когда я нагнулась. И порвал паутину колье. Он просил моей помощи.

На последнем вираже менуэта он вернул Полосатую Стерву, где взял, и поцеловал ей кончики пальцев на прощание. Промурлыкал что-то и отступил в арку с песцами.

— Альда, у тебя кровь! — воскликнула дама с гранатовой снежинкой.

В этот миг водопад плеснул из фонтана, и курчавая волна обрушилась на пол парадного зала.

Я перестаралась чуть-чуть.

Минутами раньше

Альда наступила на ногу партнёра и смутилась. Он был слишком близко даже для вольного тиакского менуэта. Хокс никогда раньше не касалась Бритца (исключая ночь, когда его кулак отправил её в нокаут), и даже сомневалась, что он теплокровный. Теперь ей пекло сквозь кашемир платья и ткани его костюма.

— Так теперь ты верный пёс Зимары?

— Как грубо, моя зубастая. Просто песец.

Они увернулись от колонны, и шлейф Альды шаркнул по мрамонту. У Хокс помутилось в глазах. Кайнорт втянул воздух у её виска.

— Я давно берёг одно интимное откровение. Такое шепчут на ушко.

— М-м. М-да?

— Ты жадная тупая сука, Альда Хокс.

— Да как ты сме…

— Не перебивай, иначе пальцы тебе сломаю, — нежно шептал Кайнорт. — Я знаю тебя лет сто. Я был твоим верным псом, пока тебя с цепи не сорвало от успеха. Ты вечно сверху, но вечно недовольна. Потому что сама сознаёшь, насколько ты жадная, тупая и сука. И вот ты собираешь коллекцию из талантливых людей, которых подмяла и раздавила, чтобы стать якобы умнее. Гарнитуры из адъютантов, которых травмировала до глубины души, чтобы стать якобы сильнее. И целый комплект минори, которых трахнула, чтобы хоть раком, но стать ближе к ассамблее. Мы могли бы, правда, подружиться, если бы я соблазнился развратной прихотью Маррады, которая на самом деле была твоей прихотью. Прости, но я не беру парнокопытных в постель. Я охочусь на них. А потом ем, — он вдавил свои губы ей в ухо. — И напоследок о детях.

— Они живы пока, но… — проблеяла Альда и осеклась, когда опасно хрустнула её кисть в руке партнёра.

— Ну разумеется. Я не об этом. А о том, что твоя грудь в этом платье смотрится как разлучённые близнецы.

Снова колонна просвистела сзади. Кайнорт вёл их пару, лавируя между арками с ловкостью колибри, и Альда инстинктивно дёргалась, прижимаясь ближе к подонку, и цеплялась ногтями за плечи, которые мечтала переломать.

— Твой яд брызжет не по адресу, Бритц. Тебя убила не я, а Эмбер Лау!

— Я видел, — обворожительно улыбнулся Бритц. — Я смотрел ей в глаза.

На последнем пируэте у Хокс зашумело в голове. Колонна была чрезвычайно близко. Бритц затормозил так резко, что у Альды стукнуло в виске и отдало тупой болью в затылке. Губы кавалера на пережатых пальцах она уже не почувствовала. Козёл. Сволочь. Мерзавец. Альду разрывало от острого унижения и того, что впервые она блеяла в ответ, как овца. Голова горела. Ей казалось, что по затылку расплывается жар от негодования и обиды, пока её не окликнули…

— Альда, у тебя кровь!

По шее Полосатой Стервы текла струйка, коротко стриженный затылок пропитался кровью. Колонны. На одной, где завершился танец, блестело красное пятно. Кайнорт всё-таки приложил шершня напоследок. Йола и бранианская дама бросились к Альде с салфетками. Хокс с досадой вырвала их из рук сочувствующих и прижимала к ссадине.

И тогда вода залила пол.

— Это Лау! — кричала Альда, поднимая юбки. — Она сорвала колье!

— Я не нарочно! Я испугалась его! И вашей крови…

— Гриоик! Где её ошейник?

— А где Бритц? А? — оглядывался Рейне, и вслед за ним другие гости завертели головами.

— Хороший вопрос! — воскликнул Йола. — Где эта сволочь, в самом деле, и что она здесь вынюхивает? Эй, Стрём, Струп, Падль! Обыскать клинику!

Три канизоида опустились на четвереньки и потрусили в коридоры Загородного Палисада. Рейне обернулся вокруг, стоя по щиколотку в воде и уперев руки в боки.

— Бал окончен, — рявкнул он. — Всем до свиданья. Шчера возвращается в рекреацию, и чтобы ни шагу в коридор, пока Бритц здесь. Хокс, Шулли, ко мне ква… ко мне в кабинет!

Рейне перебил Хокс вопросом про Кайнорта. И в суматохе мне забыли надеть ошейник.

Едва Гриоик запер за мною дверь рекреации, я сбросила платье, промчалась через комнату и распахнула окно. Шум ветра и порывы метели могли удержать меня этим утром. Но только не сейчас. Я обернулась чёрной вдовой и спустила передние лапы с подоконника. Подушечки прекрасно липли к мшистой стене. Чтобы не смотреть вниз, пока не окажусь целиком снаружи, я поискала глазами северное крыло. Ктырь сказал, что там были апартаменты Кайнорта. Я надеялась, что, где бы он ни рыскал, когда сбежал от канизоидов на Маскарауте, до рассвета он, может быть, заглянет туда. Если мне повезёт.

Я выкарабкалась и прижалась чёрным брюхом к наружной стене рекреации. Путь лежал неблизкий, в обход потрескавшихся балконов, обледенелых зубцов и скользких эркеров. На морозе приходилось следить за каждой лапой, потому что их кончики уже не чувствовали сцепления. Но я радовалась каждому преодолённому метру, словно гимназист, который лез на свидание по водосточной трубе.

Я была напугана, простужена и счастлива.