Либелломания: Зимара

Глава −34. Убийство никого

У воланера я бросила рюкзак и села на него. Очень плохо было. Я пыталась горевать, тосковать и оплакивать, выдавливать хоть что-нибудь похожее на скорбь. Только досада металась в пустом желудке. Череп сдавливал вакуум. Это нормально, ответил бы, наверное, мой Кай: я просто устала страдать. Я ослабла и задолбалась. Я злилась.

В воланере шумели. Йола опять допрашивал Зеппе. Я долго заводила мёрзлые мозги и наконец поднялась с рюкзака. Под капюшон забрались снежные блохи, и голова затряслась в конвульсиях холода. Перед глазами плавали узоры, как на стекле. Блоха прыгнула на нос, я не выдержала и забралась в шлюз.

Зеппе стоял перед Йолой чем-то вдохновлённый. Старика было не узнать. Он расправил узкие плечи в худенькой парке, и софиты ослепительно играли на медном ведре.

— Я нарисую ключ к загадке, если ты отпустишь меня… и Карела, который известен тебе как Еклер Ка-Пча.

— Или хотя бы только его, — взволнованно добавил Еклер.

— Нет, нас вместе! — возразил старик. — Я наигрался. Мне незачем больше хранить тайны шамахтона. Я стар и болен, и я отдам всё, что помню.

Йола стаскивал заснеженную куртку, но его лицо ничего не выражало. Зеппе добавил:

— Нарисую точь-в-точь. У меня эйдетическая память. Я могу воспроизвести каждый осколок убитых и покалеченных приборов в твоём воланере, даже если оставишь меня одного в кромешной темноте.

Шмель покачал на ладони графический планшет:

— Тебе знакома техника крипточертежей?

Зеппе кивнул, и блики опять прокатились по его шлему.

Йола вручил старику планшет и снова запер их с Еклером в шлюпочном шлюзе. Только после этого шмель выдохнул, затянул волосы на затылке в новую петлю и рухнул в кресло управления.

— Эстрессу жаль, — он постучал ногтями по подлокотнику. — Её смерть была страшной. А ещё красивой и быстрой, о какой мечтают безродные вояки с Кси вроде неё. Но схватка не окончена, и настала пора проанализировать то малое, что мы имеем.

Мы втроём уставились на схему, которая что-то напоминала. Нечто явно не из тех областей, что изучали перспективные мехатроники. Какой-то набросок из научно-популярного журнала. Проблема была в том, что я интересовалась всем подряд и с одинаковым энтузиазмом глотала физику, фантастику или ботанику, и наконец свалила в памяти миллион занятных, но поверхностных фактов буквально отовсюду. Перебирать их, впрочем, оказалось приятнее, чем без конца переливать из полушария в полушарие чёрную жижу, которой стала моя подруга.

— Знаете, — Дъяблокова задумчиво пожевала розовый локон, — в Месте мне вот что пришло на ум. Если щель между Синистылбаем и Декстылбаем — это настоящий вход, и гробница направлена выходом к озеру, значит, скелеты нохтов в последнем круге света гораздо моложе первой мумии.

— Да, начало гробницы там, где мы вошли. Но последние скелеты почти животные, — возразил Йола. — Волчьи или даже… лисьи.

— Нет, послушайте! Почти, но всё-таки не лисьи. Первая мумия идеальна. Нохт, возле которого я нашла Зеппе, похож на чучело. А ледяной саркофаг — что может быть проще? И наконец нохты вообще перестали… или разучились заморачиваться и сохранили скелеты.

— Я понял, куда ты клонишь. Занимательно, н-да. Но какое отношение это имеет к сердцу Зимары?

— Абсолютно никакого, — ничуть не смутилась Дъяблокова. — Так вот, мне кажется, нохты никуда не исчезли с Зимары.

— Нохты инволюционировали в песцов, — Йола рассеянно кивал и дёргал ногой в нетерпении. — Только ты бы свою фантазию приспособила бы наконец к загадке!

Я вцепилась в кресло и привстала, потому что в дверь шлюза поскреблись. Йола выпустил Зеппе и принял у него планшет. Мы с Дъяблоковой заглядывали за плечо шмеля:

— Мы наткнулись на петроглиф в пещерах кряжа Тылтырдым, — пояснил Зеппе. — Случайно вышло. Уверен, шамахтон на это не рассчитывала. Видишь ракету справа? Мы думаем, тысячи лет назад у нохтов были гости. Они оставили после себя некий… свод знаний, полезных знаний. А нохты изобразили их на свой лад.

— Я же говорила, я же говорила, — трепетно втягивая воздух, шептала Дъяблокова.

— Если это ключ к схеме на глезоглифах, — допустил Йола, — то как, по-твоему, его приспособить?

— Деус поделилась со мной феноменальной идеей. Выпусти Карела и дай нам уйти. Когда мы почувствуем себя в безопасности, я пришлю тебе ответ.

— Угу, — поперхнулся Йола. — Погоди-ка, значит, ты намалевал произвольную дичь, на ходу сплёл теорию, достойную аплодисментов, — и пытаешься обменять вот эту несусветицу на моего пилота и механика. Может, тебе и шлюпку мою в придачу отвесить? Вы, значит, отправите кретина Йолу к шамахтону на рога, а сами вернётесь к своим и продолжите, но уже там, где на самом деле следует искать сердце Зимары.

— Я был честен! Ведь сказал же: мне больше незачем играть!

— А где мои гарантии?

— А мои где? — с вызовом прогудело под шлемом.

— Так, стоп.

Йола распахнул шлюпочный шлюз, за клинкетом которого к межсекционному окошку приник Еклер. Шмель отстегнул глоустер, направил Ка-Пче в лоб и обернулся к Зеппе.

— Ты говоришь — прямо сейчас говоришь, или канизоиды слижут его мозги с пола, — где сердце Зимары. Далее мы летим туда все вместе. Если тайник действительно там — игра окончена, вы свободны. Если нет — я размотаю кишечные кабели этого робота на твоих глазах.

— Постойте, но ведь это т-т-только идея! Я не утверждал наверняка, есть ли там т-тайник вообще или…

— Ясно. Это был последний гвоздь в твой гроб.

Батарея глоустера объявила режим готовности к немедленной разрядке.

— Кажется, я думаю, что знаю, — пролепетала я. — Минори, я знаю, как применить ключ.

— Это кто там шелестит? Лау?

— Да, я.

— Фу, дьявол, я ведь чуть не убил второго пилота! Говори.

— Отпустите Зеппе и Еклера, тогда скажу. И отдайте им шлюпку. Ведь иначе им не выжить снаружи.

— Что? — Йола понизил голос, и вместе с ним упала температура в воланере. — Что? Ты меня шантажируешь? Вот те на, — сгримасничал он, уже явно на грани. — Я потрясён, Лау. Я-то думал, мы на одной стороне.

— Я на вашей стороне против Бритца. И против вас на стороне Ка-Пчи. Простите, это сильнее меня.

Шмель улыбнулся одними губами, и уже в который раз я невольно отметила коварное сходство Йолы и Кая, впрочем, единое для всех минори: затихание перед броском. Иллюзия надежды на милосердие. Шмель вздохнул спокойно, и вдруг Дъяблокова пискнула, потому что Йола схватил меня за шиворот, встряхнул, как котёнка в мешке, и ударил о стену:

— А ты начинала мне нравиться.

— Вы тоже подавали надежды!

— Однако с тобой будет проще. — Он смерил меня взглядом молочно-белых прицелов. — Хватит и двух.

«Двух чего?» — не успела додумать я.

Он ударил меня в живот. Я только хотела припугнуть в ответ, качнув воланер снежной волной. Но я ведь не умела по плану. Снег взбрыкнул лишку, завернул воланер в кокон и перекатил. Мы все внутри посыпались кубарем друг на друга. Падль и Струп залаяли в унисон. Шмель был ловчее, а я потерялась, катаясь под стульями. Когда воланер замер, Йола набросился на меня и вжал в угол, уперев колено мне в скулу.

— А, ты же числилась ши у Бритца, — Йола вытер прикушенную губу и рукой в собственной крови взял меня за волосы. — Это он выдрессировал тебя терпеть? Ну, если стерпела Зверобоя, значит, живучая. Тебе же хуже, Эмбер.

Дальше он не давал мне ни вдохнуть, ни вскрикнуть. Сыпал удары по животу и груди, пока не взмок в полосатой шубе. Пнул в живот и опять занёс ботинок. На полу смешались кровь и слюна. Канизоиды взбесились, но растерялись, кому бежать первым.

— Ладно, я скажу! — закричала я в паузе между ударами, но шмель успел ещё дважды пнуть, прежде чем его клетки ретикулярной формации затормозили мотонейроны спинного мозга. Йола застегнул на мне ошейник и активировал диаблокатор.

— Громче, чучело, что ты там бубнишь!

— Это… таблица элементов… их мало, но… я думаю, это лишь основные, — бормотала я и брызгала кровью ему на кулаки.

— Каких элементов?

— Гости оставили им периодическую… систему… химических элементов. Мне надо увидеть схему…

Он развернул передо мной загадку и ключ, и они запрыгали перед глазами, потому что голова у меня мелко тряслась.

— Так это же… да, — я прочистила горло от слёз и крови, чтобы продолжить. — На глезоглифах — схема столкновения частиц в магнитном поле Зимары. Встреча солнечного ветра и молекул атмосферных газов. Вот: зелёным и красным светится кислород, азот синий и фиолетовый… Это вот… инертные примеси… голубого аргона, жёлтого гелия, белого ксенона.

— Так это полярное сияние! Полярное сияние, так?

Я закивала, и в солнечном сплетении взорвался ещё один пушар. Импульс боли забрался по рёбрам к плечам. Меня передёрнуло. А Йола уже пихал схемы под нос лохматой Дъяблоковой, которая после кульбита воланера явно не рассчитывала начинать соображать так скоро.

— Ну что, это похоже на правду?

— Да… похоже вроде, — она пыталась заделать пучок на затылке при помощи сломанного карандаша. — У нас на Бране элементы занесли в нормальную таблицу и расположили по атомной массе, по свойствам… Но допустим, вот это — водород, — она водила пальцем по спирали, — а это гелий, кислород… Классификация странная, но это ж древние песцы. Они так видели.

— Зеппе, поднимайся, ну, что ты на это скажешь?

— Я скажу, что у этой Эмбер весьма недурная головёнка, хоть и битая.

Зеппе даже не взглянул на схемы, что означало одно: в их команде доминировала точно та же теория. Пока они говорили, я подтянула ноги и высморкалась. Йола словно забыл обо мне. Он связался с Альдой, и они долго, с большим энтузиазмом перебивали друг друга. След наконец распутался.

— Как раз на северном полюсе, где мы сели на ледник, тоже есть чёрное озеро, — каркала Альда. — То самое, где упала гломерида с Бритцем. Там этот ступенчатый не то кратер, не то прииск. И сияния, боже мой, какие над ним сияния!

— Да, да, да!

— Скорее, умоляю. Но, Йола, а что это… что у тебя с воланером? — как Йола ни хохлился в своей шубе, чтобы застить экран, остроглазая Хокс ужаснулась, приглядевшись. — Всё же перебито, ох ты, жальная грыжа, вся панель управления! На вас напали?

— Д-да, я тут… бился с кальмароголовой страхолюдиной из команды Бритца. Чуть он меня не уделал. Так что нам ещё нужно время на ремонт. Часа два-три, думаю, и мы снимаемся на север.

Он оставил Альду счастливой тем лишь, что кальмароголовое чудище всего-навсего разделалось с приборами, а не с Йолой. Шмель вернул Зеппе в холодную каморку шлюпочного шлюза. Слава богу, старик не пострадал, когда я столкнула воланер: наверно, его шлем изнутри был чем-то проложен. Еклеру было приказано заняться приборной панелью, а меня Йола вытолкал наружу без перчаток: чинить крепления шлюпки, которую вытряхнуло и откатило от воланера. Уже на выходе Еклер потянул меня за рукав, пока Йола отвернулся. Он спросил про Эстрессу. Но голос дошёл до меня словно с другой стороны гроба. Я с трудом мотнула головой, и только.

Шлюпка — маленькая тесная капсула, которой оборудовали воланеры — валялась на боку почти нетронутая аварией. Я тяжело посмотрела на неё, спрятала кулаки в рукава, потому что без перчаток любой инструмент просто смёрзся бы с ладонями, и села на корточки. Работать всё равно не могла. Сбежать тоже: ни куда лететь, ни как управлять шлюпкой, я не знала. Только умыла снегом воспалённые лицо и шею.

Со мной случалось разное, да. Но меня ещё никогда не били так пошло и бесхитростно, голыми кулаками. Болели мышцы, о которых я и не подозревала. В тот день я открыла наконец, в чём разнятся так похожие минори Йола Шулли и Кайнорт Бритц. Я не верила в милосердие древних: казалось, мудрых и сдержанных. Но у Кайнорта были границы, выходя за которые, он упирался в самого себя. Он не раз проигрывал из-за этого, он разбивал лоб об эту стену, он злился на себя, что недостаточно плох там, где быть плохим — действительная сила. Кайнорта называли беспринципным, но теперь я поняла, что такое абсолютная, незамутнённая беспринципность на самом деле. За двое суток я впервые испугалась, что Кайнорт проиграет Йоле сердце Зимары. У Йолы не было тумблера отключения зла. Выковыривая из него что-нибудь хорошее для диалога, ведь диалог ведут только наравне, я давила на пустое место. Я и была пустым местом. А посмей я коснуться его плеча в момент наивысшей ярости, как тронула Кая на битве шиборгов, он бы, наверно, метил не в корпус, а сразу в голову. Хорошо, что Йола, как все чужие и посторонние, не вызывал желания касаться. Уж я лучше пальцы бы себе подожгла.

Хотелось нагрести снега за шиворот, чтобы унять вопли ссадин. Я катала языком привкусы крови и желчи. Нащупав по карманам гигиенические капсулы, сунула одну зубную в рот, разжевала и сплюнула. Мятой, кровью и осколками зуба мудрости. Не иначе как треснул он, когда я выдавала версию о полярном сиянии. День быстро шёл на убыль, сугробы стали лиловыми. Разглядывая чьи-то следы на них, я посветила себе тактическим фонариком и увидела, что ямки раздваивались с одного края. Узкой цепочкой следы копыт уходили вверх по отвалу, что окружал воланер.

Я посмотрела в небо и обрадовалась, когда не нашла метеоспрутов. Из воланера слышался лязг, но это, должно быть, Еклер выравнивал стойки виброплатформы. В том, что Йола не сунет нос на сумеречный мороз, можно было не сомневаться. Дрожа и кашляя, я отправилась по следам Чивойта. Копытца носили бранианского кота вокруг воланера, а потом, сделав петлю или две, пустились восвояси.

Он стоял один на один с закатом, словно принюхиваясь к сумеркам, и задумчиво кусал сосульку. Я припустила рысью. Время где-то потерялось при монтаже, и я очнулась в охапке демонов, которые прятались в тёплой парке, распахнутой мне навстречу. Стиснула его, моё царство теней, что было мочи. Но сразу охнула:

— Ой, больно… больно, — я отстранилась в его руках и расстегнула ворот.

Ключицы уже набухли красно-лиловым, а ниже я и смотреть боялась. Кай осмотрел сам. Хорошо, ещё подумала я тогда, что он считал себя не вправе ужасаться вслух, ибо один убийца другого не судит. Кайнорт был фундаментально не прав, конечно. И я намеревалась серьёзно поговорить с ним о разрушительном действии избыточного чувства вины, когда всё закончится. Но теперь мне бы только хуже стало, если бы, вдобавок к ударам кулаков и ботинок, я сносила бы удары эмоций, которые не могла не разделить. Нет, к моему облегчению, Кай односложно и ёмко выругался, но ловко справился с лицом и добавил только:

— Мы приложим к этому припарку из скальпа Йолы Шулли.

— Торговалась это я так, за свободу для Зеппе. Да, ведь Шулли расколошматил все приборы! — я почти рассмеялась, но битые рёбра заявили категоричный протест. — Но шантаж не моя сильная сторона. Плохо я читала твои методички по умбрапсихологии.

— Плох тот шантаж, к которому не прилагаются керамбиты и тёмное прошлое, — возразил Кайнорт. — Пойдём со мной сейчас, Эмбер, а позже — кто знает, случится ли оказаться так близко, чтобы я мог тебя подстраховать? Тем более, после такого, — он осторожно положил руку мне на живот, — ты от Йолы уже ничего не добьёшься.

— После — нет. Я всё узнала до.

Он перестал дышать. Лихорадочные переживания Кайнорта Бритца всегда сильнее меняли внешнюю среду вокруг, чем его самого. Чем сильнее он тревожился, тем больше походил на мертвеца. Обычно это выглядело забавно. Но я поняла, что, если сию же секунду не выложу всё, он умрёт от волнения и растворится в сумерках, лиловых, точно мои ссадины.

— Я их видела, Кай! — поспешила я его успокоить. — Детей, он мне их показал. Они такие молодцы, они… ну, по крайней мере живы! Всё хорошо. И с ними Мультик, они там греют об него ладошки. А, и самое главное: Рыш…

— Рыш? — хрипло переспросил Бритц.

— Озеро Рыш, ты знаешь, где это? Там подземный урановый реактор, как под Френа-Маньяной.

Он активировал все карты Зимары, какие только были в его комме, и начал искать. А я продолжала ориентировать:

— Это вблизи полярных широт: Йола сказал, сейчас там всё больше темно. Что ещё? А, там есть мегалит времён ранних нохтов. Дети в нём. Миаш выглядывал из окна и показывал… не знаю, Йола сказал, нос…

— Посмотри, это не может быть здесь? — Кайнорт показал довольно чёткие изображения громадной скособоченной лисицы из архива спутника. — Отмечено игроками Клуба как древний сфинкс.

— Точно! Йола ещё раньше упоминал сфинкса на озере! И ни в какую не хотел искать там глезоглифы. Он был там недавно.

Сфинкс лежал далеко в южных широтах. Путь Йолы за сердцем Зимары — в северных.

— Эмбер, но теперь-то ты можешь…

— Не могу, — уже в слезах проскрипела я и уронила лицо ему на свитер. — Я не могу пойти с тобой сейчас. Если я не вернусь, Йола — «а»: подумает, я соврала ему, что тайник на севере; и «б»: убьёт Зеппе, который подтвердил мои слова! Отправляйся один, а я уведу Йолу подальше от детей.

— Тайник на северном полюсе? — переспросил Кай. — Но Деус тоже так считает. Это значит, мне придётся отдать Клубу алмазы. Это значит, империя…

— Кай, нет там ничего, — я поцеловала горячий флюс на щеке Кая, наслаждаясь тем, как мои губы совершенно его дезориентируют. — Я выдумала версию с полярным сиянием, пока Йола пинал меня на полу. Чтобы не выдавать верную.

— Но Деус так логично…

— Конечно, это похоже на правду! Хах, стояла бы я тут, если бы неправдоподобно сочиняла. Одни говорят, у дураков мысли сходятся, другие говорят, у мудрецов. Версия с химическими элементами лежит на поверхности…

— … не обобщай, — ввернул Кай, — я думал, это карта вин.

— … но смотреть надо было глубже. Там не элементы, а частицы. Элементарные частицы стандартной модели.

— В смысле, не химия, а физика? Бозоны там, кварки?

— И глюоны. Двуцветные лисички, я по ним и догадалась. На самом деле я пока не разобралась, что значит схема на глезоглифах, но сейчас это не важно.

— А ты вообразила, что будет, когда Йола не найдёт тайник на полюсе?

— Тогда я… не знаю. Скажу ему, что это карта вин.

Кайнорт шутку не оценил и вцепился в мой капюшон:

— Нет, тогда скажешь правду о частицах. Выложишь всё как есть. Больше никаких выкрутасов, Эмбер Лау.

— Но если Йола найдёт сердце Зимары, тогда империя…

— Я злодей, — в густом паре между нашими лицами кипели воспоминания о Кармине. — Я спасаю мир, только если он меня устраивает, а он уже не устроит меня без тебя. Если ты умрёшь, империи точно конец. Это шантаж, классика, если угодно. По методичке, да. Забудь о заговоре, Эмбер, вообще забудь, он только моя забота. А твоя первоочередная забота — просто выжить.

— Ты только не обижайся, но это блеф. Может, тебе и плевать на его величество Железного Аспида, но ты ни за что не отдашь Урьюи фалайнам, кситам и другим мародёрам. Я тебя изучила. Я изучила грани многих злодеев, Кай. Вы у меня все в табличке: по атомной массе и периодам полураспада. Сильно не важничай, ты там в серединке. Потому что заплатил Маррадой, ребёнком, Ёрлем, кровью, зубами, свободой и ещё чёрт знает чем.

— Чёрт знает что, кстати, в полном порядке.

— … за то, чтобы на Урьюи всё ещё цвели вспышная люминока и золотистый ламбаньян.

Он посмотрел в чистое небо, а потом пристально на меня.

— Эмбер, честное слово, у меня просто не хватит сил без тебя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будь осторожна.

— Ладно, буду. А ты бусинки вынул? Пирсинг из…

— Не вынул ни одной.

Мы постояли ещё, кутая друг друга в куртки, а лица в пар, я сапогами на его ботинках, чтобы ноги не мёрзли. Я держала его шею хелицерами, которые, словно пальцы младенца, наконец перестали ломать бабочек, а научились обращаться с ними нежно.

— У меня в вестулах электроды от шокера Йолы. Можешь их выцарапать? Я пыталась, но это больно.

Кайнорт щёлкнул чем-то на косточке за моим ухом. В голову просочилась музыка. Та, под которую мы дрались на карминском льду, я узнала её сразу. Под слои моих толстовок пробралась рука и нагретый её теплом кончик керамбита. Чужие ресницы защекотали мой висок: Кай закрыл глаза и стал резать.

— Я слышал твои слова в метели, на балконе Загородного Палисада. Невозможно, нельзя и неправильно. Но давай. Обещаю, это будет долгое безумное приключение, — меня разнесли к полюсам поцелуй и укол в позвоночник, — и такой разврат, м-м-м, Эмбер, какой только под силу вытворять на пару с бесстыжим самцом стрекозы. Одна вестула минус, мой ангел, потерпи ещё. — Он прижал меня крепче, потому что от всепроникающей боли, пока керамбит ковырялся в моём позвонке, подгибались колени. — В нашем одонате не останется квадратного метра, не лишённого девственности. В известной вселенной не останется мира, в котором не запомнят каникулы Бритца и Лау. А потом мы заскучаем и заведём ещё детей и внуков, половина из которых станет разбойничать, а другая половина собирать роботов.

На третьей вестуле у меня взмокла шея, а пальцы Кайнорта были уже все в крови, и ему пришлось менять руку.

— А собаку? — задыхаясь от ломоты, я силилась не дёргаться, чтобы он не перерезал спинной мозг. — Ты обещал… собаку.

— Это большая ответственность, прямо-таки затрудняюсь. Может, стоит начать с жорвела?

На четвёртой вестуле я закусила плечо Бритца через свитер, чтобы не кричать на всю Зимару, и на пятой прорвала ткань и кожу до мяса. А Кайнорт взмок, как банный веник, и заврался до такой степени, что поклялся учиться со мной вместе на мехатроника, чему я, разумеется, не поверила, потому что среди прочих безумных вещичек это был уже перегиб. Тем временем музыка доиграла, а из-под куртки упала шестая вестула.

В темноте мелькнул сателлюкс, и кто-то хрустнул снегом.

— Вы совершенно друг другу не подходите. Это так красиво.

Я соскочила с ботинок Бритца. Он выхватил глоустер, но держал его пока вниз стволом у бедра. А на том месте, где секунду назад растаяла последняя ниточка солнца, стояла Дъяблокова.

— Заткнись, Дъяблокова, — рявкнула я. — Он убьёт тебя, только вякни.

— Не убьёт. Это я его придумала.

Глоустер дал осечку. Кайнорт вытянул игледяную рапиру, но Дъяблокова продолжала вести себя как бессмертная.

— Не решила ещё, сказать Йоле или нет. Хочу понаблюдать, что станет с одним из вас, когда другой умрёт, — она густо вычёркивала кого-то в блокноте, не сводя с меня насмешливого взгляда. — Я создала героев, которые по всем канонам не могут быть счастливы вместе. Очень, очень хотят, но очень не могут, ха-ха! Существуют ли более несовместимые вещи, чем любовь и смерть на маленьком личном кладбище? Нельзя просто взять и… попрать всё нажитое сотнями трагических героев до вас. Бритц убил твоих близких, Эмбер. Это всё. Такая любовь кровоточит. Она состоит из мучительных попыток поудобнее улечься на иголках. Ну уж нет: финал будет правильным. Зря ты не прочла эпилог, хоть знала бы, кому по ком плакать. За редким исключением, ни одна история со счастливым концом не стала великой. Вы замечали? Это правило хорошего тона. А я создаю роман на века. Так что — увы…

— Роман на века — это тот, который сто лет читают и никак дочитать не могут? — деликатно уточнил Кайнорт.

— Славный ты… был. А знаете, какая идея легла в основу всего этого? В мире животных лев из чужого прайда убивает детёныша, чтобы у львицы опять началась течка. Бритц убил детёныша из твоего прайда, Эмбер. Ты — животное, если любишь его. Понимаешь?

— Кай, просто прекрати это, Кай… — лепетала я шёпотом, сидя на снегу, обескровленная и обессилевшая.

Дъяблокова встала прямо надо мной:

— Он этого не сделает. Кайнорт Бритц не убьёт безоружного на твоих глазах.

Тогда я просто закрыла глаза, уронив лицо в ладони, а Кай сделал музыку громче.

— Вы не можете выкинуть автора из кни… Эй!.. Что⁈.

На моей памяти такого ветра на Зимаре ещё не было. Кайнорт присел и обнял меня за плечи. Протянул кусок чистой материи, чтобы вытереть кровь и слёзы.

— Как она умерла?

— Не знаю, она ведь об этом не написала, — рассеянно ответил Кайнорт.

— Отличная эпитафия для… Подожди, как её звали?

— Кого?

Ветер опять дал мне пощёчину, и я покрепче затянула капюшон.

— Что — кого?

Я почти физически ощущала, как в моей памяти орудуют ластиком.

— Ты только не записывай меня в сумасшедшие, Кай. Но мы, кажется, кого-то убили. Здесь, сейчас.

— Д-да, но… — он потёр глаза и взъерошил волосы. — Или нет. Нет.

— Или… да?

В темноте мы обошли весь холм. На снегу была кровь, но моя или… И валялся мятый блокнот. Я подняла его. На первой странице были перечислены имена. Зачёркнуты Норман, Эстресса… И жирно, до дыр, замалёвано чьё-то на «Дъ». Карандаш с обломанным кончиком торчал из сугроба рядом.

— Это что? Откуда это здесь? Кто-то знает наши имена.

— Хм, я думал, это твоё, — удивился Кай. — Я уже сам себя готов записать в… хотя я уже и так.

Я хотела поднять и карандаш, но не смогла найти его на снегу. На чистом снегу без крови. Наконец я не смогла припомнить, что же такое ищу. И главное зачем. Сверкнуло: приближалась снеговая гроза, погода портилась и завывала вьюжными валторнами. Кайнорт с тревогой всматривался в небо, когда на холм взобрался Чивойт. Это означало, что Нахель в их становище уже хватился лорда-песца. Кай запахнул на мне куртку и помог застегнуться, затянул шнурки и заглянул мне в капюшон снизу вверх, не поднимаясь с колена.

— Тебе пора, Эмбер. Будь предельно осторожна, помнишь? Тогда куплю тебе собаку.

— Кай, наушник!

— Нет, оставь себе. Чтобы я мог отследить тебя, как только найду детей, — он свистнул бранианской кошке. — Чивойт, проводи её, только не отсвечивай.

— Ме-е.

Очень болела спина. Если бы не Чивойт и его ориентировочные коричневые шарики, я добиралась бы гораздо дольше. Всю дорогу сателлюкс высвечивал снег, но к воланеру вели следы только моих ботинок: и туда, и обратно. Внутри меня встретили канизоид и Еклер, понурый до невозможности. Он проводил перенастройку навигаторов. Удивительно, но ушные шурупы Еклера свободно катались по панели управления.

— Ка-Пча, как там Зеппе? — осторожно спросила я.

— Спит.

— А где… остальные?

— Остальные? Йола распушился и улетел на озеро, с кем-то переговорить. Кого ещё ты имеешь в виду?

— А… — я даже не понимала, о ком хочу спросить.

Но вспомнила, что хотела перечитать список имён и разобрать то вычеркнутое, на… какую-то букву. Блокнот был у меня в кармане. Я порылась во всех по два раза. И не нашла вообще ничего.

— Еклер, а Йола когда вернётся?

— По моим расчётам, его не будет ещё чуть меньше часа.

— Вам с Зеппе хватит этого времени, чтобы улететь на шлюпке? Она всё ещё не закреплена там снаружи.

Я опустилась в кресло, держась за спинку, чтобы не слишком шевелить позвоночником. А Ка-Пча резко отвернулся от навигатора и зашарил по панели управления в судорожных поисках шурупов.

— Ты о чём, Эмбер? Нас сторожат механические псы.

— А тебе не показалось странным, что канизоиды не укусили ни одного человека в Месте?

А ещё почему-то взбесились, когда Йола меня бил. Ка-Пча уставился на Струпа и Падля, а те вертелись калачиком, пытаясь вместе ухватить зубами один хвост.

— Что ты с ними сделала?

— Я же чинила их, Еклер, помнишь? И внесла в программу три закона робототехники. Они теперь совсем как ты. Разве что принимают и Йолу за человека. Но вот удача — его здесь нет. Эй, Струп!

Канизоиды затрусили по проходу, и Струп приподнялся, а Падлю выпала очередь быть задом.

— Сидеть. Лежать. Хорошие канизоиды, — улыбнулась я ласково и закончила: — Открыть шлюпочный шлюз.

Спустя несколько минут Еклер вывел сонного Зеппе, поддерживая его за локти. Им предстояло пересесть в шлюпку снаружи, поэтому мы на всякий случай укутали старика в плед.

— Эмбер, спасибо, — в третий раз звенел Зеппе, усаживаясь на пассажирское сиденье капсулы и перекрикивая вой метели. — Чем я могу тебя отблагодарить?

— Помогите Кайнорту добраться к озеру Рыш раньше Йолы. У него нет быстрого транспорта, а путь неблизкий. Отвезите его на шлюпке, если сможете.

Я похлопала капсулу по обшивке. Это был маленький на вид, но честный и крепкий планетолёт. Зеппе качнул ведром, гарантируя, что я отправляю Кая на полюс в надёжных руках.

Еклер завёл шлюпку, и скоро я осталась одна под снегом.

Йола и Деус синхронно вскинули головы, когда над озером сверкнуло. Йола поёжился. Ему ещё предстояло лететь обратно в грозу. Но если бы он взял шлюпку, кто-нибудь обязательно приметил бы встречу, а этого не хотели ни шмель, ни Деус.

— Так что, ты согласна?

— Мне нужен документ от твоего имени, Шулли, — отрезала лимонная обезьянка. — Прямо сейчас.

— Ага, я улечу на северный полюс и не смогу проверить, побывала ли ты на южном в то же самое время.

— Парень, так дела не делаются, ты сам предложил. Я тебе отдала недостающий кусок головоломки, а ты мне пока ничего! Слушай, какого дьявола мне срывать элементарную сделку? Мне эта игра вот уже где. Мы остались без половины команды и без транспорта, и близится день, когда Зимара надерёт мне зад, а не поправит голову. Нет, мне твоя идея куда больше по душе. Оно и быстрее, и проще.

Йола оформил какой-то зелёный документ, поставил голографический росчерк и переслал всё на комм Деус. Та перечитала внимательно, кивнула и опять вгляделась в опасное небо.

— А это точно поможет? Отзывы-то разные…

— Всенепременно поможет, — заверил Йола. — А вот ты, например, точно сдюжишь детей убить? Смотри, если нет, я отзову квоту на операцию.

— Прихлопнуть личинки того, кто сделал меня инвалидом? Шутишь, Шулли? Да я одним махом. Да я из них барсеток наделаю. Ладно, пока, — она накинула капюшон, знаменуя конец свидания. — Мне ещё надо найти Сырка и успеть угнать кинежанс, чтобы до полуночи выехать к озеру Рыш.

Йола кивнул и молча проводил её взглядом. На худой конец, с помощью Деус он собрал загадку Зимары целиком:

Когда он уже подлетал к воланеру, то испугался. Шлюпки нигде не было! Ни в креплениях, ни в сугробе. Но возле клинкета сидел комочек, в котором шмель узнал Эмбер.

— Э-эй! — замахала она ему. — Зеппе и Ка-Пча сбежали на шлюпке!

— Почему же ты их не остановила? — в сердцах Йола пнул закопчённый шлюпочной турбиной сугроб.

— А у меня живот болит.

Йола открыл было рот, чтобы съязвить, но вспомнил, отчего у шчеры болит живот, и только плюнул в снег. В конце концов, успокоил он себя, Эмбер Лау всё ещё была на его стороне. Несмотря ни на что. Впрочем, далее рассудил он, рабы, точно собаки, придавали выволочкам не так много драмы. А значит, наутро их путь лежал на север.