Либелломания

Глава 9 Выдох

Верманд прыснул так, что тучка с его курарчелло отлетела и пролила коктейль на пол. Они с Кайнортом сидели одни в пустом баре клуба «Тессераптор», где за пару часов до открытия было тихо, чисто и спокойно.

— То есть ты, — стал строгим Верманд. — В своей лучшей форме. Дрался с ней полчаса. Откусил… не перебивай. Откусил себе лапу. И говоришь, что тебе полегчало. Так?

— Я не буду это комментировать.

— Не нужно было позволять ей обращаться. Почему упустил момент?

— Если бы она не обратилась, эксперимент закончился бы, не успев начаться. Какая же это была бы терапевтическая психодрама?

— Стоп. Ты всё сделал не так, — отругал его брат. — Когда я говорил: «Найди, сразись и поставь точку», я имел в виду драку Кайнорта Бритца и Эмбер Лау. А не балет на траве. Ты — самец стрекозы. А чёрная вдова — не Эмбер Лау. Шчеры — не пауки, а люди, способные превращаться в пауков, и это не просто слова. Превращаясь, расы, подобные шчерам, будто смотрят на себя извне. Это ты дрался в истинном облике. С её альтер эго. Это ты выбрал поле брани, где вы оказались в одной весовой категории. Нужно было не дать ей обратиться, чтобы самец стрекозы отомстил Эмбер Лау. Тогда всё закончилось бы слишком скоро, да. Но идеально.

— Вер, какая разница, если мне помогло?

Брат долго сверлил его белые глаза своими точно такими же и сказал спокойно:

— Допустим. И что ты теперь чувствуешь?

— Я… покажу. На примере одного блюда.

— Спасибо, хоть не споёшь, — хохотнул Верманд. — Ты готовить умеешь?

— С этим справится и ребёнок.

Он зажал сигарету в зубах и подошёл к кухонной части бара. Верманд откинулся в кресле с бокалом в руке и вооружился улыбкой, готовый внимать. Кайнорт выложил на стол кусок свежего стейка и мясницкий топор.

— Я понял, — разочарованно отмахнулся брат.

— Нет, не понял. Для начала поставим вариться лапшу до полуготовности, — Кайнорт водрузил на столешницу гору посуды и столовые приборы от венчика до ножа для фруктов. — А пока она кипит, в небольшом сотейнике пассеруем стебли папоротника и спаржевые грибы. Дадим им подружиться и… добавим веточки бензилика. Лучше порвать их прямо руками. Икру бриветки перетрём через мелкое сито. Вот так. Икорный рассол не выливаем, нам он ещё пригодится. Тем временем отделим вишни от косточек и замочим в молоке с орехами-я-не-знаю-как-их-звать. Томить под крышкой на слабом огне пять минут. Затем тщательно взбить до лёгкого загустения. Можно добавить гренки.

На плите теснились уже три кастрюльки. Кайнорт выудил четвёртую и грохнул на варочную поверхность.

— Тушки болотных рачков избавляем от панцирей, щедро фаршируем сыром и заливаем икорным рассолом. Припустим капельку… и посыплем вялеными томатами. Жарим до золотистой корочки.

На плите зашкварчало. Верманд допил курарчелло и, не закрывая рта, заказал у тучки ещё. Кайнорта несло на третьей космической:

— Тем временем лапша готова. Пусть немного остынет, а мы разделим бриветок на волокна и обдадим кипятком. В зажарку из рачков и рассола добавим нашу пасту с орехами и молоком, процеженный бульон из-под папоротника, ну и чернила каракатицы для цвета… на глазок… По ножу вливаем сливки. Ой, я забыл про яйца.

Он метнулся за ними к холодильнику, разбил десяток и, отделив желтки от белков, первые отправил в бульон, а для вторых не нашёл подходящей посуды и выпил сырыми. Откупорил десятилетнего Шмелье руж, пипеткой отмерил три капли и с аккуратностью ядерного физика влил в какую-то кастрюльку.

— Приступим к финалу. Нам понадобится рукав для запекания. Поместим в него лапшу, жаренные в рассоле тушки рачков и молочно-ореховую крем-пасту. Приправим по вкусу, — он всыпал по пять столовых ложек соли и перца, понюхал, всыпал ещё по пять и порылся в кармане. — Украсим щепотью гаек, горсткой шестерён или пучком медной проволоки. И плотно завяжем.

Он бросил рукав, набитый половиной недельного запаса кухни «Тессераптора», в печку.

— Тушим на сильном огне.

И провернул ручку до максимума. Сквозь рукав для запекания прошли разряды молний, в дверцу грохнуло, вспыхнуло, из щелей повалил дым, чёрно-зелёный смрад заполнил барный зал. Кайнорт похлопал себя по карманам и обнаружил, что на каком-то из этапов сигарета тоже упала в лапшу. Он взял полотенце и достал противень, полный углей.

— Вот, — ткнул он им в брата. — При подаче украсить микрозеленью петрушки. Это, Верманд, то, что я чувствую.

— А мясо и тесак?

— А, это. Это то, что чувствует она.

Он бросил поднос на стол. Потом открыл окна и запустил вытяжку. Следующие несколько минут они пили молча, пока Верманд не заглянул брату в бокал:

— А почему у тебя там чай?

— Дети вчера прилетели. Преждевременная линька. На этой неделе всё навалилось: братья Йо-Йо, Миаш спит с мочалкой и кактусом, Юфи болтает на алливейском. Хоть разорвись. Я обещал слетать на Остров-с-Приветом, но так и не подступился.

— Один туда не летай. Тебе нужен толковый диастимаг.

Их прервал звонок. Пришли две шчеры по заказу из агентства. В штате «Тессераптора» не было доноров, но гостям их можно было привести с собой, а хозяин, нуждаясь в живой крови, заказывал в специальном агентстве. Девушки обольстительно улыбнулись и скинули с плеч палантины. Верманд потянул к себе рыженькую, та обрызгала себе шею криоспреем и устроилась на коленях у муравья. Она выглядела ухоженной, здоровой и вкусно пахла. Верманд подозревал, что в донорском агентстве шчерам платили больше, чем ему в НИИ. Он выпустил жвала и привычно ласкал девушку, пока пил её кровь.

Кайнорт отступил в тень и пригласил другую на диван. Он так и знал, что брат оставит ему эту. Тоньше, белее и с шоколадными косами. Шчера села, куда было приказано. Закинула ногу на ногу, распылила спрей и раскинула руки по высокой спинке дивана. Она уже прознала: крови хозяин клуба забирал много. Действия криоспрея едва хватало, чтобы закончить кормёжку. Но если не умрёшь — будет десять выходных подряд. Бритц не спешил. Он дождался, когда брат напьётся сам и скажет:

— Пей, я присмотрю.

В последнее время Бритц старался не оставаться один на один с донорами. Верманд должен был остановить брата, если тот увлечётся. Чтобы не убил опять: не выпил досуха, не порезал глубоко. А то бывали уже случаи. Кайнорт даже не стал обходить диван, чтобы сохранить подобие границы между собой и девушкой. Он наклонился, и шчера не успела опомниться, как вниз по салфетке вдруг потекла её кровь. Эзер опирался на спинку и не хватал шчеру лапами, не царапал и не ласкал. Хозяин клуба редко превращал обед в нечто большее, чем автоматическое поглощение крови. Очень редко. И только не с девушками, похожими на эту. Он едва начал, но в глазах поплыли круги, зашумело в ушах, и…

— Чёрт, — Кайнорт оторвался от испачканной кровью шеи. Шчера под ним начала сползать по спинке дивана, закатила глаза.

— Ох, Кай, это я виноват, — бормотал Верманд, пока они вдвоём укладывали бессознательное тело вдоль дивана. — Не уследил. Но ты пил секунд двадцать-тридцать, за это время нельзя навредить. И с тех пор, как инкарнировал на Алливее, ты же не убивал их больше, так?

— Наверное, им просто везло. Не знаю.

— Ты только сам не уходи в ступор. Эй. Сосчитай факториал девяти.

Вторая шчера уже несла набор гемостатических салфеток, обычные не помогали при порезах стрекозиными жвалами. Из холла выглянул Нахель. Втроём они быстро остановили кровь, и шчеру оставили поспать на диване. Чивойт крутился под ногами и под шумок стащил мясо. Кайнорт сказал мрачно:

— Триста шестьдесят две тысячи восемьсот восемьдесят.

— Он ни при чём, — хмыкнул Пшолл и поправил плед на шчере. — Дура. Я видел её за клубом, накачалась наркотой. Нарочно или перепутала с антикоагулянтом. Вот её и прижало тут.

Верманд достал фонарик и рассмотрел зрачки спящей. Кольнул карманным анализатором.

— Нахель прав. Кай, ты хотел остаться трезвым, но от судьбы не уйдёшь. Всё-таки хлебнул бяки с её кровью.

— Прекрасно. Теперь у меня две фобии.

Кайнорт упал в кресло для гостей. Сиденье было покрыто медиа-ликвором. Из фиолетового слоя под эзером выскользнули руки: погладили ему спину, помяли плечи и загривок. Когда навязчиво добрались до ширинки, Кайнорт хлопнул по рукам. Они мигом исчезли. Тем временем бранианского кота под столом тошнило мясом.

— Слушай, помнишь Бубонну? — вдруг спросил Нахель, и Кайнорт уточнил:

— Суидку, которая навела здесь суету?

— Да, такую забудешь.

— Это очень на тебя похоже, Нахель, — поддел Верманд. — Вертишь головой при переходе из бара в бордель, а потом заводишь суида.

— Мы просто приятели. Им в отшельф подкинули горящую зверюгу. Я помогал Бубонне добыть переноску-токамак. Она не знает названия зверюги, но по описанию это фламмори-как-то там твоя. Только Бубонна скрывает, где живёт, у них магнум какой-то дикий бумеранг. Но от одежды пахнет… солёной водой, йодом. В общем, морем. Ну, и наверняка далеко-то отсюда не потащили тварь. В какой-нибудь ближайший отшельф и подкинули. Думаю, в Черновдовий или Златопрядный. Скорее в Златопрядный, да, это один из немногих отшельфов, которым до сих пор управляет диастимаг.

— Вернусь в перквизицию, возьму тебя напарником, — похвалил Кайнорт, и Нахель покраснел:

— В сыск? Да не, там дедукция нужна. Только я не поеду, не подставляй меня перед Бубонной.

— Один управлюсь.

Чивойт свернулся в свободном кресле калачиком и умывался копытцем. Фиолетовые руки медиа-ликвора чесали его за ушком. А когда тронули рога, бранианский кот извернулся и цапнул. Легонько, чтобы знали своё место.

Ненависть отшельфа к эзерам забиралась Бритцу под кожу, но он не мог не залюбоваться Златопрядным. И горы с зефирными облаками, и раскатистое море. И трава настолько мягкая, что так и уводило в неё с тропинки. Осенним полуднем краски были ярче и свежее, чем всегда. Именно такую Урьюи Кайнорт рисовал когда-то Альде Хокс, соблазняя её на поиски Тритеофрена. Именно такая Урьюи когда-то соблазнила и его. Здесь было столько кислорода, что казалось, он мог бы прожить тут без чужой крови.

Ярмарка на предгорье встретила его разухабистым конкурсом, кто сильнее вдарит битой по чучелу таракана. Дальше дети топтали надувных жуков, натоптавший больше всех получал свистульку. Дурацкое положение было здесь у Бритца. Представитель расы победителей, хозяев нового мира, но убьют его тут — и за шкуру предателя не вступится ни эзер-сейм, ни ассамблея. Конечно, Верманд настаивал на открытом визите без почестей. Но вряд ли эзер снискал бы расположение шчера, открыв дверь с ноги. Кайнорт положился на свои сильные стороны. Кротость, вежливость и заботу о репутации собеседника. Он оставил орникоптер далеко за отшельфом, пришёл пешком в простой и неброской одежде, чтобы не испортить людям праздник. Даже надел и затемнил линзы. Его политический реверанс грубо прервали на кульминации. У опоры стеклянного моста рослый паук схватил его за шкирку и встряхнул:

— Разрешение, бродяга!

— Разве октанон магнума Джио не открыт для страждущих без исключения? — наивно спросил Кайнорт и поправил сбитый капюшон.

— Никаких исключений. Без специального приглашения в октанон нельзя. Вставай в очередь из страждущих.

— Но дело касается финансов, а большие деньги отлагательства не терпят.

— Тогда лети, — усмехнулся паук, не подозревая в бродяге эзера. Насекомые не распинались перед охраной, а валились на отшельф как снег в июле, если уж им так было нужно.

— Лететь? Я боюсь, магнуму это не понравится.

— Тоже мне. Ему не нравятся даже те, кому назначено. Мост закрыт. Санитарный день.

— Ладно.

Кайнорт всё ещё не передумал быть вежливым. Вернулся через рынок обратно, спустился в овраг и полем пишпелий добрался к отвесной скале октанона. Там, прежде убедившись, что никто его не видит, расправил крылья и взлетел.

Он шагнул в спальню магнума с балкона, и клевреи взвизгнули, бросаясь с тахты врассыпную. Высота лоджии равнялась с горным пиком, над которым катилось солнце. Магнум поднялся с ложа и взялся за «рейморт» среднего калибра, который хранил у изголовья.

— Прошу прощения, магнум Джио, — наклонил голову Бритц, показывая, что руки его пусты. — Но на мосту санитарный день, а просьба моя горит. И это не оборот речи.

— Да ты кто такой?

Гость вышел на свет и снял затемнение с линз. Он стоял не так уж близко к Джио, но чувствовал запах креплёного вина в его дыхании. Вокруг постели магнума были расставлены причудливых форм свечи. Нагие тела без голов, хвостатые джинны и черти с тремя пастями, ночные кошмары из воска чёрного, молочного, рыжего. Одни чадили, другие отдавали тёплые ароматы и белый дымок.

— Магнум Джио, не зовите охрану. Шчерам лучше не знать, кого Вы принимаете у себя тайком. Я пришёл, чтобы предложить сделку.

— То, что эзеры подразумевают под сделкой, в наших кодексах значится как грабёж.

— Это ничего не будет Вам стоить, разве что головной боли. Здесь в отшельфе находится детёныш фламморигамы. Я хочу его купить.

— Нет. Фламморигама уже была в частной коллекции, ничего хорошего из этого не вышло. Теперь ты хочешь его замучить?

— Зверь украден с Острова-с-Приветом. Минори только хотят вернуть его общине, чтобы избежать проблем с резервацией.

Джио обошёл комнату и голыми руками подправил что-то на размягчённой горением свече. Он посмотрел на то, что вышло, задумчиво смял воск и принялся лепить джинна с начала.

— Мне не до сделок, — объявил он. — Одна особа претендует на статус примулы Златопрядного отшельфа. Прямо сейчас она лежит на дне Ухлур-реки. Мои мысли заняты её успехом, а распорядок дня подчинён тревогам за её жизнь. Она стойко держится. По окончании ритуала, если он увенчается успехом, у меня и вовсе не будет свободного времени. Впрочем… если до рассвета с её тела упадёт хоть камушек — испытание будет провалено. Тогда скорби моей не будет предела и… возможно… я найду утешение в беседах с тобой.

— Скользко. Тонко. Но я в это не играю, — разочарованно сказал Бритц. — Минори не вмешиваются в дела отшельфов.

— Почему бы минори не перестать лицемерить и признать, что вы уже вмешались! Не из-за ваших ли игр, в которые ты не играешь, с отшельфов сосут кровяной налог? Я отдам фламморигаму, если и ты окажешь мне услугу, которая ничего не будет тебе стоить.

В памяти Бритца всплыли разговоры с Уитмасом Лау. Только теперь это он попал в замкнутый круг, а древнее чучело ставило его логику раком. Кайнорт на секунду увидел в Джио собственного двойника из недавнего прошлого, где вместо хорошего психиатра он выбрал винный погреб. Но. В конце концов, что ему какая-то шчера в воде?

Шчера. В воде.

— Как Вы сказали… на дне?.. — сипло спросил Кайнорт, оглушённый догадкой.

— Она аквадроу. Они прекрасно дышат там, где неглубоко. Но если тебе нужно самооправдание, то она — худшее, что может случиться со Златопрядным. Девочка упорная… но недостойная по крови. Одного камушка будет достаточно. Но вообще — поступай как знаешь. Ухлур-река всё смоет.

Улыбка мага отразилась на лице эзера. Через секунду двое скрепили сделку рукопожатием, и Бритц упал с лоджии октанона. У земли расправил крылья, только чтобы не разбиться, и завернул в расщелину. Пришлось спешиться ненадолго. Он едва себя сдерживал, чтобы не задымиться от возбуждения, пока шнырял между ярмарочными палатками и сливался с толпой. Накинул капюшон и бежал вприпрыжку через площади, вдоль улочек, по плантациям, пока в лёгких не стало жечь. Лететь можно было уже на границе грядок с пишпелиями. За ними он обратился стрекозой и со взрывом восторга взмыл над пустошью. Так стремительно он не летал, даже когда на кону стояла жизнь. Нет, теперь на кону стояла смерть, а Эмбер Лау было некуда деваться, и всё-таки он спешил. Второй шанс судьба давала только счастливчикам, а третий — последним идиотам. Кайнорт Бритц точно знал: идиот он далеко не из последних. И теперь, на территории Эмбер, всё будет честно.

Ухлур-река, которая в отшельфе билась о камни и пороги, в долине текла ровно и спокойно. Чувствовались инфразвуки ритуальных барабанов. Джио расписал ему правила. Прервать испытание было делом взмаха крыла под поверхностью, говорил магнум. Полсотни тысяч глазных фасеток искали Эмбер в прозрачных водах. И нашли.

Бритц начал обращаться ещё в воздухе. Он едва не забыл, как работать крыльями, и чудом не упал прямо в ручей. Должно быть, шчера издали почувствовала стрекозу: вибрация колыхала накидки на бабрахманах, трогала норковую осоку на берегу. Диастимаг не могла не почувствовать. И Кайнорт опять восхитился её выдержкой: думать о смерти — и не бежать. Течение билось в унисон с пульсом Эмбер. Быстрее и быстрее, но шчера была неподвижна. Джио обманывал себя: Эмбер Лау была достойна большего, чем целый отшельф. Она была достойна мира, который только мог окинуть взгляд.

Тело казалось фантастическим, выходящим за пределы чувственного понимания в белой, голубой и мятной акварели Ухлур-реки. Кудри змеями клубились у лица, глаза сверкали самоцветами. Они на секунду блеснули сильнее, но вода тотчас смыла слёзы. Эмбер изменилась с тех пор, как он видел её в своей каюте на Кармине: вытянулась, фигура стала совсем взрослой. Худоба оленёнка стала точёной стройностью поджарой кошки. Хотя и он изменился тоже. Больше внутренне, но и внешне это было видно. Зеркало воды отразило серийного убийцу за миг до броска.

Конечно, я видела. Он приземлился на бархатные мхи и ступал по норковой осоке, туда, где над ручьём качались бутоны диких пишпелий с икринками. В тех, что тяжелели над самой водой, были уже мальки. От колыхания воздуха бутоны лопнули, и рыбки плюхнулись в ручей. Я моргнула. Хотя это было довольно страшно, ведь стрекозы хватают добычу так быстро, что моргнуть не успеешь.

Пятеро бабрахманов не шелохнулись, палочки с хрусталиками продолжали трепетать. Драгоценные камушки парили над барабанами, сверкали на солнце. Кайнорт знал, что я вижу. Всё вижу из-под воды. Как улыбается. Как достаёт керамбиты. Как идёт мимо жрецов и касается их капюшонов сзади лезвиями. Бритц взмахнул над барабаном, но камушки не упали: он успел между кадрами. И ступил в священные воды Ухлур-реки. Самоцветы на моём теле задрожали. Он перережет мне горло, не уронив ни камушка. Я стану примулой посмертно.

Глаза эзера сверкали, как битые стёкла. Бритц опустился в ручей, став на колени — снова на колени передо мной — и подался вперёд. Он лёг на воду, поднырнул, но не потревожил течения. Крылья распахнулись под зеркалом Ухлур-реки. Мы не закрывали глаза. Он был в моей власти, а я во власти своей стихии. И он и я здесь могли убить мгновенно, вопрос был в том, кто первый. Кайнорт подбирался с осторожностью кошки в серванте.

Керамбиты легли на камни рядом, и самоцветы на скулах затряслись сильнее. Ниточки льда протянулись от самого дна к его лицу. Я предупреждала: только сделай мне больно, и заморожу тебя целиком, всю реку до скалы Аранея заморожу. Или вскипячу. Или выброшу к чёртовой матери. Ему было всё равно. Кайнорт отвёл мне со лба волосы кончиком лезвия. Он будто ещё не решил, с чего начать резать, но вдруг захотел с лица. Бритц не касался моего тела, но я чувствовала его тепло сквозь воду от шеи до пальцев на ногах. Ледяные нити, морозные верёвки росли и множились, он ломал их, приближаясь, но самоцветы оставались на месте. Он оставит мой великолепный труп на дне.

Кожа на лице эзера покрылась сеточкой ледяных узоров, как зимой на стекле. Мороз подобрался к глазам, и он закрыл их. И я закрыла. Керамбит щекотал кожу, и там, где он касался моих лица и шеи, нарастал лёд. Это было… что?.. Кайнорт поцеловал меня в висок, и на виске хрустнула корочка. Коснулся переносицы губами. Я перестала дышать и растрачивала диастимагию на кружево из ледяных нитей, уже не соображая, что происходит. Лезвие на моей шее, губы на моей шее… и лёд в ответ. Я сотворила целый узорчатый кокон. И когда язык эзера приласкал мой, хелицеры с хрустом ударили в ледяной ошейник. Он придумал это только сейчас? Миллион и один способ поцеловать шчеру и не умереть, он изобретал их на ходу или в свободное от убийств время? Хелицеры бились в ледяном плену, самоцветы дрожали и не падали, мы целовались в Ухлур-реке… и я отвечала с терзающей нежностью, потому что священные воды смывали всё.

Та вспышка, когда каблук летел мне в глаз. У нас был один вкус на смерть и на обувь. Я думала, он случайно тогда. Врала себе, что случайно. Кайнорт открыл глаза и, поймав мой взгляд, поцеловал снова. Спокойно, без надрыва и противостояния, в доказательство трезвого ума и твёрдой памяти, а не триумфального безумия от предчувствия победы. И дёрнул ледяные нити. У него закончился кислород.

Я отпустила. Он промолчал мне всё, что хотел.

Кайнорт уходил, чтобы выдохнуть. Выдохнуть эти шесть с половиной лет. И меня. Но мы проглотили два конца одной лески, и на каждом был крючок. Леска оборвалась, а крючки остались. Он скользнул над поверхностью и взлетел обратно в мир звуков и запахов. Ни один самоцвет не скатился с узора. Я видела, как Бритц над ручьём обернулся стрекозой и гигантскими зигзагами метнулся прочь. Бабрахманы стучали. Солнце катилось за холмы. Прекрасно: он выдохнул, а я? А я?

Словно бизувий, который катит шар из барахла бедуинов вверх по бархану, я катила в гору свою ненавистную ненависть. Но теряла равновесие, как только её пытались у меня отнять. Злодей вручил мне этот объятый огнём комок, но забирать не имел права. В праве Бритца было убить меня или раздуть новые угли. Но не оставлять на подступе к вершине одну, с пустыми руками. С этим светом, которого слишком много, и воздухом, которым больно дышать одной! Оглянуться и обнаружить, что теперь-то вверх легче, чем вниз, но ни там ни там у меня больше никого нет.

Или может быть… кто-нибудь поднимется с другой стороны?

Я закрыла глаза и попросила воду: милая, у меня нет больше сил, ну имей совесть, не топи меня сегодня. Кажется, новую жизнь и всё остальное полагалось начинать с дыхания. Вдох и долгий выдох… Ручей смывал прегрешения и уносил всё, что было. А что было? Ничего не было. Ничего. Этого. Не было.

Далеко от берега Ухлур-реки Бритц с размаху приземлился в норковую траву. Упал на четвереньки и зарылся пальцами в белый песок у корней. И сделал то, что никогда ещё не делал: долго и непечатно ругался на трёх языках вперемешку. Он был сырой и злой. А теперь ещё и грязный. В груди вертелся кол с гвоздями. Надо было возвращаться в отшельф, но лететь не хотелось. Переодеваться в сухое не хотелось. И даже курить не хотелось тоже. Разбить бы себе голову о чёрные скалы октанона, но дома Юфи и Миаш. Или казнить надутые головы пишпелий, пока не затупятся керамбиты, но разве цветы виноваты, что кто-то на пустыре — придурок? Пёс с ней. С карьерой в перквизиции. Пёс с ней, с жизнью Эмбер Лау. Но зачем он целовал этот свет, когда злодею полагалось хорониться во тьме? Зачем ему эти гвозди на каждом вдохе, иглы на выдохе?

Мокрые рукава липли к запястьям. Семь лет назад, когда Альда Хокс собирала данные о Кармине, кто-то привёз ей оттуда карминский скальп. Маррада выпросила у сестры моток красных волос и сплела браслеты. Она подарила их Кайнорту перед последней войной. Сама завязала на удачу. Маррада. Маррада, которая измучила, которая душила, которая тянула вниз. Он носил браслеты не снимая, не потерял в карминском плену, увёз на Брану. Потом забыл о них, шнурки просто были частью него, как кожа или волосы. В Ухлур-реке они вдруг попались на глаза, когда его рука отводила волосы со лба Эмбер. И обожгли руки. Теперь он подцеплял шнурки керамбитом и один за другим бросал на землю. Пытался не торопиться, думать, что же он творит. Но так старался, что порезал кожу на предплечьях.

Так было тяжело… И ведь это он уже умирал. А если бы нет?

Настал вечер, и Кайнорт уселся под молокабовое дерево, чтобы посмотреть, пережил ли его комм купание в Ухлур-реке. Неожиданно тот запустил приложение, реагируя на что-то. Кайнорт подскочил на месте: прямо из молокабы вышел призрак женщины оттенка «сепия».

— Кладбище Златопрядного отшельфа желает вам долгих лет здоровья, — кивнула женщина.

— Э…

— Для получения справки нажмите «1». Для вызова умершего родственника назовите имя и номер дерева. Для поиска умершего свяжитесь с дежурным администратором социальной сети. Для выхода в корневую папку нажмите «0».

Кайнорт посмотрел на комм, потом на призрака, опять на комм и вспомнил, что кладбища в отшельфах снабжали памятниками-искинами. Но никогда бы не подумал, что у них тут кол-центр и социальная сеть. Он набрал единицу. Справочный призрак вышел из куста напротив. Он выглядел довольно пожилым синеватым шчером. Кайнорт решил попытать удачу с тем, кто, вероятно, умер до вторжения и не знал, что эзеров положено гнать поганой метлой.

— Скажите, а Вы хорошо зна… ли этот отшельф?

— Я прожил в нём сто семьдесят счастливых лет, — поклонился призрак.

— Простите, если мой вопрос Вас заденет, но сколько лет Вы уже мертвы?

— Девяносто пять лет, три месяца и два дня. Но память справочных призраков пополняется с каждым новым тысячным захоронением. Что вам угодно? Вы не похожи на шчера из здешних мест.

— Я хотел бы знать… — Кайнорт всё ещё не верил, что стоит в сырых штанах и говорит с мёртвыми, и не мог подобрать ни подходящих слов, ни пригодной мины. — Где в Златопрядном можно было бы сохранить что-то очень ценное и опасное?

— Если вы хотите ограбить отшельф, молодой человек, я буду вынужден сообщить в полицию, — предостерёг старик. — А также внести данные о правонарушении в память всех ваших почивших родных до минус седьмого колена. Они будут стыдить вас при каждом посещении веки вечные.

— Ограбить? Напротив! — поспешил соврать Бритц. — У меня есть редкий зверь. Я хочу отдать его на сохранение, требуется самое надёжное место.

Старик потускнел и замигал.

— По состоянию на прошлый похоронный период самое надёжное место для животных в Златопрядном — ветеринарный репозиторий на звероферме. Это вверх по агросопкам, налево к акридарию, опять налево, ещё раз налево.

— Спасибо, — Кайнорт узнал, что хотел, и собирался уже отключить злосчастное приложение. Оно реагировало на все деревья и кусты вокруг, и оттуда выходили новые призраки. Это было как минимум неуютно. Вместо этого он попал в корневую папку, и рядом с молокабой опять появилась первая женщина.

— Вы хотели поговорить с кем-то ещё?

— Я… нет, я… да, Вы говорили о поиске умерших. Вы не могли бы найти для меня Уитмаса Лау?

Ему захотелось проглотить свой язык. За каким дьяволом ему понадобился Уитмас? Что он ему скажет? Бритц надеялся, ему ответят, что на Урьюи нет такого захоронения. Женщина кивнула и стала мерцать в странном ритме, будто набирала номер.

— Ожидайте, — а через минуту сообщила: — Файлы, которые вы запросили, заблокированы родственником первого колена. Вот всё, что мне удалось найти по запросу «Лау». Приятного поминания.

Она исчезла в молокабе, и прямо оттуда — видимо, из того же канала — вышел Чиджи. Откровенно, Кайнорт оказался не готов. У него встали дыбом волосы по всему телу. Он присел, чтобы оказаться вровень, потому что ноги у него всё равно подгибались. Мальчик улыбался и не узнавал эзера. Он был словно живой, только чуть-чуть серый и прозрачный.

— Здравствуйте! — прощебетал он. — А я думал, Эмбер. Почему она не пришла?

— Привет, Чиджи. Как ты?

Это была копия куда лучше, чем другие призраки. Видно, над его программой хорошо поработали. Наверняка сестра. А может, и Пенелопа заодно с нею.

— Ну, я умер. А так нормально. А с Эмбер что? Она уже вторые выходные не приходит. Мама говорит: придёт-придёт, а её всё нет и нет… А почему вы плачете? Она там что, она там не умерла тоже? Если умерла, тогда пусть её поскорее оцифруют, а то мы скучаем.

Кайнорт молчал с пыльною ладонью на лице. Махнул на слёзы, на песок в солёных ресницах, на колючий комок и пытался выровнять дыхание, прийти… даже пусть не в норму, хотя бы в себя, потому что уже не помнил, когда был в норме. Он потратил целую минуту, чтобы просто справиться с речью:

— Она придёт, Чиджи, — сказал он, подумав, что у мальчика в чужом канале не так много времени, и не стоит тратить его даром. — Эмбер не умерла, с ней всё будет хорошо. Просто немного занята.

— Ладно. Она делает роботов, только пока не очень получается.

— Лучше, чем у меня, во всяком случае, — немного нервно улыбнулся Бритц. — Её мехатроника спасла мир.

— Да? Тогда не говорите ей, что я так сказал, ладно? Я бы тоже хотел жить с Эмбер в городе. Ну, если бы не умер. И увидеть бой шиборгов. Вот она обещала рассказать, кто победил в чемпионате Эксиполя, а сама не пришла. А у нас на кладбище никто не смотрит шиборгов.

Бритц моментально нашёл новости за прошлую пятницу:

— «Крушитель вёл два раунда, но в третьем победил Сольпугало», — прочитал он вслух.

— Эх, — дёрнул носом призрак Чиджи. — Да как так-то?

— Загрузить тебе видео боя?

— Поднесите комм к мигающей кнопке. Ага. Спасибо большое. А вообще, хорошо, что она вас прислала, — он кивнул и добавил по-детски строго: — Только пусть в другой раз сама придёт.

— Конечно, Чиджи. Обязательно.

— Ну, я пошёл. Тут канал перегружен. До свиданья.

Чиджи пропал в молокабе, не дожидаясь ответа. Что это было? Откуда у него это приложение? Впрочем, Миаш играл с его коммом накануне, это многое объясняло. Кайнорт проверил сообщения от Верманда, который остался с племянниками, и убедился, что хоть у них всё хорошо. Брат прислал видео, на котором дети раскрашивали нейросхемы очаговых поражений мозга из методички НИИ по психопатологии. Бритц пошёл к отшельфу пешком. Раскидывал белый песок сырыми кедами и делал короткий вдох и длинный выдох. Надо было выветрить из головы Ухлур-реку и кладбище хоть на час-другой, чтобы поймать баланс. Иначе ему не выжить, не говоря уже о том, чтобы выкрасть фламморигаму. То, что придётся это сделать, он понял ещё в октаноне, как только догадался, кто лежит на дне. Он прилетел к ручью просто посмотреть. Но всё, естественно, пошло вразрез с планом.