Ли Ховард и призраки поместья Симмонсов — Пирсов

19

Начо проехал на огромном лимузине через ворота особняка и понесся в охристый свет заката. У дома, пока все набивались в лимузин, Ли хотелось что-нибудь сказать — извиниться, подбодрить всех, выразить недовольство, да что угодно — но она поняла, что остальные тоже не знают, что говорить и как интерпретировать ситуацию. Теперь же Мира просто глядела в окно на густеющие сумерки, а Тристин и Пег, держась за руки, смотрели прямо перед собой.

— Ли, ты здесь совершенно ни при чем, — неожиданно сказала Пег.

— Что? А! Нет, я не про это думала. Я…

Ли опустила взгляд и увидела, что водит большим пальцем по одному из шрамов на запястье. Сделав над собой усилие, она не стала его прятать и произнесла:

— Видимо, у меня выработалась привычка так делать, когда я нервничаю. А я сейчас нервничаю. Но знаю, что я здесь совершенно ни при чем. Виноваты те, кто так с нами поступает, — не я.

Тристин, пытаясь ее подбодрить, устало ей улыбнулся.

— За очень короткое время ты проделала большой путь. Уверен, Мира говорила тебе, что я бываю немного скуп на похвалу, но я горжусь тобой. — Он повернул голову к Мире. — Вами обеими. Вы просто замечательные.

Не дав им возможности ответить, Тристин перевел внимание на Начо.

— Объясни-ка еще раз: почему мы должны с тобой ехать?

— Как я уже сказал, — начал тот, — я был у себя дома, и тут зазвонил телефон. Звонил детектив, который несколько раз уже приезжал в поместье. Крупный такой.

— Тай? — догадалась Ли. — Детектив Тайрон Милбэнк?

— Ага, он. В общем, звонит он мне и говорит, что всю семью надо перевезти в убежище. Говорит, если в поместье приедет полиция, это вызовет подозрения. После того, что случилось той ночью, вокруг вьется слишком много журналистов и папарацци. Сказал мне погрузить вас всех в машину и поехать по вот этой дороге куда-то в самую глушь, а дальше нас встретит вооруженная охрана.

— По мне, звучит как-то сомнительно, — сказала Мира.

— По мне тоже, — согласилась Ли. — Ты уверен, что это был Тай?

— Голос был его. И говорил он как коп. Сказал, они что-то выяснили о том типе, который приходил всех перестрелять. Что он работал не один и что эти люди не остановятся. Сказал, вас должен увезти я — чтобы это выглядело так, будто вы просто поехали всей семьей в ресторан. Дальше мы встретимся с копами, и они уже сделают все остальное. Это все, что он мне сообщил.

Начо блеснул в зеркало заднего вида широкой улыбкой.

— Что ты об этом думаешь, Пег? — спросил Тристин.

— Я согласна с девочками. Как-то это подозрительно. Может, нам лучше развернуться и поехать прямо в участок? Там со всем разберемся.

— Послушайте, — сказал Начо, — до места, где мы должны встретиться, осталось совсем немного. Доехать ничего не стоит. Будет выглядеть подозрительно — клянусь, я проеду мимо. Прорвусь, если придется, но не думаю, что до этого дойдет. Ну, кто, кроме нас, знает, что вас везут в убежище? Только вы и копы. Даже я не знал, пока мне коп Тай не позвонил.

— Хорошо, — сказал Тристин. — Поедем дальше. Но ты не остановишься, пока я тебе не скажу.

— Конечно, — произнес Начо каким-то слишком, как показалось Ли, оживленным голосом. — И вот…

Начо повернулся на своем водительском сиденье и протянул Тристину револьвер.

— Можете взять. На всякий случай.

— За каким чертом ты его с собой носишь? — проревел Тристин.

У Начо вырвался нервный смешок, и Ли увидела, как по его шее, словно по столбику термометра, поднимается краснота.

— Странные звонки из полиции. Встречи в какой-то глуши. Группа убийц у вас на хвосте. Разумеется, я взял с собой пистолет!

Тристин покачал в руке тяжелый револьвер.

— Да, — сказал он тихо и неуверенно. — Что ж, спасибо, Начо.

— De nada, — ответил тот.

Тристин открыл барабан револьвера. Присмотревшись, Ли заметила, что тот полностью заряжен. Тристин вернул барабан на место и, засунув револьвер в карман пиджака, откинулся на кожаную спинку сиденья. В темноте его лицо казалось суровым и мрачным.

Пег прижалась к нему и прошептала:

— Все будет хорошо.

Лиловые сумерки постепенно сгущались, растворяясь в подползающей с востока ночной темноте, а лимузин так ехал и ехал по дороге. Ли, как и Мира, смотрела в окно. Чем темнее за ним становилось небо, тем сильнее нарастала в ней паника. Она понятия не имела, где они и куда направляются. Да, она не знала этого и до того, как наступила ночь, но опустившаяся тьма обострила ее беспокойство.

— Ну вот, началось, — сказал Начо. — Впереди что-то есть.

— Что? — дрожащим голосом спросила Пег.

— Кажется, там у обочины припарковано несколько грузовиков, — ответил Начо, щурясь и вглядываясь в темную даль.

— Объезжай их, — скомандовал Тристин. — И ни в коем случае не останавливайся. Ясно?

— Сделаю, что могу, — сказал Начо. — Но дорога для таких здоровенных фур узковата.

Проезжая первую фуру, Начо сбавил скорость до минимума. Ли обернулась и посмотрела в заднее окно.

— Там за нами идут четверо мужчин. Они нас преследуют! — закричала она.

— Дави на газ! — выкрикнул Тристин.

— Не могу, — возразил Начо. — Следующий грузовик загородил почти всю дорогу. Обочина совсем узкая, а с этой стороны еще и огромная канава.

— Мне все равно! — заорал Тристин.

— Ради всего святого, — завизжала Мира, — проезжай ты уже быстрее!

— О нет! Нет! Нет! Нет! — закричала Ли. — У этих мужчин позади нас винтовки!

— Да сколько можно-то, чтоб тебя! — вспыхнул Тристин и хлопнул рукой по подголовнику Начо. — Разгоняйся уже! Мне плевать, разобьешь ты машину или нет. Вывози уже нас отсюда!

Начо остановил машину. Из-за второй фуры выскочило несколько мужчин. Подняв винтовки, они выстроились поперек дороги в ряд и преградили лимузину путь.

— Что ты делаешь? — завопил Тристин. — Сбивай их!

— Не могу, — сказал Начо, поворачиваясь и закидывая руку на спинку сиденья. — Это те, кто должен был нас встретить.

Мира наклонила голову и посмотрела в лобовое стекло.

— Не похожи они на копов.

Нижняя челюсть Ли медленно опустилась вниз. Внезапно все осознав, она круглыми, как два блюдца, глазами посмотрела на Начо. По щеке покатилась одинокая слезинка.

— Они и не копы. Никаких копов не будет. Это все ты. Ты это все придумал.

Начо пожал плечами и ничего не ответил.

Тристин выхватил револьвер из кармана и, сыпля самыми грязными выражениями, которые только слышала Ли, направил его на Начо.

— Вывози нас отсюда, или, клянусь, я буду стрелять.

— А вы проверили, заряжена ли эта штуковина? — спросил Начо.

— Разумеется, проверил.

Начо усмехнулся.

— А вы проверили, чем?

Тристин переменился в лице. Он откинул барабан еще раз. Достав один из патронов, он перевернул его капсюлем вниз. Пули на кончике не было. На ее месте красовалась сжимающая дульце гильзы зеленая звездочка, не дающая пороху высыпаться.

— Они холостые, — упавшим голосом произнес Тристин.

— Вот и разобрались, — сказал Начо. — А теперь выходите из машины, делайте, что вам скажут, и никто не причинит вам вреда.

Брови Ли взметнулись вверх.

— Серьезно? — спросила она. — Никому из нас не причинят вреда? Даже мне?

Начо поморщился.

— Нам с тобой надо поговорить.

Мира подалась вперед и загородила Ли.

— Оставь ее в покое.

— Это не от меня зависит, chiquita^[14], — сказал Начо. — На выход.

— Нет, — твердо ответил Тристин.

— Хорошо, — произнес Начо, кивая. — В таком случае нам придется вас вытащить силой, и тогда я уже не ручаюсь за вашу безопасность.

Один из мужчин, преградивших им путь, стукнул по капоту лимузина прикладом винтовки.

— Начо, ты чего там копаешься? Нам надо двигаться.

Начо сделал ему знак рукой, чтобы он подождал, и повернулся обратно к пассажирам.

— Решать вам, но подумайте о девочках. Если они будут сопротивляться, эти мужчины применят силу. Если будете делать, что я скажу, обещаю, никто не пострадает.

— Кроме меня, — еще раз заметила Ли.

— Может, и нет. Как я и сказал, нам надо поговорить.

Ли посмотрела Начо прямо в глаза.

— Ладно. Сейчас у нас нет другого выбора. — Ли обратилась к Мире: — Нам нужно делать, что он говорит.

— Нет, — возразила Мира. — Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Сердце у Ли выпрыгивало из груди, но ради Миры она заставила себя натянуть на лицо улыбку.

— Начо сказал, что со мной ничего не случится. По крайней мере, в ближайшее время. Но если мы не сделаем, что он просит, плохое случится с нами со всеми. И не когда-нибудь, а сейчас. Понимаете?

— Тяжело это признавать, — начал Тристин, — но Ли права. Все, что мы сейчас можем, — это надеяться, что ничего плохого не произойдет. При нынешнем положении дел выбора у нас нет.

Ли наклонилась вперед через Миру и потянула за ручку двери. Она уже было приготовилась перелезть через кузину и выйти первой, как Тристин остановил ее рукой.

— Сначала я.

— А потом я, — сказала Мира, — и пусть молятся те, кто попробует хоть пальцем до тебя дотронуться.

Друг за другом все они выбрались из машины, вынудив Ли выйти последней. И когда она наконец вышла, остальные образовали вокруг двери полукруг, защищая ее.

— Выбор верный, — сказал Начо, поднимаясь с места водителя.

Он повернулся к мужчинам, загородившим дорогу.

— Грузите их. И чтобы ни царапины. Калечить их не в интересах организации. Если что-то пойдет не так — и не важно, по чьей конкретно вине, — вы все покойники. Уяснили?

Мужчина, ударивший прикладом винтовки по капоту лимузина, сделал шаг вперед.

— Мы погрузим вас в кузов вот этого грузовика, — сказал он, кивая в сторону стоявшей впереди фуры. — Вас свяжут и заклеят рты скотчем. Приятного мало, но это не значит, что должно быть совсем неприятно. Зависеть будет от вас.

— Вы только посмотрите, — съязвила Мира, — похититель, который считает, что у него есть манеры.

— Это мое первое похищение, — сказал тот, сверля Миру взглядом каких-то мертвых, акульих глаз. — Обычно меня нанимают кого-то убить. Поэтому, чтобы это оставалось похищением, будьте так добры, полезайте в грузовик. Или предпочитаете, чтобы это стало убийством?

Ли взяла Миру за руку.

— Все будет хорошо. Пусть делают, что они там собираются делать. Они чего-то от нас хотят, и, похоже, мы им для этого нужны живыми.

— Полагаю, Ли права, — сказала Пег. — Не провоцируйте их, и, думаю, они нас не тронут.

Все тронулись в сторону кузова, и тут Начо сказал:

— Ли, стой. Ты поедешь со мной впереди.

— Черта с два она с тобой поедет, — огрызнулся Тристин, ринувшись вперед.

Один из бандитов развернулся и ударил его прикладом по животу. Тристин свалился на землю, и Ли услышала, как из его легких вырвался воздух.

— Папочка! — закричала Мира, бросившись к нему. Пег уже сидела с ним рядом.

Двое мужчин приблизились к ним, оттолкнули от Тристина Миру и Пег, а затем поволокли его к грузовику.

— Полегче, — скомандовал Начо. — Не забывайте, они должны остаться целыми и невредимыми.

Он взял Ли под руку.

— Сюда.

— Убери от меня свои грязные руки, — сказала она, вырываясь.

Начо поднял вверх обе руки, как бы сдаваясь.

— Как скажешь. Я не хочу делать тебе больно.

— Ты уже сделал мне больно, — сказала она. — Больнее, чем если бы ты решил избить меня до смерти.

И она пошла к кабине грузовика. Проходя вдоль кузова, она поняла, что это не обычный грузовик. Его кузов был грузовым контейнером, стоящим на платформе.

— Вы везете нас на грузовой двор? — спросила она.

— Понимаешь, — сказал Начо, поравнявшись с ней, — именно в этом твоя проблема. Ты слишком умная — себе на беду. Нам нужно узнать все, что знаешь ты. Что рассказал тебе отец — конечно, наверняка ничего, — но еще: что ты выяснила сама. Если бы ты просто со всем смирилась и спокойно жила бы дальше, всем вам было бы лучше.

Ли забралась в кабину. Сзади до ее слуха доносились распоряжения Начо.

— Вяжите покрепче, но не переусердствуйте. Наша цель — запугать их и лишить всякой надежды, но главное, чтобы они остались невредимы. Когда закончите, погрузите машину во второй грузовик и отвезите на разборку. Чтобы к утру все ее части уже валялись в разных концах страны.

Он начал было подниматься в грузовик, но Ли не сдвинулась с места.

— Полезай назад, — скомандовал Начо.

В кабине был спальный отсек, и Ли, за неимением выбора, протиснулась туда через зазор между сиденьями. Она отдернула занавеску, отделявшую спальный отсек от места водителя, и зашла внутрь.

— Это для меня? — спросила она, кивая в сторону рулона изоленты, валявшегося на полу.

— Только если вынудишь меня его применить, — ответил Начо, забираясь в отсек следом за ней.

Не отрывая от него взгляда, Ли попятилась к дальней стене.

— Ты соврал. Знаешь же, что соврал.

Начо стиснул зубы.

— Соврал? О чем это?

— Нам с тобой не о чем говорить, так ведь? Ты собираешься убить меня.

— Да, собираюсь. Мне очень жаль, Ли. Честно, мне действительно очень жаль.

Ли никогда не любила тишину, но в этот раз была благодарна Начо за то, что весь путь он молчал. Ее последний путь.

Когда они приехали, Начо приказал ей выйти из грузовика. Контролируя, чтобы все было сделано правильно, он следил, как грузовой контейнер поднимают с платформы и ставят к сотням точно таких же контейнеров, среди которых они оказались.

Когда Начо велел ей двигаться, Ли почувствовала себя собакой, которую цепями приковали к шлакоблокам и заставили, несчастную, тащить их за собой. Ее разбитое сердце с каждым шагом болело все сильнее. Глаза заволокли слезы. Она не разбирала, куда идет. С трудом волоча ноги, словно сломленный, потерпевший поражение боец, она споткнулась о собственную ногу и полетела на землю.

— Я думала, мы с тобой друзья, — надрывающимся в отчаянии голосом сказала она, пытаясь подняться.

— Так и есть, — ответил Начо. — Но это не меняет того, что мне придется сделать.

Утирая слезы ладонью и не обращая внимания на направленный на нее пистолет, Ли повернулась к нему.

— Как ты можешь такое говорить? Как можно желать человеку добра, а потом поступать с ним так, как ты сейчас поступаешь со мной?

— Это все равно что находиться в разных комнатах одного дома, понимаешь? В одной комнате мы друзья. В другой — я тебя убиваю. От первой комнаты при этом, конечно, как бы и следа не остается, но если я этого не сделаю, то сгорит весь дом. Понимаешь?

— Нет, не понимаю! — закричала Ли. — Кто тебя заставляет? Если этот твой дом стоит на убийстве друзей, так уж ли он хорош? Так уж достойно ли в нем жить?

— Я и не говорил, что достойно. Просто такова моя жизнь. Если я, конечно, не захочу вернуться к прежней. Той, в которой я был сломлен. Запуган. Одинок. Я выбрал жизнь, в которой я больше никогда не буду тем напуганным маленьким мальчиком. Я знал, что с картелем я обречен остаться им навсегда, поэтому решил смотреть выше и присоединился к тем, кто контролирует их. Теперь все боятся меня. Я вернул себе жизнь и отдавать ее обратно не собираюсь. И если для этого мне придется совершать в этой жизни плохие поступки, то так я и буду делать. Тем более тебе все равно не жить. Если это сделаю не я, то кто-то другой. Разница в том, что если это буду не я, то не жить и мне тоже.

Ли выпрямилась.

— Я бы отдала за тебя жизнь.

— Я верю, — кивая, с улыбкой ответил Начо. — Но я ни за тебя, ни за кого другого умирать не собираюсь.

Ли усмехнулась уголком рта.

— Неужели ты не видишь, что из-за этого ты все так же запуган и одинок? И господи, как же ты сломлен. Так сломлен, что в тебе не осталось ничего человеческого. — Ли отвернулась от него и снова пошла, уже более твердым и уверенным шагом. — Куда мы идем-то? — спросила она. — Давай уже поскорее с этим покончим.

— Так просто? — удивился Начо. — Даже не попытаешься меня остановить?

— Ты сказал, что если ты меня не убьешь, то убьют тебя. А я не шутила, когда говорила, что ты мой друг и я за тебя умру.

— Налево, к тому зданию, — сказал Начо с какой-то хрипотцой в голосе, которой минуту назад еще не было. — Внутрь, а потом по лестнице.

— Почему туда? — спросила Ли.

— Я делаю, что мне велено.

— Кем велено?

— Если я тебе это скажу, то с тем же успехом могу и отпустить, потому что все равно буду трупом.

По телу Ли раскаленной лавой разлилось негодование, смешанное с отчаянием.

— Кто устанавливает правила? — закричала она. — Кто он такой, что в последние пять минут своей жизни я не имею права узнать его имя?

В ответ Начо только указал кивком на лестницу.

— Можно остановиться, — сказал он, когда они поднялись наверх и дошли до середины антресольного этажа. — На колени.

Ли упала на колени.

— Почему мои родители? Ты можешь хоть это мне сказать?

Начо пожал плечами.

— Тут большой тайны нет. Твой папа подошел слишком близко к тому, чтобы раскрыть нашу организацию. Так близко не подбирался никто еще со времен моих прабабушек.

Ли проглотила подступивший к горлу ком.

— А мама?

— Неизвестно, что он успел ей рассказать. Той ночью должна была умереть и ты. По той же причине. — Начо покачал головой. — Но ты решила пойти в кино. Жизнь — странная штука.

Закончив говорить, Начо стал обходить ее по кругу, а Ли перебирала коленями по бетонному полу, чтобы все время оставаться к нему лицом.

— Что ты делаешь? — усталым голосом спросил он.

— Я сказала, что готова за тебя умереть. Но не говорила, что это будет просто. Меньшее, что ты можешь сделать для своей подруги, — это посмотреть ей в глаза, прежде чем вынесешь ей мозги.

Начо тяжело вздохнул и поднял пистолет.

Ли посмотрела в его черное дуло. Ручеек пота потек у нее по спине. Начо был ей ненавистен. Причем каким-то странным образом она больше ненавидела его за предательство, чем за запланированное убийство.

Ли сжала зубы, сдерживая себя, чтобы не начать покрывать его ругательствами, и усилием воли направила свои мысли в другую сторону. Ей не хотелось умереть, думая о человеке, которого она ненавидит. Ей хотелось думать о тех, кого она любит. Глядя Начо прямо в глаза, она начала нашептывать их имена.

— Тристин. Пег. Тай. Мира. Маленький Боди. Маленький Боди, — повторила она. — Большой Боди, — вырвалось у нее. — Подожди!

Начо опустил пистолет.

— Умолять нет смысла. Мне придется это сделать.

— Нет, — ответила Ли. — Я не об этом. Я хочу сказать, что я… что я тебя прощаю.

Услышав эти слова, Начо впал в бешенство.

— Я собираюсь тебя убить, а ты меня прощаешь? Я убил твоих родителей, причинил тебе столько боли. За это ты тоже меня прощаешь? Или это какая-то уловка, чтобы потянуть время?

Ли покачала головой, ком в горле мешал ей ответить. Прикусив нижнюю губу, она выдавила:

— Я так устала, Начо. Я знаю, ты прекрасно понимаешь, каково это. У меня была Мира, Боди, все остальные. У тебя не было никого. Если бы не они, может быть, я бы стала как ты. Я долго носила в сердце эту ненависть, эту боль, но я видела, что случается, когда человек направляет их не в то русло. Я этого не хочу. Что угодно, но только не это. Поэтому да. Я прощаю тебя за все.

Начо нахмурился.

— Закончила пороть чушь?

Ли кивнула.

Начо снова поднял пистолет. Черная дыра его дула уже не смотрела на нее так твердо. Рука у Начо тряслась.

— Да чтоб тебя! — прорычал Начо.

Он схватился за пистолет обеими руками. Черное дуло продолжало трястись.

— Да чтоб тебя! — повторил он громче.

Ли увидела, что взгляд его заметался из стороны в сторону.

— За нами наблюдают, да? Эти люди убьют тебя, если ты не убьешь меня. А затем они сделают это со мной.

Лицо Начо от напряжения стало бледным, как у мертвеца.

Ли выдавила из себя улыбку.

— Все хорошо, Начо. Ты все сказал верно. Мне все равно конец. А ты живи свою жизнь. Я готова.

Сопровождаемый едким запахом оглушительный треск заставил Ли резко зажмурить глаза и отвернуть голову. Что-то липкое и мокрое брызнуло ей в лицо. В здании воцарилась мертвая тишина.