Легенды Шаннары. Служители темных сил

Глава 20

Прошло уже три года с той поры, как старик с черным посохом впервые пришел к нему, став предвестником будущего и изменив всю его жизнь. Юноша превратился в мужчину, и, хотя ему еще не исполнилось двадцать, он был высокий и широкоплечий, сильный телом и духом. Он оставил семью и ферму и ушел вместе со стариком, чтобы научиться всему, чему тот станет учить его, чтобы овладеть магией черного посоха и освоить правила жизни в большом мире. Он оставил девушку, которую, как думал когда-то, не оставит никогда, но даже теперь воспоминания о ней свежи в его памяти, как кристально чистая роса в ясный солнечный день.

Он думал, что так будет всегда. И, к своему огорчению и сожалению, он со временем узнает, что не ошибся.

Иногда ему хотелось увидеть ее, пусть хотя бы на мгновение, — ему было интересно, какой она стала и как ей живется. Он не делал этого, разумеется. Всего один только раз он заговорил об этом со стариком, в минуту предательской слабости. Но тот не отказал и не разрешил; он просто попросил его подумать еще раз. Разум оказался сильнее, осознание последствий остудило его пыл. Что хорошего может принести эта встреча? Разве что в очередной раз он осознает, что потерял. И в конце концов он отказался от этой идеи.

Однако же он часто вспоминал их последнюю встречу и то, как они расстались.

— Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому, — говорит он ей, но это всего лишь банальная и бессмысленная попытка продемонстрировать сожаление, которое захлестывает его с головой.

— Все могло быть по-другому, Сидер, — отзывается она. — Ты должен был только захотеть. Никто не имеет права на твою жизнь. Никто, кроме тебя самого. Это — твое решение, и никто не навязывал его тебе. Но раз ты принял его, выполняй взятые на себя обязательства без сожалений или извинений. Выполняй честно и неукоснительно.

— Я люблю тебя, — с трудом выговаривает он, и слова обдирают его глотку, словно песок.

Она печально улыбается, склоняется к нему и целует его. Она касается пальцами его щеки. Она ничего не говорит. Потом она поворачивается и уходит, не оглядываясь.

С тех пор он ее не видел. Иногда ему казалось, что он больше никогда ее не увидит.

Учеба дарует ему спасение; она позволяет убежать от терзающих его воспоминаний. Старик оказывается прекрасным наставником, он открывает ему, что может черный посох и чего не может. Скрытая в нем магия настолько сильна, что юноша часто задается вопросом, как может кто-нибудь, не говоря уже о нем самом, управлять ею. Но потом он узнает, что и она не всесильна. Кроме того, она непредсказуема. В этом он убеждается, используя метод проб и ошибок. Ошибки учат его лучше, он обнаруживает, что магия способна защитить его. Но тот, кто использует ее, платит немалую цену, которая выражается в истощении душевных и физических сил и самой жизни, что ускоряет старение. Это происходит постепенно и почти незаметно, но происходит. Необходимо иметь ясную голову, чтобы сделать выбор, потому что иногда последствия применения магии оказываются слишком тяжелыми, чтобы оправдать ее использование. Понимание того, почему так происходит, приходит к нему еще в начале обучения, когда наставник объясняет ему это в уже знакомой юноше манере.

— Предположим, тебя атакует какой-нибудь монстр, создание невероятной силы и гигантских размеров. Ты станешь использовать магию, чтобы защититься? — спрашивает его старик.

— Разумеется, — уверенно отвечает он.

— Ну а если на тебя, предположим, напали десять мужчин, вооруженных и готовых разорвать тебя на части? Станешь ли ты и тогда использовать магию для защиты?

Он снова кивает.

— Станешь ли ты в обоих случаях защищать себя ценой жизни того, кто напал на тебя? Или просто постараешься вывести его из строя?

— Смотря по обстоятельствам.

— По каким обстоятельствам?

— Например, насколько велика будет вероятность лишиться жизни. Или буду ли я уверен, что только убив того, кто напал на меня, сохраню себе жизнь.

— То есть цена применения магии в обоих случаях одинакова?

Он колеблется.

— Цена зависит от того, кто нападает?

— Думаю, да.

— И что же определяет целесообразность применения магии в каждом конкретном случае?

Он вновь колеблется.

Старик одобрительно кивает.

— Твои колебания вполне оправданны. Ответить на этот вопрос сложно. Сделать это можно, только применив магию, а это иногда имеет не очень хорошие последствия. И здесь важно понимать, в чем разница. Нанести увечья монстру, а потом и убить его — совсем не то же самое, что изувечить и убить Человека. Кроме того, разница зависит и от вида животного. И цена, а точнее, целесообразность применения определяется эмоциональным опустошением, которое оно влечет за собой. Всякий раз, применяя магию для того, чтобы нанести увечье или убить, ты лишаешься частицы самого себя. И то, каким образом ты связан с тем, кто нападает на тебя, определяет, какую именно часть себя ты теряешь. Вызвано ли нападение на тебя чем-то личным? Известно ли тебе хоть что-то об обстоятельствах, заставивших кого-либо напасть на тебя, предыстория происходящего? Это твоя первая встреча с нападающим? Нападение кратковременное и чистое или затянувшееся и грязное? Отреагировал ты на него недостаточно быстро или чересчур поспешно? Твои действия определялись необходимостью или страхом и сомнением? Все это имеет значение, молодой человек. Все эти факторы, вместе взятые, и определяют цену и целесообразность.

Он вроде и понимает, но не совсем. У него нет опыта в том, чему его обучают. Он никогда не использовал посох в бою; ему не разрешается испробовать его силу на живом существе. Он получает самые подробные объяснения, но знания не подтверждаются практикой. Он пытается предполагать и сопоставлять, но реальный опыт ничем заменить невозможно. Он изнемогает от ограничений, наложенных наставником. Он слушает и учится, но продолжает терзаться сомнениями относительно того, что будет, когда посох и его магия окажутся в его распоряжении.

Иногда ему приходит в голову, что талисман никогда не достанется ему и что старик держит его при себе лишь потому, что ему нужен напарник. Он стар и дряхл, но по-прежнему полон жизни. Им ничто не угрожает, не происходит ничего такого, что заставило бы хоть одного из них полагать, что недалек тот день, когда черный посох сменит хозяина. Это всего лишь туманное предположение, от которого старик решил застраховаться. Юноша страдает, думая, что отказался от мечты счастливо жить с девушкой, которую любит, дав обещание, которое, возможно, никогда не придется выполнить. Мысль о том, что он попался на дешевую приманку, съедает его изнутри, подобно раковой опухоли.

Но однажды, после трех лет ученичества, старик нарушает установленный распорядок занятий и ведет его вниз по склону на берег ручья, протекающего неподалеку от хижины, которая служит им домом. Последние шесть месяцев они прожили высоко в горах, не очень далеко от западной горной гряды, ограждающей долину. Сюда забредают только звероловы-охотники. Здесь царит идиллическая, девственная красота — горные луга, поросшие густой травой, которая весной сменяется буйством цветов, а зимой скрывается под первозданной чистоты снегами. Здесь намного больше солнечных дней, чем в долине, где над землей непроницаемым одеялом стелются туманы, а облака цепляются за горные вершины. Сидеру нравится это место, и ему хочется, чтобы они не уходили отсюда, хотя по опыту он знает, что это случится совсем скоро.

Но сегодня старик говорит не об учебе и выборе нового места для лагеря.

— Есть кое-что, о чем я тебе до сих пор не рассказывал, — начинает он. — Кое-что такое, о чем мы должны поговорить прямо сейчас. Кроме меня есть еще один носящий черный посох. Еще один потомок прежних Рыцарей Слова.

Юноша весь обращается в слух, но старик молчит, собираясь с мыслями.

— Это Эльф, — наконец роняет он. Старик смотрит куда-то вдаль, на горный пейзаж, словно на прожитые годы. — Их было двое, тех, кто пришел в долину, пережив Великие Войны, и принес с собой посохи. Оба принадлежали к расе Людей, но один женился на девушке-эльфийке; их дети остались с Эльфами, породнились, заключая с ними браки, так что их потомки в конце концов стали чистокровными Эльфами. Посохи остались у тех, кто носил их, — у Человека и Эльфа; но, поскольку защитные туманы оберегали долину от опасностей внешнего мира, то сами посохи и носящие их оказались не у дел. Постепенно Человек и Эльф стали вести крайней уединенный образ жизни, подобно мне. Они превратились в бродяг, стали объектом досужих домыслов, любопытства и даже неверия. Уже никто не помнил, для чего предназначены черные посохи и почему кто-то до сих пор носит их.

— Вы были стражами, охраняющими покой долины от внешнего мира, который будет угрожать нам, когда защитные туманы рассеются, — удивляется юноша. — Неужели все забыли об этом?

Старик пожимает плечами.

— Не все. Но большинство полагали, что мир здесь, в долине, более не будет меняться. Они, между прочим, до сих пор так думают. Или же просто верят в учение Детей Ястреба и ждут, когда их спасут. Это свойственно природе человеческой — верить в то, что знакомый и безопасный порядок вещей будет неизменен. — Он опускает взгляд на свои руки. — Как бы то ни было, но нас по-прежнему всего лишь двое, и второй — это Эльф, и он стал опасен. Он никогда не отличался уравновешенностью; его вообще не следовало выбирать носителем посоха. Но этот выбор сделал не я, и, полагаю, в тот момент он казался правильным.

— А почему он опасен?

— Ему недостает здравомыслия и рассудительности. Он поддался соблазну воспользоваться магией посоха для того, чтобы возросли его значимость и влияние. Он забыл о клятве, которую давал когда-то. Слово больше не говорит с нами, мы служим сомнительному делу и поэтому более склонны выбирать пути, которых следовало бы избегать, как чумы. Эльф постепенно сбился с праведного пути, и теперь у него помрачился рассудок. Я опасаюсь, что он может совершить непоправимое, поэтому мне придется навестить его — я хочу ему помочь.

Юноша качает головой.

— Но что вы можете сделать?

Старик улыбается.

— Мне самому будет интересно это выяснить.

— Это не опасно?

Старик кивает.

— Но кроме меня никто не сможет достучаться до него, а если кто-нибудь и попытается, то опасность того, что он совершит какое-либо безрассудство, лишь возрастет.

Юноша некоторое время сидит молча. Он думает, сознавая, что старик внимательно наблюдает за ним.

— Я пойду с вами, — говорит он наконец.

Но старик отрицательно качает головой.

— Нет, ты будешь ждать меня здесь. У меня будет больше шансов воззвать к его разуму, если я пойду один. Если он увидит кого-то еще, то воспримет это как угрозу. Он живет в постоянном страхе быть преданным. Он никому не доверяет. У него нет ученика и преемника, который составил бы ему компанию, равно как и желания обзавестись таковым. Он считает себя неуязвимым и надеется жить вечно. Он поддался соблазнам, которые внушает магия посоха, и не намерен сдаваться. Он уверен, что другие хотят отнять ее у него. Не исключено, что так оно и есть. Но меня он не испугается, потому что у меня есть своя сила, и его магия мне не нужна.

— Когда вы вернетесь? — спрашивает юноша.

Старик долго всматривается в него и ничего не говорит.

— Когда смогу, — в конце концов отвечает он.

Потом они сидят молча, глядя друг на друга и на открывающийся взгляду пейзаж. Юноше не нравится намек, который он уловил в последних словах старика. Ему не нравится то, что он чувствует. Но решение принято, и он должен смириться с ним.

Пусть даже он ощущает лишь холод и пустоту внутри себя.

Старик уходит с первыми проблесками рассвета и уносит с собой посох. Юноша увидит его еще лишь раз до того, как талисман вместе с грузом ответственности перейдет к нему.

Воспоминания пришли и ушли, став отражением мыслей о будущем, о его ближайшем будущем. Быть может, он продолжал бы вспоминать прошлое, вызывая в памяти образ старика, представляя его таким, каким его видел в последний раз, но тут с ним шепотом заговорил Пантерра Ку. Они уже подходили к Гленск-Вуду.

— Что вы ей скажете? — спросил Пантерра.

Внезапно мальчишка стал раздражать его. Вечно он задает вопросы, ответы на которые очевидны! Впрочем, когда-то он и сам был таким — молодым и сомневающимся в себе, способным вверить свою судьбу незнакомцу, который мог изменить его жизнь так, как ему и не снилось. И тогда ему тоже были нужны ответы. Он с нетерпением ждал, когда ему откроются вещи, до того неведомые, которые он вынужден был просто принять как должное. Он не был таким настойчивым, как Пантерра, но ведь у него было намного больше времени, чтобы свыкнуться со своей ролью ученика.

И еще он с самого начала знал, что от него требуется, тогда как Пантерра не имел об этом ни малейшего понятия.

«Наверное, причиной моего раздражения стала природа наших отношений», — решил Серый Страж. После встречи с мальчиком он постепенно пришел к мучительному выводу: именно Пантерре он передаст посох. Мальчик обладал необходимыми навыками и подходящим характером, ему было присуще чувство ответственности. И было в нем что-то еще, нечто трудноуловимое, что выделяло его среди всех остальных. Сидер, пожалуй, и самому себе затруднился бы объяснить, откуда в нем вдруг взялась такая уверенность. Он просто знал это. Пантерра Ку был тем самым, кого он искал. Серому Стражу потребовалось некоторое время, чтобы свыкнуться с этой мыслью, но теперь ему казалось, что это было предопределено.

Основная трудность, несомненно, заключалась в том, чтобы объяснить все это мальчику и убедить его сделать нужный выбор. Серый Страж сделал его много лет назад — тогда он отказался от прежних планов на жизнь и составил новые.

— Мы попросим ее помочь нам, — ответил он Пантерре, намеренно выражаясь туманно. В конце концов, он и сам еще ни в чем не был уверен. Но он будет знать, как действовать, когда они найдут ее.

— Но что она может сделать? Вы сами знаете, что она не участвует в принятии решений, несмотря на то что она — член Совета деревни. Не будь она замужем за Погом Крэем, ее вообще давным-давно изгнали бы из Гленск-Вуда. Если она сейчас нам поможет, Скил Эйл найдет способ исправить свою ошибку.

«Парень прав», — подумал Сидер.

— Мы не позволим этому случиться. — Он оглянулся на своего спутника. — Даю тебе слово.

Мальчику, похоже, этого было достаточно. Дальше они шагали уже молча, следуя прихотливым извивам узенькой тропинки, которая спускалась в Гленск-Вуд с дальней горной гряды, далеко в стороне от основной дороги. Сидер не видел пока причин уведомлять всех и каждого об их появлении. Он надеялся, что Айслинн подскажет ему, что следует предпринять. Она знала жителей деревни и их лидеров намного лучше него, так что ей должно быть известно, как заручиться их поддержкой, несмотря на происки Скила Эйла.

На душе у Серого Стража было тяжело. У него была возможность покончить с Серафиком, сделать так, чтобы тот исчез, словно его никогда и не существовало. Но его не готовили к роли наемного убийцы, а кодекс чести не позволял ему причинять вред тем, кто непосредственно не угрожал ему самому или тем, кого он поклялся защищать. Но Скила Эйла отделяла тонкая грань от того, чтобы попасть в эту категорию, — ведь он нес ответственность за попытку убийства Пантерры и Пру. Но причастность Серафика к этому не была доказана, хотя он и был главным подозреваемым. На заседании Совета, на котором выступал Пантерра, присутствовали многие; так что мог и кто-то другой, воспылав безумной яростью, поддаться минутному порыву.

Тем не менее ему придется найти способ обезопасить Айслинн от посягательств Серафика после того, как они с Пантеррой уйдут из Гленск-Вуда. То, что Скил Эйл не покушался на ее жизнь в прошлом, еще не значило, что он не предпримет такой попытки в будущем. Особенно после того, как выслушает то, что собирается сказать ему Серый Страж. После этого все изменится бесповоротно.

И едва он додумал эту мысль, как на него снизошло озарение, и он понял, что следует предпринять.

Но на всякий случай он решил пока не распространяться на этот счет. Теперь они были уже на околице деревни и проходили в такой близости от домов, что могли видеть тени, падающие на задернутые занавески там, где окна были освещены. Несколько деревенских жителей прошли по дороге, но они были слишком далеко, чтобы их можно было узнать, зато они не могли видеть путников. Серый Страж жестом показал мальчику, чтобы тот держался поближе к нему, и стал осторожно двигаться от дерева к дереву, от поленницы к сараю, медленно приближаясь к центру деревни. «Мы почти у цели, — подумал он. Ее дом находился всего лишь в сотне футов от них. — Интересно, она дома одна или вместе с Погом?» — Собственно говоря, было бы лучше, окажись он дома.

Но в глубине души Серому Стражу этого совсем не хотелось. Пусть ненадолго, но он жаждал побыть с ней наедине.

Тропинка, по которой они шли, уперлась в небольшую купу деревьев, растущих позади расположившихся полукругом домов, когда Пантерра внезапно схватил его за руку.

— Мой дом, — прошептал мальчик, указывая на одно из зданий.

Дом был темен и тих — казалось, в нем никто не живет. Но лужайка была подстрижена, внешне дом выглядел вполне ухоженным. Мальчик замер на месте, глядя на него так, словно никогда не видел раньше, и Сидеру вдруг стало интересно, о чем он думает. Наконец Пантерра кивнул, давая понять, что они могут продолжить путь. Очевидно, ему хотелось лишь бросить взгляд на родной очаг.

Еще через несколько минут они остановились в тени дома Айслинн. Сидер ждал, пока инстинкт не подскажет ему, безопасно ли входить внутрь. Он не мог знать, кто ждет его там, — с того места, где они стояли, до них не доносилось ни звука.

Но он чувствовал, что в доме кто-то есть.

— Подожди здесь, — сказал он Пантерре.

Он выскользнул из тени, подошел к входной двери и постучал. Теперь он расслышал какое-то движение внутри, потом звуки шагов, лязг отодвигаемого засова и скрип петель.

Дверь отворилась. На пороге стояла Айслинн.

— Ты вернулся, — негромко проговорила она.

Она не выглядела удивленной, но ее глаза говорили, что она все же не была готова к его появлению. Она была одета — значит, пока не собиралась ложиться спать. Да и ее волосы были собраны в высокий узел на затылке. Комната за ее спиной была пуста.

— Прошу прощения за поздний визит, — сказал он.

— Нет, ты не просишь прощения. Ты никогда и ни о чем не сожалеешь, и меньше всего о визите в столь поздний час. Ты сделал так, как я просила тебя? Ты нашел Пантерру и Пру? С ними все в порядке?

Прямая и целеустремленная, как всегда. Она была все той же девушкой, которую он встретил, когда ему было всего пятнадцать. На мгновение он увидел ее прежней: удивительно хладнокровной, с золотистыми волосами, падающими на плечи, с устремленным на него внимательным взглядом. Она была достаточно высокой, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Она поняла, о чем он думает, но это его не смутило.

— Я привел Пантерру, чтобы он поговорил с тобой. Кое-что случилось, но самое главное то, что жителям Гленск-Вуда, да и всей долины, грозит опасность. — Он, сделав над собой усилие, спросил: — Пог дома?

Она покачала головой.

— Нет. Это имеет значение?

— Мы можем войти? — Он не стал отвечать на ее вопрос, так как боялся сказать лишнее.

Она кивнула. Он бросил взгляд на густую тень, в которой притаился мальчик, и махнул рукой. Мгновением позже появился Пантерра, он быстрым шагом пересек открытое пространство и вошел внутрь.

— Рад видеть вас, Айслинн, — поприветствовал он хозяйку дома.

— И я тебя, Пантерра. Как поживает Пру? Она не пришла с тобой?

Взгляд юноши метнулся к Серому Стражу, и тот понял, что отвечать на этот вопрос придется ему, причем говорить правду. Обмануть Айслинн ему не удастся.

— Она не с нами, — сказал он. — Сейчас я все тебе объясню.

Он коротко, но ничего не упуская, рассказал ей обо всем, что случилось с Пантеррой и Пру после того, как они ушли из деревни, упомянув и о том, что пытался вытащить их из передряги. Он искал презрения и осуждения в глазах Айслинн, когда объяснял, почему они оставили Пру Лисс одну во вражеском лагере, но не заметил ничего подобного. Она молча слушала его рассказ.

Когда он закончил, она, опустив голову, разглядывала свои руки.

— Что ж, по крайней мере, ты пытался помочь им. Хорошо уже то, что Пантерра на свободе. — Айслинн подняла голову. — Ты вернешься за Пру? Попытаешься спасти и ее?

— Я уже пообещал, что сделаю это. Но сначала я должен был прийти сюда. Мне необходимо было удостовериться, что мое предупреждение возымело действие. Ты разослала гонцов по другим деревням?

Она покачала головой.

— Никто не согласился пойти. Для этого нужно нечто большее, чем твои слова. Они боятся, Сидер. Боятся Скила Эйла, боятся секты. Их нельзя винить за это.

— А я и не собираюсь никого обвинять. — Он невесело улыбнулся. — Не думаю, что это поможет делу. Тем, кто не видел этого собственными глазами, будет трудно поверить в то, что я рассказал тебе. Но им придется попытаться. Грозящая всем нам опасность не позволяет поступить по-другому.

— Пусть так, но что они смогут сделать?

— Они должны быть готовы к нападению Троллей, они должны сразиться с ними, — ответил он. — Если им повезет и они победят, то им все равно придется каким-то образом находить свое место в новом мире. Они должны будут приспособиться к новым условиям жизни. Они должны будут забыть обо всем, что считали незыблемым и правильным относительного своего рая на земле, и вновь задуматься над тем, что следует предпринять, чтобы выжить.

Айслинн кивнула.

— Какие у тебя планы? — Она сделала паузу. — Полагаю, идя сюда, ты намеревался поговорить с Погом.

— Да, я должен поговорить с ним. После этого я загляну еще в несколько деревень. Но для начала я хотел бы узнать, что ты думаешь обо всем этом. Совершенно ясно, как отреагируют Скил Эйл и его приспешники. Как сделать так, чтобы они не сумели помешать мне? Я хочу быть уверенным в том, что хотя бы кто-нибудь прислушается ко мне и начнет действовать. Гленск-Вуд ближе всех расположен к Деклан-Ричу. Если Тролли найдут проход, эта деревня окажется у них на пути.

Айслинн задумалась.

— Громкие призывы чреваты неприятностями. Пожалуй, будет лучше пойти на хитрость. — Она метнула на него выразительный взгляд. — А что, если я приведу к тебе сегодня ночью Пога и Скила Эйла? Только их двоих?

— Эйл не придет, — заявил Пантерра, отходя в сторону.

— Придет, если не будет знать, для чего его позвали.

— Приведи заодно и Троя Равенлока, — попросил Серый Страж. — Его Следопыты — это лучшее, что у вас есть, в смысле вооруженных формирований, тем более что двое из них имеют непосредственное отношение к происходящему. — Он посмотрел на юношу. — Равенлок ведь поддержит тебя, не так ли? Он верит в тебя и девушку?

Пантерра Ку с сомнением кивнул.

— Но он также верит в учение Детей Ястреба. Так что я не знаю…

— Что ж, — обреченно вздохнул Серый Страж. — С чего-то ведь надо начинать.

— Тогда я пошла. — Айслинн встала. — Пантерра, там, на кухне, еда. Ступай и поешь. Сидер, можно тебя на минуточку?

Без дальнейших объяснений она вывела Серого Стража из дома, плотно прикрыв за собой дверь. Несколько секунд она молча стояла на крыльце, не глядя на Сидера, невидяще уставившись куда-то в ночь. Затем она жестом предложила ему спуститься с крыльца, пересекла двор и вошла в тень, где заметить их было нелегко. Погруженная в темноту, деревня засыпала. Окна гасли одно за другим.

Но когда Айслинн повернулась к Сидеру, в глазах ее не было доброты.

— Почему ты привел с собой Пантерру?

Вопрос застал его врасплох.

— Он видел то, чего не видел я, к тому же у него свежий взгляд, он высказывает новые идеи. Я думал, это не будет лишним.

Она одарила его сардонической улыбкой.

— Ты никогда не умел врать, Сидер. Все, что ты говоришь, может быть, и правда, но не вся. Ты не поэтому взял его с собой. Но я знаю истинную причину. Я вижу ее в твоих глазах, в том, как ты смотришь на него. Он нужен тебе. Ты решил, что он станет твоим преемником.

Сидер заколебался, раздумывая, не лучше ли солгать, но потом отказался от этой идеи. С Айслинн это не пройдет, решил он.

— Это правда. Но он еще ничего не знает — я не говорил с ним об этом. И еще неизвестно, что он мне ответит.

Айслинн подошла к нему вплотную.

— Я хорошо знаю мальчика. И девушку, которая работает с ним в паре. Они не такие, какими были мы с тобой, но чем-то похожи на нас. Поэтому не позволю тебе так поступить. Разлучить их — это еще хуже, чем разлучить нас. Ты хотя бы понимаешь, что они значат друг для друга?

Он покачал головой.

— Мне мало что известно об этом. Я знаю лишь, какие чувства он у меня вызывает, и именно поэтому я собираюсь поговорить с ним.

— Я запрещаю тебе! — резко бросила она.

— Ты не вправе так поступить! — Не успели эти слова сорваться с его губ, как он пожалел о сказанном, но уже не мог взять их обратно. — Айслинн, мне тоже этого не хочется. Но если я погибну в этой заварушке, во время перехода от старого мира к новому, мальчику придется принять посох и продолжать мое дело. Кто-то должен прийти мне на смену.

— Ну так найди кого-нибудь другого.

Он снова покачал головой.

— Для этого нет времени. Я даже не знаю, с чего начать. Я искал подходящего человека все эти годы, ждал, но никто не подворачивался. А теперь я должен…

— Стоп! — Она выплюнула это словно, словно стремясь избавиться от его горечи. Она выставила перед собой руку, желая подчеркнуть этим, что хочет, чтобы он замолчал. — Довольно. Мне пора идти. Но мы не закончили. Ты понял меня?

Он глубоко вздохнул.

— Пожалуй, чересчур хорошо. Но я дождусь тебя. Это я могу обещать.

Она в упор посмотрела на него, а потом медленно кивнула.

— Сейчас я приведу аудиторию. Поупражняйся в красноречии, пока будешь ждать. И заодно подготовь речь для меня.

С этими словами Айслинн развернулась и ушла.