Глава 16

— Пан! Очнись, Пан!

Знакомый голос, приглушенный и нетерпеливый. Он раздавался очень близко и в то же время доносился словно издалека. Пан попытался вспомнить, кому он принадлежит, и не смог.

— Пан! Пожалуйста!

Пру. Он пошевелился, стараясь стряхнуть с себя плотную пелену, что окутывала его, подобно одеялу, и открыл глаза. Лицо девушки маячило всего в нескольких дюймах от его собственного, и ее расширенные глаза поблескивали в свете костра. В них плескался страх.

— С тобой все в порядке? — прошептала она.

«Хороший вопрос», — подумал он. Голова у него раскалывалась от боли. Пошевелив руками и ногами, юноша обнаружил, что они крепко связаны. Он попытался вспомнить, что случилось. Что-то огромное и черное обрушилось на него, когда они с Пру выслеживали тех, кто развел костер. Пру успела почувствовать их присутствие, Пан и она попытались улизнуть, а потом…

Ветер переменился и принес от костра облако вонючего дыма. Огонь взорвался снопом ярких искр, и Пан заметил, что костер обступили какие-то огромные фигуры. Они стояли, ссутулившись, опираясь на дубины и копья. Чуть поодаль раздавались чьи-то сердитые голоса. Слов он разобрать не мог, но тон уловил безошибочно.

И вдруг прямо у Пана перед носом замаячила волчья морда, и у него перехватило дыхание. Желтые глаза злобно уставились на него, а челюсти зверя раздвинулись, обнажая сверкающие белые клыки. Зверюга вывалила язык и плотоядно облизнулась. В лицо Пану пахнуло нечистым теплом, исходящим из нутра зверя. Тварь выгнула спину, приблизилась, лишив его обзора, стала поглядывать на него, как на кусок свежего мяса. Что это, какая-то разновидность волка? Одичавшая собака? Ответа у него не было, он знал только, что никогда не видел ничего подобного. Пан отпрянул, плотнее прижавшись к Пру.

Зверь с минуту смотрел ему в глаза, словно надеясь увидеть там нечто понятное ему одному, а потом отвернулся и отошел ко второй твари, точной его копии, стоявшей в нескольких ярдах от пленников. Звери потерлись носами в знак приветствия, а потом высунули языки и принялись облизывать друг другу морды.

— Это оно прыгнуло на тебя сверху и опрокинуло на землю, — зашептала ему на ухо Пру. — Ты ударился головой о камень и потерял сознание. А потом пришли Ящерицы и схватили нас обоих.

«Ящерицы», — повторил про себя Пантерра. Теперь он понял, отчего у него раскалывалась голова. Источник пульсирующей боли располагался чуть выше лба — очевидно, именно этим местом он ударился о камень. Он чувствовал, что по лицу стекает тоненькая струйка крови. Он хотел было потрогать рану рукой, но вспомнил, что его руки связаны. Их связали у него за спиной так, что он даже не мог пошевелить ими.

— Все не так плохо, как кажется на первый взгляд, — поспешила успокоить его Пру. — У тебя там здоровенная шишка, только и всего.

Только и всего. Пантерра осторожно покачал головой. Он испытывал смешанное чувство гнева и досады оттого, что их захватили таким вот образом. Он должен был думать своим умом, а не слушать Фрину Амарантайн. Теперь он не понимал, зачем сделал то, что сделал, зачем подверг себя и Пру опасности только ради того, чтобы узнать, кто развел костер. Впрочем, обвинять эльфийскую принцессу было бессмысленно — он сам принял решение, поддавшись ее давлению в тот момент, когда следовало удвоить осторожность.

Он вдруг подумал: «А где сейчас она и где братья Оруллианы, если на то пошло?» Догадались ли они о том, что случилось с Пру и им самим? Не отправились ли они на розыски Следопытов, не дождавшись их? Они уже придумали, как спасти их? Он внимательно посмотрел по сторонам, но было так темно, что он ничего не увидел.

Пантерра почувствовал, что Пру придвинулась к нему. Она зашептала ему на ухо:

— Они ждали нас, Пан. Они развели здесь костер и разбили лагерь специально. Это была ловушка. По-моему, это у них такая игра. Их несколько дюжин, но они очень хорошо спрятались и находились слишком далеко, чтобы я могла ощутить их присутствие. Основную работу сделали те твари. В тот момент, как я их почувствовала, было уже слишком поздно. Они нас выследили, загнали в угол и опрокинули тебя на землю, вследствие чего ты отключился. А потом пришли Ящерицы.

— Почему ты думаешь, что это игра? — спросил он. — Они тебе сами сказали?

Девушка покачала головой.

— Они ничего мне не говорили. Они разговаривают на языке, который я не понимаю. Он совсем не похож на тот, на котором говорят Ящерицы в долине. Эти вообще сильно отличаются от наших. У них не такая кожа — она темнее, грубее и похожа на кору дерева. Да и одеваются они совсем иначе. Они носят доспехи и щиты. — Пру помолчала, переводя дыхание. — Мне кажется, это — передовой отряд какой-то армии.

— Но почему ты думаешь, что они играли во что-то и захватили нас в плен?

— Потому что я видела, как они повели себя, когда увидели нас. Как они двигались и разговаривали. Они смеялись, тыкали в нас пальцами и трепали по загривкам зверей, которые выследили нас. Такое впечатление, что они повеселились от души. — И вдруг она мотнула головой куда-то в сторону. — Все, за исключением тех двоих. Они совсем не выглядят довольными. Судя по тому, с каким почтением обращаются к ним остальные, я думаю, что это вожаки. Они спорят с того самого момента, как увидели нас. Но о чем спор, я не знаю.

Пан осторожно повернул голову и посмотрел на две фигуры, стоявшие нос к носу чуть в стороне. Тот, что был ниже ростом, вел себя намного агрессивнее высокого. Теперь они уже кричали друг на друга; спорщик маленького роста размахивал руками, кивая в сторону пленников, а высокий угрюмо смотрел на него и пожимал плечами. Высокий казался худощавым, хотя был просто не таким грузным и массивным, как тот, что был ниже ростом. Затрещал костер — кто-то подбросил в него дров, в то время как остальные молча стояли вокруг, ожидая окончания перебранки своих вожаков.

— Если бы я смог развязать узлы… — Пантерра умолк и принялся вращать кистями, стараясь освободиться, но веревки держали крепко.

— Если даже ты развяжешь узлы и вскочишь на ноги, эти твари снова повалят тебя на землю в мгновение ока, — заметила Пру. — Думаю, тебе бы этого не хотелось.

Пан оглянулся на похожих на волков зверей. Они сидели на задних лапах, не сводя с него настороженных взглядов. Твари словно чувствовали, что он намерен предпринять попытку побега, дав им возможность поразмяться. Пан наблюдал за ними с минуту, после чего отказался от мысли о побеге. Пру была права: любая попытка освободиться была обречена на неудачу.

Совершенно неожиданно спор между двумя Ящерицами оборвался, и тот, что был ниже ростом, решительным шагом подошел к связанным пленникам и злобно уставился на них. В его глазах бушевала тьма, и Пан почувствовал, как по спине у него побежали мурашки. Коротышка казался совсем молодым, кожа его была еще гладкой, а черты лица оставались мальчишескими. Но в его облике не было ничего, что позволяло бы надеяться, что он проявит к ним дружеское участие. От него прямо-таки веяло враждебностью. Если у Пана до сих пор еще теплилась надежда, что Ящерицы могут сжалиться над ними и отпустить, то теперь он даже не помышлял об этом.

Ни с того ни с сего Ящерица вдруг принялся орать на них, да так, что от ярости у него изо рта вылетали брызги слюны. Разобрать его слова было невозможно, но, похоже, он спрашивал о чем-то и требовал ответа. Пленники сжались и отпрянули, опешив от такого бешеного натиска и будучи не в состоянии ответить, даже если бы и хотели. Разъяренный, коротышка ударил Пана ногой под ребра, окинул обоих пленников злобным взглядом и, повернувшись ко второму Ящерице, принялся орать на него.

Высокий не спеша подошел к нему. Строение его тела и черты лица позволяли заключить, что он старше и опытнее своего собрата и, самое главное, гораздо спокойнее. Он невозмутимо рассматривал пленников, стоя рядом со своим неуравновешенным товарищем, а его темные глаза, похоже, не упускали не малейшей детали.

Затем он заговорил. После первых же его слов коротышка удалился, правда, с явной неохотой. Он подошел к тварям с горящими глазами и принялся почесывать их за ушами. Зверюги довольно порыкивали.

Высокий Ящерица присел рядом со Следопытами на корточки.

— Вы понимаете меня? — поинтересовался он. Его речь представляла собой нечто среднее между рычанием и кашлем.

Пан и Пру обменялись удивленными взглядами.

— Откуда вы знаете наш язык? — быстро спросил Пан. — Там, где мы живем, есть Ящерицы, но они разговаривают совсем не так, как вы.

— Говори потише! — резко бросил высокий, оглядываясь через плечо. Он сделал паузу. — Мы — не Ящерицы. Мы больше не называем себя так и другим не позволяем. Мы называем себя Троллями, как во времена Фэйри. И вы должны называть нас так же. Запомните: Тролли! — Он явно рассердился.

— Тролли, — быстро повторил Пан. — Извините. Но где вы научились разговаривать на нашем языке? Как вам это удалось? Или здесь живут Люди?

— И Люди, и другие. Но я говорю на вашем языке, потому что в моей семье его не забыли. Большинство не пользуются им, они говорят только на языке Троллей. Но на протяжении всей нашей истории у нас было два языка — старый и новый. Я могу разговаривать с вами, а Гроша и другие — нет. — Он помолчал. — Кто вы? Как вас зовут?

Следопыты по очереди назвались.

— Арик Сарн, — представился высокий, и его имя прозвучало как набор гортанных звуков.

— Арик Сарн, — осторожно повторил Пан.

— Откуда вы пришли? — продолжал требовательно задавать вопросы Тролль. — Нет! Никаких жестов! Просто отвечай.

Пан заколебался.

— Из страны в самом сердце гор, что позади нас.

— Там живет ваш народ? Община?

Пантерра кивнул.

— Есть и другие?

— Да.

— Тролли, ты сказал. А Эльфы есть? Или другие расы?

Пан вновь кивнул, и они с Пру обменялись встревоженными взглядами.

— Почему вы спрашиваете? — порывисто воскликнула девушка.

Арик Сарн пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Вы давно живете в долине? — продолжил он допрос.

— Давно, — ответил Пан. — Сотни лет. Нас привели туда после Великих Войн, перед последним катаклизмом.

У Тролля внезапно перехватило дыхание.

— Привели туда? Вас кто-то привел туда?

— Да.

Тролль подался к ним, и голос его упал до еле слышного шепота.

— Юноша? Его звали Ястреб? Это Ястреб привел вас туда?

Пантерра уставился на него, не веря своим ушам.

— Откуда вам известно о Ястребе?

Арик Сарн покачал головой.

— Потом. Сначала самое важное. Мне позволено говорить с вами, потому что я знаю ваш язык. Но Гроша не даст мне разговаривать с вами слишком долго. Гроша Сик — мой двоюродный брат. Он — сын вождя племени, которого зовут Таурег Сик. Племя называется Друджи, но я из другого племени. Вы попали в плен в результате одной азартной игры. Гроша всегда играет в нее, когда охотится. Теперь вы принадлежите ему. Чаще всего, после того как Гончие Скэйта выследят добычу, он отдает ее своим псам, чтобы они позабавились с ней. Но Люди в этой части мира встречаются редко, потому что их очень мало, и я убедил его в том, что вас следует отвести к его отцу, чтобы тот допросил вас. Вообще-то вы принадлежите его отцу, а уж потом — ему самому.

— Гончие Скэйта, — с дрожью в голосе повторила Пру.

— Охотничьи твари. Очень опасные. Они могли сразу вас убить, но игра требует, чтобы вы остались в живых, пока вас не увидит Гроша. — Он вновь оглянулся. — Пора заканчивать наш разговор. Мое положение немногим лучше вашего, понимаете? Я участвую в обмене, который решили произвести Матурены разных племен для поддержания мира. Старший сын Таурега гостит у моего отца, я остаюсь с Таурегом. Мне предстоит провести здесь пять лет. Я могу кое-что сделать для вас, но очень немногое. Я приставлен к Гроше в качестве наставника, поэтому и участвую в этой охоте, и для вас это хорошо. Я сохранил вам жизнь, хотя, быть может, и ненадолго. — Он помолчал, обратив на них неподвижный взгляд своих черных глаз. — Хотите, скажу вам правду? Я не знаю, почему так поступил. По наитию, быть может. Глупый риск. Но я рискнул.

Гроше Сику надоело играть со своими любимцами, и он направился к пленникам. Арик Сарн встал.

— Поговорим позже.


Почти в четверти мили от костра, к которому отправились Пантерра и Пру, Фрина Амарантайн притаилась в тени вместе с Ташей Оруллианом, ожидая возвращения Тенерифе. Когда Следопыты не вернулись вовремя, а возле костра стало что-то происходить — слышались чьи-то невнятные голоса, двигались неясные тени, — Тенерифе решил взглянуть на это поближе. Он был самым опытным из троицы и лучше всех подходил для выполнения этой задачи, так что никто не стал возражать против того, чтобы теперь на разведку отправился именно он. Могло быть и так, что Пан и Пру ничего не угрожает и что эта суета ничего не означает. Тем не менее, как справедливо заметил Тенерифе, в их положении ничего нельзя было принимать на веру, считать чем-то само собой разумеющимся.

Но теперь Фрина беспокоилась, полагая, что с ним могло что-нибудь случиться. Она злилась на себя за то, что подбила Пантерру на такую отчаянную выходку, и начала опасаться, что этим навлекла на своих новых друзей беду. Иногда она просто не понимала себя. Временами она шла на поводу у своих прихотей и совершала поступки, которые трудно было назвать рациональными. Сейчас, похоже, был как раз такой случай. Она злоупотребила своим положением дочери короля и применила свою красоту и очарование. Она использовала в своих целях все, до чего могла дотянуться, и не задумываясь прибегала ко всевозможным ухищрениям. А ведь ей вовсе необязательно было знать, кто разжег костер и кто сидит у него сейчас, подбрасывая в огонь дрова. Она могла не обратить на это внимания, могла перенести поиск ответов о чужом мире, которые ей приспичило получить немедленно, на другой раз. Но она не пожелала ждать, не пожелала упускать шанс узнать что-либо важное, а может быть, и жизненно необходимое о мире, который никто из них не видел — как и никто из живущих в долине. Она отчаянно хотела сыграть решающую роль в этом деле, оказаться в числе первооткрывателей.

И вот она настаивала, спорила, хитрила и уговаривала четверых своих компаньонов до тех пор, пока Пантерра, а потом и Пру не согласились отправиться на разведку.

Глупая и своевольная девчонка — вот кем она проявила себя в полной мере.

— Ты видишь что-нибудь? — шепотом поинтересовалась она у Таши.

Он отрицательно помотал головой, но ничего не сказал, напряженно вглядываясь в темноту.

Все случилось по ее вине. Она несет за это ответственность. Она потребовала, чтобы в качестве платы за полученное ею разрешение короля покинуть Арборлон ее двоюродным братьям и их гостям из Гленск-Вуда ее взяли с собой. Это она заставила их пройти проход насквозь, до самого конца. Она флиртовала с Пантеррой, чтобы покорить его, — правда, не только поэтому. Он нравился ей, ее влекло к нему, но испытывать подобное влечение было запрещено любому Эльфу, и в первую очередь эльфийской принцессе, что ей было прекрасно известно и что она, по своему обыкновению, проигнорировала. Ей нравилось, что Пантерра краснел и смущался, когда она оказывала ему знаки внимания. Она вела себя как девчонка, а не как молодая женщина, каковой мнила себя. «Происшедшее свидетельствует о том, что мне еще только предстоит стать взрослой», — с горечью подумала Фрина.

Она с ужасом представила, как отец отнесется к ее выходке, если узнает о ней, но, к счастью, у нее не было времени предаваться подобным размышлениям слишком долго.

— Он возвращается, — неожиданно прошептал Таша.

Секундой позже из темноты материализовался его брат. Он ползком пробирался меж камней и низкорослого кустарника, пока не оказался в безопасной тени рядом с ними.

— Пантерру и маленькую сестру захватили в плен Ящерицы. Не понимаю, как это могло случиться. Но они лежат на земле, связанные, а стражников там слишком много, чтобы мы могли рискнуть и попытаться освободить их.

Фрина закусила губу, ощущая на себе взгляды братьев и чувствуя, что принесенное Тенерифе известие тяжким грузом легло ей на плечи.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Я не ожидала, что все закончится вот так.

Таша оглянулся на нее.

— В этом нет твоей вины. Мы все согласились с тем, что они должны сходить в разведку. Никто из нас не думал, что им может грозить какая-либо опасность. Пан и маленькая сестра — Следопыты, и у них есть дар видеть невидимое. Это должно было обеспечить их защиту. Я даже не догадываюсь, что произошло. Ящерицы никогда не славились своим умением выслеживать Людей. Они никак не могли подобраться к ним так близко, ничем не выдав своего присутствия.

— Как бы то ни было, — подытожил Тенерифе, — у нас появилась большая проблема. Ящерицы собираются погрузить наших друзей на телегу, а потом наверняка уедут отсюда, и произойдет это совсем скоро.

У Фрины упало сердце. У них не будет шанса спасти Пантерру и Пру, если они упустят их из виду. Никто не мог знать, куда отвезут своих пленников Ящерицы и что сделают с ними, когда прибудут на место. «Если уж предпринимать что-либо, то прямо сейчас», — решила она.

— Полагаю, мы должны обратиться за помощью, — негромко проговорил Тенерифе, бросив осторожный взгляд на принцессу. — Думаю, что одни мы не справимся.

Она решительно помотала головой.

— Нет. Я не вернусь без них. — Встретив взгляд Тенерифе, она не отвела глаза. — Я не оставлю их одних.

— Твой отец сдерет с нас живых кожу, если мы не доставим тебя домой, кузина. И ты знаешь об этом.

— Он прав, — поддержал брата Таша, поворачиваясь так, чтобы видеть ее. — Мы не можем позволить, чтобы что-нибудь случилось еще и с тобой. Мы должны вернуться, рассказать твоему отцу обо всем, а потом прийти сюда с большой, хорошо вооруженной командой спасателей.

— Нет, — упорствовала принцесса. — Я не согласна.

Таша виновато улыбнулся ей.

— У тебя нет выбора, кузина. Мы ведь отвечаем за твою безопасность.

— Я сама отвечаю за себя! — резко бросила она, но, поняв, как это глупо и самонадеянно прозвучало, тут же в извиняющем жесте выставила перед собой руки. — Выслушайте меня, пожалуйста. Если я сейчас соглашусь вернуться без Пантерры и Пру, а мой отец узнает, что случилось, то пройдут годы, прежде чем он разрешит мне какую-нибудь самостоятельную вылазку. Он лишь окончательно уверится в том, о чем пока лишь подозревает, — что я еще ребенок, маленькая девочка, и меня надо холить и лелеять, пока я не стану чьей-нибудь женой.

— Это лучше, чем попасть в плен к Ящерицам, — сухо возразил Тенерифе. — Ты не видела их, а я видел. Они совсем не похожи на тех Ящериц, которых мы знаем. Эти создания настолько огромные, сильные и опасные, что у меня не хватит слов описать их. Они носят доспехи и боевое оружие. Это вовсе не группа беззаботных гуляк, это — военный отряд, и их слишком много, чтобы три Эльфа всерьез рассчитывали победить в схватке с ними.

— Ну хорошо, я согласна, — быстро произнесла принцесса. Однако она не желала уступать ему ни пяди территории, которую уже привыкла считать своей. — Но мы можем проследить за ними, узнать, куда они отвезут Пантерру и Пру. К тому же нам может представиться возможность спасти их. А уж если у нас ничего не выйдет, если мы не сможем освободить их, мы вернемся в долину и расскажем обо всем моему отцу.

— Мы только зря потеряем время, кузина.

— Мы можем упустить единственный шанс, кузен.

— Когда мы давеча последовали твоему совету, вышло только хуже, так что теперь ты должна прислушаться к нам.

— Спасибо, что напомнил, а то я совсем забыла об этом. И что мне прикажешь делать — забиться обратно в свою нору и всю оставшуюся жизнь следовать твоим мудрейшим советам?

Они сверлили друг друга взглядами. Таша, до этого лишь молча прислушивавшийся к их разговору, тяжело вздохнул:

— Довольно. Оба предложения имеют свои плюсы. Ничего хорошего не получится, если мы окончательно перессоримся. Мы должны все тщательно взвесить и принять решение. Время уходит.

— Тогда тебе и решать, — заявил Тенерифе. — Наши с Фриной голоса разделились. Она говорит, что мы должны остаться, а я говорю, что мы должны вернуться. Выбор за тобой, и мы поступим так, как ты решишь.

Тенерифе явно рассчитывал, что брат примет его сторону. Фрина уже готова была возразить, но решила держать язык за зубами: следует выслушать, что скажет Таша, прежде чем набрасываться на него. Она уже и так переусердствовала, настаивая на своем, и очередная попытка лишь усугубит ее положение. Кроме того, он все равно должен высказаться. Ей отчаянно хотелось остаться, чтобы исправить совершенные по ее вине ошибки, а не возвращаться с сомнительным титулом зачинщицы предприятия, обернувшегося полным крахом. Но она вынуждена была признать, что не справится с этим делом в одиночку и что нуждается в поддержке и помощи своих двоюродных братьев.

— Что скажешь, Таша? — спросила она, заставив себя посмотреть ему в глаза. — Как нам следует поступить?

Таша размышлял и не торопился с ответом.

— Есть еще кое-что, о чем вы не упомянули, а это может оказаться более важным, чем то, о чем мы уже говорили. Если мы прислушаемся к голосу рассудка и вернемся в Арборлон, а потом попросим у твоего отца разрешения вернуться на поиски Пантерры и маленькой сестры, согласится ли он? Отпустит ли он тебя, кузина, и нас с братом? Да и вообще кого-либо из Эльфов, если на то пошло? — Он помолчал. — Ведь те, кого мы попросим его спасти, те, кого должны будут отыскать его Охотники и за кого им придется сражаться, — Люди, а не Эльфы. Нет, не говори пока ничего, Фрина. Я знаю, что твой отец — разумный и добрый человек. Но он, как и все Эльфы, испытывает неприязнь к Людям. И когда он будет принимать решение, на одной чаше весов окажется эта неприязнь, а на другой — его обязанности по отношению к тебе и ко всем нам. И даже неплохо зная его, я не могу предугадать, что он скажет. Это не дает мне покоя. Если он откажется помочь нашим юным друзьям, нам с Тенерифе придется возвращаться сюда без его разрешения, а значит, пойти на прямое неповиновение королю, чтобы попытаться исправить свои ошибки.

Он перевел взгляд с брата на Фрину.

— Что вы думаете об этом?

Фрина как раз думала, что ее отец, несомненно, — честный и справедливый правитель и станет на сторону тех, ответственность за кого взяла на себя его дочь. Но она понимала, что в рассуждениях Таши есть своя логика. Она покачала головой, показывая, что пребывает в растерянности.

Тенерифе пожал плечами.

— Ты все разложил по полочкам, брат. Как всегда. Мне нечего возразить, поэтому я снимаю свое предложение вернуться. Мы пойдем за нашими друзьями.

Он встал и обнял Фрину за плечи.

— Нам пора выступать, чтобы не потерять Ящериц из виду. Согласна?

Она широко улыбнулась ему и вместо ответа поцеловала его в щеку.

Загрузка...