Крафтер II

Глава 18

Я вернулся в номер, скинул пиджак на кресло и рухнул на кровать. Без Алисы она внезапно стала казаться в два раза больше, а чувство одиночества стало острее. Даже Плюм, выглядывая из вазы в виде головы льва, будто подозрительно на меня посмотрел, как бы намекая: «Ну вот, теперь сам с собой и разговаривай».

Я закрыл глаза. Чувство было странное: я недавно выжил в мясорубке, уничтожил один знатный род, оправдался в суде, обзавёлся верным юристом и самолётом, и всё же… внутри было как-то тревожно. Как перед бурей, когда даже воздух замирает, и ты слышишь собственное дыхание, как раскаты грома вдалеке.

Где-то в груди жила смутная уверенность: впереди что-то надвигается. Большое, громкое. И мне придётся не просто выживать, а снова показать всем, что значит быть Артефактором. Да, именно с большой буквы. Но сначала… коньяк. Или хотя бы кофе.

Я поднялся, щёлкнул пальцами и Плюм лениво выскользнул из вазы, приняв форму миниатюрного пуделя с крыльями. Он зевнул, смахнул лапкой несуществующую пыль и уселся на край стола.

— Ну что, друг, — протянул я, потягиваясь. — Устроим вечер холостяков?

Плюм хлопнул ушами, издал что-то между «фырк» и «пищ», и потянулся к мини-бару. Вот и отлично. За таким делом я даже не заметил, как вырубился.

А наутро я проснулся от жуткого звона в голове и, что хуже всего, ещё более жуткого звона телефона. С трудом нащупав гаджет на прикроватной тумбе, я поднёс его к уху, даже не взглянув на экран.

— Если это реклама, я натравлю на вас демонов, — пробормотал я сипло.

— Барон!!! — раздался в трубке панический голос Георгия, моего нервного, но преданного дворецкого.

— Григорий… — я зажмурился, пытаясь не вывалиться с кровати. — Скажи мне, что ты просто потерял кота. Или чайник. Или голову. Всё, кроме чрезвычайного…

— Это чрезвычайное, барон! — перебил он с паникой в голосе. — Диверсия! Всё пошло под откос!

Я резко сел и сразу пожалел об этом. Мигрень врезалась в череп, будто кто-то пытался выбить заклинание из моей головы молотком. Где-то на полу неподвижной кучкой валялся Плюм. Он даже не шевелился, только уши едва заметно дёргались во сне. Похоже, мы оба вчера отлично отметили «холостяцкий вечер».

— Подробнее, — выдохнул я.

— Дорога, барин! Та самая дорога, что делали деревенские! Вся испорчена! Кто-то ночью ее раскурочил, завалил часть деревьями, а кое-где и вовсе вырыли траншеи, как будто под налет артиллерии готовились!

— Великолепно, — пробормотал я, вставая и натягивая рубашку.

— Это не все! Строительство магазина у фонтана застопорилось! Бандиты! Бригадир говорит, что в курсе, кто это, и не имеет желания с ними связываться. Опасные люди! Один кирпич бросили в прораба!

— Промахнулись?

— Да, барин. Но он в отпуск попросился сразу.

Я застонал, глядя на отражение в зеркале. Растрепанный демон с примятым лбом и глазами, будто замороженными в водке. И это — я.

— Я надеюсь это всё?

— Нет, барин… — голос Григория стал тише. — По территории бродят какие-то мутные личности. Странные. Говорят, один в цилиндре был, другой — в чёрном фраке и с чемоданом. Еще нескольких видели лишь издалека. Ходят по вашей земле будто у себя дома.

— Наши люди что?

— А кто, барон? Вы же пока охрану не набрали. Марфа только за шваброй погналась, но…

— Ясно, — отрезал я, — скоро буду. — и сбросил звонок.

Мир не собирался давать мне ни минуты покоя. Я повернулся к Плюму:

— Подъём, пушистое недоразумение. Нас грабят. Убивают. И копают что-то у нас на земле.

Плюм что-то всхрапнул, хрюкнул и медленно втянулся в форму пушистого ёжика с антеннами. Он уже знал — это утро не сулит ничего хорошего.

Я быстро оделся, наскоро откинул волосы назад и одним глотком влил в себя остатки вчерашнего кофе, который каким-то чудом не испарился за ночь. В комнате царил разгром, как после хорошей бури — что-то вроде апокалипсиса в миниатюре. Плюм, всё ещё сонный, повис у меня на плече, как шарф из живого облака.

— Ладно, Плюм, хватит вальяжничать. В путь.

Набрав номер Матвея Семёныча, я не стал церемониться:

— Матвей, запускай птичку. Мне нужен самолёт.

— Самолёт? — отозвался он с тяжким вздохом, будто я только что предложил продать фамильный сервиз. — Вы хоть представляете, сколько стоит поднять его в воздух, барон?..

— Представляю. И сейчас это меньшее из зол. Так что прошу — без этих стенаний. Мне надо быть в Севастополе сегодня.

— Ну… будет сделано, конечно, раз вы настаиваете… но я всё-таки запишу это в книгу расходов… жирным.

— Запиши заглавными. — я отключился, прежде чем он начал бурчать громче.

Спустившись в холл гостиницы, я ловко расправился с бумагами, расплатился за номер и попросил администратора:

— Вызовите мне такси. До частного сектора аэропорта, будьте добры.

Та, похоже, узнала меня, потому что взгляд у неё был одновременно тревожный и любопытный. Ну да, человек, с которого недавно сняли все обвинения в предумышленном убийстве вызывает интерес.

Через пару минут я уже сидел в салоне машины, удобно устроившись на заднем сиденье. Открыл контакты, нашёл нужный номер и набрал.

— Вольфганг? Это Морозов.

— Барон! Весьма вовремя. У нас тут возникла… ситуация.

— Сегодня прилетаю. Встречаемся у фонтана. Хочу взглянуть на стройку и разобраться с… ситуацией.

— Принято, барон. Буду ждать. С молотком. И, на всякий случай, с каской.

— Молодец. До встречи.

Связь оборвалась. Я откинулся назад, глядя в окно. Город за стеклом уже начал отдаляться, как и спокойствие последних суток.

Пробки в столице напоминали магическое проклятие — вечные, безжалостные, совершенно не поддающиеся логике. Я мог бы поклясться, что некоторые машины стояли на одном месте ещё со вчерашнего дня. Водитель выдал всё, что умел: и «змейку» по полосам, и сердитое бибиканье, и даже угрожающее подмигивание встречным. Помогало слабо.

Но, в конце концов, мы добрались.

Я расплатился, кивнул таксисту и вышел к частному сектору аэропорта. Мой самолёт уже стоял на взлётной полосе, со свеженарисованным гербом Морозовых на борту. По-любому Алиса постаралась, молодец.

Поднявшись на борт, я наконец смог перевести дух. Дождавшись, когда «птичка» взлетит, я успел умыться, побриться и натянуть свежую рубашку — это было почти терапией. Я с удовольствием съел что-то горячее из бортового меню — на удивление приличный омлет с зеленью и поджаренным хлебом. Плюм, вяло висящий на спинке кресла, оживился, когда я предложил ему кусочек сыра. Принял с достоинством, будто лорд, получивший свою долю.

Немного вздремнул — вот это уже было роскошью. На тридцать минут я забыл, что творится в Севастополе да и вообще в мире.

Приземление прошло мягко. Как только колёса коснулись земли Севастополя, я почувствовал, как привычный ток напряжения прошёлся по телу. Дом. Почти.

У выхода из аэропорта меня уже ждало такси. Заказал его ещё Матвей — в этот раз он не скупился. Машина была новая, кондиционер работал, водитель был молчалив. Просто праздник.

— К фонтану, в центр. — коротко сказал я, откинувшись на сиденье.

Впереди ждал Вольфганг, бригадир. И если кто-то вздумал портить мне стройку, то сегодня они узнают, что у фонтана может быть не только вода… но и кровь.

Как только я вышел из машины и сделал пару шагов в сторону фонтана, мои глаза быстро пробежались по округе. Надежда увидеть хоть какой-то прогресс строительства растаяла мгновенно. Моим глазам открылась унылая картина: кое-где размеченный периметр, наваленные доски и раскиданные стройматериалы.

Но всё это меркло по сравнению с живописной публикой, что оккупировала площадку.

Человек десять, а может и больше. Широкие плечи, татуировки, сигареты в зубах и пластиковые бутылки с пивом. Кто-то нагло раскачивался на складной табуретке, кто-то лузгал семечки, плюя скорлупки прямиком на землю, кто-то в голос обсуждал «телочек с четвёртого». Всё происходящее было настолько вызывающим, что я даже слегка порадовался — значит, не прячутся. Значит, можно будет оторваться без лишних недомолвок.

Вольфганг,с недовольным лицом, уже стоял у строительного вагончика, облокотившись на доску.

— Смотрите, какая у нас тут «бригада». — пробурчал он. — Нахальные, как три бутылки самогона. Мы с ребятами даже к бетономешалке подходить боимся — прошлый раз рабочего чуть не утопили в цементе. Шутки у них такие.

— Понимаю, — кивнул я, разглядывая одного из братков, который, не стесняясь, чесал волосатое пузо через футболку.

— И я тебе так скажу, — продолжил Вольфганг, понизив голос, — я давно в этом деле. Мы в таких ситуациях не дергаемся просто так. Но тут… это люди Медведя.

Я замер, а внутри меня что-то нехорошо хрустнуло. Не от страха. От раздражения. Знакомые все лица, одни и те же приёмы.

— Медведь? — уточнил я, хотя знал, что ослышаться не мог.

— Угу, — кивнул он. — Он на Караваева работает.

Караваев. Как мило. Вот тебе и ответ на все вопросы. И дорога в деревню, и этот балаган у фонтана — всё одной цепочкой тянется. Да и прошлые случаи…

Я кивнул, глядя на пивных жрецов, устроивших фестиваль наглости на моей территории. Один из них встретился со мной взглядом, ухмыльнулся, показал жест «два глаза — потом на меня». Я улыбнулся в ответ. Даже помахал рукой. Привычно. Спокойно.

Они ещё не знали, но стройка скоро продолжится. Только, возможно, сначала нужно будет очистить территорию от известковых отложений.

Мне уже порядком надоело решать все самому, точнее своими руками. Кто я на самом деле, артефактор, мать его, или погулять вышел? Я слегка прикрыл глаза, присел на раскладной стул, что стоял рядом с Вольфгангом, и мысленно потянулся к ментальным связям. Вибрация артефактов была мгновенной, как будто они только и ждали сигнала.

Утюг — грозный, массивный, с характером бронепоезда. Гладильная доска — быстрая и по-своему элегантная в драке. Мои верные дети из чугуна и дерева.

«Ко мне. Немедленно», — мысленно скомандовал я и уже через секунду набирал Григория:

— Дорогой мой, возьми машину. Забери Утюга и Доску. Да, они немного… необычные. Но ты же у нас бывалый. Привези их ко мне на стройку, как можно скорее.

На том конце повисла пауза.

— … Они… они уже внизу, — осторожно проговорил он. — И один из них топчет цветник няньки.

— Великолепно. Не забудь дать им ремни безопасности. Хотя нет, не важно — просто постарайся не дать им угробить подвеску. Жду.

Отключив звонок, я облокотился на спинку стула, вытянул ноги, огляделся на скучающего Вольфганга, который с деланным равнодушием наблюдал за «братками». Один из них тем временем пытался поджечь сигарету от уголька костра, который зачем-то развели посреди улицы. И куда смотрит полиция? Центр города!

— И что мы делаем? — спросил он, глядя на меня.

Я улыбнулся.

— Ждём. Представление скоро начнётся. Думаю, зрителей у нас хватит. Но вот актёры… актёры будут великолепны.

Вольфганг, как человек опытный, давно перестал удивляться идиотизму заказчиков. За годы в строительном бизнесе он повидал всё, но вот то, что происходило сейчас, выходило за пределы даже его загрубевшего восприятия.

Молодой барон, этот… как его, Морозов, вляпался по уши. Связался с Караваевым, точнее, против Караваева, а тот не прощал. И вот теперь у фонтана, где должен был стоять новенький магазин, валялись… семечки, пиво, и угрожающая тупость, излучаемая группой братков.

Вольфганг тяжело вздохнул и утер пот со лба. Работа стояла, бригада злилась, и если в ближайшие дни ничего не изменится, он снимет людей с объекта. Ему, как-никак, нужно было кормить семьи строителей, а не воевать за идеи благородных недорослей.

Он стоял у строительного вагончика, облокотившись на доску, задумчиво грызя карандаш, и вдруг заметил, как на стройку медленно въехала машина. Вольфганг посмотрел в ее сторону… и выплюнул карандаш. Из машины вышли артефакты.

Нет, он видел артефакты. Видел статуи, оживлённые шкатулки, один раз — даже магическое мусорное ведро. Но то, что он увидел сейчас… было одновременно величественно, идиотски и страшно.

Первым из салона вывалился чугунный Утюг. Величественный. С ржавчиной по бокам. Он тяжело грохнулся на мостовую, издав хриплый металлический рык, после чего медленно повернулся на ближайшую группу братков.

Следом, элегантной походкой будто с показа высокой моды, выплыла Гладильная доска. Доска. С ножками. И когтями. И… перьями? Откуда у неё перья? Вольфганг отшатнулся.

— Это чё… — начал один из братков, но закончить не успел.

Утюг зарычал и со скоростью, которую ни один физик не мог бы объяснить, влетел в первого попавшегося бандита, впечатав его в скамейку. Та жалобно скрипнула, а мужик превратился в нечто между кляксой и тюфяком.

Доска же сделала пируэт, взмыла в воздух и как копьё врезалась в трёх парней, которые пытались достать кастеты. Один из них полетел в урну, второй зацепил фонарный столб, третий просто исчез — по крайней мере, его никто больше не видел.

— А-А-А! — завопили остальные и начали разбегаться.

Но было поздно.

Утюг включил режим глажки. Это выглядело… специфически. Он буквально расплющивал каждого, кто пытался убежать, с шумом, с брызгами пива, с криками:

— «Мамаааа!»

— «Я больше не буду!»

— «Он мне колено отутюжил!!»

Доска, издавая боевые крики вроде «Пшшшшш!», запрыгнула одному прямо на плечи, проехалась до земли и отшвырнула его в тележку с цементом, которая после этого уехала по наклонной прямо в фонтан.

Финальной сценой стала погоня Утюга за последним братком, у которого в руке оставалась бутылка пива. Утюг с глухим звуком «цок-цок» догонял бедолагу, пока тот, не выдержав, кинул бутылку вверх и рухнул в бессознательном ужасе.

Тишина. Пыль медленно оседала. Пара бандитов уносила товарищей. Один шёл сам, но задом наперёд и с выражением лица, как у того, кто внезапно прозрел.

Вольфганг молча достал сигарету, закурил, посмотрел на Утюга и Доску, которые теперь чинно стояли у будущего магазина, словно охрана.

— Ну… — сказал он медленно. — Это я понимаю — технический надзор.

И впервые за несколько дней почувствовал надежду, что стройка всё-таки будет завершена.

В кабинете номер шесть Севастопольского отделения полиции стояла напряжённая атмосфера. На жёстком стуле сидел понурый мужик в спортивках с растянутыми коленками и следами свежих утюженных синяков на лице. Его звали Эдик, но в узких кругах он был известен как Эдик Синие Трусы — не потому что трусы были синие, а потому что… А, неважно.

Перед ним, уставившись в монитор, сидел измождённый лейтенант Крюков. Лейтенант в этот день мечтал только об одном — вернуться домой, поесть пельменей и не слышать о работе до конца жизни. Но судьба была жестока.

— Значит, вы утверждаете, — процедил Крюков, — что вас избил… утюг?

— Да я вам говорю, — вскинулся Эдик, — он живой! И рычит, как шавка бешеная! И вот такая башня у него, понял⁈ — он поднял руки вверх, пытаясь изобразить высоту артефакта, но из-за синяка на локте скривился и зашипел. — Я, между прочим, в центр гулять вышел! Воздухом подышать! А тут…

— Сколько у вас промилле было, когда вы «вышли дышать»? — устало поинтересовался лейтенант.

— Да нисколько! Ну может… грамм двести принял на грудь! — Эдик засопел. — Но это не повод меня гладить по почкам, понял⁈

Крюков стукнулся лбом об ладонь. Сильно. Он делал это каждый раз, когда мозг отказывался воспринимать действительность. И каждый раз находился идиот, способный его удивить.

— Расскажите ещё раз. Только медленно. Как всё началось?

— Ну, мы сидим, значит. Я, Пашка Суслик, Витя Мясо и ещё пара ребят. Семки, пивко, классика. Никого не трогаем. — Эдик попытался выпрямиться, но зашипел и опять сел боком. — И тут они приехали.

— Кто?

— ОНИ. — Эдик театрально округлил глаза. — Сначала подумал: привезли холодильник. А потом этот утюг как БАЦ! — и Пашку в скамейку! Прямо в дерево вошёл, как картинка в пазл! А доска эта… она как змея с ножками! Прыгает, визжит, когтями махает, при этом орёт: «Пшшш! Пшшш!»

— Это… доска орала?

— Ну не я же! Я вообще молчал! Только и говорил: «Извините, мы уйдём!» А доска — она как упала на Суслика, так тот теперь слово «пар» слышит — и в обморок падает.

Крюков молча взял бумагу, посмотрел на неё, вздохнул и сложил пополам.

— Значит так, Эдуард…

— Эдик.

— Эдик. Это третий за сегодня отчёт, в котором фигурируют бытовые предметы, избивающие граждан. Но ты, Эдик… ты первый, кого за утро догладили до слёз.

— Это дискриминация! — возмутился Эдик. — А у меня вообще, может, ребра! А может, психическая травма! Я теперь на гладильную доску смотреть не могу — меня начинает трясти!

— Меня начинает трясти, когда я смотрю на тебя, Эдик, — прошептал лейтенант и вытащил из ящика пачку успокоительных. — Слушай. А этот барон Морозов… он всегда таскает с собой утюг?

— По ходу, да. Он его, вроде, тренирует.

Крюков замер. Взял бумажку. Начал писать. Большими печатными буквами.

Служебная записка. Предложение. «Срочно перевести меня в другой отдел.»

— Всё, Эдик. Свободен. Но если ты ещё раз устроишь тут цирк…

— Я вообще пострадавший!

— Ну… иди, жертва глажки, — выдохнул Крюков, — иди и не попадайся мне с чайником.