Зал суда напоминал гробницу, освещенную тусклым светом люстр с потускневшей позолотой. Высокие дубовые панели на стенах поглощали каждый звук. Скамьи для публики были забиты до отказа: аристократы в шелках, журналисты с блокнотами наготове, парочка монахинь, перебирающих четки, словно молящихся за чью-то душу. В центре, за массивным столом цвета черного янтаря, восседал судья Волков — худой, как жердь, со строгим лицом и длинным носом. Его пальцы нервно барабанили по Соборному Уложению, лежащему перед ним.
Прокурор Вальтер Прусский, мужчина с багровым лицом и голосом, натренированным на митингах, расхаживал перед присяжными, размахивая папкой.
— Господа присяжные! — его рука вскинулась в мою сторону, словно кинжал. — Этот человек — не барон, а чудовище! Он превратил дуэль в резню, а древний род Черновых — в пепел!
Он швырнул на стол фотографии: обугленные стены, тела, прикрытые брезентом, лицо Игоря Чернова, искаженное предсмертной яростью. Женщина среди присяжных ахнула, прикрыв рот платком.
— Двести лет истории! — Прусский ударил кулаком по дереву. — Уничтожены из-за мальчишки, который вообразил себя вершителем судеб!
Судья Волков кивнул, его тонкие губы сложились в едва заметную улыбку.
Алиса поднялась со стула плавно, словно вынырнув из тени. Ее рыжие волосы, собранные в строгий пучок, мерцали под светом люстр, а зеленые глаза метали ледяные искры.
— Ваша честь, — ее голос звучал, как удар хлыста, — прокурор забыл упомянуть, что барон Чернов похитил моего клиента. Связал. Держал в подвале, где планировал устроить самосуд. Разве закон позволяет убивать гостей в своем доме?
— Это ложь! — Прусский взорвался, но Алиса уже раскрыла Уложение, ее ноготь, окрашенный в черный лак, скользнул по строке:
— Статья 47: «Любое лицо, подвергшееся незаконному насилию, вправе применять меры самообороны, включая летальные». — она повернулась к присяжным, опустив том на стол с тихим стуком. — Мой клиент не убийца. Он — выживший.
Судья Волков нахмурился:
— Адвокат, вы игнорируете масштаб разрушений!
— Разрушения — следствие действий самого Чернова, — парировала Алиса. Она достала из папки доклад пожарных: — Здесь указано: пожар начался в холе, где барон хранил запрещенные артефакты, вживленные в стены. Взрывчатку в том числе. Големов с нестабильным ядром. — она бросила бумаги на стол Прусского. — Кто здесь поджигатель?
Прокурор побледнел. В зале поднялся шум. Один из присяжных — седой старик в потертом сюртуке — наклонился к соседу:
— Говорят, Черновы и правда баловались темной магией…
Алиса, будто уловив его слова, добавила мягче:
— Вы хотите осудить человека за то, что он не дал сжечь себя заживо?
Женщина с жабо опустила взгляд, теребя платок. Судья Волков постучал молотком:
— Присяжные удаляются для совещания!
Но даже его голос дрогнул. В воздухе повисло напряжение, густое, как смола.
«Плюм, — мысленно позвал я, — если все пойдет плохо, подпали ему парик».
Из кармана донеслось тихое урчание.
Часы на стене гудели, отсчитывая секунды тягучим, назойливым щелканьем. Воздух в зале был спёртым, пропитанным потом, тревогой и запахом старых книг. Я сидел, вцепившись в подлокотники кресла, пока наручники холодными зубами впивались в запястья. Плюм, затаившийся в кармане, слегка дрожал — или это пульс бился в висках?
Дверь присяжных скрипнула. Двенадцать пар глаз, избегающих моих, потупились в пол. Только старик в потертом сюртуке встретился со мной взглядом и едва кивнул. Председатель, сухопарый аптекарь с лицом аскета, протянул судье листок.
— Господин судья… — его голос дрогнул. — Мы вынесли вердикт.
Волков схватил бумагу, будто это был смертный приговор ему лично. Его пальцы сжали лист так, что костяшки побелели. Пауза растянулась. Прокурор Вальтер, сидевший рядом, начал нервно тереть ладонью крахмальный воротник — на шее проступили красные пятна.
— Невиновен… — выдохнул судья, и слово повисло в воздухе, как нож на нитке. Видимо, кому-то крепко влетит сверху…
Зал взорвался. Журналисты защелкали камерами, аристократы зашикали, монахини забормотали молитвы. Прусский вскочил, опрокинув стул:
— Это беззаконие! Он уничтожил…
— Заседание закрыто! — Волков ударил молотком так, что треснула рукоять. — Подсудимый… освобождается.
Охранник подошёл ко мне, ключи звякнули в дрожащих руках. Наручники упали на пол с глухим стуком. Я потёр запястья, ощущая, как кровь возвращается в пальцы. Плюм выскользнул из кармана и, приняв вид бронзовой брошки, уселся на лацкан пиджака. Его крошечные глазки-бусины сверкнули торжеством.
Алиса стояла рядом, поправляя перчатку. Её губы дрогнули в полуулыбке:
— Научитесь благодарить, барон.
— Банкет за мой счёт? — процедил я, но она уже повернулась к выходу, её каблуки отстукивали победный марш.
Прусский, тем временем, яростно шептался с судьёй у двери:
— Это конец вашей карьеры, Волков! Тариновы и Драгоцкие услышат…
— Заткнитесь, — прошипел судья. — Мы проиграли. Оба.
На пороге я обернулся. Старик-присяжный поймал мой взгляд и подмигнул. В его глазах читалось уважение. Видно, Черновых мало кто любил.
На улице хлестнул холодный ветер. Плюм зашипел, недовольный сыростью, а я вдохнул полной грудью. Свобода пахла Питерским туманом, угольным дымом и… грозой.
«Суд окончен. Игра продолжается», — подумал я, разжимая кулак и ловя взглядом отражение облаков в луже. Серое небо клубилось, предвещая молнии, а где-то вдали каркала ворона.
Кабинет князя Ефремова тонул в полумраке. Тяжёлые бархатные шторы пропускали лишь узкие полосы света, которые скользили по дубовым панелям стен и серебряным чернильным приборам на столе. В камине потрескивали дрова, отбрасывая дрожащие тени на портрет молодой Лизы в охотничьем наряде. Князь сидел в кресле с высокой спинкой, его пальцы медленно перебирали печать с фамильным гербом.
В дверь постучали трижды — коротко, как условленный сигнал.
— Войдите.
Человек в простом сером костюме, сливавшемся с тенями, скользнул внутрь. Его лицо было непримечательным: средних лет, ни ярких черт, ни шрамов — идеальный шпион. Он поклонился, едва касаясь рукой сердца.
— Дело закрыто, ваша светлость. Морозов оправдан.
Князь не шевельнулся, лишь уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.
— Как реагировали?
— Прокурор рвал на себе мантию. Судья Волков… — шпион сделал паузу, подбирая слова. — Судья выглядел так, будто проглотил жабу.
— Достаточно. — Ефремов кивнул, отодвигая в сторону карту с помеченными владениями Черновых. — А она?
На пороге кабинета замерла Лиза. Её пальцы сжали складки платья, но лицо оставалось холодным, как мраморная маска.
— Ваша дочь наблюдала за процессом через артефактное зеркало, — ответил шпион. — Кажется, дышала только тогда, когда объявили вердикт.
— Спасибо. Можете идти.
Когда дверь закрылась, князь повернулся к Лизе. Она стояла у камина, её профиль освещался пламенем, подчёркивая жёсткий изгиб губ.
— Довольна? — спросил Ефремов, вращая в пальцах перстень с тёмным сапфиром.
— Он выжил. Это… рациональный исход, — ответила Лиза, слишком быстро, слишком ровно.
Князь усмехнулся. Он видел, как её плечи расслабились на волосок, как взгляд бежал к окну, где за туманом угадывались шпили города.
— Рациональный? — он поднялся, подошёл к глобусу в углу комнаты и ткнул пальцем в точку, помеченную как Севастополь. — Теперь Черновы — пепел. Их земли, заводы, союзники — всё это станет полем битвы. Морозов выиграл суд, но война только начинается.
Лиза не ответила. Её ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы.
— И помни, — добавил князь, возвращаясь к столу, — если он оступится, мы не будем его спасать. Даже ради тебя.
Она резко повернулась к выходу, её каблуки отстукали по паркету:
— Он не нуждается в спасении.
Дверь захлопнулась. Князь вздохнул, развернув пергамент с гербом Морозовых. На полях уже были пометки — возможные браки, долги, тайные договоры.
«Интересно, — подумал он, — сколько продержится этот талантливый выскочка? Месяц? Год? Борьбу против сильнейших родов империи не каждый сдюжит.»
В камине рухнуло полено, рассыпав искры. Тень Ефремова на стене изогнулась, будто смеясь.
Номер в гостинице «Империал» напоминал музей: хрустальные люстры, гобелены с охотами на единорогов, кровать с колоннами, словно для римского патриция. Но воздух здесь был густым — не от духов, а от напряжения. Алиса сидела в кресле у камина, её ноги в лаковых туфлях покоились на шелковой подушке. На столе между нами дымился кофе в фарфоровых чашках, а рядом лежала папка с печатями — словно трофей, добытый в бюрократической битве.
— Десять процентов, — она перевернула страницу, щёлкая ногтем по цифрам. — Завод в Севастополе, участок на мысе Херсонес, три счета в Имперском банке. Черновы назвали бы это подачкой. Вы — как?
Я откинулся на спинку стула, чувствуя, как Плюм копается в кармане пиджака, пытаясь стащить серебряную ложку.
— Всего лишь возвращаю владения своего рода. К тому же, в иные регионы я и не лезу. Закон ведь гласит, что победитель, на которого было совершено покушение со стороны дворянина, в случае смерти последнего имеет право на десятину от имущества покойного. Остальное — государству… Вот я и возвращаю то, что когда-то принадлежало моему отцу.
— Это вызовет бурю… — резюмировала Алиса — Это пороховая бочка. — она закрыла папку, её зелёные глаза упёрлись в меня. — Но есть еще одна проблема. По закону, чтобы удержать титул, вам нужен ранг Мастера магии. Чтобы основать княжеский род, во главе семейства должен быть Архимаг. Такой род утрачивает статус княжеского, если в 5 поколениях у них не появляется архимагистр. Чтобы основать графский род, во главе семейства должен быть Магистр. Род утрачивает статус графского, если в 3 поколениях у них нет магов такого уровня. А чтобы основать баронский род, во главе семейства должен быть мастер. Род утрачивает статус баронского, если в роду не появляется мастера в течение 5-ти лет после смерти последнего… Иначе говоря, через три месяца вы — просто Лев Вессарионович. Без «барона».
Я замер. Даже Плюм высунул голову из кармана, уронив ложку с глухим звоном.
— С каких пор титул зависит от ранга?
— С тех пор, как все родовитые семейства, включая ваше, подписали «Кодекс Дворянства», — она достала из сумки потрёпанный том, раскрытый на странице с фамильным гербом Морозовых.
— Мастерство… Кодексы… — я фыркнул, поднимая чашку. — Я вынес Чернова. Разве этого мало?
— Для закона — да. — Алиса встала, её тень заплясала на гобелене. — Вам нужен сертификат какой-нибудь школы магии. Экзамены. Демонстрация силы перед комиссией старых пердунов, которые ненавидят всё, что пахнет новизной.
Плюм вылез из кармана, превратившись в дымчатого кота, и запрыгнул на стол. Его лапа легла на карту Севастополя, будто помечая территорию.
— Значит, придётся потанцевать под их дудку, — пробормотал я, глядя, как пламя в камине отражается в его глазах.
— Если хотите сохранить титул — да. — Алиса подошла к окну, распахнула шторы. Город внизу кишел, как муравейник. — Но учтите: экзамены Гильдии — не дуэль. Там нельзя убить экзаменатора, даже если он оскорбит вашу фамилию.
— Жаль. — я усмехнулся. — А если случайно?
Она обернулась, и в её взгляде мелькнуло что-то вроде азарта:
— Тогда советую сделать это элегантно и сразу же вызвать меня на место преступления.
Плюм мурлыкнул, словно одобряя. Алиса взяла со стола карту Севастополя, свернула её в трубку и протянула мне:
— Завод и земля, считай, ваши. Остались небольшие формальности. Нужно будет обратиться в Имперское казначейство. Я вам помогу. Но не бесплатно. Но потом настоятельно рекомендую вам поступить в какую-нибудь школу. В столице много прекрасных магических учебных заведений с разными уровнями. Иначе всё у вас отберут, как игрушку у ребёнка.
Я взял телефон, зашел в банковское приложение и тут же перевел на счет Алисе крупную сумму денег с щедрыми чаевыми.
— Ладно, — сказал я, поднимаясь. — Похоже, придётся показать этим магам, что мой уровень кратно выше мастерского…
Алиса кивнула, проверяя уведомление на телефоне. Ее глаза расширились от увиденной суммы. Девушка невольно сглотнула…
— Хоть кто-то ценит мою работу по достоинству. Отныне вы мой лучший клиент.
— И единственный, если вы хотите и дальше богатеть… — усмехнулся я.
— Почту за честь. — мурлыкнула девушка.
Плюм прыгнул мне на плечо, его хвост щекотал шею. В отражении окна я видел, как Алиса улыбается.
Девушка терпеливо меня ждала, пока попью чай и хорошенько отмоюсь. Спустя полчаса я был полностью готов к походам по бюрократическому аду. Через минут двадцать такси доставило нас в нужное место.
Здание казначейства напоминало гигантскую каменную гробницу. Мраморные колонны, обвитые бронзовыми змеями, подпирали потолок, расписанный фресками скупых богов, раздающих монеты нищим. В воздухе витал запах пыли, чернил и безнадёги. Чиновники в чёрных мундирах сновали по коридорам, неся кипы бумаг, словно муравьи, тянувшие листья в муравейник-лабиринт.
Алиса шла впереди, её каблуки стучали по плитам, как метроном. Я следовал за ней, пытаясь не свернуть Плюму шею — тот устроился у меня на плече, приняв облик горностая с глазами-изумрудами. Его лапки впились в ткань пиджака, будто он чувствовал, что здесь даже воздух пытается украсть что-нибудь.
— Барон Морозов желает забрать свое… Сейчас. — Алиса швырнула папку на стойку клерка, тощего мужчину с лицом, напоминающим высохший пергамент.
Тот вздрогнул, поправил очки и пробормотал:
— С-согласно регламенту, сначала требуется заполнить форму 17-Б, заверить у нотариуса, потом…
— Регламент, — перебила Алиса, доставая из сумки судебное постановление с красной печатью, — гласит, что при наличии вступившего в силу вердикта передачи имущества, оно может быть осуществлено в течение трёх часов. Статья 89, параграф 4. Или вы хотите объяснить Императору, почему его указы игнорируют?
Клерк побледнел, словно его облили молоком. За его спиной зашевелились тени — старший чиновник, пузатый, как бочка, с седыми усами и глазами-щелочками, подошёл, шаркая туфлями.
— Барон Морозов, — он протянул слово «барон», будто это ругательство. — Казначейство не выдаёт активы по первому требованию. Нам нужны… проверки.
— Каких ещё проверок? — я упёрся ладонями в стойку. Плюм зашипел, сверкая зубами. — Вы десять лет закрывали глаза на запрещенные артефакты Черновых, а теперь внезапно озаботились законностью?
Чиновник надул щёки, как жаба:
— Без личных печатей наследников, без инвентаризации…
— На нашей стороне заключение суда и закон. — менторским тоном сказала Алиса. — Или вы намекаете нам на взятку? У меня много знакомых прокуроров. Может, шепнуть им, чтобы они инициировали проверку вашего отделения? И лично вас?
Пузач замер. Его пальцы затрепетали, перебирая цепочку от карманных часов.
— Не надо кипятится, госпожа! Что вы в самом деле! Сейчас все будет готово! — засуетился клерк.
И его «сейчас» превратилось в полчаса ожидания. Нам, наконец-то, вручили железный ларец. Внутри лежали пожелтевшие документы на участок неподалеку от моего имения, счета в банке и гербовая бумага с отметкой завода «Стальмаг».
Старший чиновник поправил жиденькие волосы на затылке, едва скрывая ярость:
— Поздравляю. Надеюсь, завод вам не сожгут.
— Не переживайте, — я захлопнул крышку ларчика, чувствуя, как Плюм перекидывается на моё другое плечо. — У меня будет хорошая противопожарная система.
На улице Алиса распахнула зонт — начал накрапывать дождь.
— Завод в Севастополе, — сказала она, глядя, как капли стучат по крышке ларца. — Там ещё остались те, кто верен Черновым. Будьте осторожны.
— О, не переживайте. Я умею находить общий язык с людьми. — усмехнулся я.
Уголок столовой Императорского магического университета напоминал улей: гул голосов, звон ложек о тарелки, запах жареной рыбы и застоявшегося компота. Голицын и Волконский сидели у окна, заваленного конспектами и кружками с остывшим чаем. На столе лежала газета с заголовком: «Барон Морозов: убийца или жертва?»
— Ты видел это? — Голицын, рыжеволосый и веснушчатый, ткнул пальцем в портрет Льва. — Говорят, он голыми руками вырвал сердце у Чернова. И съел!
Волконский, высокий брюнет с вечной тенью недоверия в глазах, отодвинул газету:
— Не гони, Гольц. Мы же знаем Льва. В прошлом походе в портал он был славным парнем. Он по-любому невиновен. Наш друг — «Сердцеед»? Только если дамский.
— Дамский? — Голицын понизил голос, оглядываясь. — И верно… Твоя правда. Помнишь, какие он артефакты продавал на площади в Севастополе. Там люди с ума сходили от любви.
— Лев далеко пойдет. Вот увидишь! Нужно держаться за него, — Волконский нахмурился, но пальцы сжали край подоконника. — И вообще, Черновы сами гады. Отец Льва…
— Отец Льва давно умер! — Голицын перебил, швырнув в него смятый бумажный стаканчик.
— И мы оба знаем, кто ему помог в этом. — резонно заметил Волконский, проверяя свой пиджак на предмет пятен. — Так что все по чести. Любой бы из нас попытался отомстить за отцов, какими бы строгими они не были.
— Твоя правда… — понуро опустив голову, согласился Павел. — Он с нами одного возраста, а уже мастера завалил! Мы в сравнении с ним жалкие ничтожества!
— Ну так не за юбками надо ухлестывать, а больше учиться и тренироваться! — бросил Алексей. — И как знать, может когда-нибудь мы его догоним!
— Куда сейчас пойдем? На лекцию? Или посмотрим на девчонок на физкультуре?
— Сила — это хорошо… Но девушки еще лучше… — Тяжело вздохнул Волконский, и два друга неспешно направились в сторону стадиона — вдохновляться на будущие подвиги…