Крафтер II

Глава 16

Вечер над родовым имением Зубовых опускался мягко, золотисто. Лёгкий ветер гнал по аллеям запахи роз, смешивавшиеся с дымком от камина, где потрескивали свежие поленья. Старый особняк рода Зубовых словно выдохнул — после долгого дня в нём воцарилась почти умиротворяющая тишина… если не считать тяжёлого дыхания главы семьи.

— Ты… что⁈ — гулкий голос пробежал по высокому залу, отражаясь от тиснёных потолков. — Портал, Дмитрий⁈ Без сопровождения! Без уведомления! Без разрешения⁈ Да ты с ума сошёл! — барон Зубов-старший, пухлый, лоснящийся от жары и беспокойства, почти вскакивал с кресла, но габариты и давление не позволяли ему долго оставаться в вертикали. Он снова осел, но глаза его метали молнии.

Дмитрий стоял у камина, опершись локтем о каминную полку. Высокий, стройный, сдержанный — его спокойствие раздражало отца пуще самого поступка.

— Отец, мы вернулись живыми. Даже не просто живыми — успешными. Мы с Морозовым вытянули достаточное количество трофеев. Ты знаешь, во сколько оценили мою долю? — голос его был спокоен, почти ленив, но с тем особым оттенком, от которого у старика начинала дрожать щека.

— Мне плевать! — взвизгнул Зубов-старший и схватился за грудь, роясь в кармане в поисках мятной конфеты. — Ты хоть понимаешь, кто такой этот Морозов⁈ Да он… он… он псих! Сумасшедший! Говорят у него артефакты грызут людей заживо, а он потом это рисует! А ты с ним по порталам шляешься, будто у тебя за спиной нет рода и титула!

— Именно потому и шляюсь, — отозвался Дмитрий, поднимая взгляд. Взгляд этот был твёрд и холоден. — Потому что за спиной есть род. И титул. А значит, не имею права сидеть в этом пыльном кресле, набивать брюхо виноградом и бояться собственной тени.

Старик чуть не поперхнулся.

— Как ты со мной разговариваешь…

— Как мужчина с мужчиной, отец.

Тишина легла густо и тяжело. Только часы на стене продолжали отсчитывать секунды.

Барон Зубов медленно выдохнул, стиснув пальцы на подлокотнике. Потом, медленно, устало, сказал:

— Я… не хочу потерять тебя. У меня никого, кроме тебя, нет. Ты — всё, что у меня осталось. Не считая мамы, разумеется, но… Если с тобой что-то случится в этих безумных порталах, я…

— Я знаю, — тихо сказал Дмитрий. — И я тоже тебя не хочу терять. Но я не стану жить в хрустальной клетке. А насчёт Морозова… — он усмехнулся. — Да, он безумен. Но он гениален. И я не собираюсь отворачиваться от человека, с которым можно перевернуть мир. Даже если ради этого придётся пару раз прыгнуть в пасть чудовищу.

Барон закрыл глаза, махнул рукой.

— Ладно… ты упрямый, как твоя мать. Делай, как знаешь. Но, чёрт побери, в следующий раз хотя бы предупреди. Я чуть инфаркт не схватил, когда не смог найти тебя ни в одной точке города!

— Обещаю, в следующий раз, прежде чем прыгнуть в портал, позвоню тебе с той стороны. — Дмитрий ухмыльнулся и подошёл к креслу, похлопал отца по плечу. — Всё будет хорошо. И, кстати… часть добычи я уже продал. Деньги поступят завтра. А я заказал тебе новый автоматический массажёр. Тот, что с гидрокреслом. Расслабься наконец, отец.

Барон Зубов только охнул и закрыл лицо ладонью. Вдруг на массивном дубовом столе зазвонил телефон. Резко, грубо, как будто кто-то бил в колокол, возвещая беду. Старик Зубов вздрогнул и, бросив на сына короткий взгляд, взял трубку.

— Барон Зубов, слушаю… — голос его стал официозным, собранным, как всегда, когда он говорил с теми, чьё мнение имело значение.

Дмитрий не вслушивался — он и не пытался. Он видел. Видел, как по лицу отца медленно ползёт тень. Сначала брови взлетели вверх — удивление. Потом глаза расширились — неверие. Лицо побледнело — тревога. А затем подбородок задрожал. Рука с телефоном чуть опустилась, и старик перевёл взгляд на сына, будто впервые его увидел.

— Да… понял. Спасибо… Да, разумеется. Держите меня в курсе… — голос стал почти механическим. Щелчок. Зубов-старший положил трубку и уставился в камин, словно ища там смысл мира.

— Отец? — Дмитрий выпрямился. — Что произошло?

— Морозов… — выдохнул старик. — Лев Морозов. Чёрт побери…

Он поднял глаза, в которых смешались ужас, изумление и что-то ещё — древняя тревога, как будто мир покачнулся.

— Он вырезал Черновых. Всех. В столице. — голос его дрогнул. — Гвардейцев, слуг, наследника, самого Игоря… всё поместье сгорело дотла.

Дмитрий прищурился. Его лицо осталось спокойным, но внутри он словно сделал шаг в пустоту.

— Ты уверен?

— Мне позвонили с самого верха. Они не шутят с такими вещами. Игорь был… Мастером. А Морозов… просто раз — и сжёг его.

Тишина звенела.

— Кто же такой этот Морозов? — прошептал старик.

Выйдя из здания казначейства, я на секунду задержался у дверей, прикрыв глаза. Город встретил меня прохладой, накрапывающим дождем и сизым петербургским воздухом — влажным, промасленным, с привкусом истории и чего-то вечного, как старая библиотека. Я опустил взгляд на увесистый железный ларец и с легким щелчком опустил его в сумку-бездну.

Одно дело было сделано.

И, честно сказать, меня не покидало ощущение легкого недоумения: всё прошло слишком быстро. Столько событий… Прием, дуэль, занимательная экскурсия со смертельным исходом, тюремное заключение, суд.

Тем не менее, после всего произошедшего, я чувствовал… опустошение. Не то чтобы я рассыпался в песок — нет, я держался. Но где-то внутри осталась воронка после того боя в особняке Чернова. Я тогда сжег себя. Не до конца — но сильно. Как губку, которую скрутили в кулаке до последней капли. Магия текла во мне вяло, с хрипами, как запоздалый кашель у старого дракона. Плевать. Переживу. Переживал и хуже.

Я глубоко вдохнул, снова расправил плечи. Пора было нащупывать следующую волну. Она уже поднималась — я чувствовал это кожей, дыханием. Интерес ко мне разгорался. Столица гудела. Уже скоро должно было начаться веселье, нужно было лишь немного подождать.

Но прежде… Я повернулся к Алисе, которая вышагивала рядом со мной уверенно, легко, с тем самым выражением лица, которое бывает только у женщин, знающих себе цену и способных выиграть спор с прокурором, даже не повышая голоса.

— Алиса, — сказал я, чувствуя, как голос вяжется с усталостью, — а где у вас в этой северной столице можно… ну, культурно провести время? Желательно, чтобы с красивыми залами, и чтобы не стреляли.

Она едва заметно улыбнулась краешком губ, как будто ожидала этот вопрос.

— Начни с Эрмитажа, — ответила она, не замедляя шаг. — Там тихо, красиво и много золота. Думаю, тебе понравится.

Я хмыкнул, едва заметно.

— Звучит почти как приглашение на бал. Надеюсь, у них там есть что-то, что я еще не делал.

— Эрмитаж, Лев, — сказала она, повернув голову. — Там есть всё.

Ну что ж. Золото, тишина, бессмертные картины. Пожалуй, это именно то, что мне сейчас нужно.

— А что если… — протянул я, подхватывая Алису под локоть, — ты составишь мне компанию в этом культурном сафари? Обещаю не воровать картины и не приставать к экскурсоводам. Разве что немного.

Она усмехнулась — глаза блеснули с тем самым блеском, от которого многие судьи невольно теряли ход мысли.

— С удовольствием, — ответила она. — Но если ты всё-таки решишь украсть что-нибудь из Эрмитажа — просто скажи. Я подготовлю стратегию защиты.

— Вот за что я и стал тебя ценить, Алиса. За твою веру в меня. И твою абсолютную, нездоровую готовность отмазать меня от любого кошмара.

Мы вошли в Эрмитаж с видом, будто это наш летний дом. Я — в хорошо сидящем костюме, она — с осанкой, которая заставляет мраморных статуй чувствовать себя недостойными.

Сначала всё шло чинно. Минут десять. А потом…

— Это Рембрандт, — шепнула Алиса, остановившись у портрета.

— Как скучно. Никакого намека на магические руны, кровь не капает, никто не орет… Разве это искусство?

— Он считается гением светотени, — терпеливо пояснила она.

Я вгляделся в портрет.

— Мгм… А можно я сделаю так, чтобы он мне подмигнул?

— Нет, Лев.

— А если совсем чуть-чуть, буквально легонько, мини-анимация?

— Ты обещал.

Вздохнув, мы двинулись дальше. Я, как человек, неспособный пройти мимо магически насыщенных предметов, вдруг остановился у одного из залов, чувствуя странную энергетику.

— Эта картина… — я сощурился. — В ней что-то есть.

— Да, называется «Святой Себастьян». Христианская драма, муки, стрелы, всё как ты любишь.

— Нет, ты не поняла. Там буквально что-то есть.

Я потянулся пальцем к полотну. Плюм, болтаясь рядом в форме тонкой струйки дыма, что-то прошептал в предостерегающем тоне, но кто же его слушал?

Картина задрожала. Святой Себастьян моргнул. Моргнул! И внезапно вздохнул. А потом пожаловался голосом томного итальянца:

— Мне неудобно. Эти стрелы уже сто лет как раздражают.

В зале началась лёгкая паника. Я прижал палец к губам:

— Тише, брат, я потом загляну, подправлю тебя. Пока просто замри… И лицо. Лицо чуть назад. Вот так. Идеально.

Картина замерла. Секьюрити нервно суетились. Алиса делала вид, что ничего не видела. Я кивнул:

— Искусство.

В зале античной скульптуры Плюм решил поиграть в мимику и превратился в точную копию античного бюста… но с его фирменной ухмылкой. Я встал рядом, начав позировать в той же позе, что статуя Гермеса, и вдруг сделал «жест кентавра», который, мягко говоря, не каноничен.

Группа школьников восприняла это как начало флешмоба. Через минуту половина зала стояла в нелепых позах. Экскурсовод, отчаянно пытаясь восстановить дисциплину, получил аплодисменты и думал, что теперь он современный перформанс-художник.

Алиса снимала всё это на телефон, с трудом сдерживая смех.

— Если ты хочешь, чтобы нас сюда больше не пускали — ты на верном пути, — сказала она, вытирая слёзы от смеха.

— Они просто не готовы к настоящему искусству.

Далее мы с Алисой попали в зал, где стояли старые троны из разных эпох. Один особенно притягивал — обитый чёрным бархатом, с гербом, что смутно напоминал двуглавого орла, но с третьим глазом посередине.

— Не садись, — сказала Алиса, глядя на меня с подозрением.

— Я просто… проверю устойчивость конструкции.

Я сел. Секунда — и зал замерцал. Вдруг я оказался сидящим на троне в мраморном зале, окружённый тенями в мундирах. Они шептали: «Великий! Артефактор! Возьми власть!»

— Нет, спасибо, я уже брал. Тяжело. Сильно давит на поясницу, — буркнул я и встал.

Зал вернулся в реальность. Алиса, смотря на меня, спросила:

— Где ты был?

— В альтернативной монархии. Неплохой интерьер, кстати. Немного пафоса — и всё готово.

Чем дальше мы шли по залам Эрмитажа, тем больше я чувствовал… взгляды. Нет, не обычные, восхищённые или подозрительные — а профессионально-холодные, выверенные, ровно такие, какими гвардейцы смотрят на объект повышенного внимания. Или на мину в школьном рюкзаке.

Через пару минут после того, как оживлённый бюст Екатерины Великой подмигнул мне и выдал «Ну ты и шалун, барон», за мной уже шёл целый мини-кортеж из охранников. Шестеро. Один с наушником. Один с папкой. Один вообще с каким-то волшебным сачком — не хочу знать, зачем.

— У тебя… фанаты, — хмыкнула Алиса, глядя, как хвост из сотрудников службы безопасности исподтишка нас сопровождает.

— Официальная охрана после визита в суд. Очаровательно. Значит, мне ещё и статус VIP выдали. Very Inconvenient Person.

— Ну хоть не выгнали, — философски заметила она.

— Да, но после того, как я кивнул скульптуре и она повернула голову — желание любоваться искусством как-то… поубавилось. Пожалуй, хватит культурного просвещения на сегодня.

Мы синхронно развернулись на каблуках — Алиса стильно, я слегка напряжённо, и направились к выходу. За нами, как верные тени, потянулись охранники. Где-то на втором пролёте я обернулся и махнул им рукой:

— Мужики, можете расслабиться. Восстания экспонатов сегодня больше не планируется.

— Да-да, конечно, — буркнул один и незаметно сделал что-то в рации.

— Потрясающе. Я стал достопримечательностью в музее достопримечательностей, — вздохнул я.

С улицы нас обдало бодрящим ветерком Петербурга. Я вдохнул прохладный воздух и вдруг ощутил, насколько голоден. После суда, после Эрмитажа, после разговора с ожившей живописью, которая обозвала меня «грешным вором времён», хотелось только одного — сесть, расслабиться… и сожрать что-нибудь кроме тюремной баланды.

— Алиса, а не знаешь ли ты… место, где подают что-нибудь вкусное?

Она сверила что-то в телефоне и кивнула:

— Есть одно заведение. Уютно, тихо… и с очень хорошей кухней. Говорят, туда ходят судьи, чиновники и люди, у которых слишком много секретов.

— Превосходно. Надеюсь, их борщ не взрывается при перемешивании.

— За это не ручаюсь.

Мы двинулись в сторону ресторана, наконец без хвоста. Охранники остались у ворот музея, переглядываясь, будто не знали — смеяться им или срочно звать экзорциста.

А мне было всё равно. Я шел рядом с красивой женщиной, у меня в сумке был железный ларец, в душе — легкая тень хаоса, а в сердце — жгучее желание съесть горячий стейк.

В итоге мы отлично провели время в ресторане. И я сейчас не только о еде.

Алиса заказывала легко и со вкусом, смеялась звонко, но никогда глупо, отвечала на подколы с изящной иголкой в голосе. Этот вечер ускользал от формальностей — мы не были больше просто «подсудимым» и «защитником», и, скажу честно, это меня чертовски радовало.

Вино разливалось неспешно, взгляд становился мягче, интонации — ниже. Я флиртовал, не особо стесняясь. Кто бы сомневался! После всех моих подвигов и изнуряющего ада последней недели, я чувствовал, что заслужил… нет, не отдых — искру. Простую, живую искру человеческого желания, которое долго копилось и наконец вырвалось наружу.

А она? Она не отводила взгляда, слегка кусала губу, поправляла прядь рыжих волос с движением, которое можно было счесть нечаянным — если бы не делалось это уже в пятый раз.

Негласное согласие было дано. Мы понимали друг друга без слов.

Ночь в моём гостиничном номере была… долгой. Плотной, как расплавленный янтарь.

Я не стану рассказывать подробностей — не потому, что это тайна, а потому, что некоторые вещи не требуют описания. Они чувствуются кожей, памятью пальцев и дыханием, слипающимся в темноте.

Алиса оказалась такой же страстной, как и умной. Никакой сдержанности, никакой игры на публику. Только она и я — два живых существа, наконец позволивших себе сбросить маски и быть настоящими.

В какие-то моменты мне казалось, что в воздухе трещит магия — но нет, то просто наше дыхание сливалось с дыханием города за окном.

Когда я проснулся — солнце уже проникало сквозь шторы, как вор, проскользнувший в нашу маленькую крепость наслаждения. Алиса спала рядом, на пол-лица прикрывшись простыней, волосы раскинуты, как огонь по шелку.

Я откинулся на подушку и тихо выдохнул. Чёрт возьми, я почти забыл, как это — чувствовать себя… живым. Не магом, не бароном, не мастером. Просто — мужчиной.

— Доброе утро, — пробормотал я, зевнув.

— М-м… если ты собираешься снова нарушать закон — хотя бы предупреди, я возьму выходной, — раздалось ленивое бурчание с подушки.

Я рассмеялся. Жизнь снова наладилась.

Леди Вера Таринова сидела в своём кабинете, поглощенная туманными мыслями, когда магический зеркальный экран перед ней замерцал, и на нём появился профиль графа Александра Драгоцкого. Его лицо было напряжённым, а из всех черт его холодного, всегда уверенного характера вырвалась искренняя обеспокоенность.

— Леди Таринова, — его голос был сухим, с оттенком напряжённости. — Я не могу не заметить, что наши планы рушатся. Ты ведь знаешь, как я переживаю за это.

Леди Таринова ответила не сразу, продолжая наблюдать за зеркалом. Она уже поняла, что ситуация стала куда более опасной, чем планировалось. Барон Алексей Чернов был не просто убит — его род оказался вырезан под корень. Всё, что они строили с таким трудом, рассыпалось в пыль. Вера вздохнула, и её тон стал холодным и расчётливым.

— Да, Чернов погиб. Его род тоже. И что самое странное — это случилось не по нашему плану, — она подчеркнула последние слова, словно пытаясь подчеркнуть важность этого факта. — Но всё это вторично. Ты посмотри на то, что происходит с Морозовым. Мы не учли его в расчётах.

Граф на мгновение замолчал. Леди Таринова видела, как на его лице отразился растерянный взгляд. Он не был человеком, склонным к сомнениям, но это дело вызывало у него беспокойство. Его методичные исследования алхимии и магии, которые всегда основывались на точных данных, никак не вязались с тем, что происходило с юным бароном.

— Что значит «не учли»? — спросил Драгоцкий, сдвигая брови. — Это невозможно! Он выжил после всех наших усилий… Как ты объяснишь, что он жив, и теперь вся эта ситуация катится в пропасть?

Леди Таринова усмехнулась, но в её глазах было что-то тревожное. Она подняла палец к губам, обдумывая слова.

— Он не просто выжил, Драгоцкий. Это не случайность. Я слежу за ним, и… что-то не так с этим человеком. Он не просто маг, как все остальные. Он что-то большее. Мы недооценили его способности.

Граф едва ли мог скрыть свою тревогу. В его голосе появилась едва уловимая нотка раздражения.

— Так это выходит, что теперь мы не можем даже контролировать наши собственные действия? Он настолько сильнее, что все наши попытки устранить его оказываются тщетными? Что с черным рынком? Как такое возможно, что все наёмники отказываются принять заказ на его голову?

Леди Таринова облокотилась на стол, её взгляд потемнел.

— Это… серьёзно. Столько лет, столько усилий, а теперь все исчезает, как дым. Наёмники, с которыми мы работали, боятся его. Все эти разговоры о «Морозове-убийце», и теперь, хоть его голова и стоит баснословную сумму, никто, похоже, не желает связываться с этим заказом. Я слышала, что даже те, кто готов был бы ради прибыли, избегают его.

Драгоцкий мрачно кивнул. В его глазах был явный след беспокойства, а его напряжённый вид говорил о внутренней борьбе.

— Это выходит за пределы обычного. Мы, видимо, слишком многого не знали о нём. Не могу поверить, что всё пошло так катастрофически неправильно. Но что нам теперь делать?

Леди Таринова помолчала, явно обдумывая, что делать дальше. Проблема с Морозовым была настоящей головной болью, и, несмотря на её привычку к контролю, она ощущала растущее чувство тревоги. Она не могла позволить себе ошибаться в этой ситуации. Всё, что они строили, рушилось на глазах.

— Нам нужно время, — наконец сказала она, сдерживая в голосе раздражение. — Нужно потратить его на то, чтобы понять, как этот человек думает, какие его слабости. Я не верю, что он непобедим. Сам по себе он силен, но если мы соберём всё, что знаем, мы найдём его слабое место. Мы должны просто быть умнее, чем он.

Драгоцкий задумался, затем ответил более решительно, хотя его голос всё ещё отражал обеспокоенность.

— Если мы не успеем, он нас уничтожит. Он теперь, по сути, стал «неприкосновенным». Все эти наёмники отказались от нашей просьбы, а значит, дальше действовать по старому плану будет невозможно. Как мы его остановим?

Леди Таринова отвернулась от зеркала и выпрямилась.

— Мы не можем позволить себе ошибаться. Найдём путь, как и всегда. Но теперь всё будет не так, как было раньше. Мы заставим его сыграть по нашим правилам. И если Морозов жив, то это всего лишь временное явление.

Зеркало померкло, а на лице Тариновой появился зловещий блеск — готовность действовать по новому сценарию, где они не потерпят ещё одной неудачи.