Король сусликов

ГЛАВА 2

Зима выдалась практически бесснежной, а весной не выпало ни капли дождя. К июлю окончательно установилась жуткая сушь. Жарко, без осадков, и ни облачка на небе. Сенокосные угодья превратились в поля, покрытые красной пылью, словно на Марсе.

Хлопья тополиного пуха висели в воздухе на Мейн-стрит, напоминая крошечных волшебных фей в белых одеждах. Страшась пожаров, городской совет принял решение отменить фестиваль фейерверков, который обычно проводился на День независимости.

Лесной пожар начался на горе Беллиэйк, протянув свои огненные пальцы к городу по склонам, поросшим тополями. В ночи теперь отроги гор местами мерцали и переливались, словно уголья. Наверное, именно так в стародавние времена выглядели эти склоны в темное время суток, когда ковбои становились на привалы и разводили костры, чтобы приготовить ужин.

На улицах города, подобно бродячим псам, стали появляться койоты. Они были с опаленными шкурами и выглядели больными. Кого-то из них пристрелили — просто так, для развлечения, поскольку оружие в этих краях водилось у каждого. Впрочем, постепенно народ стал привыкать к койотам, и они уже не вызывали ни у кого изумления, как и лоси, что, гонимые пламенем пожаров, прибегали на парковку у почты.

Постепенно привыкли и к вою койотов. Они голосили непрерывно, по несколько часов кряду, иногда ненадолго смолкая, будто бы повинуясь взмаху палочки невидимого дирижера.

Весь край внезапно преобразился, стал неузнаваемым. В воздухе висело ощущение, что где-то там в горах поселилось нечто чуждое и злое.

Лесной пожар стих, потом начался снова. Опять сошел на нет и начался заново. Затем, выдержав паузу, полыхнул вновь. Лес горел, пока не прибыли на помощь пожарные бригады из Монтаны — они-то и помогли взять ситуацию под контроль.

Я решил воспользоваться затишьем, чтобы съездить в Денвер в больницу для ветеранов. С одной стороны, мои кошмары становились все безумнее и нелепее, а с другой — мой психиатр хотел меня обследовать и внести корректировки в лечение.

И вот я уже второй день в больнице. Жду медсестру, а тем временем ломаю голову — чем же себя занять. Знали бы вы, через какое количество анализов меня прогоняет Дядюшка Сэм! А сколько я таблеток сожрал! Сколько изнывал от безделья в приемных покоях больниц! Порой мне вводят препараты с помощью медицинских пластырей: синих, розовых, зеленых, украшенных логотипами фармакологических компаний. Еще я пью лекарства из крошечных, как наперстки, стаканчиков. Когда начинает казаться, что у меня вот-вот сорвет крышу и я рехнусь окончательно, я глубоко дышу — в точности как учил мой психиатр.

Сейчас подобное со мной происходит каждый день, и потому психиатр, доктор Нгуен, велит постоянно чем-нибудь занимать голову.

Когда медсестра заходит в приемный покой неврологического отделения и тщетно силится выговорить мою фамилию: «Пре… Презу… жу… же», я, не дожидаясь, поднимаю руку, встаю и следую за девушкой.

— А как на самом деле произносится ваша фамилия? — спрашивает девушка.

Я отвечаю, и она улыбается:

— Что-то у меня совсем не получилось, да?

Она закрывает дверь, и я снова остаюсь в одиночестве.

Утром мне дают таблетку, чтобы я смог расслабиться перед последним обследованием. Я закрываю глаза, стараясь не думать, что впереди дорога домой — два часа за рулем. Мне не давали покоя мысли о лесном пожаре в Булл-Ривер Фолз, и я искренне надеялся, что девушка, которую я нанял, чтобы та написала передовицу для выпуска на этой неделе, все сделает к моему возвращению.

Где-то далеко, в конце коридора, кто-то спустил воду в туалете. Загудели трубы. Всего этого оказалось достаточно, чтобы мысли смешались и в голове началась чехарда.

Я тяжело вздохнул, вслушиваясь, как звякнула защелка двери туалета. Из коридора донеслись шаги. Кто-то прошел мимо комнаты, в которой я расположился. Я сидел в кресле с откидной спинкой и вспоминал, как мальчишкой смастерил испанский галеон, пустив в дело коробку из-под молока и пластиковые трубочки для коктейлей. Ветер наполнил треугольные паруса из бумаги, и я на своем могучем корабле пустился в плавание на поиски сокровищ по волнам синего моря, которым служила лужа на заднем дворе. Я был силен и отважен. Я воображал себя Эрролом Флинном, спешащим на помощь Арабелле, чтобы спасти ее от опасностей и невзгод[3].

Эррол Флинн… Теперь-то вы понимаете, сколько мне лет?

И всю эту вереницу мыслей породил звук сливающейся воды в туалете.

Почувствовав, что голова снова идет вразнос, я прибег к еще одной мере, которая, как я в последнее время выяснил, помогала обуздать безумные метания моего сознания. Я принялся разбирать винтовку М-16.

В первую очередь нужно убедиться, что оружие полностью разряжено. Отделите магазин нажатием на кнопку защелки магазина, расположенную с правой стороны спусковой коробки. Отведите назад планку перезарядки и осмотрите патронник. Полюбуйтесь, как он красиво поблескивает изнутри, и убедитесь еще раз, что там нет патрона, а то еще, блядь, грохнете кого-нибудь ненароком. На этом этапе вы даже сможете ощутить легкий аромат смазки, занятный такой запах, вроде как у бананов или машинного масла. При правильном освещении патронник поблескивает, словно масляное пятно на воде. Теперь отыщите чеку, она располагается над рукоятью в задней части спусковой коробки. Подцепите эту сраную чеку чем-нибудь типа пули, поскольку обычными пальцами ее не вытащишь, и скажите спасибо гению, который разработал эту винтовку. Ну что, справились? Коли так, теперь вы можете сдвинуть вверх заднюю часть ствольной коробки — сейчас ее держит лишь еще одна сраная чека.

Послышались шаги медсестры — у нее скрипучие туфли. Она приклеила к моей голове датчики с проводами и что-то отметила у себя в блокноте. Внимательно изучив синее изображение моего мозга на встроенном в стену экране, медсестра с мрачным видом заявила, что у меня слишком высокий уровень катехоламинов.

— А глюкокортикоидные рецепторы вообще никуда не годятся, — добавила она.

— Подналягу на чернослив, — отозвался я.

— Думаете, я с вами шутки шучу. — Медсестра ткнула пальцем в экран.

Участок моего мозга, на который она показывала, немного напоминал скомканную карту Ямайки, примостившуюся рядом с еще одним пятном красного цвета, выглядевшим совсем как Патагония, упиравшаяся острым, словно обломок зуба, концом в Магелланов пролив. Я всегда бредил морем.

— А гиппокамп у вас очень маленький.

Медсестра протянула мне рецепт на очередной вагон лекарств и голосом, в котором явно чувствовалась безнадега, принялась перечислять все виды терапии, которыми меня безуспешно лечили за государственный счет на протяжении долгих лет. Чего только не перепробовали: и йогу, и гимнастику цигун, и практику рэйки, и анималотерапию (меня заставили завести овчарку), и глубокий мышечный массаж, и медитацию, и ароматерапию, и фитотерапию…

Во время этого визита, состоявшегося вскоре после того, как я попытался покончить с собой у себя на кухоньке, повесившись на нейлоновой веревке двойного плетения, которая должна была выдержать трех таких, как я, мне пришлось два часа просидеть в тускло освещенной комнате в специальных гигантских очках. Мне объяснили, что это экспозиционная терапия и она, мол, поможет без всякого вреда для меня воссоздать обстановку, в которой я получил психологическую травму.

«Обстановку» — ишь как они это назвали.

В больничной палате с полом, крытым бугрящимся линолеумом, и стенами с бесчисленными военными плакатами и картой США с воткнутыми в нее разноцветными булавками, пахло дрожжами, словно здесь кто-то пек хлеб.

Медсестра осмотрела розовый рубец на моей шее и застучала по клавиатуре ноутбука, украшенного улыбающимися рожицами-стикерами.

— Веревка оборвалась?

— Ага. Она ведь крепкая — лодку можно на буксире тащить. Но оборвалась.

— Лечащему врачу сообщили? — спросила она, продолжая печатать.

— Моему новому психиатру? Ага, — соврал я. — Доктору… как там бишь его?

— Доктору Нгуену, — кивнула медсестра.

Я посмотрел на пестрый калейдоскоп своего мозга на экране. Пробежался глазами вдоль побережья Аргентины на север, вперив взгляд в то место, где в моем свихнувшемся мозгу неподалеку от берега на востоке расположились оранжевые, как тыква, Фолклендские острова.

— Да, мы с ним поговорили, — снова соврал я. — Все под контролем.

— Вот и славно. — Медсестра с явным облегчением поставила галочку где-то у себя в блокноте и протянула руку для рукопожатия: — Ждем вас в следующем месяце, мистер…

Я снова назвал свою фамилию.

— Прж… Прз… — попыталась воспроизвести ее медсестра. Выглядела бедняжка так, словно ее пытался ущипнуть кто-то невидимый.

— Ну да, что-то в этом духе, — похвалил я.