ГЛАВА 12

В туалете я налепил себе на грудь медицинский пластырь — еще одно средство от депрессии и тревожных расстройств, которое мне порекомендовали в клинике для ветеранов.

Из динамика радио, настроенного на полицейскую частоту, я услышал голос диспетчера, сообщавшего о новом очаге возгорания — на этот раз неподалеку от заброшенного шахтерского поселка. Потом на связь вышел кто-то еще и сказал, что пламя распространяется в направлении горнолыжного курорта, на котором по приказу федералов прекратили все работы из-за того, что строители натолкнулись на индейское захоронение.

Это был последний пластырь из коробки с пробниками лекарств, у которых истек срок годности. Я быстренько провел инвентаризацию оставшихся медикаментов, стоявших на полке. Диазепам в низкой дозировке. Еще есть алпразолам. Витамин В12 в капсулах. Большая баночка с овальными сине-лиловыми таблетками — такими красивыми, что аж прямо жаль глотать. В груди застучало, сердце ухнуло куда-то вниз и замолотило там по ребрам. Кровь пульсировала в висках.

Мне снова вспомнился Льюис Мэриуэзер. Я представил, как он приставляет громоздкий армейский кремневый пистолет к груди, неуклюже кладет палец на изящно выгнутый спусковой крючок. Глухо щелкает курок, ослепительная вспышка пороха, свинцовый шарик-пуля пробивает камзол и попадает в сердце…

Как там сказал Джефферсон? «Тяга душевного бремени…»

Я вышел на улицу. Черный асфальт на Мейн-стрит поблескивал от жары.

И тут я увидел своих покойных родителей.

Они шагали, взявшись за руки, и выглядели гораздо моложе, чем я их помнил. Легкий ветерок раздувал мамины волосы. Она обернулась, ласково улыбнулась мне и помахала рукой, будто мы виделись совсем недавно, после чего неспешно пошла с отцом дальше. Отец так и не оглянулся. При мысли о том, что я уже не помню, как звучат их голоса, у меня заныло сердце.

Суслик высунул голову из норы, вырытой возле моего крыльца. Как я уже говорил, дома у меня располагается редакция «Вестника Булл-Ривер Фолз», газеты, основанной в начале девятнадцатого века то ли рудокопами, то ли пьяницами. Кем именно, я не знал. Не газета — одно название. Тридцать две страницы, и то в лучшем случае. Впрочем, мне удается сводить концы с концами.

Из ушей Чаза торчали беспроводные наушники, работавшие от айпода, закрепленного на лапе с помощью липучки. Его величество был в футболке с изображением участников группы Jefferson Starship, причем на месте рта солистки зияла дыра, отчего казалось, что Грейс Слик на меня кричит. На голове чернел берет с эмблемой Сусличьей народной армии. Присев на край норки, одной из сотен, что выкопаны по всему городу с разведывательными целями, Чаз принялся чистить М-16, время от времени с улыбкой поглядывая на меня.

Голова шла кругом. В ушах звучали знакомые голоса, один из которых снова закричал: «Дристня!»

— Сегодня мы пойдем в атаку на четвертую стартовую зону в гольф-клубе, — сообщил мне грызун будто бы между делом и направился в сторону только что севшего крошечного транспортного вертолета «чинук», повисшие лопасти которого все еще продолжали медленно вращаться.

Через несколько минут король сусликов выбрался из «чинука» и вперевалочку направился ко мне. Он едва шел под весом взваленного на себя оружия. Такой пестрой коллекции армейского снаряжения я в жизни не видел. На бронежилете имелось около десятка карманов на молниях, до отказа набитых всякими самыми современными военными штуковинами. В лапах он держал снайперскую винтовку, со стороны чем-то напоминавшую вертикальный пылесос. Мне подумалось, что это AWC G2 под натовский патрон 7.62x51, но уверенности в этом не было. «Ну и морока, наверное, чистить такую бандуру», — мелькнула мысль.

К поясу Чаз прикрепил три запасных магазина на двадцать патронов. Суслик был в каске, кожаных перчатках и десантных ботинках.

Я сказал Чазу, что у меня куча важных дел, надо готовить свежий номер газеты, а его вчерашнее приземление на лобовое стекло моего пикапа спутало мне все планы. И это помимо того, что я практически не спал, а лекарства, которые я сегодня принял, действовали как-то странно. При этом я признал, что, к величайшему сожалению, склонен поверить в его, Чаза, существование.

— Знаешь, что я тебе скажу? — промолвил я, стоя на Мейн-стрит и глядя по сторонам. Несколько шаров перекати-поля, которые мчались, подскакивая по тротуару, резко свернули вправо и замерли на пороге магазинчика Аманды Вандерклоссен, торговавшей средствами для ароматерапии. — Сделай одолжение, больше здесь не появляйся. Если люди увидят, что я разговариваю с сусликом, мне конец. Придется убираться из города.

Чаз поплелся прочь. Походка у него была в точности как и у всех остальных сусликов, когда они перемещаются на задних лапах — со стороны кажется, что их мучает артрит. Вдруг он обернулся, встал на колено и, вскинув оружие, прицелился в голубую пластиковую фигурку гномика, которую кто-то давным-давно поставил под поилкой для птиц. Раздался выстрел, и бородатая статуэтка в тирольской шляпе разлетелась в клочья, оставив после себя облачко белой пыли.

Чаз снова самодовольно улыбнулся и произнес:

— Загляну завтра, когда у тебя настроение будет получше. У меня для тебя есть еще один сюрприз.

В ящике стола я обнаружил древний пончик, очерствевший до состояния окаменелости. Сжевав его и запив выдохшимся имбирным элем, я почувствовал, что мой мозг получил достаточно глюкозы, и я заставил себя заняться делом.

Во-первых, мне предстояло закончить статью о корове, убитой марсианами, после чего взять интервью.

Ради этого интервью мне пришлось сесть за руль и отправиться в гольф-клуб, являющийся частью горнолыжного курорта, который вызывал возмущение большинства местный жителей. Дело в том, что позвонила женщина и сказала, что ее мужа оштрафовали за стрельбу в городской черте. Мол, он стрелял в сусликов, а это в наших краях не такая уж и редкость.

Огромная территория, выделенная под застройку тысячи двухсот домов, была огорожена деревянным забором, в котором имелись лишь одни ворота — красивые, из кованого железа, украшенные гигантским логотипом «Золотого ущелья». На въезде сразу бросалась в глаза внушительных размеров клумба с цветами, окруженная вкопанными в землю колесами, в точности такими, какие стояли на фургонах колонистов-первопроходцев, только спицы покрыты лаком, а ступицы окованы латунью. Рекламная вывеска над всем этим гласила: «Здорово, народ! Дан старт продаж наших образцовых домов!»

Когда-то здесь щипали травку коровы, тут находилось тихое пастбище — часть ранчо старика Вурхорста. Теперь лишь местами виднелись островки тополей да сосен, оставленных исключительно из эстетических соображений. Все остальное сровняли с землей бульдозерами. Моему взору открылись бетонные дорожки и тупички. Из припаркованных грузовиков разгружали рулоны живых газонов и гонт.

В отдалении на склоне холма, возвышавшегося над недостроенным зданием гостиницы, я увидел еще один забор, — я так понял, это чиновники из Бюро землепользования огородили место, где рабочие обнаружили захоронение индейцев. Федералы уже приступили к археологическим изысканиям и распорядились на время свернуть строительные работы, сославшись на закон о защите и репатриации могил коренных американцев.

На КПП я помахал представителю службы безопасности в униформе. Выглядел он как охранник из торгового центра. Несмотря на то что в воздухе еще висела мелкая белесая строительная пыль, сквозь эту дымку можно было разглядеть вдалеке постепенно обретающее форму поле для гольфа. По рельефу уже не составляло труда понять, где сделают пруды, а где препятствия и бункеры. Успели подготовить и площадку под загородный клуб, куда, как я слышал, уже выписали шеф-повара из Денвера. Уже начерно возвели стены кинотеатра, и теперь рабочие трудились над вычурными фронтонами развлекательного комплекса и конференц-центра. Вдалеке возвышалось исполинское здание гостиницы, а ее незаконченная, крытая шифером крыша, довлеющая над окружающим пространством, казалась украшением огромного праздничного торта.

Я припарковал свой пикап у большого бунгало, перед которым на дорожке лежали разобранные детские качели. За домом трудился небольшой экскаватор, прокладывавший велосипедную дорожку. Я достал из кармана бумажку, развернул ее и сверился с адресом.

Из дома показалась блондинка в облегающей футболке и невероятно короткой джинсовой юбке. Увидев меня, она вяло улыбнулась и отсалютовала чашкой с кофе.

Без умолку болтая, размахивая руками и постоянно прихлебывая кофе, Аманда Левандовски поспешила к моей машине и пригласила меня в дом. Там она принялась сбивчиво рассказывать о том, как ее муж недавно устроился на работу в «Золотое ущелье». Прежде чем сделать паузу и перевести дыхание, она посетовала на то, как сейчас сложно найти приличную должность.

Чтобы налить себе еще кофе, Аманда отправилась на кухню. Я обратил внимание на ее ногти небесно-голубого цвета. Откуда ни возьмись появилась собачка размером с хомяка — белая, со вздернутым носом. Она подошла ко мне и принялась фыркать на мою ногу.

— Я сказала мужу, что хочу с вами поговорить, и Эд не стал возражать, — сказала Аманда Левандовски, направляясь в гостиную.

Я проследовал за ней.

На белом берберском ковре стояла куча нераспакованных коробок. На каминной полке красовались фотографии четы Левандовски. Практически на всех снимках парочка была запечатлена под открытым небом — то на мотоциклах в пустыне, то на лыжах, то в байдарке, то в пляжных нарядах и масках для подводного плавания на лодочном причале. В углу комнаты стоял велотренажер, заваленный бельем.

— Эд считает, что полиция перегибает палку, — продолжила Аманда. — Он подумал, что вы все равно так или иначе напишете о случившемся. Ну, вы ведь выпускаете колонку, где рассказываете о разных происшествиях… Вот поэтому я и позвонила. Мы ведь только сюда переехали, и не хотелось бы с самого начала производить такое… ну… — Она дернула плечом. — Не самое приятное впечатление. Я очень вам признательна за то, что вы нашли возможность приехать. Я регулярно читаю вашу газету, ни одного номера не пропускаю.

Она подозвала к себе собачку, взяла на руки и принялась расчесывать ее белые кудряшки длинными голубыми ногтями.

— А еще я подумала, что в свете тех проблем, которые у нас в последнее время возникли с сусликами, людям будет интересно узнать о случившемся. — Она кинула на меня настороженный взгляд поверх чуть ли не двухлитровой чашки кофе и заерзала, устраиваясь поудобнее, откинувшись на мягкие подушки белоснежного дивана.

— Эд ехал на мини-тракторе, который ему подарили на день рождения, — начала рассказ Аманда. — В последнее время он часто так делает, когда приходит с работы. Возится по хозяйству, чтобы выпустить пар. — Она наклонилась к собачке и поцеловала ее. Выпрямившись, Аманда откинула назад длинные волосы и, сведя плечи, поднесла чашку к губам, чтобы сделать глоток. Она явно волновалась. — А потом я увидела, что трактор словно… тонет.

— Боюсь, я вас не понимаю, — покачал я головой.

Аманда выставила перед собой ладонь и повела ее вниз, словно вдавливая что-то.

— Ну… погружается в землю… будто его засасывает, — пояснила она. — Я выбежала наружу. Эда зажало под лопастями косилки. Слава богу, он ее не успел включить. Я думала, он ранен. А Эд выбрался, подпрыгнул, как сумасшедший, и говорит: «Ну все, я этим сусликам устрою. Хотя бы парочку, а пристрелю сегодня».

Собачка снова подошла ко мне, обнюхала ногу и принялась вылизывать щиколотку, с которой слез носок. Пришлось отпихнуть коротышку.

— Эд кричит: «Тащи ствол!» Ну я и… ну я и принесла ему ружье, — продолжила Аманда. — Большое, с которым он ходит на охоту. Эд тут же начал из него палить и кричать, что… перебьет всех сусликов в этом, извините, сраном округе. Поймите, — промолвила женщина чуть ли не шепотом, — у нас нелады с животными. Мы с востока и не привыкли к такому количеству дикого зверья. В прошлом месяце нашего спаниеля утащил койот. А теперь эти маленькие твари загубили грядку с ямсом! Я ведь его только что посадила! — Она подозвала к себе собачку, наклонилась и почесала за ухом. — Если теперь потеряю еще и мое сокровище, я этого просто не переживу.

Песик запрыгнул ей на колени. Аманда поцеловала его, обхватив ладонями крошечную мохнатую мордочку, размером с яблоко, после чего прижала собачку к себе, втиснув ее промеж своих необъятных грудей.

— Еще к нам заявился лось, — произнесла она. — Разорил наш сад. А теперь эти суслики. У Эда просто сдали нервы. Он показал полицейскому подземные лазы, напоминавшие… знаете… такие туннели, которые роют заключенные, чтобы сбежать из тюрьмы. Эти твари выкопали их под трактором. В жизни ничего подобного не видела. Знаете, сколько мы заплатили за газон? Триста долларов. А теперь из-за засухи мы даже не можем заказать новый. И вдобавок ко всему Эду выписали этот дурацкий штраф. Почти на двести долларов. Я ведь проверяла, сусликов в Красной книге нет. Спрашивается, и к чему столько шума на ровном месте?

— Полагаю, все дело в том, что ваш муж пустил в ход огнестрельное оружие в городской черте, — ответил я.

— То есть получается, защищать свой дом уже нельзя?

— Можно, но только не таким способом. Он ведь стрелял снаружи, а не внутри дома. Вот если бы суслики ворвались сюда и подвергли вашу жизнь опасности…

— Вот это была бы картина, — хихикнула Аманда.

— Это точно, — согласился я.

Песик спрыгнул с ее коленей и принялся на меня лаять.

— Я слышала, есть служба, которая борется с сусликами с помощью специального оборудования, типа пылесосов. Их, короче, высасывают из нор. А что еще нам остается делать? Травить их, видите ли, тоже нельзя, администрация города против. Говорят, мол, яд может просочиться в грунтовые воды. Вы, надеюсь, это не записываете?

— Вообще-то записываю, — ответил я, посмотрев в блокнот.

— Просто я хотела изложить нашу точку зрения на то, что произошло.

— Даю вам честное слово, у сусликов я интервью брать не собираюсь, — соврал я.

Аманда снова хлебнула кофе, положила ногу на ногу и провела рукой по колену. За лямкой сандалии, на левой лодыжке я заметил татуировку — стилизованный зеленый клевер. Я уставился на него. Тявкающий песик запрыгнул ко мне на колени. Я со всей осторожностью, словно хрустальный бокал, снял его с коленей и поставил обратно на пол. Песик зарычал и, к счастью, удалился.

— Собачка маленькая, ее лучше не выпускать, — посоветовал я.

— Ничего страшного, не переживайте, мы как раз собираемся поставить очень высокий забор, — заверила меня Аманда.

Я закрыл блокнот и перевел взгляд на работающий телевизор с диагональю сто восемьдесят сантиметров. Звук был выключен. На экране разевал рот ведущий прогноза погоды, пророчивший еще одну неделю засухи.

— Ваша собачка весит килограмма четыре, не больше, так что орел унесет ее запросто. И никакой забор ему не помешает.

Я вышел из дома и принялся фотографировать. Дом располагался так близко к реке, что я даже слышал шум водопадов. Из-за дома открывался вид на всю узкую долину, поросшую соснами, уходящими вдаль, к холмам. Со стороны казалось, что тут потрудился великан-художник, сделавший щедрый мазок зеленой краской.

Сад за домом был полностью перерыт. Явно работа Чаза. Я и не подозревал, что суслики едят ямс.

Загрузка...