Коммунальная квартира

Глава 34 О том, как Прохор водемьянивался

Прошка мёл листву и сор, сколько себя молодым помнил. Следил он за чистотой в саду ещё в пору, когда в имперские времена никто особенно не прятался, и жил князь с дворней и с семейством в особняке посреди собственных земель, куда редко забредали посторонние, чтобы князевы чудеса надобно было особо от чужих глаз скрывать.

Лет тридцати, вопреки всему, что кругом делалось, Прохор уверовал и явился к барину бить челом, чтобы отпустил тот его в монастырь. Заместо того устроил князь как-то так (не без своих талантов, знамо) чтобы стал Прохор уездным попом. И так тот прослужил, проиграл в новую свою страсть, до самой старости, до знакового семнадцатого года.

Прослышав, что князь спешно уезжает со всем скарбом, едва ли не кусты из сада в кадки пересаживают и на повозки грузят, прибежал Прохор в ночи и успел-таки с благодетелем своим переговорить. А в итоге сел в том бесконечном обозе на облучок последней телеги.

В новом удивительном мире, где тоже князь, пропавший для чужих глаз, подсобил устроиться и даже комнату заиметь, старик Прохор переквалифицировался в дворники — вспомнил, так сказать, молодость.

Прохор мёл московский двор и во все глаза таращился. И так почти что десяток лет. А дальше снова явился бывший поп к князю с просьбой.

Было очень ему любопытно изучить новое, больно удивительно вышло.

Князь подумал-подумал и предложил другую жизнь: чтобы пройти, так сказать, от начала, всяко оглядеться, выводы сделать.

Прохор не противился. Тем более боль в коленях его одолевала.

Князь велел с деревца, что в саду на той стороне росло, собрать семян и научил, что с ними сделать. Предупредил, что обратного пути не имеется.

Накануне большого наводнения Прохор тщательно прибрался в своей комнате, пожитки упаковал в коробки и уместил под стол, нехитрую мебель свою отмыл тряпкой, которую в мыльной воде полоскал — сделал столько ходок с тазом в ванную и обратно, что все жильцы приметили. Дальше проветрил как следует от душка хозяйственного мыла и развязал заветный тряпичный мешочек.

Семена положил всюду: вдоль стен, на стол, на подоконник, под кровать и на кровать. Потом отлучился на лестницу и опустил одно в почтовый ящик, а другое — под коврик у входной двери, и ещё — на полку вешалки и на кухню.

В самом конце три семечка утопил в мясной каше для своей кошки Глашки и последнюю горсть проглотил сам. А там и спать лёг.

Проросшие семена много чего к утру поменяли. Вымахал в комнате и на общих территориях жилплощади незнакомый, но полезный, домашний скарб, Глашка обернулась крупной молчаливой санитаркой Глафирой Ильиничной, а Прохор — мальцом, которому пора опосля лета на школьную скамью.

В бумагах, выросших из семечка на столе, числился мальчик Демьяном Денисовичем, Глафира — вдовой столяра Дениса Потапова. И много ещё чего интересного выросло из семечек, включая и убеждённость соседей в том, что Глафира с сынишкой жили там постоянно.

Дом их диковинный на пригорке не подтопило, хотя смута в городе наступила порядочная. Потом всё улеглось и вошло в привычную колею. Демьяшка отправился в школу, изучать новый мир. Побыл октябрёнком, пионером, окончил восемь классов, сходил к последним годам войны добровольцем на фронт, после работал на заводе… Изучил, так сказать, происходившее во всех деталях.

Места жительства, однако, не сменил.

Когда Глафира Ильинична померла, взялся животину в комнату тащить, чтобы не тосковать. Повидал немало новых соседей. И постепенно сузил свои интересы обратно к пределам удивительной князевой квартиры. Насмотрелся. Подумывал даже к новому веку совсем на ту сторону уходить. Тем более что пророчил князь вновь большие перемены.