Летом 1941 года Сёма вырос, а княгиня ушла к князю на ту сторону навсегда.
Когда начался первый в Москве авианалёт, Сёме было, как обычно, лет пять, а княгиня работала в ночь. Изо всех сил сопротивляющегося соседского мальчонку уволокла на улицу и к метро Лидочка Сомова. То ли из чувства ответственности, то ли рассудив, что с ребёнком её скорее пустят под защиту и место дадут получше.
Той ночью Сёма как-то сроднился с пролетариатом: прошло у него и чувство брезгливости, и ощущение превосходства, и желание издеваться над окружающими. А ещё остался Сёма сиротой. Не придумал князь, как жену официально восстановить, слишком уж много народу поохало над её телом. С тех пор княгиня с сыном общалась только через вентиляцию, да и то лишь после того, как он с фронта вернулся.
По окончании материных похорон Сёма подрос как-то стремительно, недели за полторы, утверждал, что на Прохоровой деревенской тётки консервированных абрикосах. В конце августа он заявился скандалить в паспортный стол, довёл до слёз какую-то девицу из архива (виданное ли дело, человек служить хочет, а по бумагам ему пять лет и три месяца!) и обзавёлся всеми необходимыми документами.
Вернулся Семён только в 45-м, утверждал, что брал Берлин, но утверждал не бахвальски, а так, повествовательно. Очень он переменился. Людей полюбил, стал эдаким работящим и очень рукастым философом. В ту пору уже почти никого из прежних жильцов в квартире не осталось, хотя многодетная мать Лидия Антоновна как-то рассказывала при Семёне своим отпрыскам, что в начале войны спасла соседского мальчика, тёзку нового жильца-фронтовика. Семён только посмеивался в усы.
Гришка в ту третью, самую долгую, ночь сам не понял, кем был. То ли духом бестелесным, то ли, прости господи, зелёной мухой (лучше бы всё-таки духом, хотя угол зрения смущал его по сю пору).
А проснулся он потом вдруг в своей постели голубоглазым блондином, растерявшим тягу изучать с научной точки зрения окружающее пространство. Подумывал даже бросить работу в НИИ, да мать отговорила: изучение, по её разумению, оставалось делом хорошим, если только этой вот квартиры не касается…