Княжич, Который Выжил

Глава 8

— Еще сделайте защёлки клупнее, — демонстративно добавляю я, проигнорировав последние слова конструктора.

Дятлов бросает быстрый взгляд на Юрия Юрьевича и Ефрема, словно надеясь, что кто-то из них скажет: «Хватит, всё, сворачиваем цирк».

— Господа, почему вы молчите? Вы одобряете поправки к заказу?

Юрий Юрьевич пожимает плечами.

— Вячеслав Светозарович — совладелец канала. Если он так сказал, надо переделать. Тем более я не разбираюсь в оружии.

Ефрем спокойно кивает:

— Княжичу виднее.

Дятлов хмурится. Не вижу проблемы. Вообще я был корректен и не учил конструктора его работе, а просто сделал корректировки к своему заказу. Это же мой ствол. А значит, я вправе требовать учет своих пожеланий и требований.

— Дмитлий Дмитлиевич, так вы возьмете плавки в лаботу? — делаю строгую мордашку.

— Так и быть, — вздыхает конструктор, видимо, поняв, что поддержки от взрослых он не добьется. — Секретари сообщат вам о готовности тестовой модели.

— Атлично, — кивнув, я поворачиваюсь к Юрию Юрьевичу: — Ну что, пойдём смотлеть винтовку и снимать лолик?

Затем бросаю взгляд на Алису:

— Вы же нас пловодите, судалыня?

Алиса быстро сбрасывает растерянность и включает фирменную профессиональную улыбку:

— Конечно, Вячеслав Светозарович. Нам нужно будет отправиться на полигон за городом. Следуйте за мной.

Мы выходим наружу и садимся в корпоративный автобус. Ефрем молчит, взгляд устремлён в окно, но время от времени он незаметно — или, как ему кажется, незаметно — поглядывает на Алису. Сама Алиса сидит рядом, спокойная, отрешённо глядит в окно, но изредка бросает на меня быстрые, чуть изучающие взгляды. Интересно, что же она там пытается разглядеть?

Спустя десять минут мы въезжаем на просторную площадку с высокими земляными валами. Здесь всё просто и функционально: накрытые тиры, столы для чистки оружия, дальномерные вышки. Под навесом уже приготовлена мелкокалиберная винтовка «Шериф Профи». Рядом тренога и средства для чистки.

Юрий Юрьевич подходит ближе, осматривает винтовку с явным скепсисом:

— Она намного меньше, чем гранатомёт и миномёт, которые мы снимали раньше. Вряд ли зрители оценят.

Я кидаю взгляд на винтовку, прикидывая, как будет выглядеть съёмка.

— Если полагаться тока на лазмел — не оценят, — спокойно соглашаюсь.— Поэтому после моих выстлелов камела слазу будет наплавляться на мишень, чтобы злители видели попадание. — Также решаю добавить. — И никакого монтажа. Никто не должен заподозлить, что точно в мишень стлеляет кто-то длугой, не я.

Юрий Юрьевич кивнул и направился объяснять оператору детали съёмки. А вот Ефрем явно удивился. Он хмурится, сдвигая брови, в голосе слышится скепсис:

— Княжич, это же не гранатомёт. Из винтовки нужно прицеливаться на каждый выстрел. Это тебе не «работа по площади», тут одним залпом ничего не накроешь. Ты действительно думаешь попадать в цель?

Я усмехаюсь, погладив винтовку. Ефрема иногда всё-таки заносит, хотя уже должен понять — что я не новичок. Правда, откуда это ему знать?

— Не думаю. Знаю. Но потлебуется пристлелка. Возможно, долгая и мутолная.

Пожалуй, это без приукрашения. Я поворачиваюсь к Алисе:

— Алиса Тимофеевна, сколько выстлелов я могу себе позволить?

Алиса улыбается, легко пожимая плечами, будто я только что спросил, можно ли взять ещё одно печенье к чаю.

— Сколько захотите, Вячеслав Светозарович. Ваше время не ограничено. Патроны — тоже. И, конечно, я буду рядом всё это время — вдруг вам или вашим людям что-то понадобится, — с лёгкой улыбкой говорит она и кокетливо стреляет глазками в сторону Ефрема.

О-о. Ефрем, здоровенный дружинник, человек, который, без сомнения, свернул не одну шею своими лапищами, вдруг резко краснеет. Щёки вспыхивают, взгляд метается, словно он неожиданно оказался под перекрёстным огнём.

Тем временем моё внимание привлекает Ксюня. Она уже вовсю водит тряпочкой по винтовке, старательно полируя приклад и пробуя улыбаться на камеру. Репетирует. С прошлых съемок запомнила свою роль.

Я улыбаюсь:

— Ксюня, чистить будим позже. Сначала я потленируюсь в стлельбе, потом будем лазбилать и чистить.

Она поднимает на меня взгляд, замирает на полпути и аккуратно кладет тряпочку на стол.

Я перевожу взгляд на Ефрема:

— Ефлем Ефлемович, поставь винтовку на тленогу.

Ефрем молча кивает, берёт оружие и начинает установку. Раскладывает сошки, фиксирует винтовку, проверяет крепление, легко постукивая пальцами по ствольной коробке. Затем чуть смещает ствол, ловя нужный угол, скользящим жестом корректирует положение приклада и проверяет уровень наклона.

— Готово, княжич.

Я делаю пару шагов вперёд, прищуриваясь в сторону мишеней. Ветер слабый, дистанция приличная. Ложусь, повторяя его техничную точность, плотно прижимаюсь к прикладу, выравниваю дыхание и навожу мушку на дальний щит.

Ну что ж. Пора начинать.

Где-то в Европе

Леди, известная в узких кругах как Невеста, сидела в своём кабинете, лениво пролистывая «Царьграм», равнодушно скользя взглядом по заголовкам. «Шорты» мелькали друг за другом. Пока вдруг её взгляд не зацепился за знакомое лицо. Опять он.

На экране улыбался её любимец — маленький княжич в камуфляжной каске, бодро глядя прямо в камеру.

— Пивет! Это княжич Слава Светозалович, на канале «Юный тактик»!

Она замерла. На фоне угадывался полигон, ряды мишеней, металлический лязг оружейного стола.

— Спасибо за ваши комменталии! Канал пошёл нам навстлечу и обещал нам… танк! Это победа!

Невеста усмехнулась. Конечно. Он опять чего-то добился. Неостановимый мальчик.

На экране княжич уверенно продолжает:

— Счас идёт подготовка к тому, чтобы ми с вами покатались на танке, — он указывает на мишени и винтовку на треноге. — А пока я буду плодолжать снимать лолики. И сегодня у нас — винтовка «Жандалм-Плофи», плоизводство Тульского завода Юзуповых.

Камера плавно переводится на оружие.

— Это совелшенная винтовка. Точная. Лидилующая на рынке. Конечно, она мелкокалибелная и небольшая. — Он чуть улыбается. — Но я веть еще маленький. И мне пока что можно стлелять без подделжки только из олужия, котолое не имеет сильной отдачи. Таковым и является «Жандалм-Плофи». Но я обещаю очень сталаться.

Она ухмыляется. Ещё бы. Конечно, ты будешь стараться, мой маленький убийца.

Следующий кадр: он уже лежит на земле, винтовка плотно прижата к плечу. Приклад зафиксирован идеально, взгляд холодный, сфокусированный, без лишних эмоций.

Она слегка склоняет голову, наблюдая за каждым движением. Любимец, какой же результат ты покажешь? Интересно.

Княжич стреляет чётко, без лишних движений. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Снова. И снова. Методично, хладнокровно, без суеты. Камера плавно смещается на мишень в виде фигуры человека. Каждый выстрел — точное попадание. Голова. Пах. Голова. Голова. Пах. Пах.

Невеста чуть откидывается в кресле, наблюдая за видео с лёгкой ухмылкой.

— Я обезолужил злого дядю, — бодро комментирует княжич за кадром. Камера показывает мишень — у «дядюшки» уже нет шансов. — Отстлели пличиндалы. А потом убил его хэдшотом.

Невеста задумчиво улыбается, медленно проводя пальцем по губам, словно смакуя увиденное.

— Какая изобретательно… — Глаза мерцают лукавым интересом. — Малыш, я в тебе не ошиблась.

С лёгким вздохом она кладет на стол мобильник, её пальцы лениво касаются панели связи.

— Фридрих.

В динамике раздаётся ровный, холодный голос:

— Слушаю, миледи.

Она не спеша скользит взглядом по стоп-кадру. На экране застыл хэдшот.

— Купи мне винтовку «Шериф Профи».

Небольшая пауза.

— Русская мелкокалиберная… Вам нужна именно эта модель, миледи?

Невеста улыбается — тонко, хищно, на грани игривости.

— Да.

Перекрещивает ноги, изящно постукивая кончиком пальца по подлокотнику.

— Мне вдруг захотелось пострелять по мишеням. Закажи её. Кстати, что там по заказам Опасновых?

— Новый исполнитель взял заказ у заказчика.

— Держи в курсе. Интересно понаблюдать.

В динамике — короткая пауза.

— Насчет винтовки — хотите потренироваться по живым мишеням, миледи? — уточняет Фридрих тем же бесстрастным тоном.

— Конечно же, — отвечает Невеста с лёгким смехом.

Фридрих не задаёт лишних вопросов.

— Я всё подготовлю.

Я уже дома. Сижу с маминого телефона и наблюдаю, как мой последний ролик набирает просмотры. Комментарии сыплются один за другим, цифры растут, и главное — люди радуются моему возвращению. Все ждут танк. Что ж, я тоже.

Сегодня нас с Ксюней снова отправляют в садик. Как обычно, Семён нас подвозит, и вот мы уже стоим на линейке, выслушивая очередные воспитательные наставления.

Перед всеми выходит княжна Матрёна Степановна Ильина. Она спокойно оглядывает собравшихся, неторопливо поправляет воротник обтягивающего жакета, подчёркивающего её стройную фигуру, затем, выдержав короткую паузу, объявляет:

— Дорогие мои! У нас произошли небольшие изменения в организации садика. Теперь вы можете строиться, как вам угодно.

Я киваю. Давно пора.

— Больше не будет никаких делений на «лучиков» и «исправляшек». Вы будете садиться в столовой, где хотите, с кем хотите, — продолжает Ильина, пока что подтверждая делом наши договоренности. — Но задачки останутся. И за их выполнение вы будете получать стикеры-наклейки.

Я молча наблюдаю. Дело, правда, сдвинулось. Ильина сдержала слово. Теперь интересно, как оно пойдёт дальше.

В следующие дни садик действительно начал меняться. Игрушки больше не делили по рангам — они снова лежали в общей коробке. В столовой можно было садиться с кем угодно. Задачки стали одинаковой сложности. Стикеры раздавали честно: мальчикам — с роботами, девочкам — с феями.

Всё выглядело спокойно. Пока что.

Проходит пару недель. За это время я уже снял три ролика с разными видами оружия — от винтовки до миномёта производства Юсуповых. До танка пока не дошло, но всё впереди.

С «Береттой Нано Бамбино» тоже пришлось повозиться: несколько раз ездить на завод, тестировать, дорабатывать, снова тестировать. Пока что пистолет оставлял желать лучшего — недостаточно точный, неудобный, с хромающей балансировкой. Но Дятлов работал над этим, хоть и не упускал случая поворчать.

Кстати, и с Атрибутикой есть прогресс. Ксюня уже научилась выпускать мини-молнии, а мои мини-взрывы стали заметно мощнее. Даже Путинка ощутимо прибавила в силе.

Но в садике меня начинала настораживать не столько княжна Ильина, сколько новая воспитательница. Рыжеволосая, стройная, с крупными стеклянными сережками-бусами, всегда улыбчивая. Она выглядела слишком милой, слишком внимательной, говорила слишком ласково. И особенно часто смотрела на Ксюню. Повторюсь — слишком часто.

Я наблюдал за ней несколько дней. Она улыбалась, играла с детьми, говорила добрые слова. Никогда не повышала голос. Её внимание было мягким, ненавязчивым, но… что-то в этом было не так. Я не мог сразу понять, что именно, но меня это не устраивало. Ощущение опасности сидело где-то глубоко, не давая покоя.

Однажды, во время тихого часа, меня словно осенило: у меня недостаточно сил, чтобы обеспечить безопасность в садике. Если что-то случится, я не смогу защитить Ксюню. Эта мысль была настолько возмутительной, что я тут же решил действовать.

Выждав момент, когда все уснули, я тихо выбрался из постели, бесшумно прокрался по коридорам к кухне, накинул заранее припасённый шнурок от ботинка на высокую ручку — её специально сделали такой, чтобы дети не могли пробраться внутрь. Дёрнул, дверь приоткрылась, и я тут же скользнул внутрь.

Кухня была пустой, только где-то в углу тихо тикали часы, доносился приглушённый гул холодильника. Я скользнул взглядом по полкам, открыл пару шкафов, проверил ящики. Там нашлось кое-что полезное, но самым приемлемым оказался кухонный тесак. Тяжёлый, с удобной деревянной ручкой, остро наточенный. Прекрасный инструмент, если вдруг понадобится защищаться.

Я унес его в горшечную и спрятал под шкафом. В следующие дни продолжил вылазки во время сонного часа, изучал схему садика, проверял пути отхода, смотрел, где и какие двери запираются, какие остаются открытыми, какие можно взломать при необходимости.

А потом, в один из дней, за завтраком та самая воспитательница с бусами-сережками вдруг взяла на себя роль раздатчицы.

— Сегодня я сама разливаю вам кашку, — сказала она с улыбкой, аккуратно выкладывая в тарелку Ксюни густую, тяжёлую порцию.

Ксюня радостно заулыбалась в ответ. Она всегда тянулась к этой воспитательнице, всегда вела себя с ней особенно доверчиво

Я наблюдал, как Ксюня ест, а воспитательница стояла неподалёку — как бы ненавязчиво, как бы случайно.

И тут во мне что-то щёлкнуло. Знакомое чувство. Что-то из очень давних времён. Как будто передо мной не человек. Как будто передо мной враг. Первобытный. Давний.

Когда мы вернулись в игровую, я первым делом протянул руку и коснулся лба Ксюни. Горячая. Очень горячая.

— Ксюня, как ты себя чувствуешь? — спросил я, внимательно всматриваясь в её лицо.

Она задумалась, прислушалась к себе, нахмурила лобик и тихо сказала:

— Бо-бо…

Внутри меня всё похолодело.

Я резко оборачиваюсь, лихорадочно сканируя взглядом детскую. Где она? Бусы, рыжие волосы… Нет. Исчезла. Вместо неё у двери с телефоном в руках стоит другая воспитательница — курносая, совсем не та.

Я несусь к ней, останавливаюсь в шаге и выпаливаю:

— Дяйте телефон!

Воспитательница моргает, не сразу понимая.

— Что?

— Дяйте телефон, говолю! Слочно!

Она с удивлением смотрит на меня.

— Княжич Слава…

— Именно! — я делаю шаг ближе, в упор глядя ей в глаза. — И я пликазываю тебе дать мне телефон! Это воплос жизни и смелти!

Она колеблется, нервно сжимая телефон в руках.

— Я… я пойду к госпоже директору, спрошу…

Я смотрю на неё холодно, без тени сомнения в голосе.

— Если ты сейчас меня не послушаешь, мой лод накажет тебя.

Она замирает.

— Я накажу тебя.

Её лицо заметно бледнеет, губы предательски дрожат. Не говоря ни слова, она молча протягивает мне телефон. Я тут же хватаю его, но мгновенно замечаю блокировку по отпечатку. Не теряя ни секунды, перехватываю её руку, резко прижимаю палец к сканеру.

Экран мгновенно разблокируется. Мгновенно набираю номер по памяти.

— Это я, мама, — быстро говорю в трубку.

— Слава⁈ Откуда у тебя телефон⁈ — удивляется княгиня.

— Мама, слочно в садик! Вези лекаля и отляд длужины! Ксюня в опасности!

Я тут же отключаюсь, перевожу взгляд на воспитательницу.

— Быстлее! Беги за лекалем! И лечи мою суженую!

Она смотрит на меня в абсолютном шоке.

— Суженую⁈

Бросает взгляд на Ксюню. Ксюня стоит вдалеке, дрожит, жмётся к стене, сжимая себя за плечи.

Я срываюсь с места, приближаюсь на шаг, рявкаю:

— БЫСТЛЕЕ!

Воспитательница, опомнившись, срывается с места и уносится.

Я оборачиваюсь и замечаю Артёма, идущего от коробки с игрушками.

— Тёма! Заставь лекаля лечить Ксю! Что бы ни случилось — говоли ему лечить Ксюню, понял⁈

— Понял! — кивает он, озадаченно хлопая глазами, но без тени сомнения, полностью доверившись мне.

А я уже несусь дальше по коридору. В горшечной резко приседаю, засовываю руку под шкаф и достаю спрятанный тесак. Холодная рукоять ложится в ладонь идеально, удобный хват. Сжимаю пальцы крепче, ощущая знакомую тяжесть в руке.

Бегом в раздевалку. Надеюсь, ещё не поздно.

Вылетаю из коридора — и вот она. Воспитательница с серьгами-бусами. Уже переоделась: каблуки, лёгкое платье, торопливо накидывает курточку. Глаза цепкие, напряжённые, движения быстрые, резкие. Она уходит. Нет — сбегает.

Я незаметно убираю руки за спину, прячу тесак. Она замечает меня, замирает на долю секунды, а затем быстро натягивает на лицо улыбку — искусственную, выверенную до миллиметра.

— Княжич Слава? — её голос звучит чуть натянуто, но вежливо, как и положено. — А что это вы тут делаете? В раздевалку деткам без взрослых заходить нельзя.

— Вы куда соблались?

Она моргает.

— Мне нужно, я отпросилась…

— Неть, — спокойно отвечаю я. — Ти не уйдешь.

Её улыбка чуть дрогнула.

— Тебе пора возвращаться.

— Тебя тоже пола велнуть в ад.

Она вздрагивает.

— Я не поняла, княжич…

Резко разворачивается, собираясь уйти.

Я взрываю лампочки над головами. Вспышки, ослепляющий блеск — и мгновенная темнота.

В темноте раздаётся резкий стук каблуков по кафелю — она бросается к двери. Но я уже несусь прямо на неё. Скрип петель, дребезжание ручки — она пытается открыть дверь, но не успевает. Тесак вонзается в сухожилия на её ногах. Горячая кровь брызгает, капля обжигает мою щёку.

— Ах ты, сволочь! — орёт она, припадая к стене.

В темноте сверкает металл. Нож. Я успеваю отбить первый удар, лезвия скользят друг о друга, но она не достаёт. Чувствую рукоять её ножа там, где соединяется с лезвием — шероховатая, знакомая форма. Узнаю. Такой же, как мой тесак. Значит, тоже стащила с кухни нож. Тоже подготовилась к неожиданностям. Запасливая киллерша. Со своим бы её сюда не пустили.

— Всё, тебе конец, сучонок! — шипит она, отрываясь от стены.

Я взрываю снова.

На этот раз — её серьги-бусы.

Она вскрикивает, дёргается, срываясь на истошный рёв:

— МОИ УШИ!!!

Ревёт, как раненый зверь.

Я не даю ей прийти в себя. Бросаюсь вперёд. Лезвие впивается ей в живот, глубокий, точный удар. Она дёргается, оседает на пол, пытаясь удержаться, но силы уже уходят.

Вытираю лицо рукой, в темноте ощущаю дрожащую фигуру. Эта ведьма неделями притворялась доброй, ласковой, играла роль заботливой воспитательницы, а потом хладнокровно решила убить Ксюню. Она заплатит за это сполна.

Бросаю ей перед последним ударом:

— Сейчас тебе будет бо-бо.