Интересный сюрприз подкинула новая жизнь. Меня бы устроила и только Атрибутика Разрушения. Но нет, теперь еще могу и алхимичить. Честно, никогда не любил Алхимию, ну да, знал кучу секретных вещей, ценил это искусство как одно из важнейших, но не любил. Впрочем, сейчас не до моих хотелок. В принципе, это открывает интересные перспективы. Впрочем, сейчас не время заниматься саморефлексией. Зелье не сварит себя само.
Натягиваю перчатки. Больше никакого контакта с кожей, а то попорчу маме все реагенты, а они как бы больших денег стоят.
Измеряю. Сверяю. Капаю. Перемешиваю. Грею на слабом огне, контролируя пламя как положено — не напрямую, а через стабилизатор. Потом фильтрую — тщательно, медленно, даже чуть дольше, чем надо. Потом — снова подогрев. В какой-то момент смесь начинает булькать в ритме моего дыхания. Процесс идёт правильно.
Проходит час. Может, чуть больше. Всё время — в молчании, под светом ночника и ароматом магической пыли. Почти ритуал.
Наконец — готово. Зелье плотной консистенции, цвет — янтарный, с лёгким отливом. Даже пахнет правильным ароматом.
Осторожно наливаю его во флакон. Закупориваю. Взвешиваю в руке. Хорошо.
Поворачиваюсь — Акталь всё это время спит на стуле, обвитая Герой. Кудрявая голова свесилась чуть набок, кудряшки сползли на щёку. Змея, довольная, свернулась вокруг её пояса и сопит. Не думал, что каменные змеи умеют сопеть, но вот же ж.
Подхожу и открываю крышку флакона, присаживаюсь рядом.
— Соня, проснись, — шепчу, касаясь её плеча.
Она приподнимает голову, хлопает глазами, ещё не до конца понимая, где находится.
— Пей, — спокойно говорю, протягивая флакон.
Акталь берёт флакон в обе руки, как будто боится уронить. Смотрит на меня ещё секунду — как будто хочет что-то спросить, но не решается. Потом делает глоток. Один, второй. Почти половину выпивает — на этом ее останавливаю, и она тихо возвращает мне остаток. Ни слова. Надо же, какое ко мне доверие. Впрочем, оно оправдано. Я ведь жизнь ей спас.
Забираю флакон. Поворачиваюсь, подхожу к дальнему углу лаборатории и бросаю туда камушек из шкатулки — съедобный, с запахом валерианы. Гера сразу же отворачивается от Акталь и, шипя, ползёт по каменному полу — пожрать.
Вот и отлично.
Я беру Акталь за руку, тихо веду её наверх. Она не сопротивляется, только глаза её немного потемнели — зелье уже начинает действовать. Вскоре укладываю её в постель, поправляю одеяло. Она сразу сворачивается клубочком, как волчонок. Несколько секунд — и засыпает.
Теперь очередь Ксюню.
Вторая часть зелья по-прежнему тёплая. Несу её через полутёмный коридор. Девочка спит, обняв подушку и засунув одну ногу поверх одеяла. Хрюкает тихо, как поросёнок, явно снится что-то особенно вкусное. Я касаюсь её плеча.
— Ксю, — шепчу. — Плоснись на минутку.
Она морщит нос, приоткрывает один глаз.
— Сава?..
— Пить надо, — говорю и подношу флакон. — Важное зелье.
Она, не особо соображая, берёт и делает пару глотков. Морщится.
— Голькое…
Зевает.
— Ложись, отдыхай, — говорю, забирая у неё флакон. Сам, не глядя, опускаюсь в кровать рядом.
Можно даже не проверять — Ксюня сейчас вырубится. Так работает зелье. Надёжно, как часы.
Эта микстура не действует на всех подряд, как можно было подумать. Его эффект — не просто магия, а активация того, что уже было заложено. Оно делает человека гениальным — только если в прошлом он уже принимал зелье из склепа Эриксона. Вещь, связанная с определённой архитектурой ядра.
В случае с Акталь же всё совпало идеально. Судя по её форме волчонка, по рангу её сил в такие-то годы, она уже однажды пила нечто подобное. Это и не удивительно — ведь сам рецепт этого зелья был тайной рода Монтесумов. Не знаю, как получилось, что Акаталь употребила зелье в изгнании. Видимо, кто-то из родственников успел напоить её, когда она ещё была совсем малышкой и не попала в руки Детей Солнца.
В итоге, ядро у девочки уже развито. Настоящий оборотень в розовом платьице.
За завтраком я решаю не тянуть. Самый важный вопрос лучше задавать тогда, когда мама ещё с кофе и не успела полностью включиться в утреннюю суету. Пока в ней только половина учёного, а вторая — просто человек с кружкой.
— Мам, — начинаю я, подцепляя вилкой кусок омлета, — а пусть Ксюня и Акталь тоже поплобуют сдать тесты.
— Какие тесты?
— Ну, на ланнее поступление в школу.
Мама замирает с чашкой в руке.
— Ты уверен, Слава? — тихо спрашивает княгиня Опаснова. — Если не сдадут, для них это может быть тяжело. Расстроятся.
— Они сдадут, — говорю уверенно. — Только давай челез недельку. Пусть ещё отдохнут, восстановятся. Я их сам подготовлю.
Ирина Дмитриевна на секунду задумывается, отпивает глоток, а потом медленно кивает:
— Можно поплобовать…
И тут — звонок в дверь. Вовремя, мы как раз ожидали с утра коммерческого директора «Юсупов Медиа». Он напросился вечером, говорил, что хочет обрадовать нас.
Вскоре в столовую вслед за служанкой заходит Константин Мефодьевич. Глаза блестят, на лице восторг.
— Здравствуйте! Ирина Дмитриевна, Вячеслав Светозарович, Ксения Тимофеевна, Ваше Высочество Акталь! Договорились! Мы договорились! В Сочи вас ждут! Команда «Русь Турбо-RS» подтвердила — будет именно их болид, последняя модель! — он машет бумагами и почти подпрыгивает от радости. — И знаете что? Они сами вышли на нас. Сами! Предложили участие и полную поддержку.
— Серьёзно? — удивляется мама, поднимаясь из-за стола.
— Клёво! — не могу не вставить я, потому что это действительно, ну, клёво.
— Более чем, — кивает Константин. — Автомобильная компания восприняла это как отличную рекламу своим машинам. Потому конструкторское бюро возьмется за доработку машин. Управление переделают под ручное — без педалей. Княжич справится. Но нужно потренироваться. Желательно заранее. Через три дня — вылетаем в Сочи, если вы не против?
Мама вздыхает, поправляет волосы.
— Уже через три дня? Ну только разве что без меня, — говорит она. — У меня опять лаборатория. Хотя… — вдруг останавливается. — Может, выберусь. Посмотрим.
Я вижу по её лицу: скорее всего — выберется. Ее любимый сыночек будет кататься на гоночном треке. Как такое пропустить?
Позже, днём, к нам заглядывает Мастер Рогов. Как всегда — весь такой из себя индюк, с этой своей «улодской» ухмылкой, будто знает больше, чем должен.
Он уже бывал у нас после возвращения из Винланда. Видел, какими стали мы с Ксюней после зелья из склепа Эриксона. И, судя по глазам, оценил.
— Зачем плишёл? — спрашиваю я, открывая дверь.
— Соскучился, — отвечает он, хмыкая. — Собирайтесь, детки. Погуляем с дочкой и с любимым учеником. Надо ведь когда-то и отдыхать.
Наставнику, конечно, придётся подчиниться. Акталь мы оставляем дома. Нечего ей пока встречаться с Мастером — мало ли что он выкинет, ещё доведёт девочку. Пусть восстанавливается после всего, что с ней сделали у ацтеков. Ей сейчас важнее покой, а не педагогика с ехидной ухмылкой.
Мы выходим в город. Взяли направление на маленькое кафе за углом. Там подают банановый хлеб с карамельной корочкой и густой какао в больших кружках. Сидим за столиком у окна. Солнце греет сквозь стекло. Рогов смотрит в телефон, потом на часы. Поднимает бровь.
— Уже пора… а их всё нет.
Я хмыкаю, потягивая какао:
— Кого-то ждем?
— Да так, — неопределенно отвечает Рогов. — Слышал, вы теперь с ацтеком-волчонком живете?
— Ага, — говорит Ксюня. — Акталь очень милая.
— Да ну? — без интереса протягивает Мастер, поднимая взгляд на звякнувший дверной колокольчик.
Дверь кафе с грохотом распахивается. Сквозняком вносит двоих. В масках, с пистолетами. Оба неодаренных, даже не полумаги. Оу, так это банальные грабители что ли?
Первый орет на посетителей:
— Всем сидеть и не двигаться!
Второй тут же направляется к кассе, замахивается стволом:
— Бабки давай, дура!
Кассирша в шоке, застывает с рукой над кнопкой.
А Рогов никак не реагирует. Только с довольной полуулыбкой комментирует:
— А вот и они.
Он поворачивает голову к нам с Ксюней и говорит, как будто раздаёт домашнее задание:
— Вам задание, мои ученики. Разберитесь с ними и спасите бедуную девушку за кассой.
Вот хитрюга. Подстроил. Откуда-то он знал, что в это время будет нападение на кафе. А сказал «погуляем, отдохнем». Ну конечно.
— Ксюня, сиди, — бросаю
Сам встаю, спокойно, без суеты. Иду в сторону — будто просто в туалет собрался. Один из бандитов, заметив меня, орёт с угрозой:
— Э, ты куда, карапуз⁈ Сел на место! Быстро!
— В уболную, — отвечаю, не глядя. — Отойди в столону, ничтожество.
— Чево! Ща как дам! — рявкает он и поднимает пистолет, целится прямо мне в лицо.
Я моргаю. И в тот же миг выпускаю Рассечение. Тонкий импульс — и запястье бандита перерезано. Пистолет выскальзывает из пальцев, падает на кафель с глухим звуком.
Он таращится на руку. На месте среза — ровная, резкая линия, прямо по сухожилиям. Тонкие «нити» перерезаны. Пальцы больше не слушаются — висят мёртвыми бечёвками.
Бандит не кричит. Только дышит — коротко, резко, срывающимся горлом. Шок в глазах. Абсолютный.
Второй бандит поворачивается:
— Ты чё возишься с малышней?..
Но не успевает договорить — я режу и его. То же классическое Рассечение по сухожилиям правой кисти. Оружие падает с глухим металлическим стуком.
Первый начинает пятиться. Медленно, глядя на меня как на ядерный реактор. Потом резко разворачивается и — драпает вперёд, к двери.
— Ксю! Заляд! — кричу.
Ксюня уже стоит. Волосы слегка вздыбились от остаточного напряжения — как у разъярённого котенка. Поднимает руку — щёлк. Молния выстреливает и с треском бьёт в спину убегающему. Он подскакивает, валится на пол, дёргается, как лягушка в луже.
Ксюня, не моргнув, даёт ему ещё одну — аккуратную, короткую, контрольную. Чисто по методичке. Второй — тот, что уже ревел и хватался за раненую руку, — получает заряд прямо в грудь. Вспышка, рык, падение. Всё. Только запах озона и дымок от краёв курток.
Я, конечно, мог бы взорвать бандитам, ну не знаю, глаза, только тут дети кругом и зрелище было бы не для слабонервных, а молнии показались более щадящим.
Кафе затихает. Кто-то достает телефоны — большей частью не чтобы вызвать полицию и скорую, а снять на камеру полуживых бандитосов и выложить в «Царьграм».
Я по привычке бросаю в объективы:
— Пивет! Это княжич Слава Светозалович! Заглядывайте на канал «Юный тактик»! У нас весело!
Ну а что? Реклама — святое дело.
Рогов берёт последний кусок бананового хлеба. Откусывает. Спокойно жуёт. Потом, прожевал, проглотил, и медленно говорит:
— Неплохо. Вполне. Пожалуй после Сочи — начнём тяжёлые тренировки.
А я смотрю на крошки на тарелке и думаю: вот, улод, почти весь десерт в одного схомячил.
Вечером, когда мама уехала — то ли в лабораторию, то ли по каким-то делам, я не уточнял, — в дом заявился гость. Угадайте кто? Та-да-дам, княжич Семён Светозарович.
То ли подгадал специально, чтобы не застать княгиню дома, то ли просто совпадение. Хотя со старшим братом я в совпадения не верю. До сих пор помню подставу с его родовым менталистом.
Брата долго держали у входа, но в итоге Ефрем впустил княжича. Поддался на формулировку: брат пришёл к брату. Отказать княжичу дружинник не мог, ведь дом принадлежит роду Опасновых.
Ксюню и Акталь, естественно, с собой не взял. Не тот случай. Они как раз вовсю метали ножи на заднем дворе под присмотром дружинника Семёна. Этот разговор не для девочек.
И вот мы с братом сидим напротив друг друга в гостиной у накрытого журнального столика. Он — в кресле у камина. Я — на краю дивана. Он — высокий, хищный. Я типа маленький.
Семен Светозарович щурится:
— Ты проявляешь себя неплохо. Весь в отца, брат. Инициативный. Деньги зарабатываешь для рода…
— Я залабатываю деньги не для лода, — спокойно отвечаю. — А для себя. Это мой личный актив. Ты же знаешь это плекрасно, блат.
Губы у него изгибаются. Хмык. Почти весело, но с привкусом уксуса:
— Да, ты имеешь право на личное имущество. Но не забывай — глава рода может забрать его себе, если посчитает нужным.
— Только ты не глава, чтобы забилать, — произношу я со спокойно интонацией.
Семен Светозарович замирает на долю секунды. Ему явно не нравится, когда ему напоминают о том, что он не выбран наследником.
Вдруг чувствую — княжич напрягает родовую сеть. Тонкие, невидимые линии оплетают меня, как паутина. Брат подключает защиту дома — пытается скользнуть по внутренним контурам, просканировать. Прощупать структуру. Оценить всё, что у меня внутри: ядро, потенциал, скрытые слои. Всё.
Но я не ребёнок, которого можно обнюхать и не получить пинка.
Я напрягаю сеть в ответ. И импульс Семен Светозарович уходит в пустоту. Старший княжич отрывает взгляд от своих ощущений и смотрит на меня. Впервые — по-настоящему удивлённо:
— Какого хрена⁈
— У нас одинаковый допуск к лодовой сети, блат, — говорю я, глядя прямо в глаза. — И я в силах пользоваться им. Тебе пола.
Он замирает. Для Семёна это значит очень многое. Слишком многое. Если доступ к родовой сети у нас одинаковый — значит, отец не выбрал его будущим князем. Значит, титул — никому пока не принадлежит.
Семен Светозарович медленно поднимается. Лицо жёсткое. Плотное, как маска. Он не сказал больше ни слова.
Развернулся и вышел.
Я же сидел спокойно, с чашкой чая. Откусил банановый хлеб. Смакуя. Не торопясь.
Эта партия осталась за мной.
Прилетаем в Сочи — я, мама, Ксюня, Акталь и пара дружинников, в форме, с серьёзными лицами. На аэродроме нас встречают организаторы. Таблички, флажки, сувенирные кепки.
Через час мы уже на гоночном треке. Реально. Самом настоящем.
Я стою у линии старта. Над головой — флаги команды «Русь Турбо-RS», шелестят на ветру, как крылья древних знамен. На самой трассе уже рычит двигатель. Подъехал красный болид, специально переделанный под меня: под мой рост, под моё управление, под мои руки.
Ко мне подходит инструктор. Мужик с тёмными очками, крепкий, сухой. Зовут Михаил Шумахеров. Да, именно тот — потомок рода Шумахеров, эмигрировавших в Царство когда-то очень давно. Гоночная аристократия. Генетическая страсть к скорости.
— Княжич, давай на ты, по-простому? — говорит он.
— Давай, Миха, — отвечаю я.
Он кивает, показывает:
— Пойдем, Слав, — топаю за ним, мы оказываемся у машины, — В общем, Слава, садишься вот сюда. Всё уже под тебя. Управление полностью на кнопках. Джойстик вот. Руль с тактильной отдачей. Никаких педалей.
Потом хмурится, поправляет очки:
— Если свернёшь не туда — дистанционная остановка. Без паники. Автопилот включится сам. Но я не люблю учеников, которые начинают с симуляторов и боятся реальности. Потому — сразу в бой. Залезай — и пробуй. Попыток у тебя до ночи.
Инструктор отходит, давая пространство. Юрий Юрьевич что-то коротко бросает оператору, тот уже наготове — камера включена, красный огонёк горит.
Я поворачиваюсь к нему и говорю:
— Юлий Юльевич, давайте, снимаем.
Он кивает, машет рукой оператору:
— Камера! мотор!
Я надеваю шлем. Красный, как пожар. Закрываю лицо. Щелчки фиксаторов — и я в броне. Оборачиваюсь к объективу. Говорю весело, с тем самым тоном, который потом разбирают на мемы:
— Пивет! Это княжич Слава Светозалович! Как и обещал, сегодня я буду кататься на гоночном болиде «Лусь ТуЛбо-ЛS»!
В шлеме, в огненно-красном комбинезоне, я сажусь в кокпит. Инструкотры подходят и осматривают меня. Крепления щёлкают. Панель оживает. Писк. Крышка кокпита опускается. Тишина.
— Поехали, — громко бросаю. Ведь внутри тоже камера и микрофон.
И болид срывается. Не трогается — именно срывается, как выстрел. Первый поворот. Руль дёргается — непривычно. Я ловлю его. Выхожу точно. Второй круг. Третий. Камеры пишут. Сердце бьётся, как двигатель. Всё остальное исчезает. Есть только трасса. И я.
Я возвращаюсь на старт. Плавное торможение. Щелчок. Крышка отъезжает. Вокруг — люди, все бегут. Инструкторы — к машине. Миха — первый. Хмыкает.
— Лихо ты, Слава! Честно, не ожидал! О карьере гонщика не думал?
Он помогает снять шлем. Я спрыгиваю на бетон. Оборачиваюсь к камере.
— А в следующем лолике… я полечу на космическом шаттле! Оставайтесь с нами!
И тут сбоку раздаётся отчаянный крик Константина Мефодьевича:
— Нееееет!!! Какой шаттл? У нас нет бюджета на это!!!
Но кто ж его слушает.