Княжич, Который Выжил

Глава 21

Международный аэропорт, Москва

Чёрный фургон без опознавательных знаков выехал с территории московского аэропорта, минуя шлагбаум с дежурными полицейскими. Те даже не взглянули внутрь — заказное такси, всё оформлено по бумагам. Но снаружи у машины не было ни логотипа сервиса, ни наклеек.

В салоне же на задних сидения — трое. Двое мужчин и девочка. Все трое были коренными ацтеками.

Девочке было почти пять, но выглядела она младше: худенькая, с сухими локтями, коротко подстриженными тёмными волосами и огромными, тревожно-зелёными глазами. Глаза светились нечеловеческой ясностью, почти фосфорицировали в полумраке салона. На её шее плотно обвивался металлический ошейник, в центре которого вживлён кроваво-красный камень — пульсирующий, словно живой.

Звали девочку Акталь.

Один из мужчин — Койтоль — сидел слева. Его мускулистую шею опоясывали татуировки: древние глифы и силуэты стилизованных богов войны. Один глаз налит кровью, другой — пульсирует судорожной дрожью. Ярость из него сочилась — не кипела, а сочилась, вязкая, тяжёлая, густая. Как мазут.

— Этот мелкий паршивец! — глухо выдохнул он, не отрывая взгляда от соплеменника. — Русский молокосос. Нам доложили: ритуал солнца в Стормхельме сорвался из-за него. Русский княжич каким-то образом, знал место проведения ритуала. Если бы не он, хирдманы Исаэт не нашли бы наших на небоскрёбе! Карапуз помешал восхождению!

Он сплюнул себе под ноги и ткнул пальцем в потолок фургона.

— Он должен умереть. И убьёшь его ты, Акталь.

Девочка молчит, опустив голову. Справа от нее сидел Эктоктоль. Постарше Койтоля, с седыми висками и кожей цвета старого бронзового ножа. Он молчал, глядя в окно. За стеклом плыли дорожные указатели: МКАД, Коломна, Рязань…

— По выходным цель часто выходит в парк, — тихо сказал он. — Гуляет, играет с сестрой. Ты подойдёшь к ним, Акталь, как обычная девочка. Скажешь: «Давай играть вместе». А потом выгрызешь ему гортань. — Он повернулся и взглянул на Акталь. — Ты справишься. Ему нет и двух лет.

Девочка вжалась в кресло. Её плечи дрожали. Она прикусила губу и уставилась в пол.

— Убить мальчика?.. — прошептала она едва слышно. — А если… если я не послушаюсь?

Койтоль склонил голову набок, усмехнулся — оскал без веселья.

Эктоктоль медленно, театрально, достал из внутреннего кармана пиджака небольшой чёрный пульт. Посередине пластика — всего одна-единственная кнопка.

Ацтек нажал её.

Камень в ошейнике вспыхнул багрово; Акталь выгнулась в кресле, рот раскрылся в беззвучном крике. Она сжалась, как зверёк, которого сжигает электричеством, и обмякла, хрипя сквозь зубы.

— Тогда ты поджаришься, малышка, — всё тем же ровным голосом сказал Эктоктоль, глядя ей в глаза.

Снова в садике. Очередное утро, тест на головоломки. Мы решаем их группой, сидим за низкими столами — как птенцы на жердочках. Первым сдаю я, как обычно. И, как обычно, тянут время все остальные. Потом воспитательница раздаёт стикеры — награды за успех.

Мне достаётся очередной «робот-экскаватор».

Ух… опять экскаватор. Уже седьмой, наверное. Или восьмой. На наклейе всё тот же дурацкий ковш и тупая морда. Не только у меня такая коллекция: у Артёма — штуки четыре, да и у остальных мальчиков эти экскаваторы уже лезут из ушей. Мутный приз.

Артёму, кстати, сегодня дали «робота-строительного крана». Ну, тоже ерунда, если честно, но хоть разнообразие. После задачек идём в игровую. И вот тут начинается необычное.

Денис Миронов срывается с места и набрасывается на Бориса.

— Отдай лобота с пулемётом! — визжит Миронов, как чайник на плите.

Борис пятится. Он на полголовы ниже, щуплый такой. Сжимает в руке стикер, как ценную бумагу.

— Нет, — отвечает. — Я сам честно лешал задачку. Мне выдали лобота. Я заслужил.

— Отдай, говорю! — топает ногой Денис, красный до ушей. — Мне надоели эти экскаватолы!

Я стою в стороне и наблюдаю. Обычно Денис не такой. Ну да, дуралей, любит покомандовать, поиграть в «главного», наехать с видом взрослого, но чтобы вот так — с криком, с пеной — впервые. Оболтус он, конечно, но раньше хотя бы не дымился, как паровоз. Видимо, воспитание Мироновых давало какие-то плоды. До поры. А тут — сорвало крышу. На ровном месте.

И, как водится, поблизости — ни одного воспитателя. Классика. Когда начинается что-то не по плану — взрослые просто испаряются. Верный признак того, что Ильина опять мутит свои социальные эксперименты. Снова система мутит. Матрена Степановна никак не успокоится, сто процентов, опять что-то тестирует.

Ведь не просто так всем в основном выдают однотипные стикеры. Мальчишкам втирают этих роботов-экскаваторов. У Ксюни, например, уже седьмая подряд розовая фея. Она, вообще-то, мечтала о золотой. А у них там, у девчонок, свои страсти и рейтинги. Там тоже всё неспроста.

Я вот сумел заполучить всего два редких стикера: робота-танка и робота-самолета. Да и то только потому что раньше всех задачки решаю.

Разборка вот-вот начнётся. Пора вмешаться, пока Боре не раскрасили физиономию под лоскутное одеяло. Почему? Потому что я могу это остановить. А если могу — почему бы и нет? Это ведь также мой садик, я один из собственников. А если это моя собственность — значит, на ней должен быть порядок.

Подхожу, встаю между Борисом и рычащим Денисом. Миронов уже на взводе, лицо красное, глаза блестят — сейчас или врежет, или заревёт. Отталкиваю его рукой:

— Успокойся, паля. Это его лобот.

— Мне плевать! Я хочу лобота с пулемётом! — орёт он, почти визжит. — Достали уже эти экскаватолы!

— Глянь на себяДа ты себя ведёшь, как гопник из подволотни, а не как княжич, — говорю. — Некласиво.

— Я из княжеской семьи! — выпячивает грудь. — Мне нужен лобот с пулемётом!

— Ладно, — я прищуриваюсь. — Пледложение: забей на пулемет, а взамен меняю тебе лобота-танка на пять лоботов-экскаваторов.

Он замолкает, хмурится.

— У меня всего тли… — бурчит и пересчитывает по пальцам. — Да. Тли.

— Тогда решай задачки. Залаботаешь пять — получишь лобот-танк. Честный обмен.

Он мнётся, глядит, будто я ему кредит под процент предлагаю.

— А ты точно не обманешь?

— Слово дволянина, — торжественно отвечаю.

Он уходит, загруженный. Я возвращаюсь к Артёму и Ксюне. У нас на полу солдатики, машинки и Ксюнина кукла (на знаю зачем). Но поиграть долго не успеваем — возвращаются Денис и его друган Стёпа.

— Мы плинесли, Опаснов, — Денис протягивает пять однотипных стикеров. — Давай лобота-танк.

— А как вы лазделите его? — спрашиваю. — Один лобот-танк на двоих?

— Да, будем вместе иглаться, — гордо говорит Стёпа.

Не представляю, как можно играть со стикером, но пофиг. Пожимаю плечами. Лобота-танка жалко — у него и гусеницы, и маска на морде, и антенна — но слово есть слово. Отдаю. Денис с братом довольные, держат стикер вдвоём и уходят. Торжественно, как будто несут грамоту за победу.

Артём смотрит на меня, как на дурака:

— Зачем ты отдал крутого лобота? Стикел классный! Ни у кого такова нет!

— Это стлатегия, — говорю. — Моя цель — обвалить лынок.

— Кого обвалить? — чешет Тема репу

— Всех.

И тут мне в голову приходит идея.

— Эй! — бросаю вдогонку Миронову с дружком. — А вам лобот-самолёт не нужен случаем?

— Хочу самолёт! — оборачивается Денис, глаза горят.

— Тогда слушай условия. Самолёт — только за двадцать экскаваторов.

— Двадцать⁈ Это же… — Денис с братом начинают считать по пальцам, сбиваются, шепчутся. — Много! — выдают они в итоге, глядя на меня круглыми глазами.

— Ну да, много. И что? — пожимаю плечами, будто ничего особенного не сказал. — Мой самолет. Хочу отдаю, хочу нет. Какие-то проблемы?

Они ещё немного хлопают глазами, переглядываются — и вдруг топают прочь. Долго не возвращаются. Потом приходят всей толпой — человек семь мальчишек. У каждого в руке по несколько стикеров.

— Серьёзно?.. — я смотрю на их добычу. — Вы все будете владеть одним самолётом?

— Дя! — важно отвечает Денис. — А тебе-то что?

Пожимаю плечами. Мне — ничего. Просто интересно. Отдаю им лобота-самолёта. Они, как послушный муравейник, вручают мне горсть экскаваторов. Целую россыпь.

Артём и Ксюня косятся на меня, как на сумасшедшего.

— Сава! Нафига ты им самолёт отдал? — еще больше офигевает Артём. — Он же клутой!

— Это стлатегия, — учу парнишку. — Вот тепель-то и будем обваливать лынок.

Встаю и топаю к своему ящику, где лежат мои лучшие игрушки, те, что привезли из детского универмага. Там и трансформеры, и машинки с открывающимися дверцами, и фигурка рыцаря, у которого снимается шлем — мечта.

Достаю всё лучшее и откладываю в отдельную коробку. Я же их привёз. Моё право. Тем более я вообще-то частично владею этим садиком, а значит и игрушками. Так-то.

Встаю и объявляю:

— Отныне часть иглушек — это племиум. Их можно брать только за стикелы. Играй, если ты умный!

— А что значит — умный? — морщит лоб Денис. Вокруг собирается народ и слушает.

— Значит: лешаешь задачки, получаешь стикелы, платишь ими за иглушки. Час аленды — за десять экскаватолов или за одного самолёта.

Дети переглядываются. Денис хмурится, уловив подвох. Он не совсем же тупой, сейчас допрет.

— Почему десять экскаватолов? Мы же отдали двадцать экскаватолов за самолёт! — возмущается Мирнонов

— Ну дя, — говорю я. — А час стоит десять. Вот такие плавила я устанавил.

Мальчишки и девчонки мнутся. Считают. Шушукаются. Потом Денис со своей бандой возвращаются — и молча протягивают обратно стикер-самолёт. Я забираю, и, как по договору, выдаю им игрушки — на час. По-честному.

— Опаснов! — вдруг возмущается Катька, уперев руки в боку и сдув со лба светлую прядь. — Так нечестна! У девочек нет ваших лоботов! Только феи! А мы тоже иглать хатим!

— Сава, — говорит Ксюня, — а может, мы будем отдавать иглушки также за фей? Час за одну фиолетовую или десять лозовых. Так девочки смогут иглать! А я свою фиолетовую фею обменяю за двадцать лозовых, чтобы она пелестала цениться.

Удивляюсь. Ксюня вообще не из тех, кто уступает свои феи. Это ж у девчонок там культ.

Киваю:

— Холошо. Будем и по феям толговать.

Вот я и построил экономику в детском саду. Стикеры за игрушки, система обмена. Всё как надо. Конечно, мне-то пофиг на это баловство. Но самое главное — я предотвратил конфликты в группе. Роботы и феи — больше не ценятся сами по себе. Они — всего лишь валюта.

И тут заходит воспитательница.

— Вячеслав Светозарович, тебя госпожа директор зовет к себе.

Ну всё, думаю. Сто процентов — Ильина наблюдала за нами через камеры и теперь собирается меня пожурить.

Захожу в директорский кабинет. Там вдруг не только Ильина. Рядом с ней — тётка в очках, с блокнотом на коленях и выражением лица из серии «мы тут вас не ругаем, мы вас анализируем».

— Княжич Слава, это доктор Лопухина, — говорит Ильина, дежурно улыбаясь. — Я передала ей материалы о тебе, княжич Слава. А еще мы обе видели твою игру в Монополию в масштабе всей группы.

— В Монополию? — переспрашиваю.

— Ага. Как ты устроил манипулятивную ситуацию с игрушками и стикерами. Очень изящно, кстати. И доктор Лопухина считает, что ты… необычайно развит для своего возраста. Хочет провести тестирование. Возможно, тебе пора в школу.

Вот тут я и замираю. Внутри начинает шелестеть — как ветка о стекло. С одной стороны — садик мне уже осточертел. Тупые задачки, однотипные стикеры, капризные дети, которых можно манипулировать с полуулыбки. Да и из игрушек я уж точно вырос. Хочется масштабов. Школа — почему бы нет.

Но с другой стороны — спалиться тоже не хочется. Если буду слишком умным — начнут копать. И это уж точно: проверено на моих дружинника. Ефрем, по-моему, уже заподозрил, что я, ну, не совсем отсюда. Что я — переселенец.

Да и Ксюню бы, конечно, прихватить с собой в школу. Как минимум потому, что привык я к ней.

— Тесты так тесты, — пожимаю плечами.

Выбираю путь компромисса: тесты решаю, но с ошибками. Не совсем чтоб глупыми. Где-то промахнулся, где-то перепутал.

А вечером дома мама встречает на пороге, глаза светятся, улыбка шире обычного, аж щёки блестят.

— Слава! Мне сообщили, что ты сдал специальный тест на гениальность! Ты молодец!

И вот тут я чуть не спотыкаюсь. Идеально⁈ Я же специально косячил! Подгонял под просто головастого карапуза! Где я прокололся? Или остальные дети еще тупее, чем я думал?

— Возможно, тебе придётся пойти в школу уже в этом году, — говорит мама, помогая снять куртку. — Но Ксюня пока останется в садике. Конечно, вы с сестрёнкой так привязались… но так вот.

Ксюня стоит сбоку, приунывшая. Голову опустила, кроссовкой ковыряет ковёр.

Ох, да вы бы уже определились, кем мне приходится Ксюня: сестра она мне или суженая? То так назовут, то эдак. У самих, видимо, путаница в анкетах.

Короче, ясно одно: если хочу, чтобы она пошла со мной в школу — интеллект надо подтягивать. Причём срочно.

Методику я знаю. Алхимический раствор — базовый, но рабочий. Мощный, с проверенным эффектом. Всё нужное, между прочим, у мамы в лаборатории как бы есть. Осталось придумать, как это ей аккуратно подкинуть рецепт, чтобы

она сварила это?

— Давайте кушать, — говорит мама. — А потом поедите снимать ролик. Кстати, сегодня на съемках будет Константин Мефодьевич. Он сказал, что хочет с тобой, Слава, поговорить… насчёт твоего обещания подписчикам. Про то, что ты там собирался на чём-то кататься.