Княжич, Который Выжил

Глава 14

И сразу следом сзади раздается глухой, тяжёлый звук, будто кто-то опёрся о стену, но не удержался и навернулся.

Резко оборачиваюсь. Ну ничего себе! Хел меня дери!

Наркоман жив. Шатается, весь в кровище, башка течёт, но держится. Встает, гад. Глаза бешеные, рот в пене, руки трясутся, но больше не падает. Живучий ублюдок. Маг, значит. Атрибутика Жизни, сто процентов. Вот я и не почувствовал — я ж всего лишь карапуз, чужую Атрибутику тяжело сканирую. А у него ее с гулькин хвост, вот и пропустил. Слабый маг, но заряда ядра хватает на неполную регенерацию. Ладно, надо исправлять положение, а то Ксюня уже испуганно икает, жмётся, глазами цепляется за меня — боится этого наркомана.

Достаю последнюю стекляшку с кислотой.

— Лови, длужок.

Бросаю с разворота, со всей силы. Шарик летит в него, красиво так, со свистом. Бац! В грудь. Взрываю мгновенно, брызги во все стороны. Кислота на кожу, на глаза, на рот.

Завыл. Орет так, что у меня уши заложило. Дымится, валится на пол, корчится, шипит, словно сковородку на огонь кинули.

Я не жду, что он сам догорит — это было бы слишком наивно. Такой, как он, быстро восстановится. Прыгаю к нему, уклоняясь от дёргающихся рук, и без лишних церемоний вгоняю нож прямо в глазницу. До упора. Лезвие пропитано Атрибутикой, пробивает глубже, к мозгу. Всё, готов. Теперь не оживёт.

— Далом что маг, — бурчу себе под нос, оставив нож на всякий случай в голове. — С таким уловнем мозги сам себе не залечишь.

Разворачиваюсь к Ксюне — она замерла, смотрит на меня круглыми глазами, как зайчонок, попавший в капкан.

— Сава, што с ним?

— Уснул. Надолго уснул, — быстро бросаю. — Беги, быстло! Вон туда, колидолом, дальше за глузовой цех!

Она вскакивает, и без лишних вопросов — молодец, девочка — уносится прочь, обогнув мёртвого Гридня. Шаги гулко стучат по бетонному полу, удаляясь всё дальше и дальше.

Но я не могу бежать за ней. Бережков где-то рядом, а грохот магической схватки приближается. Скоро этот гад полезет проверять, почему девочка не визжит, как он там себе мечтал, пока собирался махаться с Роговым. И тогда он бросится следом за Ксюней. Или вообще обвалит весь цех. А этого я не могу допустить. Надо подготовить привет.

И в этот момент со скрежетом, с таким звуком, будто танк наехал на кирпичи, боковая стена с глухим треском рушится, разлетаясь камнями, пылью, осыпающимся крошевом.

Из пролома вываливается Бережков. Видок у него… Мать родная! Рука поломана, вся болтается, как плеть, лицо перекошено от злобы, зубы оскалены. Глаза безумные.

— Где девчонка⁈ Почему она не визжит⁈ Ты режешь ее или нет⁈ Э-э-э-э…. — Сечевик резко ловит столбняк, увидев Гридня с ножом в глазнице. — Какого хрена⁈

И тут же за ним, прямо по пятам, вваливается Рогов. На ходу, не думая, он поднимает руки, и в ладонях вспыхивает молния — яркая, слепящая, с зигзагами вспышек, которые облизывают воздух, сотрясают пространство вокруг.

— Не трожь мою дочь! Я тебя прикончу! — рявкает Мастер так, что вибрация проходит по всей комнате, стены дребезжат от каждого слова. Рогов не бросается в атаку сразу, а сканирует обстановку, выискивая возможные жертвы поблизости — меня или Ксюню.

Но Бережков не медлит — он отвечает огнешаром, сбивая молнию, а затем переходит в рукопашку. Несмотря на то, что он фактически однорукий, с силой откидывает от себя Рогова, вбивая его в стену.

— Ты-ы-ы-! — вопит Бережков, обернувшись и заметив меня. И в его руках вспыхивает новый огнешар, дымящийся, светло-красный. О-у, сейчас прилетит.

Я резко вскидываю взгляд вверх.

Пора.

Силой мысли сжимаю стеклянный потолок, взрываю его, давлю, и он с оглушительным треском лопается, словно весенний лёд под первыми тёплыми лучами. В следующее мгновение громыхает обвал, и тысячи острых осколков летят вниз, сверкая в свете ламп, режут воздух, несутся, как пули.

Несколько крупных обломков падают прямо на Бережкова.

Хруст. Стекло с размаху впечатывается ему в лицо, разлетается брызгами. Конечно, маг-Воитель такую мелочь переживёт. Для него это не смертельно. Но задержит. Секунды две-три даст форы.

И этого хватает. Рогов уже тут как тут.

Молния рвётся с его пальцев, белая, слепящая, с треском вонзается Бережкову в грудь. Разряд мощный, настоящий удар, от которого того швыряет в стену. Гулкий, мясистый звук удара тела о бетон.

А Рогов больше не тянет. Подпрыгивает, накрывает его сверху и, без промедлений, срывает голову с плеч. Быстро, чётко, слаженно. Несколько коротких, хищных движений ножами — и всё. Тишина. Только треск остаточных разрядов в воздухе.

Рогов бросает на меня взгляд, глаза блестят, уголки губ чуть приподнялись.

— Спасибо, ученик.

— Будешь должен, — отвачаю я, вылезая из-под стола и смахивая стеклянные осколки с плеч. Один вообще едва по лбу не заехал. Успел вовремя прыгнуть под столешницу.

— Где дочка?

— Там, в колидоле, — киваю в сторону, куда она убежала. Прикладываю ладони рупором ко рту и зову: — Ксю-ю! Возвлащайся! Всё позади! Втолой гад тоже… уснул!

Долго ждать не приходится — Ксюня врывается в помещение, стремительно бросается ко мне и вцепляется мёртвой хваткой. Щёки мокрые, глаза красные, всё тело дрожит мелкой дрожью.

— Сава-Сава-Сава… — лепечет, всхлипывает и не отпускает, руки сжала на моей спине, будто если отпустит — я исчезну. Нос вытирает о рукав, но держится изо всех сил.

— Всё холошо, — шепчу ей, аккуратно гладя по волосам. — Всё уже холошо.

Рогов отходит в сторону, достаёт телефон, быстро набирает номер. Один гудок, второй — связь пошла.

— Лекарей. Срочно.

Почти сразу за окнами завывают сирены — подъезжают полиция, скорая, машины дружины, все разом. Нам пора отсюда. Два трупа — не самое лучшее зрелище для девочки, и пускай она смотрит только на меня.

Выходим втроём во двор. Ночь прохладная, луна разливает белый свет, делая тени ещё глубже. Ксюня не отпускает меня, цепляется за руку, дышит прерывисто.

К нам из резко затормозившего внедорожника бегут Матвей Максимович и Ефрем Ефремович.

— Княжич! — выдыхают оба разом, громко, с облегчением. — Слава Богу!

— Неа, — мотнул я головой устало. — Отошел к Богу не Слава, а как лаз Бележков с плихвастнем.

Воевода и старший дружинник хлопают глазами, переваривая хирдский юмор. Не успевают они обменяться со мной и парой слов, как к ним направляются двое в форменных костюмах — либо полицаи, либо жандармы, разницы особой нет. Взгляды цепкие, физиономии протокольные.

— Здравствуйте, Третье отделение жандармерии. Титулярные советники Васильев Василий Васильевич и Степанов Степан Степанович, — представляются, одновременно вытаскивая удостоверения. — Мы проводим расследование по инциденту. Можете рассказать, что случилось, господин Рогов?

Васильев сразу замечает мою кобуру с «Береттой» на поясе, взгляд цепляется, но вопрос пока не задаёт.

Рогов хмурится, тяжело выдыхает.

— Я убил одного гада. Мой ученик — другого. Больше ничего. — Голос жёсткий, без намёка на обсуждение. — Господа жандармы, давайте отложим разговоры.

— На какое время? — уточняет Васильев.

— На другое.

Не дожидаясь ответа, Мастер кивает мне и Ксюне:

— Пойдёмте, ученики.

Как говорится, наставника надо слушаться, и я с радостью прохожу мимо жандармов, уводя Ксюню.

У машин все расходятся. Рогов уходит к своей, даже не оглядываясь. Остальные — я, Ксюня, Матвей Максимович и Ефрем Ефремович — садимся в княжеский внедорожник.

Ксюня так и не отпускает мою руку. Ни на секунду. А в машине нас встречает мама.

Завод ЖБИ, восток Рязани

Титулярные советники Степанов и Васильев стоят над телами в полутёмном цеху завода. В воздухе висит тяжёлый, удушающий запах гари, кислоты и крови маслянистыми пятнами машинного масла.

Васильев осторожно обходит разбросанные осколки стекла и обломки стены, стараясь не наступить в свежие следы бурого цвета. Нагибается над трупом подручного Бережкова, внимательно осматривает. Тело ещё не остыло, губы приоткрыты, будто он хотел что-то сказать перед смертью. На столе рядом среди осколков следы порошка, сыпучие, мелкие, разбросанные небрежно, будто кто-то в спешке прервался и не успел замести следы. В лбу убитого — аккуратные, крохотные пулевые отверстия. В горле — ещё одно, с неровными краями. В глазнице — нож, всаженный по самую рукоять.

— Отверстия от пуль маленькие. Калибр пальчиковый. Значит, «Беретта» того княжича, — замечает Васильев, пока его напарник рассматривает второй труп. — Похоже, Рогов не приукрасил действительность. Подручного, правда, убил ребенок.

Степанов стоит, немного расставив ноги, чтобы не наступить на валяющуюся рядом оторванную голову, и разглядывает тело Бережкова. Мужчина явно успел поколотить противника перед смертью — костяшки в ссадинах и брызгах чужой крови. Но в итоге проиграл.

— Да? Меткий карапуз, — хмуро бросает Степанов, не поднимая глаз. — С этим же явно Рогов поработал.

Васильев достаёт из внутреннего кармана пачку папирос, щёлкает зажигалкой, прикуривает. Густой дым стелется низко, смешиваясь с гарью. Он задумчиво разглядывает второе тело, время от времени щурясь от дыма.

— И куда делись бывшие дружинники Воронцовского с миллионами Царского банка? — рассуждает он вслух. — Бережков мёртв, а деньги увезли. Этих ещё искать и наказывать.

Степанов молча берет у коллеги сигарету, щелкает зажигалкой, обдумывая ту же проблему. Вдалеке за тонкой перегородкой что-то тихо скрипит — возможно, крысы, которых сюда наверняка уже потянуло.

— Возможно, княжич Слава что-то слышал, — наконец говорит Васильев. — Дружинники Опасновых доложили, что он спрятался в машине, приехал в багажнике, слушал разговоры Бережкова по телефону. Может, княжич знает, куда подались остальные. А может, и не знает — но ответ всё равно есть в его памяти.

Степанов бросает на напарника скептический взгляд, выдыхая дым в сторону:

— Ты серьёзно? Как мы это узнаем? Княжичу и двух лет нет, считай.

Васильев пожимает плечами, словно обсуждает не судьбу ребёнка, а очередную бумажную волокиту:

— На это есть ментальные профайлеры.

Степанов морщится, стряхивает пепел прямо на пол:

— Это риск для ребёнка.

— Главное — выйти на преступников, — жёстко отрезает Васильев, словно это закрывает вопрос. — Позвони княгине Опасновой. Потребуй разрешения на доступ к разуму княжича.

Степанов вздыхает, бросает недокуренную папиросу в лужу масла, где она тонет с тихим шипением, и нехотя тянется за телефоном.

Мы с Ксюней сидим в машине рядом с мамой. Я обнимаю её, чувствуя родное тепло, а Ксюня прижимается ко мне, уткнувшись в бок. Обеих держу за руки — своих женщин, своих близких.

Завод давно уже остался позади. Мама успокоилась, но в голосе всё равно проскальзывает тревога, когда она наконец спрашивает:

— Слава… Почему ты тогда убежал и спрятался в багажник бандитов?

Я отвожу взгляд в окно, смотрю на тёмные улицы, на огни фонарей, плывущие мимо, и отвечаю тихо, но твёрдо:

— Лади Ксюни.

Мама коротко кивает, всё поняв.

— Понятно.

Едва тишина укладывается между нами, как раздаётся звонок. Мама мельком глядит на экран, принимает вызов.

— Да.

Из трубки доносится сухой, официальный голос:

— Это жандарм Степанов Степан Степанович, Третье отделение. Ваша Светлость, я хотел бы обсудить вопрос взятия показаний у княжича Вячеслава Светозаровича как можно скорее. Он является важным свидетелем.