Войдя в свои покои, Анаис застыла. Царь Касдаль восседал в её кресле, его фигура источала холодную уверенность. В одной руке он держал бокал вина, другой — с ленивой жестокостью — сжимал за горло мага.
Тот ещё дышал, но его облик стремительно искажался. Кожа трескалась, из ран вырывался густой чёрный дым. Глаза, некогда живые, стали безумными, а рот в мучительном безмолвном крике издавал лишь шипение. Касдаль наблюдал за этим зрелищем, словно это была пьеса, поставленная исключительно для его развлечения.
— Моя дорогая дочь, — его голос, насыщенный обманчивой теплотой, пронзил тишину. —Наконец ты вернулась. Как приятно вновь видеть тебя.
Его взгляд задержался на ней лишь на мгновение, прежде чем он кивнул на корчащегося мага.
— Этот жалкий червь, — произнёс он, смакуя слова, — осмелился рассказать мне отвратительно нелепую историю. Подумай только, он утверждал, что МОЯ ДОЧЬ якобы помогла жалким мятежникам.
Он произнёс слова медленно, словно смакуя каждую букву. Его улыбка стала шире, обнажая безукоризненно ровные зубы. Пальцы, всё ещё держащие мага за горло, чуть сильнее сжались. Тот завыл, из тела начали вырываться длинные черные щупальца, извиваясь в агонии. Кожа полностью облезла, обнажив скрученные мышцы, а череп начал менять форму, становясь вытянутым и уродливым. Руки его сжались в когти, и, несмотря на искажённый облик, в его глазах читалась мучительная боль.
— Но это, конечно, ложь, не так ли? — Касдаль обернулся к Анаис, его улыбка была по доброму отеческой.
Сердце заколотилось, а холодный страх пронзил до костей. Она смогла лишь покачать головой, её губы дрожали, не находя слов.
— Конечно, ложь, — повторил он, и его пальцы сомкнулись сильнее.
Но затем, он внезапно отпустил мага, с такой небрежностью. Существо, в которое тот превратился, рухнуло на пол, но вскоре поднялось, скрюченное и обезумевшее. Его глаза тут же нашли Анаис, и он бросился к ней, когти вытягивались в острые шипы, а из пасти вырвался утробный рёв.
— Нет! — выкрикнула она, инстинктивно отшатнувшись.
Но Касдаль, даже не вставая, лениво щёлкнул пальцами. Существо застыло, а затем вспыхнуло чёрным пламенем, обращаясь в пепел.
— Какое разочарование, — протянул он, поднимаясь с кресла. Его движения были грациозны, почти звериные.
Он подошёл к Анаис, нависая над ней. Она чувствовала себя птицей, загнанной в клетку. И вдруг он обвил её в неожиданно нежных объятиях.
— Отец, прошу… — прошептала она, но слова застряли в горле, когда поток магии подчинения проник в её тело.
Сначала это было лёгкое тепло, растекающееся по её коже, но затем оно сменилось огненной болью. Магия обрушилась на её разум, на каждую клетку её тела. Её мышцы скручивались, кости ломило. Крик сорвался с её губ, но он не останавливался.
— Ты ведь любишь меня, правда? — его шёпот был ледяным, несмотря на мягкость.
— Да… Люблю…— выдавила она, силясь удержаться в сознании.— Пожалуйста!
Он отпустил её, и она рухнула на пол словно тряпичная кукла, сломленная. Касдаль опустился на одно колено, лицо снова стало мягким, почти нежным. Он протянул руку и коснулся её щеки, вытирая слезы.
— Анаис, — произнёс он, глядя прямо в её полные слёз глаза. — Ты самое любимое, что у меня есть на этом свете. Не предавай меня. — в этих словах была вся тяжесть угрозы.
— Отдыхай, моя дорогая, — сказал он, вставая.
Дверь за ним захлопнулась. Анаис осталась лежать на холодном мраморе, тело тряслось от боли, а душу разрывала бессильная ярость. Она не могла пошевелиться, не могла даже закричать.
Прошли часы. Когда она смогла подняться, её взгляд упал на небо за окном. Закат полыхал кровавыми всполохами, словно отражая её состояние.
— Больше так не будет, — прошептала она, её слёзы высохли, а в глазах зажёгся огонь решимости.