Изменить будущее

Глава тринадцатая

Сингапур встретил ливнем. Громыхал гром, сверкали молнии, по взлётной полосе текли красноватые водяные потоки. Однако, пока ждали автобус, дождь прекратился и тучи, озаряемые всполохами, улетели в сторону Куала-Лумпура. Привычная прохлада порадовала. В самолёте стояла жуткая жара.

Четырёх часовой перелёт из Австралии вымотал. Ох уж эти мне Австралийские авиалинии! В нашем «Аэрофлоте» и то лучше. Я заметил, что сочетание «наш аэрофлот» промелькнуло, как бы в тумане. Это работали первичные блокировки, слегка «отжатые» моим сознанием.

Я переключил внимание на периферийные реакции и вошёл в аэропорт вполне себе британцем. «Я сам себе матрица»… — подумал я.

— Господа, прошу вас быть внимательными. Аэропорт Сингапура один из самых крупных в мире. Все двигаемся строго за мной, — сказала гид. — Шатл ожидает на площадке двадцать семь. При посадке просьба предъявлять жетоны нашей туристической компании. До отхода шатла тридцать минут.

В шатле, как и в аэропорту работал кондиционер, и перепад температуры я почувствовал только на выходе из автобуса. Тридцать пять в тени… Это цветочки. Прохладно после дождичка. Периферия с задачей справлялась: потоотделение отключено, тепловые рецепторы отрегулированы на плюс тридцать пять. Полёт нормальный.

Моё тело воспринималось моим разумом, как активный защитный скафандр. Тепловых рецепторов в скафандре гораздо меньше холодовых, поэтому управлять ими мне гораздо легче. Они располагаются на глубине три десятых миллиметра под кожей.

Сенсомоторная область коры большого мозга мной воспринималась, через мысленно представляемую панель управления, с кнопочками и ползунками. Также, как и вся остальная система анализаторов, она подчинялась моему внутреннему «компьютеру» безукоризненно.

С помощью нейробионики, химии и психологии «институт» добился многого. Объекты, вроде меня, сначала обучались переключать контроль анализаторов на внешний контур, потом, путём химического и гипнотического программирования, объект вводился в нужное состояние и отправлялся на задание. В основном отключались рецепторы страха и боли и программировались поведенческие характеристики.

Я «тогда», после 1992 года, много экспериментировал сам, потому, что помнил жизнь кусками, и это меня раздражало. Но толком результата я не добился. Добился многого, но не того, чего хотел. Память не вернулась. Участки памяти были заблокированы прочно, и, казалось, навсегда.

Однако, прохождение курса психофизического тренинга «заново», помогло мне разблокировать память, понять саму методику блокировки и взять её под свой контроль. То, что меня изучали аж пять лет, упорно пытаясь взять под контроль, позволило мне самому разобраться в себе и довело мой организм до идеального состояния самоконтроля.

Скромный номер в гостинице на Орхард роад соотносился с бюджетом студента британского колледжа. Окна выходили в проулок с запылёнными лавчонками и сонными продавцами-китайцами. Но главное, что имелся кондиционер. Рецепторы рецепторами, но организм нужно беречь.

Я ещё не мог регулировать органы внутренней секреции, и как они реагируют на мои регулировки, я так и не разобрался. Анализы приходили в норму примерно на пятые сутки самостоятельно.

Остаток дня мы потратили на зоопарк, а вечером того же дня я пошёл на условленную встречу.

Я сидел на ступеньке и смотрел лазерное шоу. В ночном небе драконы перемежались с птицами, рыбами и львами. Рядом со мной лежала раскрытая карта Сингапура и кепка-бейсболка «Манчестер Юнайтед». Точно такая же была у меня на голове. Многие проходившие косились на свободное место, но проходили мимо.

По площади Калланг ривер люди шли сплошным потоком, так как сидячих мест не хватало.

— О, Джон! — Воскликнул молодой человек моего примерно возраста. — Ты ведь Джон? Из Австралии?

— Да, я из Австралии. А ты, наверное, Алан.

— Точно. Где взял бейсболки Эм Ю?

— Здесь купил. Мне нравится Манчестер.

— Кого-то ждёшь?

— Просто занял место. Вдруг девчонка одинокая пройдёт мимо? Но они по одной не ходят.

— Да, — рассмеялся Алан, — Давай вместе охотиться. Моя девчонка осталась дома. И я тоже не подобрал себе пару.

Прозвучало контрольное слово «pick up» и моё сознание переключилось.

Алан взял кепку, надел её на свою голову, присел на расстеленную карту и достал из сумки две банки пива.

Мы хорошо провели с Аланом вечер и сняли-таки двух студенток-француженок. Здесь вообще-то оказалось много студентов, приехавших на каникулы, посмотреть китайский Новый Год. По-настоящему он ещё не начался и китайские лавчонки и магазины работали.

На следующий день я выбыл из своего номера, и заселился в отель Алана по другим документам. Он проживал в более престижном отеле, в двухкомнатном люксе. На целую неделю наш с Аланом «двухкомнатный» номер стал местом сборища английских и не только студентов. Мы вели себя почти культурно. И здесь было не принято делать замечание за шумное поведение в своём номере. Да и на улице было так шумно, что мы особо не выделялись. Кто хотел тишины выбирал отель в стороне от центра.

Оставив благодарственные записи в книге посетителей мы выехали из отеля третьего февраля 1984 года, а четвертого февраля мы сходили по трапу самолёта в Лондоне. Его встретил «его отец», меня встретил «мой дядя». И тот, и тот в единственном лице.

— Привет, Джон, — сказал мне крепко сложенный не очень высокий человек в драповом пальто темно серого цвета. Расстёгнутые полы демонстрировали серый двубортный пиджак в полоску средней ширины, белую рубашку и однотонный бордовый галстук. Брюки в тон пиджаку чуть нависали на безукоризненно сверкающие чёрные туфли.

— Привет, дядя Брюс, — сказал я, пожимая протянутую мне ладонь.

— Как мама?

— Хорошо. Как ты?

— Отлично. Как отдохнули? — Обратился он к обоим, обнимая Алана за плечи.

— Здорово, па. Джон поёт «битлов». Под гитару… Все девчонки были наши.

— Да? — Удивился «дядя». — И какая твоя любимая песня? — Спросил он меня.

— «Потому что», — ответил я.

— Это сложная песня, — покачал головой «дядя». — Поехали. Парковка дорогая.

Мы вышли из терминала на паркинг и сели в небольшой «хэтчбек» «Остин Маэстро». От аэропорта Хитроу до дома «дядюшки» Брюса, располагавшемся, как я понял из указателей, в Саутхоле, западном районе Лондона, мы доехали быстро. Двухэтажный коттедж вмещал в себя три спальни, зал, кухню и два санузла.

— Жить пока будешь у нас. Завтра оформим водительскую лицензию и отдадим документы на получение британского паспорта. Свидетельство о рождении взял?

— Взял. Австралийская лицензия не пригодиться?

— Можешь спокойно ездить, но раз ты будешь жить здесь, надо получить нашу с этим адресом.

— А долго паспорт получать?

— Должны уложиться в двадцать дней. Мы с Аланом станем порученцами… Без порученцев затянулось бы до полугода. У тебя сертификат британский, но жил ты в Австралии. Пока запросят ваши департаменты… Отошлют фото факсом… Получат подтверждение. Нормально всё будет, не переживай.

— А я и не переживаю, — заверил я.

Я действительно не переживал и ничего не боялся. Правое миндалевидное тело находилось под полным и постоянным контролем правого полушария.

Я про страх знал побольше современных учёных. И знал, что эксперименты по подавлению страха могут привести к смене половой ориентации. В миндалевидном теле содержится большое количество андрогенных рецепторов, связывающих тестостерон и если приглушить андрогены, то можно полностью превратиться в женщину, даже формами.

Я этого сильно опасался, и в том числе, поэтому, взял собственное психофизическое развитие под личный контроль. Не хотелось мне по чьей-то оплошности лишиться страха, но приобрести женские груди.

Мне отвели комнату на втором этаже, рядом с комнатой Алана. Мы занесли свои вещи и Алан потянул меня на улицу, пробежаться, как он сказал, по друзьям.

Я не знал, посвящён ли Алан в деятельность «дяди», или нет. Похоже, что «да», раз он при встрече сказал «pick up» и у меня включилась вторая программа. Однако вёл себя Алан так естественно, что я начинал сомневаться. Не мог же он тоже находиться в зомбированном состоянии, как и я. Но, по большому счёту, меня это не интересовало.

Мои детекторы новизны, располагающиеся в среднем мозге, находились в положении «ноль», и я ни взглядом, ни помыслом не выказывал ни интереса, ни удивления вновь увиденному и услышанному.

Я жил здесь, я видел всё это и с моего «отъезда» здесь ничего не изменилось, лишь чуть-чуть подросли деревья.

Дом, где жил «дядя» с «кузеном» раньше принадлежал семье «моей матери», и мы с «родителями» уехали в Австралию, когда мне исполнилось двенадцать лет. В Саутхоле, как сказал Алан, оставались жить некоторые «мои одноклассники». Но я не опасался встречи с ними.

— Ну пошли, — сказал я Алану и мы, снова надев куртки, вышли из дома.

Небо нахмурилось. Уличный термометр показывал 43 градуса по Фаренгейту и 6 градусов по Цельсию.

— Намочит? — Спросил я.

— Спрячемся в «Тройной подкове». Все там собираются.

Мы довольно быстро вышли на Аксбрич роуд, а по ней, минут через двадцать, дошли до пересечения с Саут роуд.

Паб «Тройная Подкова» — самый старый публичный дом в Лондоне тоже совсем не изменился. Публичным домом в Англии называли не дом с проститутками, а просто публичное питейное заведение, в отличие от закрытых и частных. Паб — от слова «паблик». Хотя раньше, наверняка, в пабах предоставляли и эти услуги, так как в таких местах должна была иметься хоть одна комната, где не едят и не пьют. Питейные заведения приличные женщины не посещали и выражение «публичная женщина» повелось от «других» женщин.

В «Подковах» стоял шум и гам. Молодёжь догуливала Рождественские каникулы.

— Эй Пит! — Крикнул Алан сразу от входа. — Смотри кого я привёл!

На его крик отреагировал крупный рыжеволосый парень в свободном свитере. Его лицо было мне знакомо и память быстро листала картинки.

Пит тоже нахмурился, не понимая на кого ему реагировать.

— Это же Джон Смит, мой кузен.

— Да ну, нах… — Удивился рыжий.

Он, конечно, выразился через «фак», но похоже это было именно на «нах».

— Это совсем другой парень, — сказал Пит.

— Зато ты совсем не изменился, рыжий Пит, — сказал я, улыбаясь во все свои тридцать два зуба, и запел, пританцовывая:

Пит тоже задёргался и заорал:

— Грёбаный, Смит! Ты откуда, мать твою, нарисовался.

Он рванул ко мне и заграбастал моё тоже не маленькое тело в свои ручищи, как плюшевого мишку.

— Ты ругаешься, как грёбаный янки, Пит.

— Так он и есть сейчас янки, — сказала милая девчушка стоящая рядом со стойкой с бокалом эля.

Пит повернулся к говорившей вместе со мной.

— Если бы ты Элли с элем не была бы девчонкой, я бы тебя…

Он оставил меня и шагнул к ней.

— Но так как ты всего лишь девчонка, я тебя просто… поцелую.

Парень наклонился к девушке и чмокнул её в щёку, так как та отвернулась и спрятала губы. Но Питу и этого было достаточно. Он что-то крикнул, типа: «хэ-хэй», и снова повернулся ко мне.

— Ах ты ж сукин ты сын, — сказал он и ткнул меня в плечо.

Я смягчил удар и перехватил его кулак. Мы немного поборолись на руках, и он удовлетворённо хмыкнул:

— А ты тоже ничего себе. В футбол играешь?

— В австралийский.

Пит скривился.

— Наш круче…

— Я же говорю — янки, — проговорила Элли.

Пит шутливо зарычал и, потянув меня за собой, двинулся к стойке, но девушка спряталась за спинами парней.

— Пошли за наш стол. Ну их, малолеток. Они то и эль пьют без алкоголя. И толку от них, — шепнул Пит и загоготал.

— Сид, помнишь Джона Смита? Нет? Знакомься! Это Нэнси, Дора, и Сара. Девочки, — это мой друг Джон. Мы с ним играли в школьной музыкальной группе.

— Не очень-то мы играли, — усмехаясь сказал я. — На картонных гитарах без струн… Мы показывали миниатюру «Поп группы и арт культура». Но орали и кривлялись мы здорово.

— Но мы же пели! «Потому что» на четыре голоса… Там гитары были не нужны. Первый приз взяли. Нам было… по двенадцать.

— Джон и сейчас поёт и играет на гитаре классно. Мы из Сингапура приехали. Там так отрывались! Джон своими песнями всех девчонок в нашем номере собрал.

Алан, вызывающе посмотрел на одну из девушек за соседним столом, и та опустила взгляд.

— На гитаре? — Спросил Сид. — Вон гитара висит. До неё ещё не дошло дело. А так мы тут…

— Нахрен гитару! Эля налейте Джону!

— Можно я налью? — Спросили за моей спиной.

— Элли, тебе даже прикасаться нельзя к кувшину, — почти крикнул Пит, громко смеясь.

— Мне уже восемнадцать, морячок, — сказала девушка. — Ты слишком долго плавал.

Она подсела рядом и потянулась за кувшином.

— Давайте лучше я вам налью, леди, — сказал я, и наши руки встретились.

Я посмотрел ей в глаза и тихо шепнул: — Красавица, — и плеснул эль в её бокал.

Было шумно и весело. Я сыграл и спел пару песен Битлов и получил свои овации.

— Imagine! Imagine! — Крикнул Алан. — Джона Леннона!

Я исполнял «Imagine» не в оригинале, а в блюзовом стиле, на американский манер, и она мне самому очень нравилась, поэтому это была моя «бомба». Особенно для тех, кто знал английский.

Сначала наступила тишина, потом паб взорвался рёвом.

— Да ты коммунист, Джон, сукин ты сын, — Сказал Пит, шарахнув меня по спине ладонью, когда я уселся за стол.

— Горло пересохло, — крикнул я, едва слыша себя в рёве толпы.