Изменить будущее

Глава одиннадцатая

Звонить начальнику ГРУ СССР, вернее по оставленному мне после встречи номеру телефона, я не стал, а сразу из «отдела кадров» пошёл к тренеру Георгию Григорьевичу и рассказал о своих злоключениях. Он многого не знал и слушал с интересом, хитро поглядывая на меня и иногда усмехаясь.

Его крупное лицо с пышными бровями, чем-то походило на лицо нашего, пока ещё живого генсека. Скорее всего, у Георгия Григорьевича Городецкого стояла вставная челюсть, потому что он, так же как Леонид Ильич слегка поджимал нижнюю губу и слегка шепелявил. И это делало его улыбку ещё приятнее, а речь мягче, даже, когда он ругался.

— Да-а-а… Попал ты в замес… — Проговорил тренер. — Не отстанут они от тебя. Не те это ребята, чтобы спускать обиды и упускать добычу. Это волкодавы, а ты сейчас для них жертва. Ты про крёстного своего им рассказывал?

— Совсем чуть-чуть. Только про поездки на границу. Да и что я знаю? Кроме имени… Да и имени я не называл.

— Имя, Миша… Был он во Владивостоке этим летом… По делам… Он тоже набирает группу физически крепких ребят, но главное для него не это, а сообразительность и грамотность. К сожалению, ты им сейчас вряд ли подойдёшь. Он набирает ребят с жизненным опытом, с высшим образованием.

Он посмотрел на моё расстроенное лицо, а я искренне был расстроен. Вся моя «комбинация» летела в бухты-барахты. Да и вообще, где я буду к концу этого дня я не знал.

— Образование, это не главное, конечно, но это показатель зрелости. Жаль, что ты завалил математику.

— Да, Георгий Григорьевич, я… Это они… Да я хоть сейчас всё напишу… Вы посмотрите…

Тренер засмеялся.

— Я сейчас… не математик, Миша. Приходи сегодня на тренировку, а я позвоню… Куда надо.

— А-а-а… Можно я в зале побуду? Позанимаюсь?

Городецкий понимающе кивнул головой.

— Пожалуй, так будет правильней. За тобой… не шли?

— Точно «хвоста» не было, — сказал я. — Я пешком до Луговой шёл. Потом на трамвае.

— Не ожидали они от тебя… кульбита. Вылетел в дверь, и кувырок через голову, говоришь?! — Он рассмеялся.

— Я ещё и оттолкнулся посильнее… — Я тоже позволил себе ухмыльнуться, но получилось не весело.

— Ну, тогда возьмешь группы на два и на четыре, а я пойду… Поищу от кого позвонить можно по межгороду.

Я догадывался, что он пойдёт через дорогу на завод ЖБИ-1. Там у него были знакомые в руководстве. У него везде по району были знакомые на заводах. Ходил к ним и выпрашивал, то доски, то брезент на ковёр, то дермантин, то краску, а мы сами, то красили, то шили ковёр, то колотили щиты на стены и зашивали их матрасами.

К пяти часам вечера Георгий Григорьевич вернулся хмурый.

— Пока не получается. Не смог дозвониться, — сказал он, пряча глаза.

Я уже отошёл немного. Да и детишки меня чуть расслабили.

— Ну, ничего страшного. Авось пронесёт! — Махнул я рукой.

— А вот на это, Миша, никогда не рассчитывай. Это не наш метод, если ты причисляешь себя к… сам понимаешь, к чему и кому… Поживёшь пока тут. В тренерской на диванчике. Родителям мальчишки записку отнесут, что тебя на учёбу отправили на неделю.

Я потёр руки.

— Только не хулиганьте тут мне. Валерку с Колей гони отсюда, а то девок наведёте…

— Георгий Григорьевич…

— Всё! Знаю я вас.

После вечерней тренировки я, действительно, выгнал всех, и завалился спать, но не в тренерской, а в соседнем подвале.

ДЮСШ располагалась в цокольном этаже пятиэтажного дома и рядом с нашей дверью находился шикарный подвал с домовыми водо-канализационными коммуникациями. Там я и залёг на матрасике, повесив на клубную дверь изнутри тройную «сигнализацию».

На уроках труда мы с Афанасичем сделали несколько вариантов и добились гарантированного срабатывания ловушек. При малейшем ослаблении рычага, срабатывала пружина, бьющая ударником по капсюлю или по колокольчику.

Уснул я легко, но проснулся быстро. После сработки первой, а потом сразу двух ловушек. Через минут двадцать провернулся ключ в дверном замке подвала и скрипнула дверь. Я лежал, прикинувшись ветошью, сразу возле входа. На мне был надет самошитый балахон типа «ветошь». Даже с виду неприятный наощупь. Я рисовал красками всё лучше и лучше.

Двое прошли по подвалу, вернулись и потыкали в меня спицей. Спица, проткнув первые два слоя, последний, кольчужный, проткнуть не смогла. Тыкали аккуратно, рассчитывая на болевую реакцию, а не для того чтобы проткнуть.

Через пятнадцать минут после ухода «гостей» я спокойно спал. Утром я перебрался в спортзал, убрал свои растяжки, переоделся в местного старичка и через соседний подъезд вышел из дома.

Я понял, что за меня взялись всерьёз и если возьмут, то упакуют «по полной», либо, прогнав через «чистилище», в военный Осназ, и В Афган на весь срок, либо на зону.

Хорошо, что я взял в военкомате письменную справку об отсрочке и спрятал её в укромном месте.

Я дошкандыбал до магазина, взял бутылку кефира и хлеб и побрёл обратно. Наблюдения я не обнаружил и свернул в подъезд соседнего дома. Повязав платок, надев очки, вывернув сумку и куртку, удлинив полы, я надел резиновые сапоги, вышел на улицу и пошёл на трамвайную остановку.

— Барышня? Три двенадцать, пожалуйста, — проскрипел я старческим голосом.

На том конце провода хмыкнули и сказали:

— Соединяю…

Я учился в Дальневосточном институте рыбной промышленности и хозяйства, в народе называемом Дальрыбвтуз, уже три года. И вполне себе успешно учился. То, что я не отвлекался на девочек в школе, сильно повлияло на мою успеваемость в институте.

Зато сейчас всё шло почти, как и в прошлом. Ой! В будущем… Или когда? Тогда, короче.

Попав в «свою» МА-12 и встретившись вновь с одногруппниками, я словно вернулся в свою семью. Все вернулись с «абитуры» из подшефного совхоза «Синиловский» уже сдружившиеся, а кое-кто и поссорившиеся. Я же оказался не у дел. Меня не приняли в свою «банду» Курьянов и Федько, самые шумные ребята курса. Это меня не особо расстроило. Я знал цену того «шума и пыли» для меня. В группе было достаточно других хороших ребят, с которыми можно было дружить. Но и для них я был незнакомец. И всё шло не совсем так, как раньше.

Я заново знакомился с теми людьми, которых знал раньше, но отношения с ними складывались совсем по-другому. Мне не хватало той бесшабашности и юношеской лёгкости. Я был слишком серьёзен, слишком много знал и слишком ответственно относился к учёбе.

В той жизни я много прогуливал лекций, и поэтому постоянно что-то сдавал, и пересдавал. На этой почве мы и сошлись тогда с моей будущей женой. Она помогала мне и по математике, и по английскому, взяв надо мной шефство. Сейчас же этого не требовалось и отношения между нами не заладились.

«Тогда» она обратила внимание на мои чуть коротковатые брюки, сейчас же я выглядел до безобразия прилично-фирмово, что очень нравилось другим девушкам, например Ольге Марковой, «хозяйке» читального зала и её подружкам из ДВГУ. Ольга жила в моём районе и мы часто ездили домой вместе, поэтому подружились.

В читальном зале по вечерам собирались кроме подружек Ольги ещё и друзья подружек, курсанты ДВИМУ и её брат Андрей со своими друзьями. Вечная проблема того времени — где собраться «посидеть» молодёжи, решалась отлично — в самом культурном месте, в запасниках читального зала. Мы весело, как и раньше, проводили время за лёгкой выпивкой, за умными разговорами и без пошлости. Девушки были весьма приличные, филологини третьего курса и мне с ними было очень интересно.

С «будущей женой» же отношения не складывались. Ни на новогоднем вечере, ни при дальнейших встречах, она на меня внимания, как на объект взаимоотношений, не обращала. От слова «совсем». Не проскакивало меж нами искры. Я страдал и мучился.

После первого курса мы поехали на производственную практику на остров Шикотан, но и там впечатления на неё я не произвёл. И танцевал я не так, и смены из-за неё не прогуливал. Да и жил я в другом «кубрике», не с бойкими и чудаковатыми: Курьяновым, Нестеровым и Баскаковым, а с другими ребятами, более спокойными и не стремящимися самовыразиться: Черторинским, Ильиным и Чихачёвым, автоматически выпадая из рядов студенческих «активистов».

Второй курс пролетел незаметно. Надо было много вспоминать, и я полностью погрузился в учёбу. Продолжая тренироваться у Городецкого, я выступал за ДИНАМО по молодёжи. Карате в нашей школе не прижилось. Продолжая вести САМБО для «Школы разведчиков», я смелее давал ударную технику, так как это вдруг разрешили, и секции карате выросли как грибы.

К нам в секцию приходил Владимир Жлобинский — мой первый тренер по карате Сётокан, но, то что я давал детям, ему не понравилось. Я ведь не ставил им жёсткие каратековские удары. Он попытался предложить школе свои услуги, но директор отказалась.

Помня о том, что в 1981 году заниматься в секциях карате запретят, как уголовное преступление, я продолжал давать детям и молодёжи защитные техники и бокс.

Третий курс я заканчивал ровно, уже сдав все зачёты, причём половину автоматом, чего в той жизни практически не случалось. Просто в этой я уже десятого июня должен был находиться в горном лагере «Динамо», а все остальные студенты уезжали снова на производственную практику на Шикотан.

Надо сказать, что за прошедшие три года по моей пригодности к службе в «погранвойсках» определились. Два года с перерывами я проходил собеседования, писал автобиографии, отвечал на вопросы, беседовал с психологами, сдавал зачёты по физподготовке, снова отвечал на вопросы. Какие-то тесты я помнил, какие-то забыл, но я знал точно, что если я буду вспоминать, как надо правильно ответить, я засыплюсь.

Тесты составлял институт психологии и исследовал их на большой группе действующих сотрудников и кандидатов вот уже лет десять, на сколько мне было известно. И давали они объективную оценку кандидата. Особенно его психофизическую пригодность к тому или иному роду специальной деятельности.

Проверяли всё, боязнь высоты и замкнутого пространства, брезгливость и реакцию на запахи, алергичность, выносливость, терпеливость, реакцию на монотонность работы и сохранение концентрации внимания, волевую сферу, то есть управление своим состоянием и поведением. Для этого вводили во внештатную ситуацию и намеренно подвергали эмоциональному воздействию.

«Контора» в те времена отбирала кадры о-го-го, как.

Честно говоря, я едва не завалил некоторые тесты. Слишком неадекватная реакция была на них моей головы и тела. Не юноши, как говориться, но мужа. А пытаться сойти за молодого, у меня не получалось. Заступилась главный специалист — психиатр Марина Поляченко, сказав, что «реакции интересны и мы должны наблюдать их не в тестовых режимах, а в режиме психологической подготовки».

И вот, подготовка, наконец-то начнётся. То есть, не подготовка физическая и профессиональная, а всё это вместе с психотренингом. Я помнил, на сколько мне тогда было тяжело, но сейчас я ничего не боялся, потому, что всё то, что мне сейчас намеревались привить, помнил и уже на себе новом протестировал.

Помнится, когда на экраны вышел фильм «Брат», где Бодров в критических ситуациях повторял детский стишок, многие воспринимали его забавным заскоком бывшего спеца, но я то знал, что это психофизическое воздействие на организм в стрессе плюс ритмический расчёт времени. У режиссёра имелись знающие консультанты. И это были совершенно закрытые технологии подготовки бойцов спецназа госбезопасности.

Я был готов всё это пройти заново. Повторение — мать учения. Да и подлатать память и привить отсутствующие у этого тела рефлексы не мешало.

До горного лагеря вела хоть и грунтовая, но вполне приличная, дорога, поэтому снабжалась база вовремя и, по этим временам, очень хорошо. Двухэтажный корпус бывшего санатория давал необходимый минимальный комфорт и соответствовал санитарно-гигиеническим требованиям.

По результатам тестирования нас разбили на группы по семь человек и начались тренировки. При каждой группе находился инструктор психолог, контролировавший наше самочувствие и корректировавший наше психологическое состояние.

Говоря языком будущего, он формировал нашу мотивацию, переключая наше индивидуальное сознание, зацикленное на собственном эго, на задачи общие и даже государственные.

Сейчас я лучше понимал инструктора, возбуждавшем в нас, скажем так, неприязнь к врагам нашего государства и империализма в целом.

Группа мне досталась крепкая, выносливая. Я себя вымуштровал за три года по максимуму. Бегал марафоны с выкладкой по сильно пересечённой местности, нырял, много плавал. Обладая техникой цигун, я сильно развил свои лёгкие и достиг задержки дыхания на вдохе-выдохе трёх минут. Это когда делается долгий вдох и долгий выдох. При гипервентиляции лёгких моя задержка дыхания под водой без потери сознания составляла четыре минуты.

В высокогорье это пригодилось. Я растягивал вдох выдох при беге и не терял силы и группа это оценила. Все ребята были явно постарше меня, а я знал, что курсы предназначены для уже окончивших вузы. И хоть спрашивать о возрасте не разрешалось уставом, все понимали, что я несколько моложе их и поначалу нервничали, так как прохождение группой программы обучения, ложилось на итоговую оценку каждого.

В общем, я не подкачал.

— Ваши реакции, Михаил, уникальны. Это не говорит о том, что они лучше или хуже, — сказала Марина Гавриловна, — но они выпадают из наших схем. Я не могу спрогнозировать ваше поведение и не готова рекомендовать вас для службы в войсках специального назначения. Нам нужно больше времени… Поймите меня правильно…

— Я понимаю, — сказал я несколько расстроено. — И что сейчас?

Поляченко рассмеялась.

— Будем работать дальше. Ваши результаты хорошие. Просто вы необычайно быстро осваиваете техники.

— Я давно занимаюсь самовнушением и медитациями…

— Я помню. Мы разберёмся, вы не переживайте. Вы же ещё студент, вот и учитесь. Это этим ребятам завтра на войну, а вам пока…

Но в целом я чувствовал себя отлично и вновь заряженным знанием своего тела.