30 сребреников – 5. Испытание славой

Глава 2

24 января 1458 A . D ., Валенсия, королевство Арагон

Моё прибытие в город вызвало какой-то странный ажиотаж. Иудеи и мудехары практически пропали с улиц, а городская стража сопровождала меня до самого дворца рода Борха, где я решил остановиться на время поиска корабля.

Сеньор Педро организовал целый пир, на который пригласил всех влиятельных людей города, и все очень подобострастно со мной разговаривали, постоянно при этом кланялись. Как мне потом сказал на ухо сеньор Педро, пирамида из отрубленных голов на центральной площади, да ещё и с флоринами во рту, оказала на всех просто сильнейшее воздействие. Он прямо не говорил мне, что считает меня ответственным за эти убийства, но по его намёкам и так было понятно, что все в городе поняли, на кого можно поднимать руку, а на кого это делать очень опасно.

Вместе с ним и его роднёй, которая очень тепло приняла меня у себя во дворце, я и провёл неделю, пока сеньор Альваро искал нам корабли для фрахта, всё же людей у нас с собой было очень много и требовалось суда приличных размеров.

К моему удивлению удалось это сделать даже проще, чем я думал, поскольку в порту едва узнав, что большинство из пассажиров моряки и солдаты, которые могут грести, обращаться с парусами, да если что, ещё и отбить атаку пиратов, как желающие взять нас с собой капитаны тут же нашлись и в большом количестве. Сеньор Альваро даже с гордостью мне сказал, что сам выбирал корабли, настолько много было желающих взять нас к себе на борт, поскольку мы плыли в Португалию и проходили на пути к ней не самые спокойные воды, недалеко от Магрибского побережья, где очень активничали морские разбойники.

Так что вскоре, попрощавшись с гостеприимным родом Борха и его главой, мы на пяти кораблях выдвинулись на запад. Хуан, как мы и планировали с ним, переоделся и изображал с Виленой супружескую пару, чтобы к ним не было вопросов у команды, так что их часто можно было теперь видеть на носу корабля, о чём-то тихо беседующих и держащихся за руки.

Я же проводил больше всего времени с Прохором, которого попросил обучить меня русскому языку московского говора, чем очень сильно его удивил такому своему желанию, но спорить он не мог, так что учёба к его огромному изумлению пошла очень быстро. Для меня хоть современный русский и старославянский были разными, но всё же общие корни и правила прослеживались, так что учить новый язык оказалось для меня много проще, чем другие с нуля, поэтому я неизменно поражал своего учителя прогрессом, а Прохор охал и вздыхал, поражаясь скорости моего обучения.

Вторым человеком, с которым я проводил много времени, был владелец того корабля, который я выбрал своим флагманом. Португальский дворянин и торговец возвещался домой из Рима на родину и очень обрадовался новому знакомству. Так что мы очень быстро нашли с ним темы для разговора, а самое главное, даже общих знакомых.

— Всё же мне кажется, сеньор Иньиго, — мы с ним говорили на латыни, которую оба знали, — вы зря проделаете такой длинный путь. Сейчас абсолютно все верфи выполняют королевский заказ. Его высочество Афонсу собирает флот, чтобы помочь папе с его Крестовым походом. Так что я сильно сомневаюсь, что вы найдёте свободные для продажи корабли, не говоря уже о том, чтобы их вам построили. Время всех верфей занято на ближайшие два года.

— Сеньор Жуан, — вздохнул я, поскольку для меня эти новости были крайне печальны, но не отменять же уже запланированную поездку, — неужели нет лазейки? Я никогда не поверю, что в Португалии нет коррупции. Может можно кого-то подкупить?

— Боюсь сеньор Иньиго, мало кто захочет ссориться с королём, — покачал он головой, — вы не подумайте, я был бы рад вам помочь, но к сожалению знаю, о чём говорю. Самому нужны были корабли для перевозки рабов, но даже те, что пообещали мне, затем были проданы короне по завышенным ценам.

— Рабов? — удивился я, — где вы их берете в таких количествах, что вам нужны дополнительные корабли для этого.

— Так нашему же королевству прошлый папа, упокой Господь его душу, предоставил буллу, сеньор Иньиго, — удивился он, перекрестившись, — в ней он передал исключительное право Португалии исследовать западный берег Африки и торговать рабами, которые водятся там.

— И что, выгодный бизнес? — мои воспоминания прошлого владельца сознания поднялись из глубин, которые были против порабощения людей людьми, но и я сам не очень хотел заниматься этим пусть и весьма прибыльным бизнесом, но таким неправильным и грязным и с моей точки зрения тоже.

— Золотая жила, сеньор Иньиго! — дворянин сразу вдохновился от моего вопроса, — эти чёрные животные весьма живучи и очень хорошо работают, в отличие от белых людей. К тому же быстро приручаются и можно сразу использовать в самой тяжёлой работе. Да что я вам рассказываю, вы берёте их в Африке почти за бесценок, а продаёте в Лиссабоне одного раба примерно за двадцать дукатов! Это много выгоднее, чем заниматься рабами нехристями!

— Вы и ими торгуете? — удивился я, — а где берёте?

— В основном это пираты, да и Гранадский эмират неподалёку, — пожал он плечами, — товар есть всегда, сеньор Иньиго. Мой вам совет, вкладывайте деньги в корабли и занимайтесь работорговлей! Сказочно разбогатеете!

— Благодарю вас за совет, сеньор Жуан, — скептически посмотрел я на него, — обязательно над ним подумаю.

Довольный мужчина кивнул и замолчал, а я повернулся к стоявшим неподалёку женщинам, которые привлекали внимание всех мужчин, особенно одна из них. Увидев мой взгляд, остановившийся на ней, Паула улыбнулась и вопросительно на меня посмотрела. Я покачал головой и отвернулся.

В пути мы должны были провести чуть ли не три недели, так что мне можно было доставать и краски. Я начал делать первые попытки рисовать не только углём, но и ими, благо что Фра Филиппо подготовил для меня холсты, грунтовку и сами краски, чтобы я не тратил на это время, пока не израсходую весь свой запас.

4 марта 1458 A . D ., Лиссабон, королевство Португалия

Устье широкой реки Тежу, впадающей в Атлантический океан, предоставляло кораблям идеальную транспортную доступность до всей многочисленной портовой инфраструктуры города. Одних длинных причалов я насчитал двадцать штук, не говоря уже о количестве кораблей, которые сновали туда-сюда и ещё больше стояло в гавани.

На нашу пятёрку кораблей, шедших один за другим посматривали, но особо внимания мы не привлекали, поскольку такими были не одни. Десятки судов выходили из порта и столько же заходило, показывая мне, что Португалия и правда в это время держала первенство среди европейских стран, и была негласной «царицей морей».

— Благодаря Господу, наше путешествие вышло крайне удачным, сеньор Иньиго, — ко мне подошёл крайне довольный владелец двух из пяти кораблей, которые мы фрахтовали на эту дорогу, — пираты побоялись нападать на такой большой караван, как наш.

Я перекрестился.

— Ваша правда, сеньор Жуан, — вежливо кивнул я, — вы так много мне говорили об опасностях, что таят эти воды, то я рассчитывал, что пираты хотя бы попытаются на нас напасть.

— Трусливые собаки побоялись и слава богу, — он тоже перекрестился, — скоро я буду дома.

Мы проходили рядом с другим кораблём, с которого в воду прямо с борта сбрасывали безжизненные чёрные тела, тем самым обратив на это моё внимание.

— Сеньор Жуан, — показал я рукой на происходящее рядом, — как специалист, подскажите мне пожалуйста, что там происходит?

— Чёрных рабов не довезли, сеньор Иньиго, — пожал он безразлично плечами, даже не взглянув в ту сторону, — это обычное дело, треть их погибает за время путешествия и от них до захода в порт просто избавляются.

— Не проще создать условия на корабле, чтобы они не умирали в таком количестве? — удивился я, — это же напрасная трата места, еды и времени.

— Сеньор Иньиго, — на меня снисходительно посмотрел португалец, — какая разница? Капитан продаст этих и вернётся в Африку, где их бегает ещё очень много, они же ему почти бесплатно достаются, чёрные с удовольствием сами продают других чёрных. Нужно просто приплыть туда и найти тех, кто готов продать свой товар.

Я замолчал, не став высказывать свои соображения о том, что если уж они занимаются этим делом, то хотя бы нужно делать его хорошо, но было видно, что им действительно была безразлична судьба негров, которых они не считали даже за людей.

Вскоре один за другим наши корабли причалили к выделенным нам местам, а ко мне заторопились капитаны с других кораблей, поскольку была договорённость, что я оплачу им все расходы, в том числе портовый сбор и стоянку сроком на неделю.

Сеньор Альваро отправился разбираться с ними и портовыми служащими, которые словно чайки налетели на сладкий пирог из такого количества кораблей, где явно можно было чем-то поживиться, а я остался ждать на борту корабля, поскольку никто из нас не говорил на португальском, чтобы отправиться в город на поиски жилья, а с латынью здесь у людей по признанию самого владельца корабля были большие проблемы.

Этим я собирался заняться сам, как только управляющий утрясёт с помощью капитанов и золота, все формальности с нашим прибытием. Он вернулся через час, злой, взъерошенной и крайне недовольный.

— Содрали гады почти двести флоринов, сеньор Иньиго, — пожаловался он, — мы так разоримся, если останемся тут надолго.

— Ничего, сеньор Альваро, — улыбнулся я, видя, как он экспрессивно ругает португальцев на родном кастильском, — ваш племянник, побыв со мной рядом, с лёгкостью стал тратить по пять тысяч флоринов. Думаю, скоро и вы привыкните к таким суммам.

Кастилец удивлённо посмотрел на меня и покачал головой.

— Одни растраты, одни растраты, — пробурчал он.

Посмеиваясь над ним, я показал Бернарду, что мы сходим на берег и швейцарец тут же выделил охрану.

— Сеньор Иньиго, можно я с вами? — ко мне подошёл предводитель госпитальеров, — хотя бы осмотрюсь в новом городе.

— Тогда только вы, сеньор Аймоне, — не стал я отказывать рыцарю, поскольку уже ранее отказал Хуану и Пауле в этом. Я не хотел ходить на переговоры огромной толпой, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Благодарю вас, сеньор Иньиго, — склонил он голову.

— Тогда идём, мы готовы, — показал я ему на Бернарда, себя и всего десять охранников, — остальные остаются на кораблях.

Если госпитальер и удивился, то вида не подал и по перекинутой доске между кораблём и пристанью мы все перешли на каменную мостовую.

— Куда, сеньор Иньиго? — обратился ко мне Бернард.

— Для начала в первую же церковь, нам нужен переводчик, — сказал я, — сеньор Жуан предупредил меня, что латынь здесь знают крайне немногие. Так что нам нужен кто-то, кто говорит на обоих языках.

Наша небольшая группа словно ледокол вошла в большой поток людей и повозок, которые вливались или выходили из порта. Рослые, широкоплечие швейцарцы в броне и шлемах, а также с мечами на поясе, заставляли людей молча расступаться, поскольку нарываться на ссору с наёмниками, безумцев не находилось.

Сразу за портом находилась огромная площадь, где торговали только что привезённым товаром. Обилие чёрных тел, измученных голодом, жаждой и дальней дорогой просто поражало моё воображение. Белые надсмотрщики и работорговцы торопливо подгоняли их, загоняя в загоны, словно скот, откуда уже потом их выводили и тут же продавали новым владельцам, которые во множестве крутились на площади, отличаясь от самих продавцов более богатыми одеждами. Но и то, я видел, что это всего лишь перекупщики, которые скупая рабов, формировали из них разные группы по возрастам, полу и затем их уводили по разным направлениям: кого обратно в порт, видимо для отправки морем дальше, кого оставляли в городе.

Мы молча проходили мимо всего этого бесконечного хаоса торгов, купли и продажи, как слева я увидел, что огромного негра избивают два надсмотрщика, а он закрывая локтями и руками голову, несколько раз успел перекреститься.

— Он христианин? — удивился идущий рядом со мной сеньор Аймоне, увидевший то же, что и я.

— Идём туда, — ткнул я пальцем в сторону происходящего.

— Что здесь происходит? — на латыни обратился я к надсмотрщикам.

Те резко повернулись, со злостью на лицах, но увидев хмурую вооружённую охрану, а главное меня, во всём своём блеске флорентийской моды, они тут же начались кланяться и лепетать, что-то на португальском.

— Итальянский, французский, английский? — перебирал я языки, но те лишь низко кланялись.

— Сеньор! Сеньор, — оттуда-то из-за шатров выбежал хорошо одетый человек и подбежал к нам, — я хозяин этого раба, что вас интересует?

Заговорил он со мной на неплохом кастильском.

— Почему эти люди избивают христианина? Где его крестик? — показал я на негра, который сидя на земле, снова перекрестился, сложив руки в молитвенном жесте.

Хозяин, увидев его жесты, поморщился.

— Проклятый священник, испортил мне раба! — прошипел он, изрыгая ругательства в сторону неизвестного мне служителя церкви.

— Сеньор, его сиятельство задал вам вопрос, — сквозь зубы процедил сеньор Аймоне, кладя руки на пояс, где висели меч и кинжал.

Услышав мой титул, хозяин рабов стал кланяться мне ещё ниже.

— Он из новой партии, ваше сиятельство, — залепетал тот испуганно, — прибыл неделю назад, но поскольку на корабль попросился вернуться на родину священник, а я идиот согласился, то теперь пожинаю результаты своей доброты. Он некоторых крестил и теперь я не могу их продать, а едят они в три горла.

— Они — это кто? — поинтересовался я.

На что хозяин показал на сидящих в крайнем загоне троих мужчин, и двух женщин.

— Все христиане? — утонил я, на что он кивнул.

— Сколько стоят?

— Все? — его глаза тут же алчно блеснули.

— Все, — кивнул я, показывая на своего управляющего, — сеньор Альваро, поторгуйтесь с хозяином этих рабов, выкупите их и сразу оформите им вольную. Побудут пока у нас в качестве слуг, пока не поймём, что делать с ними дальше, а то боюсь господь не простит нас, если мы будем оставлять своих братьев по вере в горе и беде.

Управляющий с восхищением посмотрев на меня, ушёл торговаться, а госпитальер уважительно посмотрел на меня.

— Не устаю удивляться вам, сеньор Иньиго, — покачал он головой, — поступок настоящего христианина.

Я перекрестился, но тут негр явно что-то услышал из разговора надсмотрщиков, вскинул голову и пополз к нам на коленях, умоляюще сложив руки.

— Он явно что-то хочет, — показал я на него пальцем.

— Пойду позову хозяина, этот раб не говорит ни на каком понятном языке, сеньор Иньиго, — сразу вызвался помочь сеньор Аймоне и пошёл к ожесточённо торгующимся мужчинам, и вскоре вернулся с негром, одетым в цивильное европейское платье и посматривающий на обнажённых собратьев свысока. Подойдя к нам, он первым делом поклонился мне, затем сквозь губу что-то бросил тому негру, что сидел на коленях, и перевёл мне его ответ на латыни.

— Это животное умоляет его сиятельство выкупить ещё и его дочь, — сказал он, покачав головой.

— И где она? — вздохнул я.

На что переводчик ответил уже сам.

— Она лот на торгах ваше сиятельство, очень дорогой лот, поскольку хороша собой и девственна, что подтверждено запиской врача, который её осматривал.

— Где будут проходить торги?

— Они уже идут, ваше сиятельство, — он показал на подиум, где скопилось большое количество людей.

— Идём туда, — приказал я, и ткнул пальцем в сидящего на земле негра, — пусть идёт рядом и покажет её.

Переводчик перевёл ему и тот несколько раз перекрестился и кланяясь, поднялся с земли.

— Только пусть держится подальше, от него воняет, — Бернард исподлобья посмотрел на негра, который оказался в стоячем состоянии больше него самого, что было большой редкостью. Редко мы встречали людей, кто был выше его по росту и такой же широкий в плечах.

Мы поспешили к указанному подиуму, где и правда кипели ожесточённые торги за испуганную, обнажённую стройную негритянку, при виде которой у сопровождавшего нас негра покатились слёзы из глаз и увидев его тоже, она дёрнулась, но тут же была остановлена за кожаный ошейник, который был надет на её шее.

— Её цена на настоящий момент три тысячи золотых, ваше сиятельство и продолжает расти, — обозначил цену девушки негр-переводчик, — подтверждённая девственница, да ещё и такого качества, весьма редкий товар на нашем рынке. Обычно их всех массово насилуют ещё в пути до Лиссабона, матросам же нужно чем-то заняться в пути.

Пока он нам объяснял эти нюансы работорговли, цена поднялась до пяти тысяч и остановилась, а старик-португалец озвучивший её, уже радостно потирал руки, рассматривая девушку.

Я поднял руку и спокойно сказал.

— Шесть тысяч.

Несмотря на то, что я говорил на кастильском, меня распорядитель торгов тут же понял и завопил.

— У нас новый покупатель! Изумительно красиво одетый сеньор в первом ряду!

Старик-португалец нахмурился и посмотрел с недовольством в мою сторону.

— Шесть тысяч пятьсот, — поднял он ставку.

— Семь тысяч, — пожал я плечами.

— Семь пятьсот, — стал явно раздражаться он.

— Девять тысяч, — мне надоели эти споры, и я резко поднял цену вверх.

Глаза у всех округлились, а стоящий рядом со мной негр-переводчик с придыханием заметил.

— Я второй раз в жизни слышу такую цену, за одну рабыню.

— Десять тысяч, — раздался новый голос, и ахнув, толпа повернулась к новому действующему лицу.

— Фернанду де Браганса! Фернанду де Браганса! — отовсюду раздались голоса узнавания.

— Одиннадцать тысяч, — на моём лице не дрогнул и мускул.

Над торгами повисла тишина, стоимость одной рабыни превысила стоимость целого корабля или небольшого городка.

Стоящий неподалёку от меня мужчина лет тридцати, в полном расцвете сил и одетый даже на вид очень дорого, заинтересованно посмотрел на меня. Его спутники также удивлённо посмотрели в мою сторону.

— Двенадцать тысяч флоринов, — с лёгкой улыбкой обозначил он следующую цену.

— Тринадцать, — я снова спокойно ответил, даже не повышая голоса.

Лица и глаза сотен людей были направлены только на нас, поскольку рабыня явно отошла на второй план в этих торгах, а сошлись в схватке два мужских эго.

— Четырнадцать, — поколебавшись, перебил он мою ставку, победно оглянувшись на своих спутников, которые стали поздравлять его с победой и такой ценной покупкой.

Я посмотрел на замерших моих спутников: на хмурого Бернарда, побелевшего сеньора Аймоне, на сеньора Альваро, который взялся за свой крестик и буквально не дышал, и принял решение, хотя таких денег у меня не было, поскольку мои расходы на оплату путешествия больше чем четырёх сотен человек окончательно подорвали мои финансы, которые и так стремительно заканчивались, поскольку все свободные средства были вложены в раскрутку ломбардов и банков.

— Пятнадцать тысяч флоринов, — упали мои слова в полнейшей тишине.