30 сребреников – 5. Испытание славой

Глава 14

В доме кардинала не спали двое: Паула и Родриго, которые ждали моего возвращения. Оба радостно приветствовали меня, когда Бартоло внёс меня внутрь дворца и я оказался на свету небольшой люстры с четырьмя свечами.

— Паула переодень меня, — распорядился я, и повернулся к Родриго, — я вижу, как тебя сжигает любопытство друг мой, я всё расскажу, не переживай.

Когда девушка раздела меня и надела на моё тело ночную рубашку, уйдя на время из комнаты, чтобы дать нам поговорить с Борджиа, я тихо стал ему рассказывать об итогах своих переговоров.

— Энеа согласен, оба учителя также не против за него проголосовать.

Родриго изумлённо на меня посмотрел.

— Ещё утром я думал, что моя жизнь закончена Иньиго, — покачал он головой, — а уже ночью планирую выборы нового папы, и всё благодаря тебе.

— Лучше послушай то, что я предложил ещё кардиналу Сиены, — ещё тише сказал я, подзывая его ближе к себе и на ухо рассказал о квасцах и договоре с Медичи, который ещё предстояло мне донести до Козимо, чтобы он сам об этом не узнал от других.

— Квасцы в Италии! — Родриго оказался так же поражён, как и Сиенский кардинал, — это перевернёт весь мир, Иньиго!

— Именно поэтому мы и будем об этом молчать, не посвящая никого, кто нам не нужен, — заверил я его.

— А кто нам ещё нужен? — удивился он, — у нас будет папа, Медичи, как будто никто больше и не требуется.

— Нам нужен мир и поддержка войск, чтобы у нас не отобрали то, что мы с таким трудом создадим, — не согласился я с ним, — а силовую поддержку нам могут предоставить только эти два рода.

— Боюсь Иньиго, Колонна сейчас будут сильно заняты войной с Орсини, — тяжело вздохнул он, — ты сам видел, что творится на улицах города.

— Да, именно поэтому я планирую их помирить, — сказал я так просто, будто собирался завтра сходить на рынок за продуктами.

Родриго Борджиа изумлённо на меня посмотрел, который раз за этот день.

— Ты либо совершенно безумен Иньиго, если в твоей голове просто поселилась мысль, что подобное возможно, либо настолько гениален, что я не могу тебя понять.

— Мне больше нравится твой второй вариант, — улыбнулся я ему.

— Они были кровными врагами задолго до моего и твоего рождения, Иньиго! — Борджиа покачал головой, — они стали ими ещё больше сейчас, а ты так просто говоришь, что помиришь их? Я не верю, что подобное вообще возможно.

— А я и не говорю, что это будет просто, — улыбнулся я, — но тем не менее, если мы хотим с тобой разбогатеть и ещё при этом, чтобы эти деньги у нас с тобой не отобрали, нам нужны Колонна и Орсини, причём вместе.

— Иньиго, прошу тебя, поверь моему слову — это невозможно! — не поверил он мне.

— Ну что же, завтра день покажет, кто из нас прав, — не стал спорить я с ним, — а пока, прошу тебя не покидай дворец, пока я не нанял больше охраны.

— Конечно Иньиго, я не идиот, — кивнул он, прощаясь со мной.

Когда он ушёл, тихой мышкой ко мне в кровать скользнула Паула, уже переодетая в ночную сорочку.

— С каких это пор, ты стала спать у меня постоянно? — удивился я её появлению. — Ладно ещё в Португалии это нужно было для поддержания моего образа настоящего мужчины, но здесь, в Риме? Как будто можно уже перестать это делать.

— Да вы сегодня сами весь день налево и направо всем говорите, что я ваша любовница, — девушка удивлённо на меня посмотрела, — как я должна соответствовать этим словам, если буду спать не в вашей кровати?

Доказывать ей, что я говорил об этом только чтобы убедить Борджиа и Торквемаду, что повзрослел и стал настоящим мужчиной, было видимо бесполезно, так что я лишь тяжело вздохнул и устроился на своей стороне удобнее.

— Задуй свечу, раз всё равно здесь, — буркнул я и кровать сначала немного дрогнула, когда она встала и затем также дрогнула, когда она погасив свет легла обратно, и прежде, чем устроилась, поцеловала меня за ушком.

— Спокойной ночи, мой дорогой рыцарь, — прошептал мне тихий голос и я, хмыкнув закрыл глаза.

Проснувшись рано утром, и зная, как рано встаёт кардинал Виссарион, я навёл суету и поехал к нему, задержавшись у него до самого обеда. Мы переводили новые тексты, я рассказывал о себе, а он лишь слушал и улыбался, довольно щурясь при этом.

Когда я с ним стал прощаться, понимая, что у меня ещё много дел, он внезапно меня спросил.

— Кардинал Сиены согласился?

Я кратко кивнул.

— Тогда вот что, ты знаешь Жака Португальского? Архиепископа Лиссабона? — поинтересовался он у меня.

— Он, одна из моих целей посещения, учитель, — ответил я, — я вам рассказывал сегодня, что встречался с его генеральным викарием архиепископом Луишом Анесом, он попросил передать ему письмо и чек.

— О, ну тогда дело облегчается, — довольно кивнул грек, — поехали со мной, я сегодня с ним должен встретиться, заодно вас и познакомлю.

— Почему вы мне помогаете учитель? — удивился я, — вчера вы не были заинтересованы в моём плане.

— У меня была долгая, бессонная ночь Иньиго, — улыбнулся он, — здраво подумав и поразмышляв над кандидатурами, я пришёл к выводу, что ты прав, кардинал Сиены, самый компромиссный вариант и странно, что о нём не подумал никто другой, кроме тебя.

— А кстати вы сами, наставник? — поинтересовался у него я, — вы ведь тоже есть в списке папабили.

Он спокойно кивнул.

— Это является второй причиной, по который я бы хотел, чтобы победил в выборах кардинал Сиены. У меня есть мои переводы, а обязанности папы лишат меня этого тихого уголка.

Он показал на свой кабинет.

— Хорошо учитель, когда едем? — кивнул я, понимая его доводы.

— Знаешь, давай я познакомлю тебя тогда с ещё одним своим знакомым, только предупрежу сразу, ему уже за его голос заплатили, чтобы ты понимал, что его сложно будет перекупить, — задумчиво произнёс Виссарион.

— Сложно, но можно? — улыбнулся я,

— Это, уже как сам с ним договоришься, — пожал плечами учитель.

— А кто это? Чтобы я хотя бы знал, — поинтересовался я у него.

— Кардинал-епископ Сабины и митрополит Киевский и всея Руси — Исидор, — ответил Виссарион, заставив меня открыть рот. Как-то в моей голове не дружили оба этих сана на одном человеке, так что я полез в нейроинтерфейс и узнал там много интересного о самом Исидоре Киевском, а также как Ферраро-Флорентийский Собор повлиял на весь христианский мир, а особенно православие.

Собравшись, мы с ним на моей повозке добрались до большого, добротного дома митрополита Киевского, и нас встретили послушники и слуги, проводив к самому Исидору, оказавшемуся, что неудивительно глубоким стариком за семьдесят лет, очень уставшему и сухому на вид, но имевшему очень острый взгляд.

— Виссарион? — удивился он гостям, когда нас провели в приёмный зал и он вышел к нам одетый в кардинальские одежды, — вот уж неожиданные гости.

— Приветствую тебя Исидор, — улыбнулся грек, — хотел познакомить тебя со своим учеником, я тебе про него рассказывал.

— А-а-а, Иньиго де Мендоса, помню, — протянул тот, заинтересованно рассматривая меня на руках у Бартоло, — прошу присаживайтесь.

Мы сели втроём, и дождавшись, когда Бартоло выйдет, я обратился к нему сам.

— Не буду долго ходить вокруг да около, ваше преосвященство, — я прямо посмотрел на него, — я приехал, как представитель одного из кандидатов.

Лёгкая улыбка тронула его губы, он заинтересованно посмотрел на меня, затем на Виссариона Никейского.

— И это явно не кардинал Доменико Капраника, — заметил он.

— Нет, это кардинал Сиены, я его полномочный представитель, — согласился я с ним, — и я собираю для него голоса.

— Я настолько знаю, его нет в списке папабили, — он пожал плечами, — к тому же вы наверняка знаете, кому я уже отдал свой голос.

— Разумеется, ваше преосвященство, — склонил я голову, — но поскольку наш мир так несовершенен и изменчив, я бы хотел, чтобы вы проголосовали за моего кандидата, если на Конклаве с основным кандидатом что-то произойдёт.

— А что должно случиться с Доменико Капраника? — удивился митрополит.

— Мы все ходим под богом, ваше преосвященство, — перекрестился я, — и я был бы плохим представителем, если бы не предусмотрел все возможные варианты. Я не предлагаю вам менять свои взгляды, если кардинал Капраника будет первой кандидатурой, то голосуйте за него, как и велит ваша совесть, но если вдруг Конклав не наберёт за него нужного количества голосов, я хочу договориться с вами на второй голос за моего кандидата.

— Вы просто потеряете деньги, синьор Иньиго, — удивился старик, — не бывает никаких вторых вариантов.

— Но вы не против? — уточнил я, — какой был размер подарка вам?

Я специально не говорил прямо, что его голос купили, чтобы не обижать его, а действовал недоговорённостями и намёками.

— Двадцать тысяч флоринов, — немного поколебавшись, но всё же ответил он.

— Я думаю будет справедливо, что за ваш резервный голос, я пожертвую вашей церкви десять тысяч флоринов? — поинтересовался я у него.

Старик посмотрел на кардинала Виссариона.

— Твой ученик разбрасывается деньгами Виссарион, — он покачал головой, — но зачем мне ему в этом отказывать?

Я достал вексель банка Медичи, попросил позвать слуг, чтобы принесли письменные принадлежности и проставил в него нужную сумму, затем передав его митрополиту, вместе со своей правой рукой, которую он с удовольствием пожал, взяв мой вексель.

— До встречи на Конклаве Виссарион, — улыбнулся он моему учителю и кивнул мне, — с вами приятно было познакомиться синьор Иньиго. Молодость, упорство и настойчивость, вы так сильно напоминаете меня в юности.

— Благодарю вас за тёплые слова, ваше преосвященство, — склонил я низко голову, — и спасибо, что выслушали меня.

Мы попрощались и вернулись в повозку, где мой учитель задумчиво посмотрел на меня.

— Почему у меня сейчас такое чувство, что ты знаешь больше, чем говоришь Иньиго? — поинтересовался он у меня.

— Оно верное, наставник, — вздохнул я, — есть ещё кое-что, что переманит на мою сторону больше голосов, но я не могу вам пока этого сказать, это не моя тайна. Могу только обещать, что как только это будет возможно, вы первый о ней узнаете.

— Договорились, — серьёзно ответил он мне.

Следующей нашей остановкой был Апостольский дворец, и встреча с очень молодым, кардиналом Жаком Португальским, что сильно удивило меня, поскольку возраст вступления в кардинальский сан был обозначен церковью обычно в тридцать лет, и тут такой молодой парень.

— Ваше преосвященство, — он поклонился кардиналу, который вошёл в его кабинет первым и затем удивлённо посмотрел на меня, когда меня внесли вторым.

— Добрый день Жак, — Виссарион Никейский приветственно ему улыбнулся, — ты ведь помнишь моего ученика? Иньиго де Мендосу? Я тебе показывал его переводы с греческого.

— А-а-а! Конечно! — молодой кардинал уже более заинтересованно посмотрел на меня.

— Вы по делу? У меня скоро начинается заседание, — извинился он.

— Иньиго справится быстро, — хмыкнул кардинал Виссарион и показал мне, что я могу говорить.

Я достал письмо и вексель от архиепископа Луиша Анеса, и передал его Жаку.

— Только что вернулся из Лиссабона, ваше преосвященство, ваш викарий просил вам передать.

Глаза Жака при виде векселя на внушительную сумму радостно распахнулись, но он отложил его в стол и взялся за письмо.

— Вы разрешите? — спросил он нас, — я нечасто получаю письма с родины.

Мы с наставником, конечно, кивнули. Я сам не знал, что в нём, поскольку мне вручили его запечатанным, но сильно надеялся, что после ужина с двумя архиепископами и герцогом, что моё имя там появится. Похоже это и правда оказалась так, поскольку брови парня взлетели вверх, когда он пробежался по строчкам и поднял взгляд на меня, словно заново увидев.

— Луиш упомянул вас в своём письме, сеньор Иньиго, — дочитав, он отложил бумагу, — он очень тепло о вас отзывается, говорит, что вы с ним, герцогом Браганса и архиепископом Толедо весьма тепло пообщались за совместным ужином.

— Это так ваше преосвященство, — склонил я голову, — ваш викарий один из самых умных и дальновидных людей, что я встречал.

— Хорошо, я готов вас выслушать, — Жак внимательно посмотрел на Виссариона Никейского и меня, — вы явно неспроста пришли ко мне, особенно в свете того, что пороги этого кабинета последние две недели оббивают все.

— Мы не будем исключением, ваше преосвященство, — улыбнулся я, — вы уже отдали свой голос кому-то?

— Пока ещё нет, — вздохнул он, — меня не сильно интересуют деньги, а то, что я хочу, мне никто не может дать.

— А что вы хотите, ваше преосвященство? — вкрадчивым голосом поинтересовался я у него.

— Вы в курсе той ситуации, почему являясь архиепископом Лиссабона, я нахожусь в Риме? — хмуро поинтересовался он у меня.

Я был в курсе, но без подробностей, а потому полез в нейроинтерфейс, в ту ветку что я недавно открыл и ознакомился с его историей, а потому согласно кивнул.

— История обмана, предательства и изгнания, ваше преосвященство, — осторожно ответил я.

— Моя мечта вернуться домой, — просто ответил он, — но король Афонсу, никогда на это не пойдёт.

— Я специалист по вопросам, там, где звучит слово «невозможно», ваше преосвященство, — улыбнулся я, — я могу дать вам слово, что если вы проголосуете за кардинала Сиены, то вне зависимости от того, кто победит на Конклаве, я сделаю всё, чтобы вас простили и попросили вернуться домой.

— Кардинал Виссарион, вы можете ручаться за слова этого молодого человека? — удивлённо повернулся к моему наставнику молодой кардинал, — да, за него замолвил слово Луиш Анес, но то, что он говорит, звучит и правда невероятно.

— Скажу вам так Жак, — тонко улыбнулся старый грек, — ещё вчера я думал о том, что о победе кардинала Сиены не может быть и речи, а уже сегодня у него есть пять голосов, ваш будет шестой.

— Вы набрали столь много всего за два дня⁈ — искреннее удивился архиепископ Лиссабона, на что я лишь скромно пожал плечами.

— Тогда я поверю вам, — закивал он головой, поднимаясь со своего места и протягивая мне руку, — клянусь вам проголосовать за кардинала Сиены, в обмен на своё возвращение домой.

— Клянусь, что приложу все силы мыслимые и немыслимые, чтобы это осуществилось, — поклялся и я ему.

Довольный Жак Португальский улыбнулся.

— А теперь простите, мне и правда нужно на собрание, — извинился он, и мы тоже стали извиняться, что отняли у него столь много времени, вместе вышли из кабинета и простились.

Когда он ушёл, учитель тихо сказал.

— Ты ведь понимаешь, что своё обещание нужно будет сдержать?

— Разумеется учитель, с чего вы вдруг решили, что я решил стать клятвопреступником? — удивился я, внимательно посмотрев на него.

— Мне не хотелось бы снова говорить это слово, но его возвращение в Португалию и правда в текущих реалиях невозможно, — скривился он, произнеся всё-таки слово «невозможно».

— Энеа станет папой, и тогда мы посмотрим учитель, что является невозможным, а что вполне себе осуществимым, — твёрдо сказал я, заставив его удивлённо покачать головой.

— Ладно, к сожалению, это всё, чем я мог тебе помочь, остальных кардиналов я не так хорошо знаю, чтобы к моим словам прислушались.

— Учитель! — возмутился я, — да вы сделали для меня очень много! Два голоса, я даже не рассчитывал получить их так быстро! Огромное вам спасибо! И вы конечно знаете, что всегда можете обращаться ко мне с любой просьбой!

Он улыбнулся и потрепал меня по голове, как делал это когда-то.

— Приходи ещё, как закончишь с делами, мне очень нравится с тобой переводить, — попрощался он и мы с ним расстались, поскольку он направился на какую-то конгрегацию, а мне нужно было поговорить с ещё одним человеком, на чей голос я рассчитывал.

— Ну что Бартоло, готов встретиться с отцом? — поинтересовался я у парня, который держал меня на руках и тот застонал от неизбежности предстоящего события.

— У меня коленки трясутся, сеньор Иньиго! — жалобно ответил он.

— Возвращаемся во дворец Торквемады, берём самого кардинала, Глорию, твоего сына и таким ударным отрядом едем к нему. Думаю, против таких аргументов он вряд ли сможет устоять.

— Дай-то бог, сеньор Иньиго, — вздохнул парень, который очень переживал за эту встречу, впрочем, как и его жена, много от него наслушавшаяся, какой деверь строгий и жёсткий.