20 марта 1458 A . D ., Лиссабон, королевство Португалия
— Ваше сиятельство, не знаю каким божьем чудом это произошло, но мне больше нечему вас учить, — монах смотря на меня восторженным взглядом, принял последний экзамен по португальскому, а также трём африканским наречиям, с помощью которых он общался с туземцами на чёрном континенте.
Он сидел напротив меня в новом францисканском хабите, подвязанный новой верёвкой, а на ногах у него были также новые крепкие сандалии, сделанные по его ноге. В общем, пока они жил рядом со мной, я его приодел и покормил, так что он даже немного поправился.
— Что же, тогда благодарю вас за науку брат, — я отложил перо и показал Бернарду взять кошель с золотом и передать его монаху, — здесь моё пожертвование вашей церкви в благодарность за вашу неоценимую помощь.
Монах, взяв кошель, удивился его тяжести и склонил голову в благодарности.
— Благодарю вас сеньор Иньиго, мне было приятно учить вас, давно не встречал такого благодарного и усердного ученика.
— Спасибо вам брат, — я тоже ему поклонился, и мы расстались.
За эти две недели ожидания возвращения сеньора Аймоне с кораблями всё, что я успел, это поужинать с архиепископами и герцогом, причём всю еду нам готовила только Марта и они все высоко оценили её стряпню, а также пили дорогое вино, которое я нашёл в городе по бешеным ценам и мы весьма умиротворённо провели вечер, разговаривая о том и сём, но больше конечно рассказывал им про себя я, а взрослые слушали и задавали вопросы. Ничего серьёзного мы не обсуждали, просто приятно провели время и договорившись повторить при следующей совместной встрече.
Но на что я убил больше всего времени и сил, так это на проклятую картину с собакой. Почему проклятую, потому что я просто задолбался с ней. Если дела с рисованием углём у меня получались всё лучше и лучше, я мог бы даже гордиться собой, то с красками всё было очень печально. Мне остро не хватало практики, так что по итогу устав бороться с собой, я просто нарисовал фотографию того момента, когда собака, отряхиваясь от росы и радостно виляя обрубком хвоста, бежала к мальчику. И если художественная картина мне не удавалась от слова никак, то фотография вышла точной копией того, что у меня отпечаталось в нейроинтерфейсе, как снимок. Учитывая то, что вскоре должен был вернуться сеньор Аймоне, я решил оставить как есть и не стал больше ничего менять или дополнять, поскольку вышло бы всё равно хуже, чем сейчас.
Осталось только как-то подарить герцогу картину без особого пафоса, поскольку прошлый мой подарок мальчику, который мне помог, взбудоражил весь дом, когда бронник привёз заказ и по договорённости со мной настоял на том, чтобы лично вручить его ребёнку, с гарантией качества, расшаркиванием и обещанием всё индивидуально подогнать, под него после финальной примерки.
На радостный крик ребёнка, который был на седьмом небе от счастья сбежались взрослые, которые весьма удивились, откуда в доме появился весьма дорогой доспех, особенно когда его только планировали заказывать на следующий год. Быстрый опрос мастера выявил виновника сего торжества и уже через десять минут меня заваливали благодарностями все подряд, начиная от юного мальчика, который бегал и прыгал со шлемом на голове, показывая всем как тот идеально сидит на нём, заканчивая герцогом, который с лёгкой улыбкой сначала пожурил меня за подобное транжирство, но потом заметил, что он давно не видел внука таким счастливым и благодарен мне за это.
Так что с дарением картины нужно было быть более осторожным.
— Сеньор Иньиго, — дверь открылась и ко мне заглянул Бернард, — слуги просили передать, что его светлость просит с вами встречи.
— Да, конечно, скажи, что я сейчас выйду, — отозвался я, но швейцарец обернулся, побледнел и стал кому-то кланяться, показывая мне свой крепкий зад.
— Сеньор Иньиго! — в комнату отодвигая его властной рукой, вошёл сам возбуждённый герцог, — я понял, что не могу ждать! Как это возможно⁈ Как вы смогли⁈
Я ничего не понимая, смотрел на него, затем на картину, которую не успел закрыть тканью, и понял, что видимо нормального подарка не получится, если только сам герцог не обратит на неё внимание.
— Боюсь ваша светлость, я не понимаю о чём вы, — улыбнулся я, устраиваясь удобнее в кресле, — я же затворник и новости приходят ко мне последним.
— Корабли! Четыре прекрасные каравеллы под флагом Арагона только что вошли в гавань Лиссабона и представляете всеобщее изумление, когда стало известно, что они ваши. А ведь всем известно, что вы прибыли в Португалию без них.
— А-а-а, — протянул я, — сеньор Аймоне вернулся! Я рад, спасибо за прекрасную новость, ваша светлость.
— Но как⁈ — старик плюхнулся на соседнее кресло, — как вам это удалось⁈ Это же было нереально!
— Мы договорились с инфантом Энрике, — скромно ответил я, — простите, но подробности я не могу вам сказать, я поклялся на Библии.
— Сеньор Иньиго! — старик молитвенно сложил руки, — ну хотя бы намёк! Иначе я не смогу больше уснуть от любопытства!
— Всё, что я могу вам сказать ваша светлость, что я дал инфанту то, что ни он, ни кто-либо другой не сможет купить за деньги, — улыбнулся я, не собираясь ничего рассказывать.
Глаза герцога прищурились.
— Что-то из той же области, что и о здоровье папы? — поинтересовался он тихо.
Мне осталось лишь улыбнулся.
— Я правда не могу сказать вам ваша светлость ничего более, даже при всём своём уважении к вам.
Герцогу больше видимо и не нужно было, он покивал, и тут его взгляд остановился на картине, стоявшей на мольберте напротив.
— «Блин».
— Это же Алексо! — он встал с кресла и подошёл ближе к картине, рассматривая капли росы, которые слетали с шерсти отряхивающейся собаки, — это моя собака!
Я вздохнул.
— И мой вам прощальный подарок ваша светлость, который вы увидели раньше времени, — печально заметил я, — я планировал подарить вам его при отъезде. Ну раз уж так случилось, то пожалуйста, возьмите его от меня в благодарность, за ваше гостеприимство и помощь, которую я очень ценю.
Герцог в огромном потрясении рассматривал портрет собаки, точнее её фотографию, если быть совсем уж точными в определениях.
— А, кто художник, сеньор Иньиго? — он потрясённый увиденным, повернулся ко мне, — кто нарисовал этот шедевр? Я знаю всех мало мальки известных художников в городе, но такого качества ещё ни разу не встречал. Видно, каждую каплю воды! Я хотел бы заказать у него ещё нечто похожее!
— Боюсь, он скоро уедет из Португалии, ваша светлость, — улыбнулся я ему, — и сильно не обольщайтесь его мастерством, поскольку это его пока единственная работа в цвете.
Герцог недоуменно посмотрел на меня и тут до него дошло.
— Вы? Её нарисовали вы, сеньор Иньиго? — он даже отшатнулся от картины и его изумлению не было предела.
— Во Флоренции мне было немного скучно, и я попросил нескольких местных художников дать мне пару уроков, — скромно ответил я, — так что не судите меня строго. Я только учусь рисовать.
— Это работа, сеньор Иньиго, самое лучшее, что я видел за всю свою жизнь, — герцог в изнеможении упал на кресло, — это лучший подарок, какой вы только могли мне сделать! Я благодарю вас от всего сердца!
— Это я благодарен вам, ваша светлость, что моя работа вам понравилась, — я ему поклонился, — и рад что так всё случилось.
Афонсу покачивая головой позвал слуг и приказал осторожно забрать картину, выйдя следом за ними, кивнув мне ещё раз в благодарности. Едва он ушёл, как я выдохнул.
— Похоже всё получилось даже лучше, чем я думал Бернард, — я посмотрел на швейцарца.
— Это хорошо, что герцог не видел сколько картин вы порвали, рисуя эту, сеньор Иньиго, — хмыкнул он, — как по мне, они все были превосходны.
— Не подмазывайся Бернард, — улыбнулся я, — мы же уже продлили твой контракт, месячное жалование по нему тебя устроило, чего вдруг ты решил сейчас полизать мне зад? Это нужно было делать три дня назад, когда мы его с тобой подписывали.
— Моя ошибка, сеньор Иньиго, — явно притворно вздохнул он, — если бы я знал, что вы любите лесть, я бы подлизывался лучше, чтобы вы подняли мне за это жалование.
— Ты же знаешь, что это не так, я лишь терплю её, — я пожал плечами.
— А как же сеньорита Паула? — напомнил мне он, — она так старалась облизывать вас вчера, что вы купили ей сразу три дорогущих ожерелья.
Тут он меня уел, я не планировал тратить столь много, но чувство благодарности к девушке, помноженное на то, что она так старалась каждый день мыть меня, одевать, не доверяя это никому из слуг и даже Марте, что я не смог удержаться и правда потратил больше, чем планировал изначально, благо хотя бы деньги на это у меня сейчас были.
— Кстати о покупках, — вспомнил я, — наши темнокожие слуги живут в том доме, где и сеньор Альваро?
— Да, сеньор Иньиго, — кивнул Бернард.
— Похоже настало время поговорить с ними лично, раз теперь я знаю их язык, — хмыкнул я, — ну и к тому же, нам нужно поприветствовать сеньора Аймоне, а главное посмотреть на корабли, ради которых я так старался.
— Согласен, сеньор Иньиго, — утвердительно кивнул Бернард, — позвать Паулу?
— Да, пусть оденет меня, нам нужно сначала в порт.
Я не успел одеться, как Бернард вернулся в комнату вместе с сияющим, словно новенький, только что отпечатанный золотой, рыцарем-госпитальером.
— Сеньор Аймоне, а мы как раз собираемся в порт, чтобы поприветствовать вас, — улыбнулся я ему, поскольку одна моя рука была в рукаве кафтана, а вторую, Паула старательно заталкивала во второй.
— Ах, сеньор Иньиго! — рыцарь несколько раз перекрестился, — мы все молились за вас каждый вечер, когда шли сюда. Это чудо, а не корабли! Я и капитаны просто в восхищении от них!
— Я рад сеньор Аймоне, и буду ещё более счастлив, когда увижу их сам.
— Конечно, сеньор Иньиго, — быстро заверил он меня, — прошлые капитаны были весьма удивлены тем, что их отдали нам, поскольку они должны были отплывать в Африку уже через пару недель, а тут такой странный приказ и они нам отдали полностью подготовленные и загруженные продовольствием корабли.
— Значит хорошо, что я успел поговорить с инфантом Энрике до того, как это случилось, — я пожал плечами, — Паула ты с нами?
— Боюсь я не смогу, сеньор Иньиго, — девушка покачала головой, — у меня прогулка по городу с сыном одного графа, я правда забыла его имя.
Приключения Паулы и попытки молодёжи Лиссабона получить ключ к её сердцу продолжались всё это время, девушка в отличие от меня не сидела без дела, и уже тонула в подарках и деньгах, благо что её спас я, забрав всю наличность на свои траты, а поскольку подаренные ей драгоценности, юношами с горящим взором, остались у неё, то на этом мы и поладили. Никаких угрызений совести при этом я не испытывал, поскольку предложений о замужестве для Паулы мне так и не поступало, так что те, кто хотел чтобы она стала просто их любовницей, сполна платили за её время. Благо желающих попытать удачу было хоть отбавляй.
— Не забудь взять Марту и охрану, — сказал я ей напоследок, а мы с рыцарем и швейцарцем отправились во двор, где погрузились на повозку и направились в порт, где покачиваясь на набегавших волнах, стояли мои кораблики, в которые я сразу влюбился. Столько трудов, столько усилий, времени и вот они стояли и радовали меня своими красивыми обводами.
— Вопрос теперь у меня только один, сеньор Аймоне, — налюбовавшись на них пока издали, я повернулся к госпитальеру, — когда мы возвращаемся домой?
— По первому вашему слову, сеньор Иньиго, — радостно заверил меня родосский рыцарь.
— Тогда я заканчиваю свои дела и сразу отправляемся, — кивнул я, — будьте готовы.
— Конечно, сеньор Иньиго, — заверил меня он и мы дождавшись лодки, поплыли к кораблям, которые мне светящиеся от счастья капитаны, тут же стали показывать. Радость их и всех матросов, получивших такое сокровище было неподдельным, и это чувствовалось по всему, что я видел. Даже с какой любовью и старанием они мыли палубу и все деревянные предметы, натирая их так, чтобы они блестели на солнце.