Инженер Петра Великого – 3

Глава 3

Государь носился по своему кабинетику в еще недостроенном дворце, который и дворцом-то назвать язык не поворачивался — так, домина добротная. По лицу Петра Алексеевича такая буря ходила, что стены, гляди, и зашатались бы. Яков Вилимович Брюс, мой покровитель и, чего уж там, сподвижник по многим затеям, застыл у карты, разложенной на столе, и мрачно пялился на Ингерманландию.

— Не уймутся шведы, гады! — рявкнул наконец Петр, так грохнув кулаком по столу, что чернильницы подпрыгнули. — Нарву им вынь да положь! Только-только кровью отбили, а они опять лезут! Донесения верные, Карлуша самолично войско собирает, за конфузию отомстить хочет.

Я помалкивал. Ну а что тут скажешь? Новости из Разрядного приказа, да и от наших «языков», шли одна другой хуже. Карл XII был в ярости от потери Нарвы и, похоже, решил кинуть на ее отвоевание все, что было под рукой. А это, если учесть его репутацию и как шведы умели воевать, было делом серьезным.

Петр замер передо мной, буравя взглядом так, будто дырку во мне просверлить хотел.

— Ты, Петр Алексеевич, — заговорил он, — Нарву знаешь. Идеи твои я помню. Потешный бой показал — дело говоришь. А шведы, супостаты, тоже не лаптем щи хлебают. Могли и подсмотреть чего, и лазутчики ихние, как крысы, по углам шныряют.

Я мысленно кивнул. Мои «потешные» тактические штучки, а особенно показ работы Охтинского завода с его новыми станками и композитными пушками, даром пройти не могли. И если шведы хоть краешком уха что-то пронюхали, это меняло расклад кардинально.

— Посему, — продолжил Царь, переводя взгляд на Брюса, — Яков Вилимович, тебе, как человеку в фортификации понимающему, общее командование обороной Нарвы. А ты, — он снова уставился на меня, — поедешь с ним. Но не как капитан Смирнов, которого шведы уже в лицо знают, а… скажем, как кондуктор артиллерийский, Петр Михайлов. Легенду тебе состряпают, не переживай. Твоя задача — все задумки по обороне там на месте провернуть. Чтоб Нарва стала крепостью, каменным мешком для Карлуши, образцом новой русской военной мысли! Понятно излагаю?

— Так точно, Ваше Величество! — отрубил я, инстинктивно выпрямившись. Кондуктор — это, конечно, такое себе прикрытие, да и власти официальной никакой. Впрочем, если сам Царь приказывает, да еще и Яков Вилимович под боком, который меня в обиду не даст…

Брюс посмотрел на меня ободряюще. Уж он-то знал цену моим идеям, и наша совместная работа это только подтверждала.

— Не впервой нам дела военные сообща тянуть, Государь, — проговорил он. — Думаю, сдюжим.

— Вот и славно! — Петр хлопнул его по плечу. — А теперь за дело. Смирнов, что у тебя там по Нарве на уме? Без всяких экивоков, как есть. Что думаешь?

Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. А чего думать? У меня давно созрели мысли по оборонительной тактике. Момент истины, как говорится. Сейчас нужно было втолковать, что мои задумки сработают против такого тертого калача, как шведская армия — как надо.

— Ваше Величество, Яков Вилимович, — вздохнул я. — Обычные укрепления, даже если их подлатать, против серьезного штурма и артиллерии могут и не выстоять. Нам нужна оборона не такая, чтоб сидеть и ждать, а активная, целая система связанных между собой укреплений, чтобы противника измотать, урон ему нанести еще на подходах и огневые ловушки ему на каждом шагу устроить.

Я подошел к карте, где изображалась Нарва с ее бастионами и равелинами.

— Во-первых, нужно сделать несколько линий обороны. Внешний контур надо по максимуму нашпиговать земляными сооружениями, связанными траншеями в полный рост. Они первый удар на себя примут, нашей пехоте дадут из укрытий прицельно бить. Во-вторых, маскировка. Все главные артиллерийские позиции, особенно те, что по флангам бьют, надо как следует запрятать, да ложных батарей наделать, чтобы вражеский огонь отвлекали. В-третьих, капониры и полукапониры, чтобы рвы простреливать и мертвые зоны, куда обычная артиллерия с валов не достает. В-четвертых, система отвесных стенок на внешней стороне рва, чтобы штурмовым колоннам было труднее к главному валу подобраться и в ров спуститься. В-пятых, и это самое важное, — быстрые резервы и толковая логистика, чтоб быстро можно было силами и средствами внутри крепости маневрировать. Ну и, само собой, гарнизон новым приемам боя в таких условиях обучить.

Я говорил, а сам уже видел эту будущую крепость — то, что в мое время назвали бы современным, по меркам даже Первой мировой, укрепрайоном, способным выдержать долгую и серьезную осаду. Затея, конечно, чертовски смелая для 1704 года, но я верил, что провернуть это можно, особенно с поддержкой Петра и хваткой Брюса.

Царь слушал, насупив брови, иногда бросая взгляд на Брюса, тот одобрительно кивал моим предложениям, подтверждая их дельность.

— Земляных работ тут — немеряно, — заметил Государь, когда я закончил. — И времени…

— Время — наш главный враг, Ваше Величество, — согласился я. — Но если поднять весь гарнизон, горожан, пустить в дело улучшенный шанцевый инструмент, который мы на Охте освоили, да грамотно все организовать, то за несколько недель можно очень многое успеть. Главное — начать не откладывая.

Брюс добавил:

— Замысел у капитана хотя и с размахом, но толковый. С точки зрения артиллерийского прикрытия и инженерного дела, придраться не к чему.

Петр прошелся по кабинету.

— С размахом… — он усмехнулся своей знаменитой широкой улыбкой. — Быть по сему! Отправляйтесь в Нарву немедленно. Всем необходимым обеспечу. Тебе, Яков Вилимович, разрешаю действовать от своего имени. А ты, «кондуктор Михайлов», — он подмигнул мне, — смотри, не оплошай.

Дорога до Нарвы показалась мне целой вечностью. Голова пухла от расчетов, планов, прикидок. Сколько народу на каждый участок, сколько шанцевого инструмента, леса для фашин и туров, пороха, свинца. Уже в Нарве, едва успев бросить вещи в доме коменданта, который после недавних боев выглядел, мягко говоря, не очень, мы с Яковом Вилимовичем, не теряя ни минуты, отправились на рекогносцировку. Крепость, только что пережившая штурм, выглядела потрепанной. Однако мои инженерные «глаза из будущего» видели кучу слабых мест, которые при новом, подготовленном штурме могли стать ахиллесовой пятой. Старые шведские укрепления явно не были рассчитаны на ту плотность огня и тактику, которую я ожидал от атакующих.

Брюс, внимательно выслушав мои первые, самые срочные соображения прямо на одном из полуразрушенных бастионов, откуда открывался вид на предполагаемые пути подхода шведов, лишь коротко бросил:

— Берись за дело, Петр. Власть у тебя, считай, моя. А моя задача — обеспечить тебя всем, чем смогу, и чтобы солдаты твои приказы выполняли как мои. Начинай. Завтра с утра соберем всех полковых командиров и мастеровых. Надо будет им по-людски объяснить, что к чему.

Я смотрел на серые, израненные ядрами стены Нарвы. Начинается самая сложная и ответственная «стройка» в моей жизни.

Едва рассвело, как Нарва закишела, точно растревоженный улей. Яков Вилимович времени даром не терял: тут же собрал всех полковых командиров, пушкарей, хозяйственников, да еще и цеховых старост из местных прихватил. Его слово — он же фельдмаршал-лейтенант и главный по артиллерии — тут было закон. И когда он представил меня, «кондуктора Петра Михайлова», как спеца, которому сам Государь велел всеми фортификационными делами заправлять, никто особо не вякнул, хотя по некоторым рожам я и понял: смотрят косо. Молодость моя, да и чин «кондуктора», видать, авторитета не добавляли. Но раз Брюс сказал — значит, так тому и быть.

Я разложил на столе свои наброски и чертежи. Начал с главного: пора отходить от старых методов обороны, когда в крепости сидят и ждут, пока на штурм полезут.

— Господа офицеры, почтенные мастера, — обратился я к собравшимся, — враг у нас тертый калач, нахрапом не возьмешь. Обычными стенами его не остановишь. Наша задача — такую систему обороны сварганить, чтоб каждый солдат и пушка работали слаженно, а противник еще на подходе начал нести потери, на каждом шагу в наши ловушки попадал, не дойдя до главного вала.

Тут же посыпались вопросы. Офицеры старой гвардии, привыкшие к линейной тактике, туго соображали, зачем эти земляные укрепления в несколько рядов.

— Земля — это не камень, ее ядрами в пыль разнесут, — бубнил один седоусый полковник.

Пришлось на пальцах объяснять, чем земляные валы лучше каменной кладки, когда по ним тяжелыми ядрами лупят: земля удар гасит, а камень крошится да осколками сечет. Рассказывал про перекрестный огонь, про то, как важно иметь фланговые позиции.

Брюс меня вовсю поддерживал, вставлял свои веские пять копеек с точки зрения артиллериста и кивал, дескать, да, «кондуктор» дело говорит, эти его новшества и впрямь огневую мощь крепости поднимут. Потихоньку недоверие в глазах командиров сменилось готовностью выполнять приказы.

И работа закипела! Под общим присмотром Якова Вилимовича, который следил за дисциплиной, снабжением и связью с гарнизонными службами, я, по сути, стал главным прорабом на этой стройке. Первым делом разбил весь фронт работ на делянки, за каждой закрепил ответственного офицера и нужное количество солдат из разных полков — преображенцев, семеновцев, бутырцев, лефортовцев. Подтянули и горожан, кто лопату в руках держать умел. Не все, конечно, от энтузиазма прыгали, но слово царского фельдмаршал-лейтенанта да обещание заплатить делали свое дело.

Особую ставку я делал на шанцевый инструмент, который обозом притащили с Охтинского завода. Наши заточенные лопаты с удобными черенками, крепкие кирки и мотыги, а главное — тачки на одном колесе, по-умному сбалансированные, здорово ускоряли земляные работы. Солдаты, поначалу ворчавшие на непривычный инструмент, быстро распробовали, что к чему. Я сам показывал, как им орудовать, как «конвейер» наладить: одни копают, другие грузят, третьи тачками отвозят, четвертые брустверы трамбуют.

Внедрил и элементы стандартизации, насколько это было реально в полевых условиях. Заранее прикинули размеры фашин — это такие плетеные из хвороста цилиндры, чтобы откосы укреплять, и туров — больших плетеных корзин, набитых землей. Это позволило наладить их «серийное» производство силами солдат, не занятых на основных земляных работах, да стариков-горожан. Местных плотников и кузнецов я озадачил изготовлением деревянных конструкций для блиндажей, накатов, палисадов и ремонтом инструмента.

Яков Вилимович, видя, как дело спорится, все больше мне доверял. Он в технические детали не лез. По его приказу артиллеристы начали готовить хорошо замаскированные позиции для орудий, по моим схемам, где были учтены и сектора обстрела, и защита от ответного огня.

Дни летели. Я спал урывками, часа по три-четыре, без конца мотаясь по участкам, проверяя, как идет работа, внося правки, подбадривая уставший народ. Приходилось быть и инженером, и прорабом, и снабженцем, а то и психологом, когда у солдат от непосильного труда руки опускались. Но когда видишь, как на глазах растут новые реданы и люнеты, как углубляются рвы и поднимаются брустверы, это и мне, и всему гарнизону сил придавало. Люди понимали, что не зря вкалывают, крепость и впрямь становится крепче.

Особое внимание я уделил постройке защищенных погребов для пороха и боеприпасов. Был не один большой склад, который мог стать легкой мишенью, а несколько разбросанных, углубленных в землю и перекрытых толстыми бревенчатыми накатами с земляной насыпью. То же самое касалось и провианта, и запасов воды — на случай, если шведы попытаются отравить колодцы.

К концу второй недели этой лихорадочной работы Нарва начала преображаться. Старые, обветшалые шведские бастионы дополнились целой сетью новых земляных укреплений, выдвинутых далеко вперед. Траншеи, как морщины, изрезали все предполье. В ключевых местах появились замаскированные огневые точки. Крепость готовилась дать врагу достойный отпор.

Брюс, объезжая со мной позиции, удовлетворенно крякал:

— А и правда, крепостца-то наша на глазах хорошеет. Старушку не узнать. Дай Бог, чтоб эти твои земляные выдумки шведа остановили.

Я же думал о том, что времени у нас все равно в обрез. Слухи о приближении основных сил Карла XII появлялись все чаще. И хотя сделано было уже немало, самый главный экзамен был еще впереди.

Через неделю ередовые разъезды донесли: шведский авангард в десяти верстах от города объявился. А еще через денек на горизонте выросла вся эта шведская саранча — пехота, конница, конца-краю не видать, и, что самое паршивое, длиннющий обозище с осадной артиллерией.

Вот оно, приехали. Сейчас предстояла проверка настоящим боем. Яков Вилимович отдал последние распоряжения по гарнизону, пушкари разбежались по своим укрытым позициям, пехота забилась по траншеям и реданам. В крепости повисла такая напряженная тишина, что только редкие команды слышно было да скрип подъемных механизмов на бастионах.

Шведы тянуть кота за хвост не стали. Едва разбили лагерь да подтащили свои пушки, открыли такой огонь, что мама не горюй. И сразу стало ясно — треп насчет их новой артиллерии был не пустым. Тяжеленные ядра с таким глухим, утробным воем летели в наши укрепления, что дрожь шла по телу. Старые каменные стены Нарвы, которые мы не успели прикрыть земляными валами, крошились, как сухари, вздымая тучи пыли и осколков. Но там, где наши землекопы попотели, картина была другая. Земляные брустверы, укрепленные фашинами, упруго встречали удары, ядра в них просто вязли, не причиняя такого разрушительного вреда, как камню. Я с некоторым удовлетворением про себя отметил, что мои прикидки по толщине и профилю валов оказались в самую точку.

Русская артиллерия, которой командовал опытнейший Брюс, в долгу не осталась. Наши пушки, многие из которых были отлиты на Охте и имели характеристики получше старых, отвечали метко. Яков Вилимович сам корректировал стрельбу, стараясь бить наверняка по самым опасным шведским батареям. Пару раз нам удавалось заткнуть то одну, то другую вражескую пушку, но в целом огневое преимущество пока было за шведами — пушек у них было больше, да и калибры, похоже, покрупнее.

Я сам торчал на одном из передовых реданов, вместе с ротой солдат. Отсюда сектор обстрела был как на ладони, и я мог наблюдать и за противником, и за нашими солдатами. В коротких передышках между шведскими залпами, когда дым от выстрелов немного рассеивался, я обратил внимание на одну штуку, которая раньше как-то мимо меня проходила, хотя, казалось бы, должна была броситься в глаза еще на Охтинском полигоне.

Наши солдаты, особенно те, кто был не с новыми фузеями и кремниевыми замками, палили часто, но меткость хромала на обе ноги. И дело было не только в мандраже или недостаточной выучке. Присмотревшись, я заметил, что многие, особенно молодые, необстрелянные бойцы, перед тем как произвести выстрел, инстинктивно зажмуривались или отворачивали голову. И причина была проста — вспышка дымного пороха на полке была яркой, а клуб едкого дыма, вылетавший из ствола, бил прямо в лицо.

Ну это же элементарно, Ватсон! Как я раньше этому значения не придавал? Стрелять с закрытыми глазами — это все равно что в небо пальцем тыкать. Толку от такой стрельбы — ноль.

Бездымный порох. Вот что изменило бы все кардинально! Не только дыма бы не было, который всех демаскирует, но и стрелку было бы комфортнее, можно было бы целиться не отрываясь. С бездымным порохом и оружие можно было сделать соответствующее. Да, нужна была бы оружейная сталь, но это было бы меньшей бедой. Я сделал себе жирную мысленную зарубку — это направление надо будет обязательно прощупать, когда (и если) случай представится. Может, в моем новом имении, подальше от любопытных глаз. Но это все потом. Сейчас нужно было выстоять.

Несколько часов шла эта артиллерийская перепалка. Наши земляные укрепления, получали пробоины. Потери в гарнизоне были куда меньше, чем если бы мы сидели за голыми каменными стенами. Солдаты, поначалу шугавшиеся шведского огня, понемногу осваивались, привыкали к грохоту, увереннее вели ответный огонь из-за брустверов. Работала и маскировка — несколько раз шведские ядра плюхались в стороне от наших реальных позиций, попадая по ложным.

К вечеру первого дня осады шведский огонь немного поутих. Видимо, они тоже прикинули, что наша оборона — орешек не из легких, и решили не палить порох зря. Но это было лишь затишье перед настоящей бурей. Главный удар еще впереди. Ночью, под покровом темноты, наши команды спешно латали повреждения, таскали боеприпасы, укрепляли ослабленные участки.

Все ждали, когда же шведы полезут на штурм. Долго это тянуться не могло — Карл XII был не из тех, кто любит долгие осады. Ему нужна была быстрая и громкая победа. А это означало, что скоро его отборные полки пойдут на приступ. И тогда наши траншеи, реданы и люнеты должны будут показать все, на что способны. И наши солдаты — тоже.

Едва забрезжил рассвет, как стылый утренний туман прорезал грозный рокот шведских барабанов.

Ну, все, началось. Только солнце высунуло свой нос из-за зубчатых стен Нарвского замка, как шведская артиллерия снова взялась за свое, да с удвоенной злостью. Били прицельно по одному из главных бастионов, что южные подступы к городу прикрывал. Воздух так и ходил ходуном от этой беспрерывной пальбы. Наши пушки, стоявшие на пригорке, отвечали редко, будто ленились — порох берегли. А вот шведы молотили от души, методично перепахивая ядрами нашу хлипкую оборону. Земля клочьями летела во все стороны, мешаясь с кровавыми ошметками да щепками от лафетов. Вонища стояла — ужас: пороховая гарь, прелая земля, немытые телеса, страх и смерть в одном флаконе.

Но меня радовало, что в окопах наши солдатики были целехоньки.

Яков Вилимович на командном пункте спокойно отдавал приказы, подтягивая на опасный участок резервы и усиливая ответный огонь. Я же, с несколькими офицерами да командой гренадер, которых на скорую руку обучил обращаться с нашими новыми ручными гранатами с терочным запалом, засел в траншее чуть позади бастиона. На случай, если шведы прорвутся — встретим как положено.

Пару часов нас так утюжили, что брустверы на бастионе изрядно посыпались, а часть наших пушек замолчала навсегда. И тут шведская пехота полезла на штурм. Несколько пушек на редуте, который мы держали, разнесло вдребезги, расчеты либо полегли, либо разбежались кто куда. Оставшиеся пушкари пытались отстреливаться из чудом уцелевшей шестифунтовой полевушки, но палили с опаской — ствол старый, чугунный, мог и взорваться в любой момент. Шведы снова полезли, правда, не лавиной, как утром, а несколькими плотными «коробками», под прикрытием своих пушек, которые вдруг жахнули по нам еще сильнее. Синие мундиры, треуголки. Они шли, печатая шаг, как на параде, под барабанный бой, который даже сквозь весь этот адский грохот пробивался. Жуткое зрелище. Машина смерти, прет и прет, не остановишь.

Вот тут-то и должны были наши «хитрости» сработать. Я ведь, еще готовя оборону, настоял на том, чтобы хотя бы часть солдат вооружить примитивными штыками — трехгранными клинками, которые вставлялись прямо в ствол фузеи (багинеты уже были известны, здесь же чуть другая форма, более современная). Это была моя давняя задумка, попытка дать пехоте хоть какое-то преимущество в рукопашной, превратив ружье в подобие короткого копья. Правда, солдаты приняли новинку без особого восторга, да и времени на полноценное обучение владению этим гибридом катастрофически не хватало. Так что, хоть штыки и были розданы, я сильно сомневался, что ими сумеют воспользоваться как следует. Но даже неумело примененный штык мог напугать или хотя бы замедлить противника, не ожидавшего такого «сюрприза».

— Строй держать! Без команды не палить! — надрывался где-то рядом знакомый голос капитана Нефедова, моего «номинального» ротного (сам-то я тоже капитан). Ну да, строй! Какой там к черту строй! После утренней атаки, когда шведы чуть не прорвались, от роты дай Бог если половина осталась. Мужики позабивались по щелям, по воронкам, старались и носа не высовывать под этим градом осколков и пуль.

Как только шведы подобрались на расстояние уверенного ружейного выстрела, наши солдаты, зарывшиеся в траншеи и схоронившиеся за земляными валами, открыли частый, прицельный огонь. Солдаты зашевелились, занимая места у бруствера, взводя курки. Я тоже примостился где поудобнее, выбрал позицию, откуда наступающих было хорошо видать. Моя фузея — с новыми пружинами, цементированным огнивом, подогнанным замком — была наготове.

— По первой колонне… Пли! — рявкнул капитан.

Бабахнул залп. Какой-то кривой, рваный. Облако дыма тут же затянуло бруствер. Я выстрелил со всеми, целясь не в кого-то конкретно, а просто в середину этой синей каши. Видел, как несколько фигур в первом ряду повалились, но остальные даже шагу не сбавили, просто перешагивали через своих. Дисциплина у шведов, конечно, будь здоров.

— Заряжай! Живее, мать вашу! — орал Нефедов, мечась вдоль траншеи и подгоняя солдат крепким словцом.

Я уже на автомате все делал. Порох в ствол, пыж следом, пулю туда же, шомпол достать, прибить заряд, шомпол на место. Курок взвести. Секунды тянулись, как резиновые. А шведы все ближе и ближе. Уже и рожи их можно было разглядеть — молодые, старые, злые, сосредоточенные.

Снова бабахнули! Залп еще жиже первого. Осечки, чтоб их! Не у всех же есть охтинские фузеи. Вижу, солдаты рядом отчаянно щелкают замками, дуют на полки, чертыхаются. Моя, слава богу, сработала снова. Я старался бить наверняка, выцеливал офицеров или тех, кто знамя тащил. Еще один синий хмырь завалился на землю.

Когда передние ряды шведов дошли до замаскированных «волчьих ям», которые мы успели вырыть перед бастионом, несколько десятков их солдат провалились, посеяв сумятицу в атакующих порядках. Тут же по команде ударили наши картечницы — легкие полевые пушки, заряженные картечью, буквально выкосили передние шеренги наступающих.

Но шведы были не из тех, кто после первой же плюхи хвост поджимает. Подгоняемые офицерами, они упрямо перли вперед, перешагивая через убитых и раненых товарищей. Вот уже до самого редута добрались. Вот уже лезут на земляной вал, вот блеснул первый враг над бруствером.

— Штыки! В штыки! — заорал Нефедов, выхватывая шпагу.

Началась рубка. Короткие, злые тычки штыков, треск прикладов, хрипы, стоны. Перезарядиться я точно не успевал. Схватил свою фузею за ствол, как дубину. Рядом со мной двое наших отбивались от трех шведов. Один из наших упал, с дырой от штыка в пузе. Второй отмахнулся прикладом, но швед увернулся и полоснул его трофейным штыком по руке. Кровь так и брызнула фонтаном.

Я лихорадочно соображал. Рядом с разбитой пушкой валялся неразорвавшийся картечный заряд — холщовый мешок, набитый мелкой чугунной дробью. А у самого бруствера тлел фитиль, брошенный кем-то из пушкарей. Недолго думая, я рванул к мешку, подхватил его (тяжеленный, зараза!), добежал до края, где перли шведы, чиркнул фитилем по шнуру, что торчал из мешка, и со всей дури швырнул этот импровизированный «гостинец» в самую гущу атакующих.

Рвануло! Не то чтобы сильно, не бомба, конечно, но порох пыхнул, разметав картечь да горящие ошметки мешковины. Несколько шведов, что были ближе всех, завыли от боли, хватаясь за обожженные хари. Другие шарахнулись назад, ничего не поняв. Этого минутного замешательства и хватило.

— Ура! Вперед! Бей шведа! — закричал Нефедов, и наши, воспрянув духом, со злостью кинулись на врага.

Я тоже в стороне не остался. Шпага, которую я как кондуктор имел право таскать, была при мне. Выхватил ее. Чувствовал себя неуклюже, но в крови заиграл азарт. Прямо передо мной вырос здоровенный шведский гренадер с перекошенной от злости рожей, замахнулся на меня тесаком. Я на автомате выставил шпагу вперед. Клинок со скрежетом чиркнул по его тесаку, и я, не целясь, ткнул вперед. Острие вошло куда-то в синий мундир. Швед захрипел, его глаза остекленели, и он мешком повалился мне под ноги.

Бой был короткий. Шведов от редута отогнали. Они отступили, оставив на склоне и у бруствера целую кучу своих трупов и раненых. Наши тоже потеряли немало народу. Тишина, наступившая после боя, аж в ушах звенела.

Я тяжело дышал, опираясь на шпагу, клинок был липким от чужой крови. Смотрел на это месиво вокруг, на тела в синих и зеленых мундирах, на грязь, перемешанную с кровью, на разбитые пушки. Руки подрагивали от усталости. Я, инженер из XXI века, только что укокошил человека. И не одного. Смастерил «гранату» из чего попало. Махал шпагой.

В траншеях раздались радостные крики. Еще бы, отбить атаку знаменитой шведской пехоты — это дорогого стоило! Но радоваться было рано. Я внимательно наблюдал за шведским лагерем.

Перегруппировка у них заняла немного времени. И то, что я увидел дальше, заставило меня крепко задуматься. Шведы не полезли напролом во второй раз. Вместо этого они, к удивлению многих наших офицеров старой закалки, принялись копать землю.

От своего лагеря к нашим позициям потянулись зигзагообразные траншеи — апроши. Они явно решили перейти к планомерной осаде, постепенно подбираясь к нашим укреплениям под прикрытием земляных валов. Более того, их гранадерские команды, похоже, получили приказ активно использовать гранаты для «выкуривания» наших солдат из передовых траншей.

— Вот те на, Яков Вилимович, — сказал я Брюсу, когда мы обсуждали новую тактику противника. — Учатся, сукины дети. Быстро схватывают. Похоже, наши «потешные» игрища да слухи о них даром не прошли. Да и шпионы ихние хлеб свой не зря едят.

Брюс нахмурился.

— Это все меняет, Петр Алексеевич. Если они начнут вести правильную осаду, обороняться будет куда как сложнее. Нам нужно что-то противопоставить их «кротовьей» тактике.

Я кивнул. Противник оказался умным, способным быстро перестраиваться. Это означало, что наша оборона, какой бы продуманной она ни была изначально, тоже должна быть гибкой. Просто отсиживаться за брустверами уже не выйдет. Нужно было готовиться к позиционной войне, к вылазкам. Игра становилась сложнее и опаснее. Первый раунд мы вроде как выиграли, жаль шведы не собирались сдаваться и готовили свой ответный ход.