Инженер Петра Великого 9

Глава 6

Интерлюдия.

Неподалеку от Игнатовского.

В просторном шатре, разбитом посреди дикой лесной поляны в полусотне верст от Игнатовского, проходил военный совет. От множества людей было душно. В полумраке коптили масляные лампы, выхватывая из темноты суровые лица командиров диверсионного корпуса. Над огромной, расстеленной на столе картой столпились люди. Только что лазутчики закончили доклад, и обрисованная ими картина не оставила присутствующим ни капли оптимизма: Игнатовское оказалось полноценной крепостью, возведенной с умом. Совсем недавно они уже собирались этим составом, пытались придумать как вскрыть этот орешек. И единственное, что пришло на ум — это хитрость. Никаким иным способом вскрыть защиту Игнатовского не представлялось возможным. И только сейчас получилось воплотить идею в жизнь, спустя почти месяц старательной работы.

— Господа, вы продолжаете мыслить, как солдаты регулярной армии, — сказал Левенгаупт. — И в этом главная ошибка. Вы видите перед собой стену и ищете способ ее проломить. А я предлагаю подумать, как заставить тех, кто за стеной, самим открыть нам калитку.

Оглядев недоумевающие лица своих командиров, он продолжил.

— История — лучший учитель тактики, господа. Вспомните, как голландские гёзы взяли неприступную Бреду у испанцев. Цвет испанской армии десять лет не мог к ней подступиться, однако семидесяти смельчакам хватило одной баржи с торфом, чтобы проникнуть в самое сердце крепости. Они использовали ум и хитрость, чтобы война велась в головах.

Капитан Спарре поморщился и сжал кулаки.

— Генерал, при всем моем уважении, — прорычал он, — это уловки торгашей, а не приемы солдат. Наше дело — честь и сталь. Взять врага в открытом, честном бою.

— В «честном бою», капитан, — в голосе Левенгаупта больше не было обманчивой мягкости, — вашу честь и вашу сталь перемолотят в пыль скорострельные ружья этого барона-инженера. Наша задача — победить. Мы здесь не армия на поле для сражений, мы — волчья стая в чужом лесу. И действовать будем как охотники, подкрадывающиеся к спящему зверю. Бесшумно и смертоносно.

Его повторный взгляд не оставил и тени сомнения: генерал утверждал свою волю. Скепсис на лицах офицеров медленно сменялся напряженным, сосредоточенным вниманием. Их командир требовал не простого подчинения — он требовал полностью перестроить мышление.

— Наша операция будет называться «Троянский обоз», — подытожил Левенгаупт. — И если каждый из вас выполнит свою часть безупречно, ворота Игнатовского распахнутся перед нами сами.

Подойдя к карте, Левенгаупт изменил тон. Теперь говорил военный инженер, методично разъясняющий устройство адской машины, где каждый винтик был выточен с предельной точностью и служил одной цели — обойти конкретную преграду, выявленную разведкой.

— Итак, господа, наша первая цель — мостовая застава. Укреплена она добротно, простреливается насквозь. Любая лобовая атака — верная бойня. Следовательно, мы должны миновать ее, не вызвав и тени тревоги. Для этого и создается фальшивый торговый обоз. Пятнадцать телег. Не больше, чтобы не привлекать внимания, и не меньше, чтобы скрыть наши силы.

Сделав короткую паузу он продолжил.

— Возглавит обоз «купец». На эту роль назначен человек гетмана Мазепы. Он владеет московским наречием как родным, знает их повадки и умеет, где нужно, и лестью взять, и кулаком стукнуть. Охранять его будут двадцать моих драгун под командованием лейтенанта Берга. Лейтенант, проследите, чтобы у ваших людей были не только тулупы, но и засаленные волосы с трехдневной щетиной. Вид у них должен быть такой, будто всю неделю они спали в обнимку с лошадьми, а не маршировали в строю.

Из кожаной сумки генерал извлек несколько листов гербовой бумаги.

— А вот и сердце нашего обмана. Венские друзья не зря едят свой хлеб: перед вами подлинные бланки торговых патентов, выкраденные из московских приказов. Печати и подписи на них принадлежат купцу Шеину, одному из главных поставщиков Игнатовского. Сам господин Шеин сейчас гостит у нас и, смею заверить, горячо молится за успех предприятия. Предлог — доставка дефицитного сортового железа и пеньки. Товара, в котором они, как нам стало известно, остро нуждаются.

Он обвел взглядом застывшие лица.

— Наш обоз подойдет к заставе под вечер, когда караул устанет и будет думать лишь о смене да горячей похлебке. Мазеповский человек не станет требовать пропустить его внутрь. Напротив, станет жаловаться на дороги и разбойников, прося начальника караула позволить обозу заночевать на предмостной площади, под защитой их стен. Разумеется, за мзду, которая пойдет прямиком в карман. Столь обыденная для этих мест практика не вызовет ни малейшего подозрения. Просьба о ночлеге сама по себе снимает угрозу: мы ведь не в дом просимся, а лишь на крыльце постоять.

— А если все-таки решат провести осмотр? — подал голос Ганс-сапер. Он нащупал самое слабое звено в цепи. — Сорок отборных бойцов в четырех телегах не спрячешь. Одно неосторожное движение — и все пропало.

На губах Левенгаупта мелькнула едва заметная усмешка.

— Превосходный вопрос, капитан. Вы видите главную уязвимость. И мы превратим ее в нашу самую надежную защиту. Одиннадцать телег доверху загрузят настоящими железными крицами. Четыре же, те самые, где под двойным дном затаится штурмовая группа хорватов, мы набьем самой паршивой, грязной пенькой. Но перед этим, — он снова выдержал паузу, наслаждаясь эффектом, — мы щедро пропитаем ее дегтем и свежим конским навозом.

Даже капитан Спарре невольно скривился в усмешке. Эта уловка, недостойная солдата, была по-своему гениальна.

— И я хочу видеть того ретивого караульного, — цинично продолжил Левенгаупт, — который из чистого служебного рвения полезет по локоть в эту благоухающую жижу в поисках неведомой угрозы. Человеческая лень, господа, и простая брезгливость — лучше любой кирасы. Мы бьем по их инстинктам. Они увидят перед собой обычный, вонючий обоз, от которого захочется отвязаться как можно скорее, получив свою монету. А эта монета, которую их начальник сунет в карман, станет платой Иуды за его собственную крепость.

Левенгаупт не дал товарищам и минуты насладиться изяществом обмана, сразу перейдя к следующей, самой сложной и части плана. Здесь успех зависел уже от безупречной синхронизации.

— Итак, наш обоз стоит на площади. Внутри — сорок головорезов, готовых к бою. Сами по себе они, однако, бесполезны. Чтобы штурмовая группа смогла действовать, нам нужны идеальные условия. Нам нужен управляемый хаос.

Взгляд генерала отыскал в тени Янко Вуковича — худощавого, темноволосого хорвата с хищным профилем, командира пластунов, способного раствориться в лесу.

— Капитан Вукович, ваша работа начнется с наступлением темноты. Вы и двое ваших лучших людей. Разведка обнаружила «слепую зону» вот здесь, — ноготь генерала указал на заросший ивняком изгиб рва на карте. — Со стены вас там не увидят. Ваша цель — хлам. Пустые угольные сараи, штабеля дров, навесы с сеном. Все, что ярко горит, но не представляет для них стратегической ценности.

Он очертил на плане несколько точек, расположенных веером на противоположном от мостовой заставы конце поселения.

— Вы закладываете зажигательные заряды. Вот эти, — достав из ящика небольшой, обернутый в просмоленную ткань брикет, он бросил его на стол. — Игнатовская работа. Фитиль горит ровно дюйм в час. Влага ему не страшна. Точность — вежливость лазутчиков. Рассчитаете длину так, чтобы сработали через шесть часов. Не вступать в бой. Ваша задача — поднести искру и исчезнуть.

Напряженное молчание в шатре говорило само за себя: все ждали главного.

— Атака начнется на рассвете, — подтвердил их мысли Левенгаупт. — В тот мертвый час, когда ночной караул вымотан до предела, а утренняя смена еще не продрала глаза. В момент пересменки. Именно тогда ваши заряды, капитан Вукович, превратятся в огненные факелы.

Выпрямившись, он отбивал голосом жесткий ритм будущего боя.

— В дальнем конце Игнатовского вспыхнет пожар. Сперва один, через минуту — другой. Любой гарнизон в такой ситуации предсказуем: поднимется тревога, ударит набатный колокол. И этот колокол, господа, станет для нас сигналом к атаке. Все их внимание и силы будут брошены туда, к огню. Они начнут хватать ведра, ломать строй, а их офицеры — терять голос в бесплодных приказах. В это самое время их главный оборонительный узел, мостовая застава, окажется ослаблен и лишен руководства.

Его взгляд нашел командира штурмовой группы.

— Услышав набат, люди в телегах действуют. Их задача: выскочить, снять часовых, вырезать сонный караул и захватить механизм подъемной решетки. На все про все у вас не более двух минут.

— Генерал, — снова подал голос Ганс. — Угольная пыль взрывоопасна. Если огонь доберется не до пустых сараев, а до главного склада, взрыв может повредить цеха, да, но еще он может заклинить подъемный механизм ворот. Мы рискуем сами себе отрезать путь.

Левенгаупт с уважением посмотрел на сапера.

— Ваша предусмотрительность делает вам честь, капитан. Но мы принимаем этот риск. Потому что нам нужен всепоглощающий хаос. Пусть их командиры мечутся, не зная, что спасать: старые дрова или собственные головы. Пусть боятся взрыва. Пока они будут в ужасе смотреть в одну сторону, мы нанесем смертельный удар с другой.

Генерал умолк. Каждый осознал: им представили чертеж сложнейшего часового механизма, где каждая деталь — от ножа пластуна до паники гарнизона — должна была сработать в строго отмеренный миг и привести в действие гильотину, нацеленную на самое сердце вражеской крепости.

— Когда ворота будут открыты, — продолжил Левенгаупт, — у нас не будет времени на раздумья или перестроения. Малейшая заминка — и мы захлебнемся в собственной крови. Каждый из вас должен действовать как механизм.

Взгляд генерала медленно переместился на капитана Спарре. Швед выдержал его, не моргнув.

— Капитан, вам и вашим драгунам достается самая неблагодарная, но самая важная работа. Ваша доблесть потребуется в глухой обороне. Прорвавшись внутрь, вы забываете о цехах, о складах, о господском доме. Ваша единственная цель — казармы охранного полка. Вот они, — ноготь генерала с силой надавил на пергамент, оставив вмятину. — Вы должны закупорить их, как чумной барак. Завалить выходы, опрокинуть подводы, прижать их к земле шквальным, непрерывным огнем. Не дать им даже головы поднять. Ни шагу назад до моего личного приказа. Задача ясна?

— Так точно, генерал, — глухо, будто из бочки, ответил Спарре. Он был солдатом, получившим приказ, и этого было достаточно.

— Капитан Ганс. — Левенгаупт повернулся к саперу. — Пока драгуны Спарре приковывают к себе все внимание охраны, вы со своими людьми идете напрямую вот сюда: литейный и механический цеха. Это сердце их дьявольской машины, и вы должны его вырвать. Я не хочу, чтобы там остался хоть один целый станок, ни одна неповрежденная форма для литья, ни один работающий приводной ремень. Используйте все заряды. Ваша задача — методичное уничтожение. Превратите их промышленную гордость в груду искореженного, дымящегося металла.

Ганс медленно кивнул. В его почти сонных глазах на мгновение вспыхнул блеск профессионала, уже мысленно рассчитывающего, куда заложить заряды, чтобы обрушить крышу и похоронить под ней самые ценные станки.

— Остальные, — Левенгаупт обвел взглядом командиров, — идут со мной. Наш удар будет нанесен в мозг этой гидры: внутренняя цитадель и господский дом. Лазутчики сообщают, что царевич Алексей проживает в главном доме, а их главный инженер, некто Андрей Нартов, — в каменном флигеле при механическом цехе. Вот две наши главные цели. Чертежи, бумаги, модели — все это, скорее всего, хранится там же. Мы должны обезглавить их проект. Взять инженеров и царевича живыми, если получится, — они станут ценным товаром для торга. Уничтожить без малейших колебаний, если окажут сопротивление.

Генерал умолк. Детальный план не оставлял места для импровизации.

Медленно поднявшись, Левенгаупт начал свой обход вокруг стола, и в этом движении было нечто ритуальное, будто священник обходит алтарь перед тем, как окропить его кровью жертвы. Он смотрел в лица своих командиров и видел части сложного механизма, который он сам сконструировал для одной цели: провести жестокое и показательное лечение. Вырезать опухоль, что отравляла саму суть войны, как он ее понимал.

Дело было не в Нарве, где их король, еще почти мальчик, показал всему миру, что такое шведская сталь. И даже не в последующих поражениях — на войне случается всякое. Дело было в самом характере этой войны, в ее противоестественности. Он помнил, как десять лет назад вся Европа смотрела на Московию как на «колосс на глиняных ногах». Дикая страна, чья сила была в бесчисленности ее подданных и безграничности ее снегов. Теперь же при европейских дворах шептали иное. В ходу были рисунки, где рослый мужик в лаптях неуклюже, но опасно тыкал вилами в геральдического льва.

Это было унизительно. Это было неправильно. Это нарушало божественный и природный порядок вещей, где дисциплина, выучка и благородство всегда должны брать верх над грубой силой и числом. Русские не создали ничего нового. Они, как дикари, нашли на берегу выброшенный бурей корабль, разобрали его на доски и теперь пытались этими досками забить насмерть его создателей. Они взяли европейскую тактику, европейское оружие, европейских инженеров, но использовали все это с варварской смекалкой, лишенной чести и логики. Это было похоже на мужика, что украл дворянскую шпагу: он не умеет фехтовать, но, размахивая ею как дубиной, может случайно снести голову и мастеру клинка. И вот эта дикая, непредсказуемая сила начала побеждать. Вот что сводило с ума. Не поражение, а торжество абсурда. Именно этои бесило шведского генерала.

Его взгляд упал на обветренное, изрезанное шрамами лицо Спарре. Швед. Старая гвардия. Человек, для которого бой — это тяжелая работа, а приказ — закон. Ему претила мысль, что приходится использовать этого прямого солдата для ночных вылазок и хитростей, достойных разбойников. Но другого пути не было.

Затем он скользнул по хищному профилю Вуковича. Вот уж кого не мучили вопросы чести. Дикарь, нанятый для войны с дикарями. Лесное пламя, которое он выпустит, чтобы сжечь их ложное подобие порядка. Идеальный инструмент для создания хаоса, который поглотит их жалкие попытки выстроить свою цивилизацию на крови и железе.

Наконец, его взгляд остановился на спокойных, уверенных руках богемца Ганса, неподвижно лежавших на столе. Инженер. Вот он, его истинный ответ их хваленому Нартову. Ганс не будет убивать с ненавистью. Он просто разберет их творения. Методично, как часовщик разбирает неверно идущие часы, превратит их станки и прессы в груду бесполезного металла. Он вернет их железо в первозданное состояние руды и шлака. И это будет более страшным ударом, чем любая резня.

Страха в их глазах не было. Он собрал лучших. И он, Адам Людвиг Левенгаупт, поведет их на показательную казнь целой идеи.

Вернувшись на свое место во главе стола, он поднял руку.

— Через час выступаем, господа. Проверьте оружие, амуницию и людей. Ошибок быть не должно.

Он выдержал паузу, и кривая, лишенная веселья усмешка тронула его губы, сделав лицо похожим на маску из античного театра.

— И да поможет нам Бог. Хотя работа, которую мы собираемся выполнить, требует покровителя иного рода. Дьявол, как известно просто обожает ломать то, что было создано в обход всех правил.

Конец интерлюдии.